Слуга на мгновение застыл, но тотчас же с шумом вдохнул воздух и шагнул вперед:
– Небо и все святые! Мистер Смит?
Фредерик слегка поклонился:
– Награда за мои прегрешения.
Искренняя радость придала теплоту взгляду бледно-голубых глаз.
– Очень приятно вас видеть, сэр. Пожалуйста, входите, и я сообщу хозяину о вашем приезде.
Фредерик от души улыбался, следуя за дворецким через небольшой коридор. Несмотря на чопорные манеры, Морган обладал нежным сердцем и острым умом. К тому же он отличался поразительной способностью развлечь непоседливого и полного каверз мальчишку и удержать его от проказ.
За все эти годы Фредерик не забыл доброты Моргана.
Но улыбка поблекла, как только Фредерик оказался в верхней галерее. Разумеется, виной тому были не резные стулья, стоявшие вдоль стен длинного коридора, и не деревянный потолок с мощными балками. Такое действие на Фредерика оказывали портреты его сводного брата Саймона, помещенные в рамки и в изобилии развешенные вдоль отделанных панелями стен, при виде этих портретов приятное чувство возвращения домой тотчас же исчезло.
С любовью и старанием на полотне были запечатлены истекшие годы, демонстрируя все изменения во внешности Саймона с тех самых времен, когда он был пухлым светловолосым малышом, и до того момента, когда превратился в дородного круглого мужчину с ярким румянцем и неприветливым выражением лица. Теперь он больше походит на мясника, чем на джентльмена, подумал Фредерик, шествуя мимо портретов в золоченых рамах. Однако полных обожания родителей это не удержало от того, чтобы запечатлеть мгновения его быстро текущей жизни для будущих поколений.
Впрочем, Фредерик сам имел весьма отдаленное отношение к этому беспорядочному дому. Существование незаконнорожденного отпрыска оказалось позором для имени Грейстонов. Потому о нем следовало как можно скорее и как возможно более прочно забыть.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от неприязненного чувства к Саймону (человеку, с которым его жизненный путь до сих пор ни разу не пересекался), Фредерик решительно обратил свои мысли к более важным вопросам.
– Как идут дела в Оук-Мэноре?
– Да как всегда, сэр, – ответил Морган и повел Фредерика по великолепной дубовой лестнице, давшей имя усадьбе.
– Семья в порядке?
– В полном порядке.
– Я думаю, отец занят – наблюдает за посадками?
– Да, верно.
– А леди Грейстон в городе?
– Да, их городской дом открыт с прошлой недели.
– Мой брат с ней?
– Конечно, Мастер Саймон всегда с нетерпением ждет возвращения в Лондон.
Сдержанные и скромные ответы Моргана вернули Фредерику чувство юмора. Морган был превосходным дворецким, обладавшим непоколебимой уверенностью в том, что «не сплетничай» – одна из десяти заповедей.
Эта добродетель свято соблюдалась Морганом, даже когда Фредерик был маленьким мальчиком и ему случалось разбить окно оранжереи или забросить несколько дорогих игрушек Саймона в ближайшее озеро. Фредерик никогда не опасался, что Морган расскажет о его проступке.
Но теперь сдержанность дворецкого не казалась ему благословением. Положение старика в доме означало его причастность ко всем грязным тайнам семьи, одной из которых, возможно, была та, неприкосновенность которой заставила лорда Грейстона выплатить Даннингтону двадцать тысяч фунтов.
Они вошли в гостиную. Это была роскошно обставленная комната с потолком, в классическом стиле расписанным изображениями богов, и с гобеленами на стенах с вытканными на них арабесками. Впечатление спокойной элегантности дополнялось позолоченной лепниной.
Какими бы противоречивыми ни были чувства Фредерика к лорду Грейстону, он не мог отрицать, что отец обладал замечательным вкусом.
– Подождите здесь. Я распоряжусь, чтобы миссис Шоу собрала для вас поднос с едой.
– Благодарю, Морган.
Морган приостановился у двери, и суровое выражение его лица смягчилось.
– Вас здесь не хватало.
Фредерик нежно ему улыбнулся:
– Мне тебя тоже не хватало.
Слегка поклонившись, дворецкий выскользнул из комнаты. Убедившись, что остался один, Фредерик принялся расхаживать по комнате, потом открыл дверь в кабинет отца. Быстрый взгляд убедил Фредерика в том, что комната пуста, и он вошел, чтобы приступить к расследованию.
Он, собственно говоря, не знал, что ищет. Черт возьми! Он даже не был уверен, что узнает этот глубоко запрятанный темный секрет, если наткнется на него. Но пока что у него еще не возникло блестящей идеи о том, как вести расследование. Не приходило в голову ничего, кроме прямого вопроса отцу, почему тот выплатил Даннингтону двадцать тысяч фунтов.
Губы Фредерика подергивались, когда он начал открывать ящики тяжелого отцовского письменного стола орехового дерева.
За всю свою жизнь Фредерику ни разу не удалось по настоящему поговорить с отцом. Если бы незаконнорожденному сыну и вздумалось бы вступить в прямой разговор, отец встал бы на дыбы еще до того, как с уст Фредерика слетело бы первое слово.
Не найдя ничего, кроме обычных бумаг и корреспонденции, относящейся к делам большого поместья, Фредерик обратил свое внимание на стеллажи, уставленные книгами. В отличие от остальной части дома обстановка этой комнаты отличалась значительной поношенностью. Это можно было бы сравнить с состоянием любимых домашних туфель, которые хранят ради удобства, а не ради красоты.
Эта комната принадлежала одному только лорду Грейстону, и никому больше. Еще мальчиком Фредерик предпочитал не прерывать занятий отца.
Теперь же он испытывал странное любопытство, разглядывая собрания классических сочинений и пространных работ по сельскому хозяйству, составлявших большую часть библиотеки.
Покачав головой, Фредерик попытался избавиться от своих странных раздумий. Какое значение имело то, что он не знал, какие книги любит его отец? Не все ли равно, что тот отдавал предпочтение творениям Платона и работам Коука, посвященным последним достижениям техники в области сельского хозяйства? То, что Фредерик знал об отце, могло бы уместиться в наперстке, и тем не менее, он умудрился выжить и недурно существовал в этом мире.
Его единственной семьей были Даннингтон, Рауль и Йен.
Фредерик быстрым взглядом прошелся по полкам, пытаясь определить, где может быть встроенный и скрытый от глаз сейф или потайная дверь. Он принялся простукивать дерево и книги, но тут расслышал звук приближающихся шагов.
Фредерик в два шага оказался в гостиной и принялся бесцельно смотреть в одно из высоких окон, в комнату вплыла кухарка с большим подносом в руках.
– Фредерик, мой дорогой мальчик!
Пожилая кухарка с широкой улыбкой на приятном полном лице и темной косой, уложенной и заколотой на затылке, поставила поднос на низкий столик.
– О, как приятно снова увидеть вас!
– Благодарю вас, миссис Шоу.
Не колеблясь, Фредерик шагнул вперед и крепко обнял ее. Миссис Шоу была одной из тех, кто утешал его, когда он еще малышом плакал здесь, она жалела одинокого мальчика, готовила для него особые лакомства. Отступив на шаг, Фредерик ощутил восхитительные запахи, заполнившие комнату.
– Боже милостивый! Неужели я чувствую запах сливового пудинга?
Миссис Шоу зашуршала передником, пытаясь осушить и скрыть слезы радости.
– Я не забыла, что вы сластена. На обед вкусный пастуший пирог и суп из зеленого горошка.
Фредерик поспешил занять место на софе и налил в миску свой любимый суп.
– Восхитительный пир!
– Молодым джентльменам требуется много простой питательной еды, а вовсе не тех разносолов, что вы едите в Лондоне. Неудивительно, что вы тощий, как тростинка.
На ее тираду, полную презрения, направленного против лондонских поваров, он ответил негромким смехом.
– Уверяю вас, я всегда заказываю еду, похожую на вашу, где бы ни путешествовал, и наслаждаюсь ею в полной мере.
Круглые щеки кухарки вспыхнули от удовольствия.
– Вы такой льстец!
– Это чистая правда.
Фредерик ел суп, не переставая размышлять, как бы вызвать миссис Шоу на откровенность и заставить рассказать как можно больше. В отличие от Моргана миссис Шоу всегда была готова поболтать.
– Скажите, миссис Шоу, как давно вы служите в Оук-Мэноре?
Миссис Шоу удивленно заморгала, но, к счастью, не заподозрила подвоха.
– О Господи! Дайте подумать. – Она хмурилась, обдумывая вопрос.
– Мне как раз исполнилось двадцать, когда я поступила сюда судомойкой. Поэтому смело могу сказать, что служу здесь двадцать семь лет.
Двадцать семь лет назад! Именно тогда отец унаследовал это имение.
– Должно быть, вы родились и выросли в какой-нибудь деревне поблизости?
– Нет, весь штат прислуги был нанят в Винчестере.
Фредерик прищурился. Ему никогда не приходило в голову, что по приезде в Оук-Мэнор отец нанял новый штат прислуги. Возможно, в этом и не было особого смысла, но не исключено, что был. И это сообщение стало первой странностью, которую Фредерик собирался занести в свою записную книжку.
– Ну, не весь же штат был нанят там! – возразил он.
– Вероятно, остался кто-нибудь из прежних слуг, а к ним добавились новые. Я всегда думала, что за всем этим стоит леди Грейстон. Ей очень хотелось стать хозяйкой поместья, и она не желала, чтобы поблизости был кто-нибудь, способный сравнивать ее с вашей бабушкой. В конце концов, леди Грейстон была всего лишь дочерью купца, и ходили слухи, что ваша бабушка была настоящей мегерой, державшей в кулаке всю округу даже после того, как недуг приковал ее к постели.
– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Когда я прохожу мимо ее портрета, у меня мурашки бегут по коже, – ответил Фредерик, вспоминая портрет седой матроны с надменным выражением холодных голубых глаз. – И все же странно, что леди Грейстон пожелала сменить весь штат прислуги и не наняла никого из местных. Я считал это обычным делом для крупных поместий.
Миссис Шоу пожала плечами, и лицо ее выразило явное неодобрение поведением леди Грейстон.
– Может быть, она решила произвести впечатление на соседей тем, что наняла прислугу из города. Она всегда лезла из кожи вон, чтобы доказать, что не хуже других благородных леди.
– Возможно.
Фредерик доел суп и потянулся за сливовым пудингом. Он намеренно сохранял бесстрастное выражение лица.
– А в деревне остался кто-нибудь из прежних слуг?
– Право, не знаю. – Миссис Шоу нахмурилась. – Вы хотите что-то узнать?
– Да нет, пожалуй, просто любопытствую. В прошлые свои визиты я был слишком молод, чтобы думать о ком-нибудь, кроме себя. Теперь же понимаю, что знаю очень мало о тех, кто помогал меня растить, и даже почти ничего не знаю о своей семье.
– Вы потому и вернулись? Чтобы узнать о своем прошлом?
Фредерик с трудом удержался от кривой улыбки. Насколько он понимал, его прошлое оставалось чертовски хорошо скрытым. Гораздо больше Фредерика интересовало прошлое его дорогого отца.
– Вовсе нет, – возразил он без малейшего замешательства. – У меня дела в Винчестере, и мне показалось неучтивым быть так близко и не заехать, не справиться о вас и о Моргане.
Полное лицо кухарки просияло.
– Значит, вы здесь останетесь?
– Нет, не в Оук-Мэноре, – мягко возразил он. – Но я несколько дней пробуду поблизости. Надеюсь вернуться, как только…
Он не закончил фразы, услышав приближающиеся шаги, в желудке образовался знакомый тугой узел, порожденный чувством страха и горечью несбывшихся надежд.
Миссис Шоу похлопала Фредерика по плечу.
– Он будет счастлив видеть вас, дорогой, – едва слышно прошептала она. – Возможно, он никогда в этом не признается, но ему вас недоставало.
Глава 4
Порция ставила цветы в вазу, когда Молли ворвалась в комнату с рукой, прижатой к сердцу.
– О, идемте скорее, мэм! – выдохнула служанка. Озадаченная, но встревоженная, Порция отставила вазу с цветами и вытерла руки о передник, защищавший ее практичное домашнее платье.
– В чем дело? Неужели снова застрял угольный фургон?
– Нет, все дело в Куине и в этом джентльмене из Лондона, – сказала Молли и потащила Порцию к двери, а потом к окну, выходящему во двор. – Похоже, он ранен.
– Господи, неужели Куин ранен? – спросила Порция, бросаясь к окну.
– Не он, другой. Похоже, он повредил голову. Лицо Порции посуровело, когда она увидела Куина, обнимавшего за талию недавнего гостя и помогавшего ему войти. Не требовалось много сообразительности, чтобы понять, что его ударили по голове.
– Типичная картина, – с досадой проронила Порция. Рядом с ней романтически настроенная Молли испустила глубокий вздох.
– Господи, такой красивый джентльмен! Словно ангел, спустившийся с небес на землю!
Конечно, он похож на ангела, кисло подумала Порция. Как мог бы дьявол соблазнять невинных, если бы у него не было локонов цвета меда и таких черт лица, при виде которых женщина чувствует слабость в коленках? Даже в умирающем свете дня он был таким, что от его красоты у Порции захватило дух и сердце дрогнуло.
– С небес? – повторила Порция, и голос ее прозвучал резко. – Скорее, как черт из преисподней. Ступай на кухню и скажи, чтобы в синие апартаменты принесли чистые полотенца и горячей воды.
Молли понимающе кивнула и присела в реверансе:
– Да, мэм.
Тряхнув головой, Порция двинулась к двери, широко ее распахнула, а потом отошла в сторонку, чтобы Куин мог помочь стройному молодому джентльмену переступить через порог.
– Отведи его наверх, Куин, пока он не запачкал кровью весь пол.
Мистер Смит с усилием поднял голову и посмотрел на нее полными боли глазами.
– Какое сочувствие, миссис Уокер. Вы меня просто потрясли.
Отвернувшись, хозяйка направилась к лестнице.
– Вам не требуется мое сочувствие, мистер Смит. Вам требуется крепкая голова, способная выдержать удар, когда вы в подпитии падаете с лошади.
– Нет, Порция, бедный малый не пьян, – тяжело дыша, вмешался Куин, он пытался помочь своему спутнику подняться по ступенькам. – Это ваш чертов пес наделал бед. Он ринулся с лаем и воем на лошадь мистера Смита. Еще чудо, что лошадь не сломала ногу, а мистер Смит – шею.
Чувство вины охватило Порцию настолько внезапно и остро, что она споткнулась на лестнице и ей пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. Черт возьми их всех! Она нашла этого щенка в канаве умирающим от голода и с самого начала сознавала, что от него будут одни неприятности, но разве могла она равнодушно пройти мимо несчастного создания?..
Добравшись до лестничной площадки, Порция обернулась и посмотрела на пострадавшего постояльца, лицо ее выразило раскаяние.
– Понимаю… Простите меня, мистер Смит. Я понятия не имела, что Пэк вырвался из сада.
На его губах появилась кривоватая, но по-мальчишески привлекательная улыбка, и от этой улыбки все ее тело затрепетало.
– Приятнее было бы считать, что я сам навлек на себя неприятности, да, куколка?
О Господи, он так красив, что глазам больно на него смотреть.
Ошеломленная своей необычно сильной реакцией на него, Порция резко отвернулась и принялась рыться в кармане.
– Пойдем, Куин. Я открою дверь.
Она открыла дверь его номера своими ключами и, распахнув ее, посторонилась, чтобы не мешать Куину.
– Ах, прелестная Порция, владеющая ключами от моей комнаты и от моего сердца, – заплетающимся языком пробормотал раненый. – Ключ от моего сердца тоже у вас в руках?
Порция хмуро смотрела на Куина, укладывающего свою ношу на широкое ложе.
– Может, послать за Джеймсоном? Кажется, у него бред.
Куин ответил коротким смешком:
– Этот умелец перепиливать кости едва ли излечит его от шишки на голове. Все, что парню нужно, – это немножко покоя.
Вне всякого сомнения, Куин был прав. Порция подошла к постели и присела на край матраса. Едва ли местный лекарь поблагодарил бы ее, если бы она оторвала его от обеда ради какой-то шишки. Сказать по правде, Порция гораздо больше доверяла своему опыту ухода за больными, чем самодовольному и помпезному доктору Джеймсону. Он любил хвастать своими успехами и мастерством, но на удивление редко использовал их на деле.
– Сними с него сапоги, – приказала она Куину и оглянулась на дверь. – Эй, Молли, неси-ка сюда поднос.
Дождавшись, когда служанка разместила горячую воду и полотенца на маленьком прикроватном столике, Порция переключила свое внимание на постояльца, распростертого на постели.
Глаза его были закрыты, брови сдвинуты, вероятно, отболи, а прекрасные локоны спутались. Порция ощутила новый приступ раскаяния. Ужасная рваная рана у него на лбу и все больше набухающая шишка были полностью на ее совести. Наименьшее, что она могла бы сделать, – это попытаться успокоить и утешить его.
Как только Куин покончил с его сапогами и прикрыл ноги раненого одеялом, Порция потянулась к Фредерику и распустила узел его галстука.
Не сознавая, насколько она приблизилась к этому ангельскому лицу, Порция внезапно ощутила на щеке его теплое дыхание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29