А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Не уверен.
– Не тигры же его съели.
Сантос опустил ствол.
– Нет, конечно.
– Если считаешь, что так будет надежнее, заряди карабин, – предложил де л'Орме.
– У меня нет патронов.
– Тогда мне даже спокойнее. Пойдем.
Рядом с пастью Кали, у основания сооружения, они свернули с дорожки направо и миновали небольшой навес из банановых листьев, где, по-видимому, и отсыпался Прам.
– Видите? – спросил Сантос.
Грязь была истоптана, словно тут дрались.
Томас разглядел яму. Она походила на арену сражения. Под землю уходила дыра, вокруг торчали корни деревьев и лежали кучи земли. Сбоку примостились каменные плиты, похожие на крышки от люка. О них де л'Орме тоже писал.
– Ну и месиво, – сказал Томас. – Вы тут сражались с самими джунглями.
– Вообще-то мне хочется поскорее с этим покончить, – пробормотал Сантос.
– Изображения там, внизу?
– На глубине десяти метров.
– Так можно мне спуститься?
– Конечно.
Томас начал осторожно спускаться по бамбуковой лестнице. Перекладины были скользкие, а его обувь никак не годилась для лазанья.
– Поосторожнее там! – крикнул сверху де л'Орме.
– Я уже внизу.
Томас поднял голову. Казалось, он смотрит вверх из глубокой могилы. Под бамбуковым настилом хлюпала жидкая грязь, размокшие стены с бамбуковыми подпорками могли обвалиться в любой момент.
Следующим полез де л'Орме. Много лет ему приходилось спускаться и подниматься по лесам археологических раскопов. Под его легким весом лестница почти не дрожала.
– Ты по-прежнему лазаешь, как обезьяна, – позавидовал Томас.
– Сила тяжести помогает, – усмехнулся де л'Орме. – Подожди, посмотришь, как я буду карабкаться обратно.
Он запрокинул голову.
– Все в порядке, – крикнул он Сантосу, – лестница свободна! Можешь спускаться.
– Сейчас, я только осмотрюсь.
– Так что ты думаешь? – спросил де л'Орме у Томаса, не зная, стоит ли тот еще рядом или нет. Томасу требовался фонарь помощнее, чем тот, которым пользовался Сантос. Он достал из кармана свой собственный и включил.
Колонна была сложена из вулканического камня и для джунглей сохранилась на удивление хорошо.
– Чистая, очень чистая, – сказал иезуит. – Можно подумать, она стояла в пустыне.
– Sans peur et sans reproche, – произнес де л'Орме. – «Без страха и упрека». Никаких изъянов.
По профессиональной привычке Томас сперва оценил материал, затем содержание. Он посветил фонарем на край изображения – детали были четкими, камень нисколько не разрушился. Должно быть, сооружение оказалось погребено, не простояв на воздухе и ста лет.
Де л'Орме протянул руку и положил ладонь на колонну, пытаясь сориентироваться. Слепой знал все на ощупь и теперь хотел что-то найти. Томас светил на тонкие пальцы.
– Прости меня, Ричард, – произнес де л'Орме, обращаясь к стене, и Томас увидел монстра около четырех дюймов в высоту.
Тот протягивал вверх собственные внутренности, словно предлагая их кому-то в жертву. Кровь текла с рук на землю, из которой прорастал цветок.
– «Ричард»?
– Да, я всем дал имена, – сказал де л'Орме.
Ричард был одним из многих. Колонна так пестрела изображениями пыток и увечий, что неискушенный глаз не смог бы отделить один сюжет от другого.
– А вот Сюзанна. Она потеряла своих детей, – представил де л'Орме женщину, держащую в обеих руках по мертвому ребенку. – А вот три джентльмена, я их называю мушкетерами. Один за всех и все за одного. – И он указал на тройку пожирающих друг друга уродов.
Тут было нечто худшее, чем извращение. Казалось, тут представлены все виды страдания. У существ было по две ноги и отстоящий большой палец, на телах – звериные шкуры, на головах – рога.
В остальном они не отличались от бабуинов.
– Интуиция тебя не подвела, – сказал де л'Орме. – Вначале я думал, что здесь изображены врожденные уродства или мутации. Но теперь я думаю, а может, это какие-то ныне вымершие гоминиды?
– А что, если тут запечатлены чьи-то психополовые фантазии? – предположил Томас. – Например, ночные кошмары человека, чье лицо ты описывал?
– Неплохо бы, если так, – заметил де л'Орме. – Но не думаю. Предположим, наш мастер-ваятель захотел выразить свое подсознание. Пусть фигуры – из его кошмаров. Однако здесь поработала не одна рука. Чтобы вырезать эту и остальные колонны, понадобилось бы не одно поколение ремесленников. Другие мастера добавили бы свои собственные мысли или чувства. Здесь были бы сцены охоты, или земледелия, или придворной жизни, или изображения богов. Ведь верно? А мы видим исключительно одни истязания.
– Но не думаешь же ты, что это изображение реальной жизни?
– Именно что думаю. Такую реалистичность и безнадежность не выдумать.
Де л'Орме водил руками посередине колонны.
– А вот и само лицо, – сообщил он. – Лицо человека, который не спит, не погружен в размышления, который в полном сознании.
– Так где же лицо? – поторопил его Томас.
– Вот, смотри.
Де л'Орме эффектным жестом погладил середину колонны на уровне глаз. Но ладонь коснулась голого камня, и лицо его замерло. Казалось, де л'Орме потерял равновесие, как человек, который нагнулся слишком далеко вперед.
– Что? – спросил Томас.
Де л'Орме поднял руку – под ней ничего не было.
– Как же так?! – закричал он.
– Что такое? – переспросил Томас.
– Лицо. Вот это место. Оно находилось вот здесь. Его кто-то стер!
Под пальцами де л'Орме был вырезан круг. По краям виднелись остатки волос, внизу – шея.
– Лицо было здесь? – уточнил Томас.
– Кто-то его уничтожил!
Томас рассмотрел соседние изображения:
– А все остальное оставил? Но почему?
– Какая подлость! – простонал де л'Орме. – А у нас ни одного снимка. Как такое случилось? Сантос был тут вчера весь день. А потом дежурил Прам, пока… пока не ушел, черт его побери.
– Может, это Прам?
– Прам? Зачем ему?
– А кто еще знал?
– Хороший вопрос.
– Бернард, – сказал Томас, – все очень серьезно. Похоже, кто-то хотел, чтобы именно я не увидел лица.
Его замечание озадачило де л'Орме.
– Это уж слишком. Уничтожать изображение только ради того…
– Моими глазами смотрит Церковь, – напомнил Томас. – А теперь она никогда не узнает, что тут было.
Де л'Орме в растерянности припал лицом к стене.
– Это случилось несколько часов назад, не больше, – сообщил он. – Все еще пахнет каменной пылью.
Томас изучал камень.
– Любопытно, – заметил он. – Следов инструментов не видно. А борозды похожи на следы звериных когтей.
– Ерунда. Разве животное могло такое сделать?
– Согласен. Видимо, тут действовали ножом или шилом.
– Это преступление! – кипятился де л'Орме.
Сверху на собеседников упал луч света.
– Вы все еще тут, – сказал Сантос.
Томас поднял руку, заслоняя глаза от света. Сантос светил прямо на него. Томас почувствовал себя оцепеневшим и беззащитным. Мальчишка! Иезуита злило такое неуважение. А де л'Орме, конечно, и не подозревает о его тихой провокации.
– Что ты делаешь? – резко спросил Томас.
– Да, – присоединился де л'Орме. – Пока ты там ходил, мы обнаружили ужасную вещь.
Сантос отвел фонарик в сторону:
– Я услышал шум и подумал, что это Прам.
– Забудь ты про него. Тут произошла настоящая диверсия: кто-то уничтожил лицо.
Сантос поспешно спустился, путаясь ногами в лестнице, которая ходила под ним ходуном. Томас чуть отступил, давая юноше пройти.
– Грабители! – завопил Сантос. – Храмовые воры! Черные археологи!
– Возьми себя в руки, – потребовал де л'Орме. – При чем тут это?
– Я так и знал, что Праму доверять нельзя! – бушевал Сантос.
– Прам не виноват, – сказал Томас.
– Откуда вы знаете?
Томас посветил в угол за колонной.
– Я, конечно, могу только предполагать. Возможно, это и не он здесь лежит. Узнать трудно, тем более я Прама никогда не видел.
Сантос рванулся вперед и посветил в угол.
– Прам! – И его тут же вырвало в грязь.
Прам выглядел так, словно по нему проехал тяжелый каток. Он находился между двумя колоннами, в проеме шириной не более шести дюймов. Чтобы затолкать человека в такую щель, переломав ему все кости, расплющив череп, нужна была поистине невероятная сила.
Томас перекрестился.
5
Экстренное сообщение
В гнев мы приходим легко, племя людское.
Гомер. Одиссея
Форт Райли, штат Канзас
1999
Здесь, на обширных равнинах, летом пересыхающих, в декабре бороздимых ветрами, Элиаса Бранча всегда считали настоящим воином. Сюда он и вернулся – ходячая загадка – мертвый, хоть и не погибший. Тщательно скрываемый пациент седьмого корпуса превратился в легенду.
Шли месяцы. Наступило Рождество. Здоровяки-рейнджеры пили в офицерском клубе за невиданную стойкость майора. Настоящий молот Божий. Наш человек! Кое-какие слухи о том, что с ним случилось, просочились наружу – про людоедов с женскими грудями. Никто, конечно, этому не верил.
Однажды среди ночи Бранч сумел выбраться из постели. Зеркал нигде не было. На следующее утро все увидели ведущие к окну кровавые следы и поняли, что искал майор и что именно он увидел через закрывающую окно решетку: первый снег.
Тополя окутались зеленой дымкой. Потом начались каникулы. Десятилетние офицерские отпрыски, спешившие мимо госпиталя купаться и рыбачить, косились на седьмой корпус, окруженный колючей проволокой. Только страшилку они рассказывали с точностью до наоборот: ведь на самом деле доктора пытались расколдовать монстра.
С Бранчем ничего нельзя было поделать. Пересадка кожи спасла ему жизнь, но не внешность. Когда все зажило, среди шрамов от ожогов он не мог отыскать следы осколочных ранений. Собственное тело с трудом признавало, что выздоравливает.
Кости зажили так быстро, что врачи даже не успели их вправить. Ожоги зарубцевались с такой скоростью, что шовный материал и пластиковые трубки буквально вросли в тело. В костях и органах остались куски металла. Все тело превратилось в сплошной рубец.
То, что Бранч выжил, а затем так изменился, поставило врачей в тупик. Они обсуждали при нем его состояние, словно он – подопытный образец, эксперимент с которым вдруг не заладился. Новообразования в организме походили на рак, но онкологическим заболеванием нельзя объяснить уплотнение суставов, патологическую мышечную массу, неравномерное распределение кожного пигмента, странные костистые рубцы на пальцевых суставах. На черепе появились кальциевые выросты. Суточный цикл колебался. Сердце увеличилось. Число красных кровяных клеток в два раза превышало норму.
Свет – даже лунный – был для него мукой. На глазах образовалась светоотражающая пленка, как у ночных животных, и глаза стали светиться в темноте. Науке известен только один высший примат, обладающий ночным видением, – ночная обезьяна дурукули. Бранч видел в темноте в три раза лучше, чем дурукули.
Он сделался в два раза сильнее среднего человека такого же веса. Вдвое выносливее молодых солдат, не достигших и половины его возраста. Он стал очень ловким и бегал как гепард. Непонятным образом майор превратился в суперсолдата – мечту любой армии.
Местные Гиппократы пытались свалить все на неправильную комбинацию стероидов, некачественные лекарственные препараты или врожденные дефекты. Кто-то предположил, что причина в остаточном действии нервных потрясений, пережитых во время военных событий. А один даже обвинил во всем Бранча – дескать, это результат самовнушения.
В каком-то смысле Бранч сделался врагом – ведь он наблюдал что-то неположенное. Его не понимали, а значит, он представлял внутреннюю угрозу. И не только потому, что все предпочитали рациональность. С той ночи в боснийских лесах Бранч стал для всех олицетворением хаоса.
С ним постоянно работали психиатры. Посмеиваясь над его рассказами о чудовищах с женской грудью, восставших из боснийских захоронений, медики терпеливо объясняли Бранчу, что во время обстрела он получил серьезную психическую травму. Один врач заявил, что галлюцинация Бранча – совокупный результат многих факторов: детских страхов перед ядерной войной, фильмов-ужасов, боевых действий, в которых Бранч принимал непосредственное участие. В общем, стандартный американский набор для ночного кошмара. Другой доктор приводил истории о «лесных людях» в средневековых легендах и высказал предположение, что Бранч проецирует эти истории на реальную жизнь.
Наконец Бранч понял: от него ждут отречения. И любезно уступил. Да, заявил он, это просто больное воображение. Помутнение рассудка. В Z-4 ничего подобного не происходило. Но в его искренность никто не поверил.
Однако не все столь усердно изучали пациента. Один непутевый терапевт по имени Клиффорд настаивал прежде всего на лечении. Вопреки желанию исследователей он лечил Бранча кислородом, облучал ультрафиолетовыми лучами. В конце концов состояние Бранча улучшилось. Обмен веществ и физическая сила приблизились к нормальным показателям. Кальциевые выросты на черепе атрофировались. Сознание пришло в норму. Он мог видеть при свете. Правда, выглядел Бранч ужасающе. С его шрамами ничего нельзя было сделать, как и с ночными кошмарами. И все же ему стало получше.
Прошло одиннадцать месяцев, и однажды утром Бранчу, жестоко страдающему от света и свежего воздуха, приказали собираться. Он уезжал. Его могли бы уволить в запас, но стране ни к чему, чтобы по улицам бродили психи со шрамами и боевыми наградами. И его отправили обратно в Боснию – там он хоть будет под присмотром.
Босния изменилась. Подразделение, в котором служил Бранч, давно перевели. От лагеря «Молли» остались одни воспоминания. На базе под Тузлой никто не знал, что делать с пилотом, который больше не может летать, поэтому Бранчу выделили в подчинение несколько пехотинцев и предоставили его самому себе. Что ж, надеть камуфляжную форму и попробовать себя в новом качестве – не самая скверная участь. Получив свободу действий, сосланный майор отправился прямиком к Z-4 вместе со своим лихим взводом.
В подчинении у него оказались мальчишки, которые недавно занимались серфингом или слушали рок, шатались по улицам или по Интернету. В боях им бывать не доводилось. Когда Бранч заявил, что отправляется под землю, вызвались идти все восемь. Наконец-то – работа!
Z-4 пришло в норму, насколько может быть в норме массовое захоронение. Газов не было. Могилу разровняли бульдозером. Теперь там стоял надгробный камень с полумесяцем. Чтобы найти обломки вертолета, Бранчу пришлось потрудиться.
Захоронение окружали угольные шахты. Бранч наугад выбрал один из коридоров, и остальные последовали за ним. Позже их неподготовленная экспедиция получила известность как первое официальное расследование государственных вооруженных сил. Она стала началом того, что позже называли Спуском.
Оснащение у них было как у всех в то время – ручные фонари да мотки бечевки.
Шагая по старой шахтерской тропе, рейнджеры углубились в аккуратные туннели, укрепленные деревянными столбами и перекрытиями. Оружие держали наготове. Через два часа увидели пролом в стене. Судя по обломкам камней, разбросанным по полу, кто-то прорубался оттуда, из скалы.
Следуя интуиции, Бранч повел рейнджеров в этот проход. Против всех ожиданий, он уходил вглубь. Его пробили явно не шахтеры. Это была древняя естественная трещина, уходящая вниз. Коридор местами был укреплен: узкие места расширили, кое-где поставили подпорки из камней. Некоторые искусственные арки грубой работы напоминали каменные постройки древних римлян. Кое-где до самой земли свешивались сталактиты.
Еще через час рейнджерам стали попадаться человеческие кости – тут, видимо, волочили тела убитых. Кое-где валялись обломки дешевых украшений и простенькие наручные часы. Грабители явно торопились. Казалось, тут пронесли дырявый мешок с подарками. Бранчу стало противно.
Солдаты шли дальше, светя фонарями в боковые ходы и ворча про опасность. Бранч велел им возвращаться, но они не захотели. В глубочайших коридорах открывались другие, уходящие вниз. За ними обнаруживались новые.
Люди понятия не имели, насколько глубоко зашли. Они чувствовали себя, как во чреве китовом. Им неведома была история блужданий человека в пещерах, неведом опыт изучения глубин. И в каменную утробу солдаты спустились не из любви к спелеологии. Это были обычные люди обычного времени, не снедаемые страстью взбираться на горные пики или бороздить в одиночку океаны. Никто не считал себя Колумбом, Магелланом, Куком или Галилеем, первооткрывателем новых земель, дорог или планет. Они вовсе не собирались сюда лезть. И все же открыли врата бездны.
Прошло еще два дня, и силы отряда истощились. Люди начали испытывать страх. Там, где коридор, продолжая уходить вниз, разветвлялся в сотый раз, они обнаружили отпечаток ноги. Похожей на человеческую, но не человеческой. Щелкнув его поляроидом, солдаты поскорее убрались.
Этот снимок вызвал настоящую паранойю, которая обычно приберегается на случай ядерных конфликтов или военной угрозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58