Мужчина среднего возраста с женой. У него еще волосы в разные стороны торчат, она блондинка.
— Это все, что вы запомнили? — вежливо спросил Моллисон.
— Все.
— Вы ведь понимаете, что ваше описание подходит к тысячам супружеских пар и автомобилей?
— Ну, знаете.— Я пожал плечами.— Если человек не предполагает, что его будут допрашивать...
— Понимаю, понимаю.— тон судьи был ироническим.— Машина, конечно, зарегистрирована за пределами штата?
— Да.
— Вы только что к нам приехали и уже различаете номера...
— Водитель упоминал, что он из Филадельфии. Если не ошибаюсь, этот город находится за пределами штата.
Секретарь хмыкнул. Судья осадил его ядовитым взглядом, а потом снова обратился ко мне.
— А в Санкт-Катрин вы прибыли из...
— Майами.
— На той же машине?
— Нет. На автобусе.
Судья посмотрел на секретаря, который покачал головой, и снова на меня. Его взгляд был совсем не дружелюбный.
— Вы бесстыдно врете, Крайслер.— Он уже перестал называть меня «мистер». Я пришел к выводу, что его вежливость окончилась.— К тому же неуклюже. От Майами до Сант-Катрин автобусы не ходят. Предыдущую ночь вы провели в Майами?
Я кивнул.
— В отеле,— продолжал он,— но его название, конечно, выпало из вашей памяти?
— По правде говоря...
— Избавьте нас от ваших сказочек.— Судья поднял руку.— Суд больше не позволит вам устраивать посмешище. Довольно. Автомобили, автобусы, Сант-Катрин, отели, Майами... сплошная ложь. Вы никогда в жизни не были в Майами. Как вы думаете, зачем мы держали вас три дня под арестом?
— Может вы мне это объясните?
— Конечно. Чтобы провести предварительное расследование. Мы проверили все авиалинии, обслуживающие Майами. Вашей фамилии нет ни в одном списке пассажиров, и в этот день не видели никого, соответствующего описанию вашей наружности. Вы бы не могли уйти незамеченным.
Я прекрасно понимал, что он хотел этим сказать. У меня были самые рыжие волосы и самые черные брови, какие только можно вообразить. Сам я к этому со временем привык.
Стоит еще добавить, что я хромал на одну ногу и у меня был шрам от конца правой брови до мочки правого уха — если речь идет об установлении личности, я мог служить образцовым примером того, о чем мечтает каждый полицейский.
— Насколько удалось нам установить,— продолжал далее судья,— правду вы сказали только один раз. Один-единственный раз.— Он замолчал и окинул взглядом молодого человека, который как раз открыл служебную дверь. Несколько секунд он смотрел на него вопросительно. Никакого следа раздражения, судья Моллисон — само спокойствие!
— Это только что доставили для вас, сэр,— нервно сказал парнишка, подав конверт.— Телеграмма, я думал...
— Давай.— Судья помотрел на конверт, покивал го-ловой неизвестно в чей адрес и обратился ко мне:— Как я уже сказал, правду вы сказали один раз. Вы показали, что прибыли из Гаваны. Вот, что вы оставили там после себя в комиссариате, где вас задержали для допроса и суда.— Он полез в ящик стола и достал маленькую книжечку.— Узнаете?
— Британский паспорт? — спросил я спокойно.— У меня нет бинокля, но готов поспорить, что это наверняка мой паспорт, в противном случае вы бы не устраивали этот цирк. Если он все время был у вас, то почему...
— Мы хотели установить, до какой степени вы завретесь... оказалось, что вы лгали все время... и доверия абсолютно не заслуживаете! Вы понимаете, что из этого следует? Если у нас есть ваш паспорт, то мы должны знать о вас намного больше. Я вижу, вас это не тревожит. Вы — твердый орешек, Крайслер, и очень опасны. А может, вы попросту глупы?
— Что же мне, по вашему мнению, упасть в обморок?
— Сложилось так, что сейчас наша полиция и иммиграционные власти находятся в хороших отношениях с кубинскими коллегами. Мы получили из Гаваны не только паспорт, но и массу бесценной информации. Ваша фамилия не Крайслер, а Форд. Два с половиной года вы провели в Вест-Индии и прекрасно известны властям всех больших островов.
— Вот что значит слава! Когда имеешь столько друзей...
— Огласка, а не слава. В течение двух лет вас три раза осуждали на короткие сроки.— Судья посмотрел на листок, который держал в руке.— На что вы жили, неизвестно, если не считать трех месяцев работы в качестве консультанта в гаванском объединении подводных и спасательных работ.— Он взглянул мне прямо в глаза.
— Что вы делали там?
— Измерял глубину.
Он задумчиво помотрел на меня и снова заглянул в свой листок.
— Вращался в обществе преступников и контрабандистов. В основном преступников, занимающихся кражей и контрабандой драгоценных камней и породы. Подозревается в попытке подбить рабочих против хозяев в Нассау и Манзанилло, по причинам, ничего общего с политикой не имеющим. Депортирован из Сан-Хуана, Гаити и Венесуэлы.
На Ямайке считается персоной нон грата, не получил разрешения сойти на берег в Нассау, на Багамах.— Он прервал свое чтение и посмотрел на меня.— Британский подданный... но его не желают видеть даже в собственной стране!
— Обыкновенное предубеждение.
— В США прибыли, конечно, нелегально.— Судью Моллисона трудно было сбить с толку.— Вероятнее всего, через Ки-Уэст: ночное приземление где-нибудь между Порт-Шарлотт и нашим городом. Но хватит об этом. Достаточно уже и того, что вы напали на полицейских и незаконно носите оружие. Теперь мы можем вас обвинить в нелегальном переходе границы. Человек с вашим прошлым, Форд, мог бы получить за все по совокупности солидный срок! Но это вам не грозит. По крайней мере, у нас. Мы предпочтем вас депортировать, нам не нужны такие люди, как вы. Мы узнали от кубинских властей, что вы бежали из-под ареста и там вас ждет суровое наказание. Поэтому мы вас депортируем в Гавану.
В зале было тихо. Я кашлянул и сказал:
— Высокий суд, по моему убеждению, это с вашей стороны нечестно.
— Это зависит от точки зрения,— сказал судья. Он было встал, но вспомнил о конверте, который принес посыльный.— Минуточку.— После чего сел и разрезал конверт. Вынимая тонкие листки бумаги оттуда, он холодно усмехался, глядя на меня.
— Мы решили, что не помешает обратиться в Интерпол и узнать, что известно о вас в вашей родной стране, хотя я и не верю в ценность полученной информации. У нас и так уже все есть. Нет, нет, я так думал... в картотеке не числится. Стоп! — До сих пор спокойный и уравновешенный, он вдруг так громко заговорил, что даже сонный секретарь подпрыгнул, как на пружинах и уронил на пол блокнот и перо.— Одну минуточку!
Судья вернулся к первому листку телеграммы.
— 37в, Рю Поль Валери, Париж,— читал он торопливо. В ответ на ваш запрос и так далее... С сожалением сообщаем, что в нашей картотеке не фигурирует преступник по фамилии Джон Крайслер. Ваше описание удивительно напоминает умершего Джона Монтега Талбота. Нам неизвестны ваши мотивы, но на всякий случай посылаем вам копию досье Талбота. Сожалеем, что не можем оказать более существенную помощь и т. д.
Джон Талбот. Рост 181 см, вес 83 кг, волосы темно-ры-
жие, с пробором слева, глаза голубые, брови густые, темные, над правым глазом шрам от резаной раны, нос орлиный, зубы ровные. Хромает на одну ногу, поэтому левое плечо значительно выше правого.
Судья впился в меня глазами: признаюсь, описание было хорошее.
— Дата рождения неизвестна, очевидно, двадцатые годы. Место рождения неизвестно. Что делал во время войны — неизвестно. В 1948 году окончил политехнический институт в Манчестере по специальности «механика». Работал три года в фирме «Сиб, Горман и К °»,— он остановился и испытующе посмотрел на меня:
— Что это за фирма?
— Впервые слышу.
— Ясно. Но я слышал. Известная европейская фирма, специализирующаяся на производстве оборудования для подводных работ и их проведения. Это прекрасно сходится с тем, что вы делали в Гаване. Не так ли? — Ответа он, очевидно, не ждал, так как продолжал чтение: — Специалист в области спасательных работ и поисков на больших глубинах. Бросил работу в «Сиб, Горман и К °», перешел в голландскую фирму, откуда был уволен через восемнадцать месяцев в связи с расследованием обстоятельств пропажи двух четырнадцатикилограммовых слитков золота, стоимостью шестьдесят тысяч долларов, которые фирма подняла в Бомбейском порту с утонувшего корабля. Вернулся в Англию, поступил на работу в компанию по подводным поискам в Портсмуте, связался с неким Мораном, вором. При поисковых работах на затонувшем корабле, который транспортировал бриллианты, драгоценные камни, стоимостью восемьдесят тысяч долларов, исчезли при перевозке из Амстердама в Нью-Йорк. Талбот и Моран были арестованы, но бежали, поскольку Талбот застрелил полицейского из пистолета, который ему удалось скрыть при обыске. Полицейский умер в больнице.
Я наклонился вперед, стиснув ладонями край скамьи. Все глаза были устремлены на меня, но я видал только судью. В душном зале было тихо, только мухи жужжали высоко под потолком и вентилятор тихо вращался над головами.
— Талбота и Морана выследили. Их окружили в одном складе каучука, но они не захотели сдаться. Почти два часа они оказывали сопротивление. Склад загорелся, но из него никто не вышел. Оба преступника погибли. Никаких следов от Морана не осталось,, он сгорел полно-
стью. Обугленные останки Талбота идентифицировали благодаря перстню с рубином на левой руке и автоматическому пистолету калибра 4,25, который он всегда носил при себе...
Голос судьи становился все тише. Несколько секунд он молчал. Он смотрел на меня так, будто не верил собственным глазам, потом перевел взгляд на шерифа.
— Калибр 4,25, шериф? Вы знаете...
— Точно. У нас это калибр 0,21. Есть пистолет одного такого типа. Немецкий «малыш».
— То есть, такой, какой имел при себе обвиняемый при аресте.— Это был не вопрос, а лишь подтверждение факта.— К тому же, он носит перстень с рубином на левой руке. Настоящий хищник не меняет привычек. Разыскиваемый за убийство, а возможно, и за два. Кто знает, что произошло с его сообщником в горящем складе? Ведь найдены были его останки, а не ваши?
Зал молчал, потрясенный и парализованный.
— Убийца полицейского! — Шериф облизал губы.— К тому же в Англии. Это петля.
Судья уже обрел спокойствие.
— Это не лежит в компетенции нашего суда.
— Воды! — Голос был мой, но звучал как стон. Я стоял согнувшись у скамьи подсудимых, вытирая лицо платком и слегка пошатываясь. У меня было много времени, чтобы обдумать ситуацию, и мне казалось, что я выгляжу именно так, как нужно. По крайней мере, я на это рассчитывал...— Я, кажется.... теряю сознание... Воды!
— Воды? — В голосе судьи появилось какое-то сочувствие.— Боюсь, но воды нет.
— А там? — Я с трудом хватал ртом воздух. Мне едва удалось указать рукой за спину полицейского, который стоял за мной.
— Умоляю!
Полицейский обернулся — я бы удивился, если бы он этого не сделал! В ту же самую минуту я повернулся и изо всей силы ударил его левой рукой ниже пояса. Ударь я выше, и мне пришлось бы заказывать себе новую руку, потому что на нем был широкий пояс с заклепками. Еще до того, как полицейский, вскрикнув от боли, упал на пол, я успел выхватить кольт у него из кобуры.
Я держал на мушке зал суда. Мужчина со сломанным носом смотрел на меня с тем изумлением, на какое он был способен из-за своего примитивизма: широко открытый рот, сигара прилепилась к нижней губе. Блондинка накло-
пилась вперед и, широко раскрыв глаза, зажала рукой рот. Судья перестал быть судьей, теперь он был похож на носковую фигуру: он неподвижно сидел в кресле, будто только что вышел из-под руки скульптора. Секретарь и курьер у дверей оцепенели так же, как и судья. С лиц гимназисток постепенно сходило изумление, и на смену ему пришел страх. Я надеялся, что обойдется без криков, но через секунду понял, что это не имеет ровно никакого значения, потому что скоро будет много шума. Шериф не был безоружным, как мне сначала показалось, он как раз вытаскивал пистолет.
Но эта его попытка ничем не напоминала тех быстрых ковбоев, которых я привык видеть в кино. Слишком длинные полы его пиджака стесняли движения, к тому же мешал и подлокотник кресла. Прежде чем он коснулся рукоятки пистолета, прошло по крайней мере секунды четыре.
— Не делайте этого, шериф! — быстро воскликнул я.— Мой пистолет нацелен на вас!
Однако отвага, а может, глупость шерифа была обратно пропорциональной его росту. Судя по его глазам и стиснутым губам, у меня не було сомнений, что его ничто не сможет остановить. Пожалуй, за одним исключением. Я поднял пистолет — все сказки о техасских ковбоях, стреляющих с бедра,— для маленьких детей — и нажал на курок. Грохот тяжелого кольта эхом прокатился по залу. Никто не видел, угодила пуля в руку шерифа или выбила из рук пистолет, но правое плечо и весь правый бок его конвульсивно дернулись, пистолет вылетел из руки и упал на стол в нескольких сантиметрах от блокнота секретаря.
Мой кольт теперь был нацелен на курьера.
— Ну-ка, приятель, присоединяйся к нам,— пригласил я его.— Мне кажется, ты собираешься исчезнуть,— я подождал, пока он приблизился и, услышав за спиной шорох, обернулся.
Полицейский почти поднялся с пола, но ждать от него неприятностей не приходилось. Он согнулся почти пополам, одной рукой держался за живот и с трудом хватал воздух, чтобы уменьшить боль, раздирающую все его тело. Он постепенно выпрямился, на лице его не было и тени страха, только боль, гнев, стыд и решение «умереть или победить».
— Останови своего цепного пса, шериф,— сказал я,— не то сейчас я его обижу по-настоящему.
Шериф помотрел на меня ядовитым взглядом и выругался. Он скорчился в кресле, стиснув в одной руке ладонь другой, и производил впечатление человека, слишком занятого собой, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг.
— Отдай пистолет! — охрипшим голосом приказал полицейский. Шатаясь, он сделал шаг вперед и сейчас находился от меня на расстоянии двух метров. Это был сопляк, самое большее лет- двадцати.
— Господин судья! — сказал я.
— Оставьте его в покое, Донелли! — Судья Моллисон уже оправился от первого шока.— Это убийца. Ему ничего не стоит убить еще раз. Ему терять нечего, не двигайтесь с места.— Отдай пистолет!
Судья Моллисон с таким же успехом мог разговаривать со стенкой.
— Стой на месте, сынок,— сказал я спокойно.— Послушай судью. Мне терять нечего. Еще шаг вперед и я прострелю тебе бедро. Ты знаешь, Донелли, каким будет результат выстрела? Если я попаду в бедренную кость, ты бу-душь хромать до конца своих дней. А если в артерию, ты можешь умереть на месте... ты, идиот!
Второй раз по залу прокатилось эхо выстрела. Донелли лежал на полу, стиснув обеими руками бедро, и смотрел на меня с миной человека, бесконечно удивленного, который ничему не верит и ничего не понимает.
— Это будет хорошая наука,— заявил я спокойно. Бросил быстрый взгляд на дверь: выстрелы должны были привлечь внимание, но ни души не было видно. Вообще-то я был спокоен: два полицейских, которые бросились на меня в кафе «Ла Контесса» были временно выведены из строя, следовательно, только шериф и Донелли оставались из всей полиции Марбл-Спрингс. Однако, несмотря на это, дальнейшее промедление могло быть опасным и глупым.
— Ты далеко не уйдешь, Талбот! — Узкие губы шерифа сложились в карикатурную гримасу, слова Он цедил сквозь крепко стиснутые зубы.— Через пять минут, после того, как ты отсюда выйдешь, все полицейские штата начнут тебя искать.— Он замолчал, боль исказила его лицо.— Каждый полицейский получит приказ застрелить тебя на месте.
— Подождите, шериф...— начал было судья, но больше ничего сказать не успел.
— Извините, судья, но теперь он мой.— Шериф посмотрел на полицейского, который лежал на полу и стонал.— С той минуты, как он вырвал пистолет из рук полицейского, он мой. Лучше уходи, Талбот, но знай, что далеко тебе не уйти.
— В меня будут стрелять на месте? — спросил я задум-чиво и осмотрел зал.— Нет, мужчины для этого не подходят: им могут прийти в голову глупые мысли о чести, об орденах...
— Что ты несешь, черт возьми? — спросил шериф.
— Гимназистки тоже не подходят: истерички...— пробормотал я. Потом посмотрел на девушку со светлыми волосами.— Мне очень жаль, мисс, но выбор пал на вас.
— Что... что вы хотите этим сказать? — Она испугалась, а может, только прикидывалась.— Что вам от меня нужно?
— Мне нужна ты. Слышала, что сказал этот ковбой: как только фараоны меня увидят, сразу будут стрелять. Но в девушку они стрелять не будут, особенно такую привлекательную, как ты. Мне нужна гарантия безопасности, и ты будешь моим страховым полисом. Пойдем.
— Талбот, ты не можешь этого сделать!..— Судья Моллисон явно испугался. Девушка ни при чем. Она может погибнуть...
— Во всяком случае, я ее не трону,— сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
— Это все, что вы запомнили? — вежливо спросил Моллисон.
— Все.
— Вы ведь понимаете, что ваше описание подходит к тысячам супружеских пар и автомобилей?
— Ну, знаете.— Я пожал плечами.— Если человек не предполагает, что его будут допрашивать...
— Понимаю, понимаю.— тон судьи был ироническим.— Машина, конечно, зарегистрирована за пределами штата?
— Да.
— Вы только что к нам приехали и уже различаете номера...
— Водитель упоминал, что он из Филадельфии. Если не ошибаюсь, этот город находится за пределами штата.
Секретарь хмыкнул. Судья осадил его ядовитым взглядом, а потом снова обратился ко мне.
— А в Санкт-Катрин вы прибыли из...
— Майами.
— На той же машине?
— Нет. На автобусе.
Судья посмотрел на секретаря, который покачал головой, и снова на меня. Его взгляд был совсем не дружелюбный.
— Вы бесстыдно врете, Крайслер.— Он уже перестал называть меня «мистер». Я пришел к выводу, что его вежливость окончилась.— К тому же неуклюже. От Майами до Сант-Катрин автобусы не ходят. Предыдущую ночь вы провели в Майами?
Я кивнул.
— В отеле,— продолжал он,— но его название, конечно, выпало из вашей памяти?
— По правде говоря...
— Избавьте нас от ваших сказочек.— Судья поднял руку.— Суд больше не позволит вам устраивать посмешище. Довольно. Автомобили, автобусы, Сант-Катрин, отели, Майами... сплошная ложь. Вы никогда в жизни не были в Майами. Как вы думаете, зачем мы держали вас три дня под арестом?
— Может вы мне это объясните?
— Конечно. Чтобы провести предварительное расследование. Мы проверили все авиалинии, обслуживающие Майами. Вашей фамилии нет ни в одном списке пассажиров, и в этот день не видели никого, соответствующего описанию вашей наружности. Вы бы не могли уйти незамеченным.
Я прекрасно понимал, что он хотел этим сказать. У меня были самые рыжие волосы и самые черные брови, какие только можно вообразить. Сам я к этому со временем привык.
Стоит еще добавить, что я хромал на одну ногу и у меня был шрам от конца правой брови до мочки правого уха — если речь идет об установлении личности, я мог служить образцовым примером того, о чем мечтает каждый полицейский.
— Насколько удалось нам установить,— продолжал далее судья,— правду вы сказали только один раз. Один-единственный раз.— Он замолчал и окинул взглядом молодого человека, который как раз открыл служебную дверь. Несколько секунд он смотрел на него вопросительно. Никакого следа раздражения, судья Моллисон — само спокойствие!
— Это только что доставили для вас, сэр,— нервно сказал парнишка, подав конверт.— Телеграмма, я думал...
— Давай.— Судья помотрел на конверт, покивал го-ловой неизвестно в чей адрес и обратился ко мне:— Как я уже сказал, правду вы сказали один раз. Вы показали, что прибыли из Гаваны. Вот, что вы оставили там после себя в комиссариате, где вас задержали для допроса и суда.— Он полез в ящик стола и достал маленькую книжечку.— Узнаете?
— Британский паспорт? — спросил я спокойно.— У меня нет бинокля, но готов поспорить, что это наверняка мой паспорт, в противном случае вы бы не устраивали этот цирк. Если он все время был у вас, то почему...
— Мы хотели установить, до какой степени вы завретесь... оказалось, что вы лгали все время... и доверия абсолютно не заслуживаете! Вы понимаете, что из этого следует? Если у нас есть ваш паспорт, то мы должны знать о вас намного больше. Я вижу, вас это не тревожит. Вы — твердый орешек, Крайслер, и очень опасны. А может, вы попросту глупы?
— Что же мне, по вашему мнению, упасть в обморок?
— Сложилось так, что сейчас наша полиция и иммиграционные власти находятся в хороших отношениях с кубинскими коллегами. Мы получили из Гаваны не только паспорт, но и массу бесценной информации. Ваша фамилия не Крайслер, а Форд. Два с половиной года вы провели в Вест-Индии и прекрасно известны властям всех больших островов.
— Вот что значит слава! Когда имеешь столько друзей...
— Огласка, а не слава. В течение двух лет вас три раза осуждали на короткие сроки.— Судья посмотрел на листок, который держал в руке.— На что вы жили, неизвестно, если не считать трех месяцев работы в качестве консультанта в гаванском объединении подводных и спасательных работ.— Он взглянул мне прямо в глаза.
— Что вы делали там?
— Измерял глубину.
Он задумчиво помотрел на меня и снова заглянул в свой листок.
— Вращался в обществе преступников и контрабандистов. В основном преступников, занимающихся кражей и контрабандой драгоценных камней и породы. Подозревается в попытке подбить рабочих против хозяев в Нассау и Манзанилло, по причинам, ничего общего с политикой не имеющим. Депортирован из Сан-Хуана, Гаити и Венесуэлы.
На Ямайке считается персоной нон грата, не получил разрешения сойти на берег в Нассау, на Багамах.— Он прервал свое чтение и посмотрел на меня.— Британский подданный... но его не желают видеть даже в собственной стране!
— Обыкновенное предубеждение.
— В США прибыли, конечно, нелегально.— Судью Моллисона трудно было сбить с толку.— Вероятнее всего, через Ки-Уэст: ночное приземление где-нибудь между Порт-Шарлотт и нашим городом. Но хватит об этом. Достаточно уже и того, что вы напали на полицейских и незаконно носите оружие. Теперь мы можем вас обвинить в нелегальном переходе границы. Человек с вашим прошлым, Форд, мог бы получить за все по совокупности солидный срок! Но это вам не грозит. По крайней мере, у нас. Мы предпочтем вас депортировать, нам не нужны такие люди, как вы. Мы узнали от кубинских властей, что вы бежали из-под ареста и там вас ждет суровое наказание. Поэтому мы вас депортируем в Гавану.
В зале было тихо. Я кашлянул и сказал:
— Высокий суд, по моему убеждению, это с вашей стороны нечестно.
— Это зависит от точки зрения,— сказал судья. Он было встал, но вспомнил о конверте, который принес посыльный.— Минуточку.— После чего сел и разрезал конверт. Вынимая тонкие листки бумаги оттуда, он холодно усмехался, глядя на меня.
— Мы решили, что не помешает обратиться в Интерпол и узнать, что известно о вас в вашей родной стране, хотя я и не верю в ценность полученной информации. У нас и так уже все есть. Нет, нет, я так думал... в картотеке не числится. Стоп! — До сих пор спокойный и уравновешенный, он вдруг так громко заговорил, что даже сонный секретарь подпрыгнул, как на пружинах и уронил на пол блокнот и перо.— Одну минуточку!
Судья вернулся к первому листку телеграммы.
— 37в, Рю Поль Валери, Париж,— читал он торопливо. В ответ на ваш запрос и так далее... С сожалением сообщаем, что в нашей картотеке не фигурирует преступник по фамилии Джон Крайслер. Ваше описание удивительно напоминает умершего Джона Монтега Талбота. Нам неизвестны ваши мотивы, но на всякий случай посылаем вам копию досье Талбота. Сожалеем, что не можем оказать более существенную помощь и т. д.
Джон Талбот. Рост 181 см, вес 83 кг, волосы темно-ры-
жие, с пробором слева, глаза голубые, брови густые, темные, над правым глазом шрам от резаной раны, нос орлиный, зубы ровные. Хромает на одну ногу, поэтому левое плечо значительно выше правого.
Судья впился в меня глазами: признаюсь, описание было хорошее.
— Дата рождения неизвестна, очевидно, двадцатые годы. Место рождения неизвестно. Что делал во время войны — неизвестно. В 1948 году окончил политехнический институт в Манчестере по специальности «механика». Работал три года в фирме «Сиб, Горман и К °»,— он остановился и испытующе посмотрел на меня:
— Что это за фирма?
— Впервые слышу.
— Ясно. Но я слышал. Известная европейская фирма, специализирующаяся на производстве оборудования для подводных работ и их проведения. Это прекрасно сходится с тем, что вы делали в Гаване. Не так ли? — Ответа он, очевидно, не ждал, так как продолжал чтение: — Специалист в области спасательных работ и поисков на больших глубинах. Бросил работу в «Сиб, Горман и К °», перешел в голландскую фирму, откуда был уволен через восемнадцать месяцев в связи с расследованием обстоятельств пропажи двух четырнадцатикилограммовых слитков золота, стоимостью шестьдесят тысяч долларов, которые фирма подняла в Бомбейском порту с утонувшего корабля. Вернулся в Англию, поступил на работу в компанию по подводным поискам в Портсмуте, связался с неким Мораном, вором. При поисковых работах на затонувшем корабле, который транспортировал бриллианты, драгоценные камни, стоимостью восемьдесят тысяч долларов, исчезли при перевозке из Амстердама в Нью-Йорк. Талбот и Моран были арестованы, но бежали, поскольку Талбот застрелил полицейского из пистолета, который ему удалось скрыть при обыске. Полицейский умер в больнице.
Я наклонился вперед, стиснув ладонями край скамьи. Все глаза были устремлены на меня, но я видал только судью. В душном зале было тихо, только мухи жужжали высоко под потолком и вентилятор тихо вращался над головами.
— Талбота и Морана выследили. Их окружили в одном складе каучука, но они не захотели сдаться. Почти два часа они оказывали сопротивление. Склад загорелся, но из него никто не вышел. Оба преступника погибли. Никаких следов от Морана не осталось,, он сгорел полно-
стью. Обугленные останки Талбота идентифицировали благодаря перстню с рубином на левой руке и автоматическому пистолету калибра 4,25, который он всегда носил при себе...
Голос судьи становился все тише. Несколько секунд он молчал. Он смотрел на меня так, будто не верил собственным глазам, потом перевел взгляд на шерифа.
— Калибр 4,25, шериф? Вы знаете...
— Точно. У нас это калибр 0,21. Есть пистолет одного такого типа. Немецкий «малыш».
— То есть, такой, какой имел при себе обвиняемый при аресте.— Это был не вопрос, а лишь подтверждение факта.— К тому же, он носит перстень с рубином на левой руке. Настоящий хищник не меняет привычек. Разыскиваемый за убийство, а возможно, и за два. Кто знает, что произошло с его сообщником в горящем складе? Ведь найдены были его останки, а не ваши?
Зал молчал, потрясенный и парализованный.
— Убийца полицейского! — Шериф облизал губы.— К тому же в Англии. Это петля.
Судья уже обрел спокойствие.
— Это не лежит в компетенции нашего суда.
— Воды! — Голос был мой, но звучал как стон. Я стоял согнувшись у скамьи подсудимых, вытирая лицо платком и слегка пошатываясь. У меня было много времени, чтобы обдумать ситуацию, и мне казалось, что я выгляжу именно так, как нужно. По крайней мере, я на это рассчитывал...— Я, кажется.... теряю сознание... Воды!
— Воды? — В голосе судьи появилось какое-то сочувствие.— Боюсь, но воды нет.
— А там? — Я с трудом хватал ртом воздух. Мне едва удалось указать рукой за спину полицейского, который стоял за мной.
— Умоляю!
Полицейский обернулся — я бы удивился, если бы он этого не сделал! В ту же самую минуту я повернулся и изо всей силы ударил его левой рукой ниже пояса. Ударь я выше, и мне пришлось бы заказывать себе новую руку, потому что на нем был широкий пояс с заклепками. Еще до того, как полицейский, вскрикнув от боли, упал на пол, я успел выхватить кольт у него из кобуры.
Я держал на мушке зал суда. Мужчина со сломанным носом смотрел на меня с тем изумлением, на какое он был способен из-за своего примитивизма: широко открытый рот, сигара прилепилась к нижней губе. Блондинка накло-
пилась вперед и, широко раскрыв глаза, зажала рукой рот. Судья перестал быть судьей, теперь он был похож на носковую фигуру: он неподвижно сидел в кресле, будто только что вышел из-под руки скульптора. Секретарь и курьер у дверей оцепенели так же, как и судья. С лиц гимназисток постепенно сходило изумление, и на смену ему пришел страх. Я надеялся, что обойдется без криков, но через секунду понял, что это не имеет ровно никакого значения, потому что скоро будет много шума. Шериф не был безоружным, как мне сначала показалось, он как раз вытаскивал пистолет.
Но эта его попытка ничем не напоминала тех быстрых ковбоев, которых я привык видеть в кино. Слишком длинные полы его пиджака стесняли движения, к тому же мешал и подлокотник кресла. Прежде чем он коснулся рукоятки пистолета, прошло по крайней мере секунды четыре.
— Не делайте этого, шериф! — быстро воскликнул я.— Мой пистолет нацелен на вас!
Однако отвага, а может, глупость шерифа была обратно пропорциональной его росту. Судя по его глазам и стиснутым губам, у меня не було сомнений, что его ничто не сможет остановить. Пожалуй, за одним исключением. Я поднял пистолет — все сказки о техасских ковбоях, стреляющих с бедра,— для маленьких детей — и нажал на курок. Грохот тяжелого кольта эхом прокатился по залу. Никто не видел, угодила пуля в руку шерифа или выбила из рук пистолет, но правое плечо и весь правый бок его конвульсивно дернулись, пистолет вылетел из руки и упал на стол в нескольких сантиметрах от блокнота секретаря.
Мой кольт теперь был нацелен на курьера.
— Ну-ка, приятель, присоединяйся к нам,— пригласил я его.— Мне кажется, ты собираешься исчезнуть,— я подождал, пока он приблизился и, услышав за спиной шорох, обернулся.
Полицейский почти поднялся с пола, но ждать от него неприятностей не приходилось. Он согнулся почти пополам, одной рукой держался за живот и с трудом хватал воздух, чтобы уменьшить боль, раздирающую все его тело. Он постепенно выпрямился, на лице его не было и тени страха, только боль, гнев, стыд и решение «умереть или победить».
— Останови своего цепного пса, шериф,— сказал я,— не то сейчас я его обижу по-настоящему.
Шериф помотрел на меня ядовитым взглядом и выругался. Он скорчился в кресле, стиснув в одной руке ладонь другой, и производил впечатление человека, слишком занятого собой, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг.
— Отдай пистолет! — охрипшим голосом приказал полицейский. Шатаясь, он сделал шаг вперед и сейчас находился от меня на расстоянии двух метров. Это был сопляк, самое большее лет- двадцати.
— Господин судья! — сказал я.
— Оставьте его в покое, Донелли! — Судья Моллисон уже оправился от первого шока.— Это убийца. Ему ничего не стоит убить еще раз. Ему терять нечего, не двигайтесь с места.— Отдай пистолет!
Судья Моллисон с таким же успехом мог разговаривать со стенкой.
— Стой на месте, сынок,— сказал я спокойно.— Послушай судью. Мне терять нечего. Еще шаг вперед и я прострелю тебе бедро. Ты знаешь, Донелли, каким будет результат выстрела? Если я попаду в бедренную кость, ты бу-душь хромать до конца своих дней. А если в артерию, ты можешь умереть на месте... ты, идиот!
Второй раз по залу прокатилось эхо выстрела. Донелли лежал на полу, стиснув обеими руками бедро, и смотрел на меня с миной человека, бесконечно удивленного, который ничему не верит и ничего не понимает.
— Это будет хорошая наука,— заявил я спокойно. Бросил быстрый взгляд на дверь: выстрелы должны были привлечь внимание, но ни души не было видно. Вообще-то я был спокоен: два полицейских, которые бросились на меня в кафе «Ла Контесса» были временно выведены из строя, следовательно, только шериф и Донелли оставались из всей полиции Марбл-Спрингс. Однако, несмотря на это, дальнейшее промедление могло быть опасным и глупым.
— Ты далеко не уйдешь, Талбот! — Узкие губы шерифа сложились в карикатурную гримасу, слова Он цедил сквозь крепко стиснутые зубы.— Через пять минут, после того, как ты отсюда выйдешь, все полицейские штата начнут тебя искать.— Он замолчал, боль исказила его лицо.— Каждый полицейский получит приказ застрелить тебя на месте.
— Подождите, шериф...— начал было судья, но больше ничего сказать не успел.
— Извините, судья, но теперь он мой.— Шериф посмотрел на полицейского, который лежал на полу и стонал.— С той минуты, как он вырвал пистолет из рук полицейского, он мой. Лучше уходи, Талбот, но знай, что далеко тебе не уйти.
— В меня будут стрелять на месте? — спросил я задум-чиво и осмотрел зал.— Нет, мужчины для этого не подходят: им могут прийти в голову глупые мысли о чести, об орденах...
— Что ты несешь, черт возьми? — спросил шериф.
— Гимназистки тоже не подходят: истерички...— пробормотал я. Потом посмотрел на девушку со светлыми волосами.— Мне очень жаль, мисс, но выбор пал на вас.
— Что... что вы хотите этим сказать? — Она испугалась, а может, только прикидывалась.— Что вам от меня нужно?
— Мне нужна ты. Слышала, что сказал этот ковбой: как только фараоны меня увидят, сразу будут стрелять. Но в девушку они стрелять не будут, особенно такую привлекательную, как ты. Мне нужна гарантия безопасности, и ты будешь моим страховым полисом. Пойдем.
— Талбот, ты не можешь этого сделать!..— Судья Моллисон явно испугался. Девушка ни при чем. Она может погибнуть...
— Во всяком случае, я ее не трону,— сказал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25