Он был выше, шире, тяжелее и моложе меня, Такие лица, как у него, жестокие, смуглые, с черными глазами, бывают у американцев итальянского происхождения. Если это радист, то в таком случае я царица Савская.
— Почему такая паника? — спросил я, стараясь говорить с наилучшим американским акцентом, но получилось очень неудачно.— Шеф прислал тебе радиограмму.
— Какой шеф? — спросил он тихо. Телосложение и лицо боксера тяжелого веса не обязательно должны сочетаться с умом дебила, а дебилом этот парень не был.— Ну-ка, дай рассмотреть тебя поближе, старина.
— Какая муха тебя укусила? — спросил я и опустил воротник.
— А теперь шляпу,— спокойно сказал он.
Я снял шляпу и швырнул ему в лицо в тот самый миг, как из него вырвалось одно-единственное слово — Талбот! Одновременно, прежде чем шляпа упала на пол. я левой рукой изо. всех сил ударил его в живот. У меня было ощущение, что я ударил по дереву, но парень оказался не таким устойчивым, как дерево, и упал. Он с таким грохотом врезался головой и плечами в противоположную сторону, что кабина затряслась. Однако это был еще не конец. Готов поклясться, он даже глазом не моргнул. Он тут же ударил меня ногой, целясь в пах, но промазал и попал в колено. Удар был настолько силен, что я не удержался на ногах и тоже упал. Через секунду мы уже катались по полу, пиная друг друга, стараясь побольней стукнуть и выцарапать глаза. Маркиз Куинсберри, автор боксерских правил, вряд ли остался бы нами доволен.
У него было преимущество предо мной. Во-первых, штормовка ограничивала свободу движений а, хотя несколько смягчала силу его ударов, в то же время не давала мне ударить в полную силу.- Во-вторых, он, очевидно, не имел ничего против того, чтобы превратить кабину в свал-ку сломанной радиоаппаратуры и мебели; я же старался этого избежать, всё зависело от того, уцелеет ли рация. Мы докатились до стола с аппаратурой, его ножка не выдержала нашего напора и сломалась, В этот момент я почувствовал себя не лучшим образом. Хотя оказалось, что у этого парня обычные руки, а не паровые молоты, как мне вначале померещилось, вид падающего стола привел меня в отчаяние. Я пропустил мощный удар по ребрам и от боли чуть не потерял сознание. Он тотчас прижал меня к полу,
но я ребром ладони рубанул его по открытой шее с такой силой, которую допускала штормовка. По всем правилам он должен был сразу потерять сознание, но, очевидно, никаких правил он не знал. Несколько мгновений он не мог прийти в себя, я успел выкарабкаться из-под него и пополз к открытой двери. Я не хотел продолжать схватку там, где мы лежали, так, как переломанная ножка стола держалась буквально на честном слове и рация просто чудом не упала на металлический пол. Если бы это произошло, она бы наверняка разбилась вдребезги.
Парень был крепким орешком. Мы оба поднялись на ноги,, хотя он с большим трудом. Я уж было подумал, что у него прошла охота, но тут он поднял кресло и бросил в меня. Я пригнулся и услышал, как кресло разбивается о дверной косяк. Оказалось, это только артподготовка, вслед за которой пошли в атаку главные штурмовые силы. Он бросился на меня, как разъяренный бык на арене, я уклонился от встречи не хуже тореадора и развернулся в ожидании новой атаки. Её не последовало. Он пригнулся, упершись руками в стену, чтобы посильнее оттолкнуться и прыгнуть на меня, как вдруг высоко в двери за ним появилась узкая рука в белой перчатке, сжимающая ножку кресла.
Мэри ударила его, но это был неуверенный удар, который даже карлику не причинил бы неприятностей. Тем не менее, ее затрясло, как от удара электрическим током. Мой противник повернулся в поисках новой угрозы, в этот момент я прыгнул и изо всех сил, какие у меня оставались, ударил его правым боковым. В боксе это один из самых коварных ударов, он может легко вывихнуть челюсть или свернуть шею. С любым нормальным человеком так бы и произошло, но этот был просто феноменально вынослив. Он начал съезжать на пол, закатив глаза, но даже в таком состоянии, попытался дотянуться до меня и схватить за ноги. На этот раз координация движений его подвела. Я отступил назад, когда его лицо оказалось у моей правой ступни, У меня не было причин не допустить столкновения двух этих объектов, и я не стал этому препятствовать.
Он тихо лежал ничком, раскинув руки и ноги. Меня в этот момент нельзя было назвать тихим, я с трудом дышал, глубоко втягивая воздух, как будто только что пробежал милю, хотя уже много лет не бегал даже стометровки, весь мокрый от пота, вынул платок и вытер лицо. Следов крови на нем не оказалось. Если бы мне пришлось объяснять Ви~ ланду, почему у меня на лице синяк или разбит нос, едва ли
удалось легко отвертеться. Я спрятал платок и посмотрел на стоящую в дверях девушку. Рука, в которой она все еще держала ножку кресла, слегка дрожала, глаза ее широко раскрылись, губы побледнели, вряд ли ее вид выражал восторг и одобрение.
— Неужели надо было обязательно... ногой? — дрожащим голосом спросила она.
— А чем же еще? — разозлился я.— Вы же взрослая. Этот тип никогда в жизни не слыхал о маленьком лорде Фаунтлерое. Он был разорвал меня на мелкие кусочки и скормил акулам, будь у него такая возможность. Так вот,
стойте возле него с этой палкой в руке и, как только он пошевелится, бейте, но на этот раз крепче. Я и так уже,— быстро добавил я, чтобы она не заподозрила меня в неблагодарности,— вам очень обязан за то, что вы для меня сделали.
Я повернулся к столу. С этого момента, как я вошел в кабину, уже и так прошла одна драгоценная минута. Я сразу нашел то, что нужно. На нескольких гвоздиках в стене висели мотки проводов. Я выбрал один из них и надежно связав радиста, набросил ему на шею петлю, а конец провода привязал к ручке шкафчика. Если ему придет в голову попытаться нажать на какие-нибудь скрытые кнопки, он быстро поймет, что при этом сможет только задохнуться. Я подумал, не заткнуть ли ему кляпом рот. Не стоит, при таком урагане кричать бесполезно.
Я придвинул единственное уцелевшее в кабине кресло и уселся за стол. Рация была обычная, которая применяется в авиации. Я хороню ее знал. Включил, настроил на волну полиции и надел наушники. Я был уверен, что долго ждать мне не придется. Полиция прослушивает свои волны двадцать четыре часа в сутки. Через три секунды после моего сигнала в наушниках раздался треск.
— Управление полиции. У аппарата шериф Прендергаст. Говорите.
Я перебросил переключатель на микрофон.
— Докладывает патрульный автомобиль номер девятнадцать.— Меня бы узнали и без этого шифра, тем более что все патрульные автомобили в округе предупреждены, чтобы они не выходили в эфир. Но в наше время полно любителей-коротковолновиков, прослушивающих эфир. Я бы не удивился, если бы преступная организация Виланда тоже подслушивала полицейские волны. Я продолжил.— Подозрительный, соответствующий описанию, задержан вблизи поворота на Вентуру. Доставить его?
— Нет,— затрещало в наушниках. Пауза.— Разыскиваемый найден. Подозреваемого можете освободить.
Я чувствовал себя так, будто мне подарили миллион долларов. Тяжело откинулся в кресле, не ощущая огромной усталости, накопившейся за последние сорок восемь часов. Моральное удовлетворение перевешивало все пережитое мной за это время.
— Патрульный автомобиль номер девятнадцать,— повторил я.— Мне казалось, я плохо владею собственным голосом.— Прошу повторить.
— Освободите подозреваемого.— Прендергаст говорил медленно и четко.— Мы взяли нашего человека. Повторяю, мы взяли...
Радиопередатчик отбросило в сторону, и в самом центре шкалы настройки появилась дыра, а кабина взорвалась с оглушительным грохотом. Такой эффект произвел выстрел в тесном помещении.
Меня подбросило в кресле, но я овладел собой и поднялся медленно, осторожно. Мне не хотелось нервировать того, кто выкинул такой глупый номер. Человек, который прострелил рацию и тем самым невольно предупредил полицию, действительно, должен был сильно разнервничаться. Не меньше меня, когда я обернулся и увидел незваного гостя.
Это был Ларри. Дымящийся кольт величиной с гаубицу был направлен мне между глаз, насколько позволяли это дрожащие руки наркомана. Позади трясущегося дула бегали горящие, черные как уголь глаза. Собственно, я видел только один глаз, половину лица, ладонь с пистолетом, а также левую руку, сжимающую горло Мэри Рутвин. Всё остальное заслоняла девушка.
Я укоризненно посмотрел на нее.
— Как же вы так? — мягко сказал я.
— Заткнись! — заорал Ларри.— Значит фараон?! Паршивый трус! Стукач!
Он добавил еще несколько нецензурных прозвищ, голос его сочился ненавистью.
— Ты находишься в обществе дамы, приятель,— упрекнул я его.
— Дамы?.. Девки! — Он крепче сжал ее горло, как будто это доставляло ему удовольствие. Я догадался, что он пытался к ней подкатиться в свое время и получил отпор.
— Думал, ты хитрый, Талбот? Думал, всех обвел вокруг пальца, фараон? Но меня, Талбот, не проведешь. Я следил за тобой по всей платформе, непрерывно.
Ларри был набит наркотиками под завязку. Он трясся и подпрыгивал, как в пляске святого Витта, в голосе его звенел мстительный триумф, типичный для всеми презираемого человека, который доказал свою правоту, в то время как все презирающие его ошиблись. Для Ларри это был звездный час, и он собирался насладиться им сполна.
— Небось не подозревал, что мне известно о твоем сговоре с Кеннеди, фараон? — Продолжал он свою тираду.— И с этой девкой! Я следил за вами с того момента, как ты вылез из батискафа, видел, как этот шофер врезал Рой-алу по лбу...
— Как ты узнал Кеннеди? — перебил я его,— Он ведь был переодет.
— Я подслушивал под дверью, фараон. Мог прикончить тебя еще там, но хотел узнать, что ты затеваешь. Думаешь, меня волнует, что Ройал получил по лбу? — Он внезапно замолчал я выругался, потому что девушка безвольно осела в его объятиях. Он попытался ее поддержать, но героин в отличие от белка не развивает мышцы, поэтому даже ее слабый вес оказался для него не под силу. Он мог хотя бы слегка придержать ее, но не сделал этого, а просто отступил, и Мэри тяжело рухнула на пол.
Я шагнул вперед, сжав кулаки, готовый его убить. Ларри оскалился как волк.
— Только приблизься, легавый, и получишь свое,— прошипел он.
Я опустил взгляд и медленно разжал кулаки.
— Что, перепугался, фараон? Трус! Небось бегаешь за ней, так же как этот педик Кеннеди? — он захихикал, это было хихиканье безумца.— Боюсь, когда я вернусь на ту сторону, с Кеннеди произойдет несчастный случай. Кто упрекнет меня, если я уберу его за то, что он ударил Ройала?
— О'кей,— сказал я.— Ты герой и великий детектив. Пойдем к Виланду и покончим с этим.
— Конец уже близок.— Он кивнул. Он вдруг совер-шенно успокоился, и в этом новом образе нравился мне еще меньше.— Но ты не пойдешь к Виланду, фараон. Ты уже никогда ни к кому не пойдешь. Я застрелю тебя, Талбот. Здесь, сейчас.
Во рту у меня мгновенно пересохло, я чувствовал, как тяжко бьется сердце, ладони вспотели. Он не шутил. Еще секунда, и он нажмет на курок своего тяжелого кольта. Доживи он даже до ста лет, уже никогда и ничто в жизни не доставит ему большего удовольствия. Это был конец. Но несмотря на это, мне удалось выдавить из себя:
— Значит, ты собираешься меня застрелите? Но почему?
— Потому что ненавижу тебя, сволочь, вонючка, именно поэтому, Талбот.— повторял он дрожащим пугающим шепотом.— Потому что ты издевался надо мной и высмеивал меня с первой же минуты нашей встречи, называл меня наркоманом, сопляком, всегда спрашивал о моем шприце. Потому что ты хочешь эту девку, а если я не могу ее иметь, никто не будет ее иметь. Потому что ненавижу фараонов.
Он ненавидел меня, это было ясно. Даже когда он молчал, губы его дергались и кривились, как у эпилептика. То, что он сказал минуту назад, никогда и никому раньше не сказал бы, в этом я был уверен и знал почему. Покойники не выдают тайн. Еще секунда, и я им стану. Покойником. Как Герман Яблонский. Яблонский в земле, Талбот в море на глубине сорока метров, хотя все равно, где отдыхать. Мне вовсе не становилось легче при мысли о том, что я погибну от рук этого обезумевшего от наркотиков истукана, переодетого человеком.
— Значит, ты собираешься прикончить меня здесь? -— ни на мгновение я не отводил взгляда от его дрожащего пальця на спуске.
— Точно,— захихикал он.— Я прострелю тебе мошонку, чтобы подольше наблюдать, как ты будешь дергаться. Ты будешь выть, но никто этого не услышит. Нравится, фараон?
— Сопляк,— тихонько сказал я. Терять мне было нечего.
— Что? — Его лицо превратилось в недоверчивую маску. Он скорчился над своим пистолетом. В других обстоятельствах это вызвало бы у меня смех, но сейчас' мне не стоило больших усилий, чтобы воздержаться от смеха.— Что ты сказал?
— Дебил,— сказал я,— ты даже не понимаешь, что делаешь. Куда ты денешь труп?— Впервые я подумал о своем трупе и должен сказать, что приятных ощущений при этом не возникло.— У тебя не хватит сил вынести меня отсюда. А если меня найдут в этой кабине, поймут, что это ты меня застрелил. Вот тогда только ты по-настоящему задергаешься, потому что им очень нужна моя помощь. Вряд ли тебя за это похвалят, мой мальчик.
Он все время кивал, как будто сам это придумал.
— Ты прав, мусор,— буркнул он.— Здесь я не могу тебя застрелить. Мы должны выйти отсюда. Мы станем на самом краю платформы, чтобы я мог застрелить тебя и сбросить в море.
- Вот именно,— согласился я. Эти приготовления к моей смерти производили дьявольское впечатление, но в отличие от Ларри я не был сумасшедшим. Этот риск был моей последней надеждой. Хотя это был риск безумца.
— А потом они будут бегать и искать тебя,— размечтался Ларри.— Я тож.е буду бегать и искать тебя. И смеяться в душе. Буду думать о тебе и акулах там, внизу, и чувствовать, что я хитрее их всех.
— Ты в самом деле просто чудо,— сказал я.
— Еще бы! — Снова тоненькое хихиканье. Я почувствовал, как волосы поднимаются у меня на затылке. Ларри пнул ногой Мэри, она даже не пошевелилась.— Девка подождет, пока я вернусь. Много времени это не займет. Иди. Вперед. И не забывай, что у меня фонарь и пистолет.
— Вряд ли забуду.
Мэри и радист лежали неподвижно. Я был уверен, что радист еще долго не будет шевелиться, рука и нога у меня болели до сих пор. Насчет Мэри такой уверенности у меня не было. Возможно, она притворялась. Для потерявшей сознание ее дыхание было слишком быстрым и неравномерным. — Ну, иди! — нетерпеливо сказал Ларри и больно ткнул меня пистолетом в спину.
Я вышел из комнаты и снова оказался на палубе. Наружная дверь выходила на южную стенку кабины, но уже через минуту нас встретит ураганный ветер. Я понимал, что удобный момент представится или именно сейчас, или уже никогда.
Подталкиваемый в спину пистолетом, я повернул за угол, низко наклонившись вперед, чтобы противостоять ветру. Ларри не был готов к этому. Он был щуплый, к тому же стоял выпрямившись. По резким колебаниям луча от его фонарика я понял, что ветер застиг его врасплох и даже, возможно, отбросил назад. Я нагнулся еще ниже, как стартующий спринтер, и рванулся навстречу ветру, но почти сразу понял, что ошибся в расчетах. Я неправильно оценил силу урагана, это было то же самое, что бежать по разлившейся смоле. К тому же я забыл, что ветер, дующий со скоростью сто километров в час, представляет преграду, почти непреодолимую для человека, но не для маленькой свинцовой пули, летящей со скоростью тысяча километров в час. Я успел проскочить восемь метров, прежде чем меня обнаружил лихорадочный луч света, и замер. Когда Ларри выстрелил, я успел пробежать еще метра два.
Гангстеры — самые плохие стрелки в мире. Чтобы поразить цель, они обычно подбираются к своей жертве на расстояние, не превышающее два метра, или буквально заливают её градом пуль. Я много раз слышал, что они не попадут в ворота амбара даже с десяти метров. Ларри, оче-пидно, об этом никогда не знал, а может быть, это правило справедливо только для ворот амбара.
Удар копытом мула ничто по сравнению с пулей, выпущенной из кольта сорок пятого калибра. Она попала мне в левое предплечье, и я буквально рухнул на палубу. Падение спасло мне жизнь, я почувствовал резкий рывок воротника штормовки, пробитого второй пулей. Это не были предупредительные выстрелы, Ларри стрелял, чтобы меня убить. И он убил бы меня, если бы я остался на палубе еще две секунды. Я снова услышал приглушенный стихией грохот кольта. Пуля выбила искры из палубы возле моей головы. Эти искры вселили в меня надежду. Значит,. Ларри стреляет не разрывными пулями. Не исключено, что рана сквозная.
Я вскочил и снова побежал. Мне было все равно куда бежать, главное — удирать. Бешеный порыв дождя с такой силой накрыл палубу, что я вынужден был закрыть глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25