Именно на этом судне я и приплыл сюда ночью. В конце концов вы нашли самолет. Три ночи вы даже пытались зацепить его крючьями, но вам удалось поднять лишь кончик левого крыла,— я показал в иллюминатор.— Смотрите, там свежий след излома.
— Откуда тебе обо всем известно? — прошептал Виланд.
— Потому что я постарался устроиться помощником моториста на «Темтрис».— Я сознательно не обратил внимания на ругань и сжатые кулаки Виланда.— Тебе и генералу казалось, что вы видели меня на борту спасательного судна в Гаване. Вы ошиблись, хотя я и работал в той фирме. Зато я пять недель провел на борту «Темтрис», потом перекрасил волосы в этот дьявольский цвет, а хирург, специалист по пластическим операциям, украсил меня шрамом, и я начал хромать. Ты оказался не слишком наблюдательным, Виланд! Ты просто обязан был меня расшифровать... Ну так вот. Вы знали, где находится клад, но не могли его поднять. Использовать воздушный колокол и другое сложное оборудование — значило своими собственными руками надеть себе на шею петлю. И тогда кому-то пришел в голову гениальный замысел. Готов поспорить, что он родился в голове твоего покойного друга инженера Брайсона. Он,
вероятно, где-то прочел об исследовании дна океана и испытаниях батискафа вблизи Багамских островов и придумал, как использовать его здесь.
Внутри кабины батискафа воздух почти пришел в норму, хотя все еще было душновато и жарко, однако кислорода хватало и дыхание стало свободным. С каждой минутой к Виланду и Ройалу возвращалась уверенность.
— Как видишь, у всех были гениальные замыслы. Но самый гениальный принадлежал Яблонскому. Он решил, что с нашей стороны будет очень любезным предоставить вам батискаф и позволить закончить дело.
Виланд тихо выругался, медленно окинул взглядом Рой-ала и снова уставился на меня:
— Так значит..? — начал он вопросительно.
— Все было запланировано заранее,— устало сказал я. Мой длинный рассказ не доставлял мне никакого удовольствия.— Французский и британский военный флот проводили испытания батискафа в Лионском заливе, но охотно согласились продолжить их здесь. Мы позаботились, чтобы им предшествовала шумная реклама преимуществ батискафа, чтобы самый последний идиот понял, насколько он подходит для тихой, незаметной операции по подъему затонувших сокровищ. Мы знали, что появление «Темтрис» — лишь вопрос времени, так и случилось. Батискаф мы оставили в удобном, безлюдном месте. Однако перед этим так над ним поработали, что никто, кроме меня и электрика, который изменил схему, не смог бы его использовать. Поэтому тебе требовался человек, разбирающийся в батискафе, не так ли, Виланд? И разве не было счастливым стечением обстоятельств мое появление, причем в самый подходящий момент? Кстати говоря, что скажут наши друзья буровики и инженер-нефтяник, когда узнают, что целых три месяца бурили в трех километрах от места, указанного геологами? Догадываюсь, ты и Брайсон подделали координаты на картах, чтобы оказаться поближе к сокровищам, но в нескольких километрах от месторождения нефти. Они просверлят дыру до Индийского океана, но не найдут никакой нефти!
— Этот номер у тебя не пройдет! — в бешенстве заорал Виланд.— Клянусь, ты не будешь...
— Заткнись! — презрительно оборвал я его.— Заткнись, не то поверну одну ручку, потом другую и через минуту вы будете стоять на коленях и умолять сохранить вам жизнь, как это было пять минут назад.
Будь их воля, они убили бы меня на месте, наблюдая,как я издыхаю в невероятных мучениях, и слезы радости оросили бы их щеки. До сих пор с ними так никто не разговаривал, они не знали, что отвечать, как себя вести: ведь их жизнь все время находилась в моих руках. Немного подумав, Виланд откинулся назад на сиденье и усмехнулся. Его мозг начинал действовать нормально.
— Я подозреваю, Талбот, ты вынашиваешь мысль выдать нас в руки правосудия. Я прав? — Не получив ответа, он добавил:— Если это так, я изменю свое мнение о тебе. Для такого шустрого фараона ты, Талбот, исключительно слеп в одном деле. Я уверен, тебе не захочется отвечать за смерть двух невинных людей.
— О чем ты говоришь? — медленно спросил я.
— Я говорю о генерале.— Виланд бросил на Ройала взгляд триумфатора, взгляд, в котором уже не было страха.— О генерале Рутвине, его жене и младшей дочери. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, Талбот?
— Что общего у жены генерала с...?
— О господи! А я уж думал, мы пропали! — с облегчением воскликнул Виланд.— Ты слепой глупец! Разве тебе ни разу не приходило в голову, каким образом мы заставили генерала сотрудничать с нами? Ты ни разу не задумался, почему он позволил нам пользоваться своей яхтой, буровой платформой и всем остальным?
— Я думал, что...
— Думал! — передразнил он меня.— Старый Рутвин вынужден был нам помогать, он знал, что от этого зависит жизнь его жены и младшей дочери.
— Жены и младшей дочери? Но ведь они в разводе. Генерал и его жена. Я читал об этом.
— Конечно, конечно, читал.— Виланд забыл о своем недавнем страхе и теперь выглядел почти беззаботным.— Сотни миллионов других тоже об этом читали. Генерал постарался, чтобы эта история приобрела огласку. Они обе наши заложницы, Талбот. Мы прячем их в безопасном месте, и они останутся там до тех пор, пока мы закончим здесь. В противном случае...
— Вы их... похитили?
— Наконец дошло! — съязвил Виланд.— Конечно, похитили.
— Ты и Ройал?
— Я и Ройал.
— И ты признаешься? Похищение... но законам штата за это грозит смертная казнь. Ты признался добровольно, без принуждения. Так?
— Так. Почему бы и не признаться? — храбрился Ви-ланд, но чувствовал себя не в своей тарелке.— Будет лучше, если ты забудешь о полиции и о своем желании выдать нас. А может, ты вообразил, что поднимешь нас отсюда и вывезешь на берег раньше, чем тебя разрежут на мелкие кусочки? Боюсь, ты рехнулся, Талбот.
— Жена и дочь генерала,— размышлял я вслух, как бы не слыша его слов.— Неплохо придумано. В конце концов ты отпустил бы их, ничего другого тебе не оставалось. Если бы ты попытался что-то с ними сделать, возник бы скандал, почище дела Линдберга. С другой стороны, ты знал, что генерал впоследствии ничего предпринимать не будет, не имея против тебя никаких доказательств. К тому же в рукаве у тебя козырный туз — Ройал. Пока Ройал гуляет на свободе, генерал не отважится даже пикнуть. Вся операция обошлась бы ему, наверное, в миллион, но для него это мелочь, по сравнению с жизнью жены и дочери. Идеальная выдумка.
— Конечно. Все козыри у меня в руках.
— Да,— рассеянно ответил я.— И каждый день, ровно в полдень ты посылаешь зашифрованную телеграмму, используя генеральский личный код, своим цепным псам, стерегущим миссис Рутвин и Джейн. Видишь, Виланд, я даже знаю имя дочери. Если в течение двадцати четырех часов телеграмма не придет, твои люди должны перевести заложниц в другое место, более безопасное. Боюсь, Атланта оказалась не очень безопасной.
Лицо Виланда стало серым, руки снова начали трястись. Я услышал его сдавленный шепот:
— Что ты сказал?
— Я догадался об этом двадцать четыре часа назад,— объяснил я.— Вначале мы были слепы. Несколько недель контролировали все международные телеграммы, отправляемые из Марбл-Спрингс, забыв о внутренних. Я передал записку судье Моллисону при посредничестве Кеннеди; помнишь нашу драку, именно тогда. Эта записка, наверное, уже привела в действие ФБР, которое ни перед чем не остановится, особенно после смерти Яблонского. Думаю, все уже кончено. Миссис Рутвин и Джейн целы и невредимы, а твои дружки, Виланд, валят все друг на друга, чтобы только спасти свои жизни! — О последнем я мог только догадываться, но не думаю, что сильно ошибался.
— Ты все придумал,— сказал Виланд. На его лице снова появился страх, он готов был ухватиться за любую соломинку.— Ты целый день был под охраной, откуда же...
— Если бы ты потрудился подняться в кабину радиста и увидел, в каком состоянии находится твой молодчик, пытавшийся помешать мне связаться по радио с шерифом, то не говорил бы таких глупостей. Благодаря Кеннеди, у Ройала так болит голова. Кеннеди втащил его в комнату и присматривал за ним, исписав при этом листы бумаги на моем столе ничего не значащими цифрами и буквами, пока я занимался другими делами. Надеюсь, ты понимаешь, я бы не решился сделать ни шагу, не убедившись, что они в безопасности. Теперь они в безопасности.
Я посмотрел на его серое, нездоровое лицо загнанного в угол человека и отвернулся. Пора было возвращаться, я все узнал, собрал все доказательства, которые могли бы понадобиться. Я открыл распределительную коробку, перебросил четыре провода и включил первое из четырех электро-магнитых устройств, сбрасывающих балласт из свинцовой дроби. Аппаратура работала. В иллюминаторе были видны два облака серой дроби, как град, посыпавшейся на дно и исчезнувшей в черном иле. Аппаратура работала, но уменьшение веса ничего не дало. Батискаф не пошевелился.
Я включил второй затвор и опорожнил еще одну емкость. Мы по-прежнему не двигались с места. Мы глубоко завязли в иле, я даже не знал как глубоко, но во время испытаний ничего подобного не происходило. Я уселся и попытался сообразить, не забыл ли о чем-нибудь. Теперь, когда обстановка несколько разрядилась, снова напомнила о себе боль в руке и во рту, так что думать было нелегко. Я вынул пуговицу, которую держал во рту, и рассеянно спрятал ее в карман.
— Это... это цианистый калий? — Лицо Виланда по-прежнему было серым.
— Не болтай ерунды. Самая обыкновенная пластмасса.— Я встал и одновременно опорожнил две оставшихся балластных цистерны с дробью. Безрезультатно. Я взглянул на Виланда и Ройала и на их лицах заметил страх, который начал уже передаваться и мне. Господи, подумал я, какая ирония судьбы, если после всего, что я сделал и сказал, нам действительно придется умирать здесь, на дне. Я взял себя в руки и запустил два двигателя, повернул рули на максимальный угол подъема, включил двигатель буксирного троса и одновременно рванул рычаг, сбрасывающий в море два больших электроаккумулятора, смонтированные
на наружной стенке батискафа. Они упали, громыхнув по батискафу, и подняли тучу черного, липкого ила. Мгновение, которое длилось целую вечность, мне казалось, что я лишился последнего шанса, все замерло, и вдруг батискаф вздрогнул и начал подниматься. Я слышал, как Виланд рыдает от облегчения и испуга.
Я выключил двигатель. Мы всплывали медленно, время от времени я подтягивал буксирный трос. Мы поднялись метров на тридцать, когда Ройал подал голос:
— Так значит, ты притворялся, Талбот. Ты не собирался оставлять нас на дне.— Он говорил зловещим шепотом, здоровая часть его лица была, как всегда, лишена всякого выражения.
— Верно,— подтвердил я.
— Зачем же?
— Чтобы точно узнать, где находится клад. Хотя, это было делом второстепенным, я знал, что он где-то здесь, недалеко, а гидрографическое судно обнаружило бы его за один день.
— Зачем же, Талбот? — повторил он тем же бесцветным голосом.
— Мне нужны були доказательства. Доказательства, чтобы отправить вас на электрический стул. До сих пор никаких доказательств не было, ваш путь напоминал ряд водонепроницаемых помещений с закрытыми дверями. Ройал закрывал все эти двери по очереди, убивая каждого, кто мог вас выдать. Просто не верится, но не было ни одного обвинения против вас, не было ни одного человека, который мог бы дать показания, по той простой причине, что никого не оставалось в живых. Закрытые двери! Сегодня вы сами их открыли. Страх оказался ключом ко всем дверям.
— У тебя по-прежнему нет доказательств; Талбот,— сказал Ройал.— У тебя есть только слова против наших слов. К тому же ты не доживешь до того момента, когда сможешь их сказать кому-нибудь.
— Я ожидал этого,— кивнул я. Мы как раз были на глубине восемьдесят метров.— Ты снова стал отважным, Ройал? Но сделать ты ничего не отважишься. Без меня вы не состыкуете батискаф с колонной. К тому же, у меня имеются и вещественные доказательства. К пальцу ноги я приклеил пластырем пулю, которая убила Яблонского.— Они обменялись изумленными взглядами.— Вы ошеломлены? Я знаю обо всем! В саду я даже откопал труп Яблонского. Эта пуля из твоего пистолета, Ройал. Одного этого будет достаточно, чтобы посадить тебя на электрический стул.
— Отдай мне ее, Талбот! Немедленно отдай! — Его бесцветные неподвижные глаза блестели, рука потянулась за оружием.
— Не глупи. Зачем она тебе? Выбросишь ее в иллюминатор? Ты не сможешь от нее избавиться. А если бы даже и смог, есть еще кое-что, от чего ты никогда не избавишься. Настоящая причина нашего сегодняшнего путешествия, причина, из-за которой вы расстанетесь с жизнью.
Мой голос парализовал их. Ройал замер. Виланд, весь серый, по-прежнему дрожал. Они понимали, что конец близок, хотя еще не знали, какой он.
— Буксирный трос,— сказал я.— Микрофонный кабель подключен к динамику на буровой. Видите выключатель микрофона? Я подключил его так, что микрофон работает непрерывно. Поэтому я заставил вас говорить громко, велел повторять большинство признаний, поэтому подтянул тебя к себе, Виланд, чтобы твое признание в преступлениях шло прямо в микрофон. Каждое слово, сказанное здесь, слышно из динамика. И каждое слово троекратно записывается: магнитофоном, гражданским стенографом и полицейским стенографом из Майами. Возвращаясь сегодня ночью отсюда, я позвонил в полицию. Рано утром они уже были здесь, и именно поэтому так нервничали буровой мастер и инженер. Полиция пряталась двенадцать часов, Кеннеди знал где. А во время обеда я сообщил Кеннеди о твоём условном стуке. Чибатти и его людей наверняка уже взяли. Вот и все...
Они молчали. Им нечего было сказать, по крайней мере до тех пор, пока они полностью не осознают все сказанное мной.
— О магнитофонной пленке не беспокойтесь,— сказал я.— Как правило, суды не принимают магнитофонные записи в качестве вещественных доказательств, но на этот раз будет сделано исключение. Все показания вы дали добровольно, вспомните и вы убедитесь, что так оно и было. В кессоне найдется как минимум десять свидетелей, готовых присягнуть в достоверности этих записей, в том, что они могли исходить только из батискафа. Любой прокурор в стране потребует обвинительного приговора, а присяжным даже не понадобится совещаться. Понимаете, что это означает?
— Да.— Ройал вынул пистолет, очевидно, ему пришел в голову дикий замысел перебить буксирный трос и направить батискаф в безопасное место.— Значит, мы ошиблись в тебе, Талбот, ты оказался хитрее нас. Я признаю это.
Храбрости тебе тоже хватает, но ты никогла не услышишь, как присяжные вынесут нам приговор. Мне все равно подыхать.— Он крепче сжал пистолет.— Прощай, Талбот.
— Я не стал бы этого делать на твоем месте,— сказал я.— Может быть, для тебя будет лучше сохранить руку, чтобы, когда придет время, было чем держаться за поручни электрического стула?
— Тебе не поможет эта болтовня, Талбот, я уже сказал...
— Загляни в дуло,— посоветовал я.— Если хочешь остаться без руки, попробуй выстрелить. Когда ты лежал без сознания, Кеннеди забил в дуло свинцовую заглушку. Ты думаешь, я совсем идиот? Спустился бы на дно, если бы ты держал в руке заряженный пистолет? Впрочем, можешь не верить мне на слово, Ройал, достаточно нажать на спуск.
Он искоса глянул в глубь дула, и на его скривившемся лице появилась маска ненависти. За один день он выполнил десятилетний план по смене выражения лица! Теперь же он не мог скрыть даже своих намерений. Я раньше него знал, что он бросит в меня пистолет. Мне удалось уклониться, пистолет ударился в иллюминатор, не причинив ему никакого вреда, и упал на пол.
— Но с моим оружием никто ничего не сделал,— прохрипел Виланд. В нем невозможно было узнать когда-то благородного и процветающего, хотя и чересчур доброго бизнесмена. Лицо его стало каким-то исхудавшим, оно странно постарело и покрылось зеленоватым потом.— Наконец-то и ты совершил ошибку, Талбот.— Он тяжело дышал.— Тебе не удастся...
Он замолчал, его рука, полезшая было за пазуху, остановилась на полпути. Он уставился в дуло тяжелого кольта, направленное ему прямо в лоб.
— Где ты взял его? Это пистолет Ларри?
— Он больше ему не понадобится. Вам следовало обыскать меня, а не Кеннеди. Глупцы! Конечно, это пистолет Ларри, этого набитого наркотиками сопляка, который утверждал, что является твоим сыном.— Я спокойно смотрел на Виланда, мне хотелось избежать стрельбы на глубине пятьдесят метров от поверхности моря. Я не знал, какие будут последствия.— Я отобрал его сегодня вечером у Ларри примерно час назад перед тем, как убил его.
— Перед тем как его...?
— Убил его. Свернул ему шею.
Издав не то стон, не то всхлип, Виланд бросился на меня
через всю кабину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Откуда тебе обо всем известно? — прошептал Виланд.
— Потому что я постарался устроиться помощником моториста на «Темтрис».— Я сознательно не обратил внимания на ругань и сжатые кулаки Виланда.— Тебе и генералу казалось, что вы видели меня на борту спасательного судна в Гаване. Вы ошиблись, хотя я и работал в той фирме. Зато я пять недель провел на борту «Темтрис», потом перекрасил волосы в этот дьявольский цвет, а хирург, специалист по пластическим операциям, украсил меня шрамом, и я начал хромать. Ты оказался не слишком наблюдательным, Виланд! Ты просто обязан был меня расшифровать... Ну так вот. Вы знали, где находится клад, но не могли его поднять. Использовать воздушный колокол и другое сложное оборудование — значило своими собственными руками надеть себе на шею петлю. И тогда кому-то пришел в голову гениальный замысел. Готов поспорить, что он родился в голове твоего покойного друга инженера Брайсона. Он,
вероятно, где-то прочел об исследовании дна океана и испытаниях батискафа вблизи Багамских островов и придумал, как использовать его здесь.
Внутри кабины батискафа воздух почти пришел в норму, хотя все еще было душновато и жарко, однако кислорода хватало и дыхание стало свободным. С каждой минутой к Виланду и Ройалу возвращалась уверенность.
— Как видишь, у всех были гениальные замыслы. Но самый гениальный принадлежал Яблонскому. Он решил, что с нашей стороны будет очень любезным предоставить вам батискаф и позволить закончить дело.
Виланд тихо выругался, медленно окинул взглядом Рой-ала и снова уставился на меня:
— Так значит..? — начал он вопросительно.
— Все было запланировано заранее,— устало сказал я. Мой длинный рассказ не доставлял мне никакого удовольствия.— Французский и британский военный флот проводили испытания батискафа в Лионском заливе, но охотно согласились продолжить их здесь. Мы позаботились, чтобы им предшествовала шумная реклама преимуществ батискафа, чтобы самый последний идиот понял, насколько он подходит для тихой, незаметной операции по подъему затонувших сокровищ. Мы знали, что появление «Темтрис» — лишь вопрос времени, так и случилось. Батискаф мы оставили в удобном, безлюдном месте. Однако перед этим так над ним поработали, что никто, кроме меня и электрика, который изменил схему, не смог бы его использовать. Поэтому тебе требовался человек, разбирающийся в батискафе, не так ли, Виланд? И разве не было счастливым стечением обстоятельств мое появление, причем в самый подходящий момент? Кстати говоря, что скажут наши друзья буровики и инженер-нефтяник, когда узнают, что целых три месяца бурили в трех километрах от места, указанного геологами? Догадываюсь, ты и Брайсон подделали координаты на картах, чтобы оказаться поближе к сокровищам, но в нескольких километрах от месторождения нефти. Они просверлят дыру до Индийского океана, но не найдут никакой нефти!
— Этот номер у тебя не пройдет! — в бешенстве заорал Виланд.— Клянусь, ты не будешь...
— Заткнись! — презрительно оборвал я его.— Заткнись, не то поверну одну ручку, потом другую и через минуту вы будете стоять на коленях и умолять сохранить вам жизнь, как это было пять минут назад.
Будь их воля, они убили бы меня на месте, наблюдая,как я издыхаю в невероятных мучениях, и слезы радости оросили бы их щеки. До сих пор с ними так никто не разговаривал, они не знали, что отвечать, как себя вести: ведь их жизнь все время находилась в моих руках. Немного подумав, Виланд откинулся назад на сиденье и усмехнулся. Его мозг начинал действовать нормально.
— Я подозреваю, Талбот, ты вынашиваешь мысль выдать нас в руки правосудия. Я прав? — Не получив ответа, он добавил:— Если это так, я изменю свое мнение о тебе. Для такого шустрого фараона ты, Талбот, исключительно слеп в одном деле. Я уверен, тебе не захочется отвечать за смерть двух невинных людей.
— О чем ты говоришь? — медленно спросил я.
— Я говорю о генерале.— Виланд бросил на Ройала взгляд триумфатора, взгляд, в котором уже не было страха.— О генерале Рутвине, его жене и младшей дочери. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду, Талбот?
— Что общего у жены генерала с...?
— О господи! А я уж думал, мы пропали! — с облегчением воскликнул Виланд.— Ты слепой глупец! Разве тебе ни разу не приходило в голову, каким образом мы заставили генерала сотрудничать с нами? Ты ни разу не задумался, почему он позволил нам пользоваться своей яхтой, буровой платформой и всем остальным?
— Я думал, что...
— Думал! — передразнил он меня.— Старый Рутвин вынужден был нам помогать, он знал, что от этого зависит жизнь его жены и младшей дочери.
— Жены и младшей дочери? Но ведь они в разводе. Генерал и его жена. Я читал об этом.
— Конечно, конечно, читал.— Виланд забыл о своем недавнем страхе и теперь выглядел почти беззаботным.— Сотни миллионов других тоже об этом читали. Генерал постарался, чтобы эта история приобрела огласку. Они обе наши заложницы, Талбот. Мы прячем их в безопасном месте, и они останутся там до тех пор, пока мы закончим здесь. В противном случае...
— Вы их... похитили?
— Наконец дошло! — съязвил Виланд.— Конечно, похитили.
— Ты и Ройал?
— Я и Ройал.
— И ты признаешься? Похищение... но законам штата за это грозит смертная казнь. Ты признался добровольно, без принуждения. Так?
— Так. Почему бы и не признаться? — храбрился Ви-ланд, но чувствовал себя не в своей тарелке.— Будет лучше, если ты забудешь о полиции и о своем желании выдать нас. А может, ты вообразил, что поднимешь нас отсюда и вывезешь на берег раньше, чем тебя разрежут на мелкие кусочки? Боюсь, ты рехнулся, Талбот.
— Жена и дочь генерала,— размышлял я вслух, как бы не слыша его слов.— Неплохо придумано. В конце концов ты отпустил бы их, ничего другого тебе не оставалось. Если бы ты попытался что-то с ними сделать, возник бы скандал, почище дела Линдберга. С другой стороны, ты знал, что генерал впоследствии ничего предпринимать не будет, не имея против тебя никаких доказательств. К тому же в рукаве у тебя козырный туз — Ройал. Пока Ройал гуляет на свободе, генерал не отважится даже пикнуть. Вся операция обошлась бы ему, наверное, в миллион, но для него это мелочь, по сравнению с жизнью жены и дочери. Идеальная выдумка.
— Конечно. Все козыри у меня в руках.
— Да,— рассеянно ответил я.— И каждый день, ровно в полдень ты посылаешь зашифрованную телеграмму, используя генеральский личный код, своим цепным псам, стерегущим миссис Рутвин и Джейн. Видишь, Виланд, я даже знаю имя дочери. Если в течение двадцати четырех часов телеграмма не придет, твои люди должны перевести заложниц в другое место, более безопасное. Боюсь, Атланта оказалась не очень безопасной.
Лицо Виланда стало серым, руки снова начали трястись. Я услышал его сдавленный шепот:
— Что ты сказал?
— Я догадался об этом двадцать четыре часа назад,— объяснил я.— Вначале мы были слепы. Несколько недель контролировали все международные телеграммы, отправляемые из Марбл-Спрингс, забыв о внутренних. Я передал записку судье Моллисону при посредничестве Кеннеди; помнишь нашу драку, именно тогда. Эта записка, наверное, уже привела в действие ФБР, которое ни перед чем не остановится, особенно после смерти Яблонского. Думаю, все уже кончено. Миссис Рутвин и Джейн целы и невредимы, а твои дружки, Виланд, валят все друг на друга, чтобы только спасти свои жизни! — О последнем я мог только догадываться, но не думаю, что сильно ошибался.
— Ты все придумал,— сказал Виланд. На его лице снова появился страх, он готов был ухватиться за любую соломинку.— Ты целый день был под охраной, откуда же...
— Если бы ты потрудился подняться в кабину радиста и увидел, в каком состоянии находится твой молодчик, пытавшийся помешать мне связаться по радио с шерифом, то не говорил бы таких глупостей. Благодаря Кеннеди, у Ройала так болит голова. Кеннеди втащил его в комнату и присматривал за ним, исписав при этом листы бумаги на моем столе ничего не значащими цифрами и буквами, пока я занимался другими делами. Надеюсь, ты понимаешь, я бы не решился сделать ни шагу, не убедившись, что они в безопасности. Теперь они в безопасности.
Я посмотрел на его серое, нездоровое лицо загнанного в угол человека и отвернулся. Пора было возвращаться, я все узнал, собрал все доказательства, которые могли бы понадобиться. Я открыл распределительную коробку, перебросил четыре провода и включил первое из четырех электро-магнитых устройств, сбрасывающих балласт из свинцовой дроби. Аппаратура работала. В иллюминаторе были видны два облака серой дроби, как град, посыпавшейся на дно и исчезнувшей в черном иле. Аппаратура работала, но уменьшение веса ничего не дало. Батискаф не пошевелился.
Я включил второй затвор и опорожнил еще одну емкость. Мы по-прежнему не двигались с места. Мы глубоко завязли в иле, я даже не знал как глубоко, но во время испытаний ничего подобного не происходило. Я уселся и попытался сообразить, не забыл ли о чем-нибудь. Теперь, когда обстановка несколько разрядилась, снова напомнила о себе боль в руке и во рту, так что думать было нелегко. Я вынул пуговицу, которую держал во рту, и рассеянно спрятал ее в карман.
— Это... это цианистый калий? — Лицо Виланда по-прежнему было серым.
— Не болтай ерунды. Самая обыкновенная пластмасса.— Я встал и одновременно опорожнил две оставшихся балластных цистерны с дробью. Безрезультатно. Я взглянул на Виланда и Ройала и на их лицах заметил страх, который начал уже передаваться и мне. Господи, подумал я, какая ирония судьбы, если после всего, что я сделал и сказал, нам действительно придется умирать здесь, на дне. Я взял себя в руки и запустил два двигателя, повернул рули на максимальный угол подъема, включил двигатель буксирного троса и одновременно рванул рычаг, сбрасывающий в море два больших электроаккумулятора, смонтированные
на наружной стенке батискафа. Они упали, громыхнув по батискафу, и подняли тучу черного, липкого ила. Мгновение, которое длилось целую вечность, мне казалось, что я лишился последнего шанса, все замерло, и вдруг батискаф вздрогнул и начал подниматься. Я слышал, как Виланд рыдает от облегчения и испуга.
Я выключил двигатель. Мы всплывали медленно, время от времени я подтягивал буксирный трос. Мы поднялись метров на тридцать, когда Ройал подал голос:
— Так значит, ты притворялся, Талбот. Ты не собирался оставлять нас на дне.— Он говорил зловещим шепотом, здоровая часть его лица была, как всегда, лишена всякого выражения.
— Верно,— подтвердил я.
— Зачем же?
— Чтобы точно узнать, где находится клад. Хотя, это было делом второстепенным, я знал, что он где-то здесь, недалеко, а гидрографическое судно обнаружило бы его за один день.
— Зачем же, Талбот? — повторил он тем же бесцветным голосом.
— Мне нужны були доказательства. Доказательства, чтобы отправить вас на электрический стул. До сих пор никаких доказательств не было, ваш путь напоминал ряд водонепроницаемых помещений с закрытыми дверями. Ройал закрывал все эти двери по очереди, убивая каждого, кто мог вас выдать. Просто не верится, но не было ни одного обвинения против вас, не было ни одного человека, который мог бы дать показания, по той простой причине, что никого не оставалось в живых. Закрытые двери! Сегодня вы сами их открыли. Страх оказался ключом ко всем дверям.
— У тебя по-прежнему нет доказательств; Талбот,— сказал Ройал.— У тебя есть только слова против наших слов. К тому же ты не доживешь до того момента, когда сможешь их сказать кому-нибудь.
— Я ожидал этого,— кивнул я. Мы как раз были на глубине восемьдесят метров.— Ты снова стал отважным, Ройал? Но сделать ты ничего не отважишься. Без меня вы не состыкуете батискаф с колонной. К тому же, у меня имеются и вещественные доказательства. К пальцу ноги я приклеил пластырем пулю, которая убила Яблонского.— Они обменялись изумленными взглядами.— Вы ошеломлены? Я знаю обо всем! В саду я даже откопал труп Яблонского. Эта пуля из твоего пистолета, Ройал. Одного этого будет достаточно, чтобы посадить тебя на электрический стул.
— Отдай мне ее, Талбот! Немедленно отдай! — Его бесцветные неподвижные глаза блестели, рука потянулась за оружием.
— Не глупи. Зачем она тебе? Выбросишь ее в иллюминатор? Ты не сможешь от нее избавиться. А если бы даже и смог, есть еще кое-что, от чего ты никогда не избавишься. Настоящая причина нашего сегодняшнего путешествия, причина, из-за которой вы расстанетесь с жизнью.
Мой голос парализовал их. Ройал замер. Виланд, весь серый, по-прежнему дрожал. Они понимали, что конец близок, хотя еще не знали, какой он.
— Буксирный трос,— сказал я.— Микрофонный кабель подключен к динамику на буровой. Видите выключатель микрофона? Я подключил его так, что микрофон работает непрерывно. Поэтому я заставил вас говорить громко, велел повторять большинство признаний, поэтому подтянул тебя к себе, Виланд, чтобы твое признание в преступлениях шло прямо в микрофон. Каждое слово, сказанное здесь, слышно из динамика. И каждое слово троекратно записывается: магнитофоном, гражданским стенографом и полицейским стенографом из Майами. Возвращаясь сегодня ночью отсюда, я позвонил в полицию. Рано утром они уже были здесь, и именно поэтому так нервничали буровой мастер и инженер. Полиция пряталась двенадцать часов, Кеннеди знал где. А во время обеда я сообщил Кеннеди о твоём условном стуке. Чибатти и его людей наверняка уже взяли. Вот и все...
Они молчали. Им нечего было сказать, по крайней мере до тех пор, пока они полностью не осознают все сказанное мной.
— О магнитофонной пленке не беспокойтесь,— сказал я.— Как правило, суды не принимают магнитофонные записи в качестве вещественных доказательств, но на этот раз будет сделано исключение. Все показания вы дали добровольно, вспомните и вы убедитесь, что так оно и было. В кессоне найдется как минимум десять свидетелей, готовых присягнуть в достоверности этих записей, в том, что они могли исходить только из батискафа. Любой прокурор в стране потребует обвинительного приговора, а присяжным даже не понадобится совещаться. Понимаете, что это означает?
— Да.— Ройал вынул пистолет, очевидно, ему пришел в голову дикий замысел перебить буксирный трос и направить батискаф в безопасное место.— Значит, мы ошиблись в тебе, Талбот, ты оказался хитрее нас. Я признаю это.
Храбрости тебе тоже хватает, но ты никогла не услышишь, как присяжные вынесут нам приговор. Мне все равно подыхать.— Он крепче сжал пистолет.— Прощай, Талбот.
— Я не стал бы этого делать на твоем месте,— сказал я.— Может быть, для тебя будет лучше сохранить руку, чтобы, когда придет время, было чем держаться за поручни электрического стула?
— Тебе не поможет эта болтовня, Талбот, я уже сказал...
— Загляни в дуло,— посоветовал я.— Если хочешь остаться без руки, попробуй выстрелить. Когда ты лежал без сознания, Кеннеди забил в дуло свинцовую заглушку. Ты думаешь, я совсем идиот? Спустился бы на дно, если бы ты держал в руке заряженный пистолет? Впрочем, можешь не верить мне на слово, Ройал, достаточно нажать на спуск.
Он искоса глянул в глубь дула, и на его скривившемся лице появилась маска ненависти. За один день он выполнил десятилетний план по смене выражения лица! Теперь же он не мог скрыть даже своих намерений. Я раньше него знал, что он бросит в меня пистолет. Мне удалось уклониться, пистолет ударился в иллюминатор, не причинив ему никакого вреда, и упал на пол.
— Но с моим оружием никто ничего не сделал,— прохрипел Виланд. В нем невозможно было узнать когда-то благородного и процветающего, хотя и чересчур доброго бизнесмена. Лицо его стало каким-то исхудавшим, оно странно постарело и покрылось зеленоватым потом.— Наконец-то и ты совершил ошибку, Талбот.— Он тяжело дышал.— Тебе не удастся...
Он замолчал, его рука, полезшая было за пазуху, остановилась на полпути. Он уставился в дуло тяжелого кольта, направленное ему прямо в лоб.
— Где ты взял его? Это пистолет Ларри?
— Он больше ему не понадобится. Вам следовало обыскать меня, а не Кеннеди. Глупцы! Конечно, это пистолет Ларри, этого набитого наркотиками сопляка, который утверждал, что является твоим сыном.— Я спокойно смотрел на Виланда, мне хотелось избежать стрельбы на глубине пятьдесят метров от поверхности моря. Я не знал, какие будут последствия.— Я отобрал его сегодня вечером у Ларри примерно час назад перед тем, как убил его.
— Перед тем как его...?
— Убил его. Свернул ему шею.
Издав не то стон, не то всхлип, Виланд бросился на меня
через всю кабину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25