Журналистам не терпелось выведать детали, и они явились, увешанные оборудованием до зубов. Ньюсон надеялся, что им с Наташей удастся проскользнуть внутрь, не привлекая внимания, но в узких кругах криминальной прессы Ньюсон уже завоевал определенное положение. Ряд журналистов криминальных хроник уже встречались с ним раньше, он всегда был в центре расследования громких дел. Специфика внешности, благодаря которой Ньюсон казался неприметным, здесь являлась отличительной чертой. Молодой, довольно привлекательный рыжий коротышка, возглавляющий группу следователей по криминальным делам Скотленд-Ярда, всегда был заметен. Увидев его накануне на месте преступления, они уже знали, что Ньюсон снова был во главе расследования.
– Инспектор Ньюсон, – кричали они. – Как умерла Фарра? Это политическое убийство? Мы слышали, что в деле замешан секс. Это преступление на сексуальной почве?
– В ходе расследования мы обязательно сообщим вам об этом, – ответил Ньюсон, открывая перед Наташей дверь в здание.
– Ух ты, – сказала Наташа, когда они очутились внутри. – Ты правда становишься довольно знаменитым! Круто.
– Не знаю. Ты правда считаешь, это круто?
– Конечно, я так считаю.
– Ну… что ж, хорошо.
Даже очень хорошо. Ньюсону очень понравилось, что Наташа считает его крутым.
– Конечно, если мы не раскроем это дело, они узнают, что именно ты все запорол, и скажут, что ты придурок.
– Ну, в этом вся пресса. Сначала тебя превозносят до небес, а потом скидывают с пьедестала.
Первой встречей Ньюсона в тот день была встреча с главой отдела Уордом. В связи с убийством Фарры Портер Уорд решил лично поговорить с прессой и хотел знать о ходе расследования.
– Скажите, насколько именно вы продвинулись, – потребовал Уорд. – Меня не интересуют теории и предположения. Такие вещи вообще нужно держать при себе. Журналисты народ непростой, и не опасаясь последствий, им можно давать только факты. Именно они мне и нужны. Что именно мы знаем о человеке, который убил Фарру Портер?
– Вам нужны только неоспоримые факты, сэр?
– Да.
– Ничего.
Ньюсон не удивился, оказавшись перед прессой в одиночестве.
– Единственное, что я могу сказать на этой стадии расследования, – сообщил он, стоя перед входом в здание, – это что мисс Портер была убита личностью или личностями, пока не установленными, и мы работаем в нескольких направлениях. Спасибо за внимание. До свидания.
– Молодец, – сказала Наташа, когда он вернулся в здание.
– Спасибо.
– Но если бы ты застегнул ширинку, было бы гораздо лучше.
Он посмотрел вниз.
– Я знал, что ты врешь.
– Зачем тогда посмотрел?
– Затем… У меня есть причина, но я оставлю ее при себе.
Они провели остаток утра вдвоем, сверяя списки знакомых Фарры Портер с именами, фигурирующими в деле строителя Адама Бишопа. Ни одного соответствия.
– Если подумать, это неудивительно, – заметила Наташа, – ведь она была известной штучкой. Звезда партии тори, а он простой ковбой из «Тармака». Никаких связей. Извини, но это факт.
– Они оба пустили убийцу в дом и предложили ему выпить. По-моему, мы теперь знаем, почему Адам Бишоп позволил привязать себя к кровати.
– Думаешь, рогипнол?
– Да, и я уверен, что он же фигурировал в деле мичмана Спенсера и Брэдшоу, а возможно, и Энджи Тэтум тоже.
– По крайней мере, это звучит более приемлемо, чем теория, что Бишоп привел своего убийцу в спальню потому, что ему впирало, когда его кололи короткой иглой.
– Это была не теория, а предположение.
– Если убийца Бишопа его действительно накачал, то парень он сильный. Такого толстяка просто так вверх по ступеням не втащишь.
– Да, мы ищем сильного мужчину, если только у него или у нее не было сообщника.
Около полудня поступила первая порция экспресс-опросов по убийству Портер. С момента обнаружения ее тела огромный отряд констеблей прочесывал прилегающую территорию, пытаясь узнать, не заметил ли кто-нибудь чего-нибудь подозрительного. Дело было громкое, и пресса уже со всеми поговорила, не найдя ничего интересного, поэтому Наташа начала просматривать огромную кипу бумаг без особого энтузиазма. Как и ожидалось, никто ничего не видел. Однако Наташа обратила внимание, что соседи Портер описывали ее чуть ли не теми же словами, какими описывали Адама Бишопа его собственные соседи.
– Может быть, она и правда была звездой партии тори, – заметила Наташа, – но в своем доме она явно не была любимицей.
Даже поверхностный просмотр опросов показывал, что Фарра Портер переругалась почти со всеми соседями. Старая пара под ней, которая жила в этом доме почти пятьдесят лет. Молодожены с новорожденными близнецами этажом выше. Женщина с верхнего этажа, у которой была нелегкая работа председателя собрания жильцов. Все они тем или иным образом сообщили констеблям, что рады смерти Фарры Портер. Даже продавец газет на углу улицы говорил о ней без приязни.
– Все говорят, что она превратила их жизнь в кошмар… Тиран, одно слово.
– Так же как Адам Бишоп.
– Да. Все в них разное, вот только характер у обоих говенный.
– Возможно, нужно заглянуть в Южный Кенсингтон и поговорить с этими людьми самим.
Они решили не ехать на машине, потому что пробки в Западном Лондоне в последнее время побили все рекорды. Они поехали на метро, и Ньюсон заметил, что станция была увешана рекламными плакатами поп-концерта, который должен был состояться в следующие выходные в Гайд-парке. Это была ностальгия по восьмидесятым под названием «Круче всех». Весь состав Duran Duran был на верхней строчке, половина состава Spandau Ballet, двое из троих участников Thompson Twins, один из New Kids on the Block, вся троица из Bаnаnаrаmа (правда, второй состав), четверка Specials, один из Man At Work, один из Flock of Seagulls и Дани Миног.
– Господи, неужели Дани Миног пела в восьмидесятых? – спросила Наташа, глядя на плакат, пока они спускались на эскалаторе у Сент-Джеймсского парка.
– Почти что. Не в мои восьмидесятые, а в самом их конце. Это были дни славы новой волны и новой романтики. Она пристроилась у них в хвосте, вслед за сестрой. Довольно дерзкая дебютная песня, насколько я помню, называлась она «Любовь и поцелуи». Возможно, это был даже 1990 год – так что никакие это не восьмидесятые. Но в таких шоу участвуют все, кому не лень.
– Твое доскональное знание девчачьих поп-групп просто пугает.
Ньюсон и Наташа сидели рядом в раскаленном добела вагоне. Наташа была без колготок, и ее голые ноги были настолько близко, что Ньюсон мог спокойно любоваться ими, делая вид, что читает заметки по делу. Наташа вытянула свои славные ножки, они доставали чуть не до середины прохода.
– Как тебе удается делать ноги такими гладкими? – спросил он, не успев подумать, что делает.
– Обычное мыло и одноразовая бритва, – ответила она абсолютно дружелюбно, но наверняка подумала, что это очень странный вопрос. Она поджала ноги под себя, скрестив лодыжки под лавкой. Теперь она знала, что он на них смотрел. Но это того стоило.
Прикрыв на мгновение глаза, он представил себе, как сержант Уилки бреет ноги в ванной.
Прекрати. Прекрати.
Ньюсон попытался отвлечься от своих мыслей, оглядывая других женщин в вагоне. Ни одна Наташе и в подметки не годилась. Он подумал о Хелен Смарт, о ее худеньком теле и забавных маленьких грудях. Толстые мясистые соски, такие необычные, и сама она классная… но потрепанная. Не как Наташа.
Инспектор Ньюсон откинул голову назад и уставился в потолок. Нужно это прекратить. Кристина! Вот кто ему нужен. Кристина – сильная, уверенная в себе и счастливая. Не чокнутая девица вроде Хелен, не потрепанная годами. Нет, Кристина от времени стала только сочнее, по крайней мере, это точно можно сказать о ее грудях. Кристина в маленьком черном платье с бокалом шампанского, королева в своем маленьком мире. Может быть, если бы он смог снова завоевать ее, победить в любовном состязании второй раз в своей жизни, ему бы удалось стряхнуть кандалы, которыми он приковал себя к сержанту. Могла ли Кристина помочь ему? Могла ли она спасти его от агонии любви и желания, в которые скатилась его жизнь?
Его мысли прервал голос Наташи.
– Я должна уехать в шесть, – сказала она. – А ты, наверное, проработаешь всю ночь, и, как всегда, без премиальных.
– У нас ведь не обычная работа, сержант.
– Я знаю, но Ланс сказал, что меня эксплуатируют.
– Да, тебя эксплуатирует он сам.
– Неправда, он мой парень. Я должна уделять ему время. А вот Министерству внутренних дел я ничего не должна.
– А как насчет жертв преступлений?
– Послушай, мы с Лансом заключили договор. Мы теперь будем уделять друг другу гораздо больше внимания.
– Понятно.
– Мы думаем, что наши отношения зашли в тупик из-за нехватки «нашего» времени.
– Это он сказал?
– Это мы сказали, умник хренов.
– Ты не можешь называть меня умником хреновым. Я старший по званию.
– Хорошо, инспектор Умник Хренов.
– Спасибо.
Ньюсон не любил разговаривать в метро. Он остро чувствовал близость незнакомых людей. Наташа, напротив, была из тех девушек, которым решительно все равно, кто знает о ее личных проблемах.
– Так что бесплатно до ночи я больше не сижу, – громко сказала она. – Извини, но теперь я буду меньше заботиться о карьере, пока не налажу свою личную жизнь.
Ньюсон молчал до самого эскалатора на «Южном Кенсингтоне».
– Скажи мне, сержант, по поводу изменения твоего отношения к карьере и обещанном отказе от сверхурочных. Как именно Ланс намерен изменить свою жизнь, какой вклад он внесет в ваши новые отношения?
– Ну… он, наверное, будет более милым.
Теперь они шли по Олд-Бромптон-роуд. Наташа сердилась на Ньюсона и вышагивала с оскорбленным видом, двигаясь на несколько шагов впереди него. Солнце переливалось на ее голых плечах и сверкало на тонкой паутинке волосков на руках.
Он вдруг вспомнил другие руки. Вспомнил вспышку света в темноте прошлой ночи, когда в дверном проеме показалась фигурка маленького мальчика и когда он увидел шрамы, которые мать этого мальчика нанесла себе.
– Я понял, – сказал он, догоняя Наташу и идя вровень с ней. – Значит, он бросает тебя и всячески обзывает, и его цена за то, что ты берешь его обратно, это то, что ты будешь уделять ему больше «вашего» времени.
– Да, именно так, – бросила Наташа, не оглядываясь. – Я думаю, он прав. Я была эгоисткой.
– Господи боже мой, сержант уголовной полиции Уилки! Послушай, что ты говоришь!
Наташа остановилась и повернулась. Темные глаза сверкали на маленьком личике, грудь вздымалась от злости.
– Послушай, отвали, хорошо? Ланс пообещал, что не будет больше скотом, и меня это устраивает. Понятно? Тот факт, что я люблю своего парня, не делает меня жертвой…
– Я не сказал, что ты жертва.
– Ты постоянно на это намекаешь! И если у тебя проблемы с личной жизнью, это не означает, что ты имеешь право вываливать на меня все это дерьмо, ясно?
Ньюсону показалось, что Наташа ударила его в солнечное сплетение. Конечно, она права. У него вообще не было на нее никаких прав.
Они стояли под строительными лесами, которых в Лондоне было не счесть и на которых то и дело сидели строители.
– Молодец, девка, – крикнул один из них. – Так ему и надо, ублюдку мелкому.
Наташа резко вытащила свое удостоверение из сияющей черной кожей сумочки и рявкнула:
– Заткни свою вонючую пасть, придурок, или я тебя арестую на том основании, что ты идиот! Capisce!
Строитель заткнул свою «вонючую пасть», и, поскольку было время обеда, Ньюсон с Наташей пошли в одну из многочисленных кондитерских Южного Кенсингтона.
– Capisce? – спросил Ньюсон, заказывая кофе и горячий сандвич с сыром и ветчиной.
– Да. Именно так говорят в сериале «Клан Сопрано».
– И потому это так замечательно звучит в устах лондонского сержанта полиции.
Они сели за столик, втиснувшись между группами пожилых дам европейского вида. Ньюсону не давало покоя замечание Наташи об отсутствии у него личной жизни, и его так и подмывало рассказать, как отлично он провел вчерашний вечер и что есть женщина, которая не прочь общаться с ним. Но передумал. Затащить в постель одинокую бывшую одноклассницу, которую он нашел по Интернету, едва ли было весомым доказательством его невероятных способностей или искушенности в делах любви.
Обед прошел в молчании. Поев, Наташа швырнула на стол четыре фунта и вышла, оставив Ньюсона в одиночестве. Он догнал ее у дома, в котором умерла Фарра Портер.
– Ну что, пойдем, – коротко сказала Наташа, и они прошли мимо консьержки к полуподвальной квартире, над которой находились апартаменты Фарры Портер.
Ньюсон в жизни не видел более старой пары, чем мистер и миссис Гельдштейн. Обоим за девяносто, они прожили в своей квартире в Кенсингтоне почти пятьдесят лет. Они сидели в душной гостиной, увешанной коврами, и ждали вопросов Ньюсона.
– Расскажите нам о Фарре Портер, – попросил он.
– Мы всегда были счастливы здесь.
– Пока не вселилась мисс Портер.
– Мы никогда не видели такой женщины, – сказала миссис Гельдштейн, закатывая глаза к потолку.
– Чем же она была так плоха? – спросила Наташа.
– Не люблю плохо говорить о покойниках, сержант, но она была настоящим тираном. Она хотела нас выселить. Она мечтала о двухэтажной квартире и хотела соединить нашу квартиру со своей. Хозяин дома, конечно, был на ее стороне. Видите ли, мы платим фиксированную ренту, и он уже много лет мечтает от нас избавиться. Мы стоили ему много тысяч, но это не наша вина.
– Он не догадывался, что мы проживем так долго, – хмыкнул старик.
– Поэтому мисс Портер вместе с хозяином пытались нас запугать. Она постоянно жаловалась и говорила, что от нас много шума и вони. Конечно, хозяин знал, что это чушь, притворялся, что верит, и делал нам предупреждения.
– Она сказала, что поверить не может, что вынуждена платить почти полмиллиона за свою квартиру, в то время как наша обходится нам в две сотни в неделю, и что ей приходится жить с грязными иммигрантами, которые отравляют ей воздух. Иммигранты! Я ей сказала, что жила в Англии, когда ее еще на свете не было. Мы жили при Гитлере и пришли сюда чуть не босиком. И ей нас не запугать.
– Но она пыталась.
– Больше не попытается! – сказал старик, не в состоянии сдержать улыбку. – Ну и злились мы на нее той ночью за шум, – добавил он.
– Да, – согласилась его жена, – мы хотели даже жалобу написать. Конечно, утром мы поняли, что жаловаться больше не на кого и что ее убивали, пока мы стучали в потолок, чтобы сделала музыку потише.
– У нее играла музыка? – спросил Ньюсон.
– Да, раньше мы ничего подобного не слышали.
– Вы слышали, что это была за музыка?
– Какая-то поп-музыка. Настоящей музыки совсем не было.
– А какая именно?
– Я же говорю: поп-музыка. Господи, инспектор, она ведь бывает только одного вида, разве нет? Дурацкая.
– Значит, вы не помните, что тогда играло?
– Если вы имеете в виду, кто именно пел, то я не имею на этот счет ни малейшего представления.
Ньюсон и Наташа вышли от Гельдштейнов и остановились на лестничной площадке, чтобы обсудить услышанное.
– Значит, играла музыка, – сказал он. – Как и в случае с Бишопом и Нейлом Брэдшоу. Может, и в других случаях тоже, но этого мы не знаем.
– Ну, он ведь включал музыку, чтобы заглушить крики, так?
– Да, вот только у Фарры Портер во рту был кляп.
– Знаешь, в случае с Бишопом эта музыка никак не давала мне покоя.
– Почему это?
– У нас есть куча подтверждений музыкального вкуса Бишопов. Вся улица знала, что именно они слушали.
– Middle of the Road и другая легкая музычка.
– Вот именно. Начало семидесятых, насколько я помню.
– Это так кажется: этот стиль возвращается.
– И все же в ночь убийства в доме играл рок-н-ролл конца пятидесятых.
– И на что это указывает?
– Вот этого я и не знаю.
Они поднялись мимо квартиры Фарры Портер к ее соседям сверху. Здесь жил молодой биржевой брокер с женой и новорожденными близнецами. Несомненно, именно такие люди являлись потенциальными избирателями Фарры Портер, но в данном случае об этом и речи не было.
– Она начала беситься, как только близнецы впервые закричали, – сказала миссис Ллойд, пока няня разливала чай. – Должна признать, что малыши очень горластые – два мальчика, что тут сказать. Сейчас они, слава богу, спят, но что я могу поделать? Младенцы очень шумные.
– Я не могла этого просто так оставить, когда она прибежала жаловаться в первый раз, – добавила няня. Это была самоуверенная молодая австралийка, которая запросто вмешивалась в хозяйские разговоры. – Я сидела одна с Гарри и Уильямом, раздался звонок, она влетела как фурия, просто рвала и метала и заявила, что многоквартирный дом – не место для младенцев, и что она привыкла к окружению взрослых людей, и что нам нужно съехать в отдельный дом.
– Нет, представляете? Какая наглость! – добавила миссис Ллойд.
– Я ей сказала: «Послушай, милочка, я просто няня, и у меня и так забот полно с двумя орущими младенцами, и на черта мне нужна фурия, которая названивает в дверь и орет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Инспектор Ньюсон, – кричали они. – Как умерла Фарра? Это политическое убийство? Мы слышали, что в деле замешан секс. Это преступление на сексуальной почве?
– В ходе расследования мы обязательно сообщим вам об этом, – ответил Ньюсон, открывая перед Наташей дверь в здание.
– Ух ты, – сказала Наташа, когда они очутились внутри. – Ты правда становишься довольно знаменитым! Круто.
– Не знаю. Ты правда считаешь, это круто?
– Конечно, я так считаю.
– Ну… что ж, хорошо.
Даже очень хорошо. Ньюсону очень понравилось, что Наташа считает его крутым.
– Конечно, если мы не раскроем это дело, они узнают, что именно ты все запорол, и скажут, что ты придурок.
– Ну, в этом вся пресса. Сначала тебя превозносят до небес, а потом скидывают с пьедестала.
Первой встречей Ньюсона в тот день была встреча с главой отдела Уордом. В связи с убийством Фарры Портер Уорд решил лично поговорить с прессой и хотел знать о ходе расследования.
– Скажите, насколько именно вы продвинулись, – потребовал Уорд. – Меня не интересуют теории и предположения. Такие вещи вообще нужно держать при себе. Журналисты народ непростой, и не опасаясь последствий, им можно давать только факты. Именно они мне и нужны. Что именно мы знаем о человеке, который убил Фарру Портер?
– Вам нужны только неоспоримые факты, сэр?
– Да.
– Ничего.
Ньюсон не удивился, оказавшись перед прессой в одиночестве.
– Единственное, что я могу сказать на этой стадии расследования, – сообщил он, стоя перед входом в здание, – это что мисс Портер была убита личностью или личностями, пока не установленными, и мы работаем в нескольких направлениях. Спасибо за внимание. До свидания.
– Молодец, – сказала Наташа, когда он вернулся в здание.
– Спасибо.
– Но если бы ты застегнул ширинку, было бы гораздо лучше.
Он посмотрел вниз.
– Я знал, что ты врешь.
– Зачем тогда посмотрел?
– Затем… У меня есть причина, но я оставлю ее при себе.
Они провели остаток утра вдвоем, сверяя списки знакомых Фарры Портер с именами, фигурирующими в деле строителя Адама Бишопа. Ни одного соответствия.
– Если подумать, это неудивительно, – заметила Наташа, – ведь она была известной штучкой. Звезда партии тори, а он простой ковбой из «Тармака». Никаких связей. Извини, но это факт.
– Они оба пустили убийцу в дом и предложили ему выпить. По-моему, мы теперь знаем, почему Адам Бишоп позволил привязать себя к кровати.
– Думаешь, рогипнол?
– Да, и я уверен, что он же фигурировал в деле мичмана Спенсера и Брэдшоу, а возможно, и Энджи Тэтум тоже.
– По крайней мере, это звучит более приемлемо, чем теория, что Бишоп привел своего убийцу в спальню потому, что ему впирало, когда его кололи короткой иглой.
– Это была не теория, а предположение.
– Если убийца Бишопа его действительно накачал, то парень он сильный. Такого толстяка просто так вверх по ступеням не втащишь.
– Да, мы ищем сильного мужчину, если только у него или у нее не было сообщника.
Около полудня поступила первая порция экспресс-опросов по убийству Портер. С момента обнаружения ее тела огромный отряд констеблей прочесывал прилегающую территорию, пытаясь узнать, не заметил ли кто-нибудь чего-нибудь подозрительного. Дело было громкое, и пресса уже со всеми поговорила, не найдя ничего интересного, поэтому Наташа начала просматривать огромную кипу бумаг без особого энтузиазма. Как и ожидалось, никто ничего не видел. Однако Наташа обратила внимание, что соседи Портер описывали ее чуть ли не теми же словами, какими описывали Адама Бишопа его собственные соседи.
– Может быть, она и правда была звездой партии тори, – заметила Наташа, – но в своем доме она явно не была любимицей.
Даже поверхностный просмотр опросов показывал, что Фарра Портер переругалась почти со всеми соседями. Старая пара под ней, которая жила в этом доме почти пятьдесят лет. Молодожены с новорожденными близнецами этажом выше. Женщина с верхнего этажа, у которой была нелегкая работа председателя собрания жильцов. Все они тем или иным образом сообщили констеблям, что рады смерти Фарры Портер. Даже продавец газет на углу улицы говорил о ней без приязни.
– Все говорят, что она превратила их жизнь в кошмар… Тиран, одно слово.
– Так же как Адам Бишоп.
– Да. Все в них разное, вот только характер у обоих говенный.
– Возможно, нужно заглянуть в Южный Кенсингтон и поговорить с этими людьми самим.
Они решили не ехать на машине, потому что пробки в Западном Лондоне в последнее время побили все рекорды. Они поехали на метро, и Ньюсон заметил, что станция была увешана рекламными плакатами поп-концерта, который должен был состояться в следующие выходные в Гайд-парке. Это была ностальгия по восьмидесятым под названием «Круче всех». Весь состав Duran Duran был на верхней строчке, половина состава Spandau Ballet, двое из троих участников Thompson Twins, один из New Kids on the Block, вся троица из Bаnаnаrаmа (правда, второй состав), четверка Specials, один из Man At Work, один из Flock of Seagulls и Дани Миног.
– Господи, неужели Дани Миног пела в восьмидесятых? – спросила Наташа, глядя на плакат, пока они спускались на эскалаторе у Сент-Джеймсского парка.
– Почти что. Не в мои восьмидесятые, а в самом их конце. Это были дни славы новой волны и новой романтики. Она пристроилась у них в хвосте, вслед за сестрой. Довольно дерзкая дебютная песня, насколько я помню, называлась она «Любовь и поцелуи». Возможно, это был даже 1990 год – так что никакие это не восьмидесятые. Но в таких шоу участвуют все, кому не лень.
– Твое доскональное знание девчачьих поп-групп просто пугает.
Ньюсон и Наташа сидели рядом в раскаленном добела вагоне. Наташа была без колготок, и ее голые ноги были настолько близко, что Ньюсон мог спокойно любоваться ими, делая вид, что читает заметки по делу. Наташа вытянула свои славные ножки, они доставали чуть не до середины прохода.
– Как тебе удается делать ноги такими гладкими? – спросил он, не успев подумать, что делает.
– Обычное мыло и одноразовая бритва, – ответила она абсолютно дружелюбно, но наверняка подумала, что это очень странный вопрос. Она поджала ноги под себя, скрестив лодыжки под лавкой. Теперь она знала, что он на них смотрел. Но это того стоило.
Прикрыв на мгновение глаза, он представил себе, как сержант Уилки бреет ноги в ванной.
Прекрати. Прекрати.
Ньюсон попытался отвлечься от своих мыслей, оглядывая других женщин в вагоне. Ни одна Наташе и в подметки не годилась. Он подумал о Хелен Смарт, о ее худеньком теле и забавных маленьких грудях. Толстые мясистые соски, такие необычные, и сама она классная… но потрепанная. Не как Наташа.
Инспектор Ньюсон откинул голову назад и уставился в потолок. Нужно это прекратить. Кристина! Вот кто ему нужен. Кристина – сильная, уверенная в себе и счастливая. Не чокнутая девица вроде Хелен, не потрепанная годами. Нет, Кристина от времени стала только сочнее, по крайней мере, это точно можно сказать о ее грудях. Кристина в маленьком черном платье с бокалом шампанского, королева в своем маленьком мире. Может быть, если бы он смог снова завоевать ее, победить в любовном состязании второй раз в своей жизни, ему бы удалось стряхнуть кандалы, которыми он приковал себя к сержанту. Могла ли Кристина помочь ему? Могла ли она спасти его от агонии любви и желания, в которые скатилась его жизнь?
Его мысли прервал голос Наташи.
– Я должна уехать в шесть, – сказала она. – А ты, наверное, проработаешь всю ночь, и, как всегда, без премиальных.
– У нас ведь не обычная работа, сержант.
– Я знаю, но Ланс сказал, что меня эксплуатируют.
– Да, тебя эксплуатирует он сам.
– Неправда, он мой парень. Я должна уделять ему время. А вот Министерству внутренних дел я ничего не должна.
– А как насчет жертв преступлений?
– Послушай, мы с Лансом заключили договор. Мы теперь будем уделять друг другу гораздо больше внимания.
– Понятно.
– Мы думаем, что наши отношения зашли в тупик из-за нехватки «нашего» времени.
– Это он сказал?
– Это мы сказали, умник хренов.
– Ты не можешь называть меня умником хреновым. Я старший по званию.
– Хорошо, инспектор Умник Хренов.
– Спасибо.
Ньюсон не любил разговаривать в метро. Он остро чувствовал близость незнакомых людей. Наташа, напротив, была из тех девушек, которым решительно все равно, кто знает о ее личных проблемах.
– Так что бесплатно до ночи я больше не сижу, – громко сказала она. – Извини, но теперь я буду меньше заботиться о карьере, пока не налажу свою личную жизнь.
Ньюсон молчал до самого эскалатора на «Южном Кенсингтоне».
– Скажи мне, сержант, по поводу изменения твоего отношения к карьере и обещанном отказе от сверхурочных. Как именно Ланс намерен изменить свою жизнь, какой вклад он внесет в ваши новые отношения?
– Ну… он, наверное, будет более милым.
Теперь они шли по Олд-Бромптон-роуд. Наташа сердилась на Ньюсона и вышагивала с оскорбленным видом, двигаясь на несколько шагов впереди него. Солнце переливалось на ее голых плечах и сверкало на тонкой паутинке волосков на руках.
Он вдруг вспомнил другие руки. Вспомнил вспышку света в темноте прошлой ночи, когда в дверном проеме показалась фигурка маленького мальчика и когда он увидел шрамы, которые мать этого мальчика нанесла себе.
– Я понял, – сказал он, догоняя Наташу и идя вровень с ней. – Значит, он бросает тебя и всячески обзывает, и его цена за то, что ты берешь его обратно, это то, что ты будешь уделять ему больше «вашего» времени.
– Да, именно так, – бросила Наташа, не оглядываясь. – Я думаю, он прав. Я была эгоисткой.
– Господи боже мой, сержант уголовной полиции Уилки! Послушай, что ты говоришь!
Наташа остановилась и повернулась. Темные глаза сверкали на маленьком личике, грудь вздымалась от злости.
– Послушай, отвали, хорошо? Ланс пообещал, что не будет больше скотом, и меня это устраивает. Понятно? Тот факт, что я люблю своего парня, не делает меня жертвой…
– Я не сказал, что ты жертва.
– Ты постоянно на это намекаешь! И если у тебя проблемы с личной жизнью, это не означает, что ты имеешь право вываливать на меня все это дерьмо, ясно?
Ньюсону показалось, что Наташа ударила его в солнечное сплетение. Конечно, она права. У него вообще не было на нее никаких прав.
Они стояли под строительными лесами, которых в Лондоне было не счесть и на которых то и дело сидели строители.
– Молодец, девка, – крикнул один из них. – Так ему и надо, ублюдку мелкому.
Наташа резко вытащила свое удостоверение из сияющей черной кожей сумочки и рявкнула:
– Заткни свою вонючую пасть, придурок, или я тебя арестую на том основании, что ты идиот! Capisce!
Строитель заткнул свою «вонючую пасть», и, поскольку было время обеда, Ньюсон с Наташей пошли в одну из многочисленных кондитерских Южного Кенсингтона.
– Capisce? – спросил Ньюсон, заказывая кофе и горячий сандвич с сыром и ветчиной.
– Да. Именно так говорят в сериале «Клан Сопрано».
– И потому это так замечательно звучит в устах лондонского сержанта полиции.
Они сели за столик, втиснувшись между группами пожилых дам европейского вида. Ньюсону не давало покоя замечание Наташи об отсутствии у него личной жизни, и его так и подмывало рассказать, как отлично он провел вчерашний вечер и что есть женщина, которая не прочь общаться с ним. Но передумал. Затащить в постель одинокую бывшую одноклассницу, которую он нашел по Интернету, едва ли было весомым доказательством его невероятных способностей или искушенности в делах любви.
Обед прошел в молчании. Поев, Наташа швырнула на стол четыре фунта и вышла, оставив Ньюсона в одиночестве. Он догнал ее у дома, в котором умерла Фарра Портер.
– Ну что, пойдем, – коротко сказала Наташа, и они прошли мимо консьержки к полуподвальной квартире, над которой находились апартаменты Фарры Портер.
Ньюсон в жизни не видел более старой пары, чем мистер и миссис Гельдштейн. Обоим за девяносто, они прожили в своей квартире в Кенсингтоне почти пятьдесят лет. Они сидели в душной гостиной, увешанной коврами, и ждали вопросов Ньюсона.
– Расскажите нам о Фарре Портер, – попросил он.
– Мы всегда были счастливы здесь.
– Пока не вселилась мисс Портер.
– Мы никогда не видели такой женщины, – сказала миссис Гельдштейн, закатывая глаза к потолку.
– Чем же она была так плоха? – спросила Наташа.
– Не люблю плохо говорить о покойниках, сержант, но она была настоящим тираном. Она хотела нас выселить. Она мечтала о двухэтажной квартире и хотела соединить нашу квартиру со своей. Хозяин дома, конечно, был на ее стороне. Видите ли, мы платим фиксированную ренту, и он уже много лет мечтает от нас избавиться. Мы стоили ему много тысяч, но это не наша вина.
– Он не догадывался, что мы проживем так долго, – хмыкнул старик.
– Поэтому мисс Портер вместе с хозяином пытались нас запугать. Она постоянно жаловалась и говорила, что от нас много шума и вони. Конечно, хозяин знал, что это чушь, притворялся, что верит, и делал нам предупреждения.
– Она сказала, что поверить не может, что вынуждена платить почти полмиллиона за свою квартиру, в то время как наша обходится нам в две сотни в неделю, и что ей приходится жить с грязными иммигрантами, которые отравляют ей воздух. Иммигранты! Я ей сказала, что жила в Англии, когда ее еще на свете не было. Мы жили при Гитлере и пришли сюда чуть не босиком. И ей нас не запугать.
– Но она пыталась.
– Больше не попытается! – сказал старик, не в состоянии сдержать улыбку. – Ну и злились мы на нее той ночью за шум, – добавил он.
– Да, – согласилась его жена, – мы хотели даже жалобу написать. Конечно, утром мы поняли, что жаловаться больше не на кого и что ее убивали, пока мы стучали в потолок, чтобы сделала музыку потише.
– У нее играла музыка? – спросил Ньюсон.
– Да, раньше мы ничего подобного не слышали.
– Вы слышали, что это была за музыка?
– Какая-то поп-музыка. Настоящей музыки совсем не было.
– А какая именно?
– Я же говорю: поп-музыка. Господи, инспектор, она ведь бывает только одного вида, разве нет? Дурацкая.
– Значит, вы не помните, что тогда играло?
– Если вы имеете в виду, кто именно пел, то я не имею на этот счет ни малейшего представления.
Ньюсон и Наташа вышли от Гельдштейнов и остановились на лестничной площадке, чтобы обсудить услышанное.
– Значит, играла музыка, – сказал он. – Как и в случае с Бишопом и Нейлом Брэдшоу. Может, и в других случаях тоже, но этого мы не знаем.
– Ну, он ведь включал музыку, чтобы заглушить крики, так?
– Да, вот только у Фарры Портер во рту был кляп.
– Знаешь, в случае с Бишопом эта музыка никак не давала мне покоя.
– Почему это?
– У нас есть куча подтверждений музыкального вкуса Бишопов. Вся улица знала, что именно они слушали.
– Middle of the Road и другая легкая музычка.
– Вот именно. Начало семидесятых, насколько я помню.
– Это так кажется: этот стиль возвращается.
– И все же в ночь убийства в доме играл рок-н-ролл конца пятидесятых.
– И на что это указывает?
– Вот этого я и не знаю.
Они поднялись мимо квартиры Фарры Портер к ее соседям сверху. Здесь жил молодой биржевой брокер с женой и новорожденными близнецами. Несомненно, именно такие люди являлись потенциальными избирателями Фарры Портер, но в данном случае об этом и речи не было.
– Она начала беситься, как только близнецы впервые закричали, – сказала миссис Ллойд, пока няня разливала чай. – Должна признать, что малыши очень горластые – два мальчика, что тут сказать. Сейчас они, слава богу, спят, но что я могу поделать? Младенцы очень шумные.
– Я не могла этого просто так оставить, когда она прибежала жаловаться в первый раз, – добавила няня. Это была самоуверенная молодая австралийка, которая запросто вмешивалась в хозяйские разговоры. – Я сидела одна с Гарри и Уильямом, раздался звонок, она влетела как фурия, просто рвала и метала и заявила, что многоквартирный дом – не место для младенцев, и что она привыкла к окружению взрослых людей, и что нам нужно съехать в отдельный дом.
– Нет, представляете? Какая наглость! – добавила миссис Ллойд.
– Я ей сказала: «Послушай, милочка, я просто няня, и у меня и так забот полно с двумя орущими младенцами, и на черта мне нужна фурия, которая названивает в дверь и орет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36