— Это мой автомобиль, господин остряк. Я выменял его на велосипед, и мне еще приплатили. А тебя, белочка, сверху видно за версту, ты слепишь водителей, как прожектор. Поцелуешься с добрым дядей?
Крыса наклоняется к Джейн, а она, развернувшись, дает ему пощечину. Ничуть не удивившись, Крыса с улыбкой выпрямляется.
— Черт побери! Да это не любовь, это — страсть! Тебе повезло, петушок, многих она любила, но так пылко — никого.
— Никого я никогда не любила! — запальчиво кричит Джейн.
— Ясно, и твоя матушка тоже. Ладно, радуйтесь, что я сегодня добрый. Хотите, прокачу вас до рынка Бонсекур, я как раз туда еду? Прыгайте в кузов, только держитесь крепче, привязывать мне вас нечем.
Из кабины вылезают двое парней — один худой, высокий, с длинной узкой головой, в солдатских штанах и широченном синем халате.
— Знакомьтесь, это Баркас, — говорит Крыса. — Гребет как бог, всегда сухим из воды выйдет.
Другой — белобрысый толстяк — ест мороженое, и оно капает на его плащ, длинный-предлинный, чуть ли не до пят.
— А это, как видите, Банан. Мы промышляем перевозками, а я к тому же ремонтирую холодильники, как твой отец.
— Мой отец никакие холодильники не ремонтировал.
— Так ведь большие, петушок, очень большие, величиной с целый завод, это тебя устраивает?
— Врешь! Он… он летчик.
— С тобой не соскучишься. О'кэй, пусть он будет хоть папа Римский. Ну, полезайте же, а то полиция притащится.
Грузовик застопорил движение, водители кричат и сигналят со всех сторон. Но Крыса как ни в чем не бывало не спеша обходит машину, помогает ребятишкам забраться в кузов и, строго приказав держаться за кабину, садится за руль; грузовик срывается с места, обдает запахом горелого масла, а за ним стелется черное облако, в котором один за другим исчезают дома. Когда Крыса переключает скорость, кажется, что кабина вот-вот оторвется от кузова. Он все время оглядывается, чтобы убедиться на всякий случай, что кузов на месте, и строит им рожи, словно расшалившийся мальчишка. В кузове валяются старые покрышки, обрывки цепей, какие-то доски и даже клетки для кур.
На трамвайной линии Крыса нарочно петляет по рельсам, и их швыряет от борта к борту. Джейн чуть не до крови вцепляется в него ногтями, что-то очень громко говорит и смеется, но сквозь тарахтение мотора и уличный шум ничего нельзя разобрать. Грузовик съехал с рельс, чтобы дать дорогу трамваю, и никак не может его обогнать. Крысе приходится стоять на всех остановках в ожидании, пока двери трамвая закроются. Рядом с Крысой торчит неподвижная голова Баркаса, а Банан без конца оглядывается, и на его круглой роже сияет блаженная улыбка.
Когда грузовик останавливается, ему удается наконец расслышать слова Джейн.
— Считай, что мы путешествуем вокруг света в твоем вагончике, только кладбище ему не понадобится, он развалится прямо посреди улицы.
— Ты знаешь этих парней?
— Впервые вижу. У Крысы каждый раз новые знакомые. Наверно, он их по ночам выискивает.
— А его ты давно знаешь?
— Крысу? Да он везде болтается, кто ж его не знает?
— А что, если нам не возвращаться домой?
— Куда же мы пойдем? Я не захватила с собой еды.
И снова грохот мотора прерывает их разговор. Она разочаровала его сейчас не меньше, чем тогда с хрустящей картошкой. Странно, что еда имеет для нее такое значение. Сам он никогда не бывает голоден. Куда уж ей играть в путешествия: она слишком привыкла к дому, к своим вещам. Где они возьмут для нее платья? Он-то всегда раздобудет себе штаны, пусть они будут длинные или короткие, неважно, а вот Джейн, как же она обойдется без этих платьиц, которые шьют специально для нее? А вдруг, если девчонкам не давать есть, они становятся уродинами и у них выпадают волосы и зубы? Он все равно любил бы ее, будь она лысой и беззубой — ведь для него она навсегда осталась бы прежней, — но, наверное, чувствовал бы себя виноватым, хотя на все готов, лишь бы ее прокормить. Он крепко-крепко прижимает ее к себе, боясь, как бы она снова не насажала пятен на свое платьице, и ждет не дождется, когда этот чертов грузовик хоть куда-нибудь доедет.
Во время следующей остановки она объявляет:
— А что? Мы вполне можем отправиться путешествовать. Порт совсем рядом с рынком, пароходы отплывают вечером. Я тебе их покажу. А потом вернемся пешком.
— Куда они плывут, твои пароходы?
— Не знаю. Куда-то далеко.
Грузовик наконец сворачивает с трамвайной линии и выезжает на площадь, запруженную машинами и простыми повозками, тут же стоят длинные дощатые столы, заваленные овощами, дохлыми ощипанными курами, цветами, бутылками с разноцветными жидкостями. Крысе то и дело приходится притормаживать, потому что люди здесь разгуливают, как в парке, и даже останавливаются поболтать прямо посреди мостовой; в конце концов грузовик подъезжает к большому зданию, сложенному из черных камней, тут толпятся торговцы и стоит запах мяса и прелого сена.
— Ты когда-нибудь была здесь?
— Тыщу раз. Мама Пуф покупает здесь овощи и мясо. Сюда привозят продукты крестьяне, говорят, у них все дешевле и вкуснее.
— Ну вот видишь, ты с голоду не помрешь.
Она поднимает на него обиженный, даже какой-то колючий взгляд.
— Если я захочу, могу вообще ничего не есть. Давай совсем не вернемся. Говорят, люди привыкают ничего не есть, главное, чтобы была вода. А где мы будем спать?
— Посмотрел бы я, как это ты не будешь есть! Это только в книжках люди не едят, и чаще всего девушки, когда умирают от любви.
— А где мы будем умываться? Мальчишки никогда ни о чем не подумают, привыкли, что женщины о них заботятся.
— Уж вода-то повсюду есть, а если нет, то все равно дождь пойдет. И ночевать летом можно где угодно.
— Думаешь, я боюсь? Просто я еще не знаю, люблю я маму или нет.
— Вот и я тоже так с тетками. А вдруг они хоть несколько дней в месяц бывают добрыми и ласковыми? Вдруг и они, и твоя мама пошутили и никто нас не собирается никуда отдавать? А вдруг ты через неделю меня разлюбишь? Обо всем надо хорошенько подумать. Вылезаем?
— Пушистик, я же тебе сказала, что это неправда, я всем мальчишкам признаюсь в любви, чтоб посмотреть, какой у них будет идиотский вид.
— Вот поэтому-то я и не говорю, что люблю тебя. Скажи девчонке, что любишь ее, она сейчас же есть попросит.
Он спрыгивает на землю и протягивает ей руки, но она, даже не взглянув на эти протянутые к ней дружеские руки, соскакивает сама.
Она показывает ему язык, и тут как раз появляется Крыса.
— Что-то рановато! Не зря я вас туда засунул, я не сомневался, что вы выйдете оттуда врагами на всю жизнь. Отличная машина, чем тебе не свадебный автомобиль!
— Что ж ты на ней с Изабеллой не катаешься? А за руль посади Баркаса.
Крыса хлопает себя по ляжкам и гогочет — в груди у него что-то долго скрежещет.
— Чтоб ее расшевелить, не нужны ни грузовики, ни Баркасы. Попробовала бы она мне такую рожу скорчить, как эта рыжая фря!
К ним подходит Банан с новой порцией мороженого, которое он слизывает языком. Его крошечные круглые глазки совсем сходятся к переносице, когда он подносит ко рту сладкий белый шарик, а свободной рукой он оттягивает свой истрепанный плащ, длинный, как сутана, будто хочет, чтобы мороженое попало ему не только в брюхо, но и растеклось по всей коже. А Баркас вообще скрылся из виду.
— Чертов малый, вот сволочной характер, вылитый Марсель! И струю-то дальше, чем на вершок, выдать не может, а уже лезет учить взрослых.
— Гастон, я запрещаю тебе говорить при ней такие вещи.
Крыса ерошит ему волосы длинными, белыми, как сама болезнь, пальцами, и он усилием воли заставляет себя стоять спокойно, чтобы не обидеть его, хотя внутренне весь ощетинивается.
— Слыхал, Банан? «Я тебе запрещаю»! Вот как нынешние сопляки с нами разговаривают. Никакого уважения. Будто его рыжая англичанка, с тех пор как она соизволила поселиться в нашем предместье, не наслушалась такого, что будь здоров! Скажи ему, Банан, кто тут главный.
Белобрысый повинуется с улыбкой, сочащейся мороженым.
— Ты главный, Крыса.
Гастон горделиво подтягивает штаны и, задрав голову, устремляет взгляд в небо, словно между ним и простыми смертными уже нет ничего общего.
— Видал, Пьеро, какой у меня авторитет! Я же тебе говорил, что такой спектакль выдам вам напоследок, сам увидишь! Когда крысы вылезают из нор, перед ними ничто не устоит. Я объявляю, что настал сезон крыс. Ладно, пошли, мне тут надо одного человечка повидать. Баркас нас догонит. Ты с нами, принцесса?
— Нет, мы идем смотреть на пароходы. Ты вечно выражаешься, и потом, мне не нравится твоя белобрысая телка.
Джейн напустила на себя высокомерный вид и говорит самым язвительным тоном, на какой только способна, но Крысе не так-то просто испортить настроение.
— Это Банан-то белобрысая телка? И не совестно тебе нападать на человека, который не может публично доказать свою принадлежность к мужскому полу?
Банан бессмысленно улыбается и молчит.
— Не плачь, Бананчик. Придет и ее черед, посбивают и с нее спесь. Кстати, раз уж я вспомнил, тебе не попадался пресловутый изабеллин вояка?
Показав Крысе язык, она хватает Пьеро за руку и тянет к маленькой церквушке, но Крыса одним прыжком настигает их.
— Ладно, не буду больше глупостей болтать. Пошли, я покажу тебе одну преотличную штуку: гитару.
Она останавливается в нерешительности, потом говорит:
— Что я, по-твоему, гитар не видала?
— Зато уж наверняка не слышала, как я на ней играю.
Зачем они Крысе понадобились? Он тут с двумя приятелями, приехал на грузовике. Может хоть целый день развлекаться. Но Джейн вдруг переменила решение и пошла за Крысой. Крыса почти бежит, а белобрысый в плаще до пят так и приплясывает, так и подпрыгивает на ходу.
— Я придумала. Сегодня мы переночуем в саду у мамы Пуф. А там видно будет.
Вдруг она замечает кролика в клетке и бежит на него полюбоваться.
— Ты здорово придумала! Там-то все и станут первым делом искать!
— От него воняет, а уши внутри розовые. Раз они нас не любят, зачем им нас искать? Посмотрим, хорошо ли спать на улице.
— Мама Пуф такая добрая, она ни за что не позволит нам спать на улице.
— Мама Пуф только и делает, что кормит Мяу. Она и знать не знает, что творится у них в доме.
— А дядя Анри?
— Дядя Анри позволяет мне делать все, что я захочу.
— Даже простудиться?
— Скажи прямо: ты просто не хочешь, чтобы я тебя любила. И нарочно придумываешь всякие сложности.
Крыса залез в кузов огромного ярко-красного грузовика, почти совсем нового; он стоит за целой горой овощей и цветов и о чем-то беседует с мужчиной в спецовке, который, попыхивая трубкой, внимательно смотрит на него и время от времени покачивает головой. Банан грызет морковку, даже не оторвав зелени, не отряхнув с нее песок. Разговор затягивается, и Крыса вроде совсем о них забыл, но вдруг он оборачивается и тычет в них пальцем, а человек с трубкой, смерив их взглядом, все так же покачивает головой. Крыса подзывает их и помогает забраться в кузов.
— Это Ласка, — говорит он. — У него больше земли, чем отсюда до моста, да еще в придачу гора и лес, где водятся волки.
— А что такое ласка? — спрашивает Джейн, ничуть не смущаясь.
Мужчина смотрит на нее пустыми глазами и пыхтит трубкой.
А Крыса продолжает паясничать:
— Это такая белка, правда, у нее мозгов чуть побольше, чем у тебя, и бегает она по траве. Только что была здесь — глядь, и нет ее! Она уже у тебя за спиной, а откуда взялась, неизвестно!
— Значит, это не белка, а крыса, — поправляет Джейн с невинной улыбкой.
Ласка выпускает клубы дыма прямо ей в глаза, и Гастон прыскает.
— Вот, рыженькая, он тебя и приласкал.
Он тащит их в конец кузова и пытается приподнять брезент в углу, но хозяин легонько прижимает ногой его длинные девичьи пальцы.
— Катись отсюда, я сам достану.
Крыса отскакивает в сторону, и взгляд у него становится злым, но только на мгновение — он тут же заставляет себя улыбнуться.
Ласка наклоняется и, не поднимая брезента, выталкивает из-под него картонную коробочку, прямо к ногам Джейн. Пока он стоял наклонившись, Крыса перегнулся через него и быстро отдернул краешек брезента: мелькнуло что-то белое и блестящее, похожее на холодильник. Когда хозяин выпрямляется с коробкой в руке, Крыса уже отступил на шаг. Он берет коробку из рук хозяина и протягивает Пьеро:
— Сделай одолжение, отнеси это в бакалею Пеллетье. Ты ведь знаешь, где она?
Но он не собирается ее брать, нет у него никакого желания делать Крысе одолжение, и к тому же этот Ласка ужасно ему не нравится, да и вообще ему хочется остаток дня провести с Джейн.
— Нет. Мы сейчас идем в порт. Ты ведь слышал.
— Тогда захватишь на обратном пути. Грузовик будет здесь до шести часов.
Ласка подгребает к брезенту сено и, встав на цыпочки, осторожно снимает лежащий наверху черный ящик. Гастон радостно, как мальчишка, вскрикивает, он весь дрожит от нетерпения.
— Гитара! Вы человек слова, Ласка. Вот уж угодили!
Опустив ящик на дно грузовика, он тут же открывает его и медленно поглаживает рукой лакированное дерево, поблескивающее в полумраке.
— До чего ж красивая! — говорит Джейн, тоже проводя ладошкой по дереву, которое кажется совсем тонким, как кожа.
Благоговейно закатив глаза, Крыса трогает струну, и в кузове долго дрожит глубокий низкий звук, похожий на голос Джейн, когда она говорит, словно выдыхая слова. Крыса сразу же захлопывает футляр и спрашивает:
— Ну что, Пьеро, заметано? Мсье Пеллетье ждет, а мне еще целый день носиться по городу на этой чертовой таратайке.
Он вопросительно смотрит на Джейн, и она отвечает чуть дрожащим голосом:
— Мы ничего не обещаем. Может быть, мы вообще никогда не вернемся.
— Что? Уж не собираетесь ли вы удрать? Да куда вы денетесь? Полиция сцапает вас нынче же вечером.
Джейн бросает на него презрительный взгляд.
— Больше не скажем ни слова, есть тысяча способов исчезнуть, так что нас никто не найдет. А насчет коробки там видно будет.
— Не пудри мне мозги, мышонок. Да или нет? Что скажешь, Пьеро? Удрать ты всегда успеешь. И зачем тебе в таком случае связываться с бабой?
— Она же тебе сказала. Там видно будет. Если вернемся сюда до шести, захватим. А что в ней?
— Сигареты.
— Почему мсье Пеллетье покупает их здесь?
— Так это же рынок. Тут все самое свежее. Жаль, что я не могу отпустить сейчас Банана.
— Чего? — отзывается бессмысленная улыбка.
— Заткнись, — бросает Крыса. — Где Баркас?
— Не видал.
— Ладно, пошли. Я уверен, Пьеро зайдет за коробкой. Верно? И спасибо за гитару. Поставьте ее в счет.
Джейн уже спрыгнула с грузовика и по дороге схватила клубнику: от клубничного сока волосы ее стали еще золотистее, а губы еще ярче. Прежде чем слезть, он оглядывается. Крыса протягивает Ласке кипу долларов, прикрывая их ладонью, словно от света: денег так много, что тот подставляет обе ладони.
— Приедем на днях за товаром. Не забудьте завтра покрышки. И динамо для «бюика-34», сможете достать?
— Постараюсь, — отвечает мужчина с трубкой, вяло махнув на прощание рукой, а взгляд его холодных, как камень, глаз, устремлен куда-то вдаль, куда-то за мост.
— Поглядим, что поделывает Баркас.
Они возвращаются к старому грузовику. За плечами у Крысы гитара: от радости он словно стал ровесником длинного Жюстена, вся его фигура выражает счастье, особенно зеленые смешливые искорки глаз. Он с размаху хлопает Банана по спине, тот улыбается, плотно запахивая плащ, под которым сохнет мороженое.
Дойдя до грузовика, Гастон вдруг присаживается на корточки и притягивает их к себе своими огромными лапами так близко, что слышно, как в груди у него словно шуршит бумага, сует им под нос большой и указательный пальцы, почти сведя их вместе, и упоенно сообщает заговорщическим тоном:
— В стакане у меня осталось вот столечко и ни капельки больше! Но бог ты мой, до чего же это хорошо! Представляешь, накачать мне легкие воздухом! Да это лучшая весна в моей жизни. Даже начинаешь верить в справедливость, черт подери!
Джейн быстро выскальзывает из-под его руки.
— Пошли, Пьеро. Я его боюсь, он совсем спятил.
Она протягивает ему влажную руку, и они потихоньку отходят к церквушке. Они видят, как возвращается Баркас с мрачной физиономией, в своих солдатских штанах и развевающемся синем халате.
— Можно подумать, он только что кого-то убил, — говорит Джейн скорее с презрением, чем с опаской. — На что они нам нужны, эти здоровенные обезьяны?
— Все без толку, — говорит Баркас. — Ты сам поговори с ним. Требует монеты вперед.
— Ладно, схожу. Да ты только взгляни, какая игрушечка! Гитара! Это он мне привез.
Баркас даже не глядит на гитару и нетерпеливо пожимает плечами.
— Через полчаса его здесь уже не будет. Надо идти сейчас.
— Птенчики мои, вы же не уйдете, не послушав, как я играю! Величайший гитарист среди ныне живущих… — Он запинаясь выговаривает последнее слово и повторяет: — Живущих… как бы не так!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34