Но если хоть один офицер остался, то
стоит ему крикнуть, и они пропали.
Мэллори посмотрел на ожог на тыльной стороне ладони. Все,
что он этой ночью сделал для группы, - это сжег грузовик.
Остальное - заслуга Миллера и Андреа. Именно Андрея настоял на
том, чтобы занять единственный пустующий дом среди других, в
которых расквартированы немецкие офицеры, - единственное, что
можно предпринять в их положении. А Миллер, оставшись без
химических детонаторов, бикфордова шнура, взрывной машинки и
иных источников энергии, вдруг заявил, что ему необходим
аккумулятор. И опять-таки именно Андреа, заслышав вдалеке рев
грузовика, успел откатить на середину дороги к замку тяжелые
камни бордюра, вынудив солдат оставить грузовик у ворот и
топать к замку на своих двоих. Напасть на водителя и его
напарника и оглушить обоих было делом нескольких секунд. Чуть
больше, чем понадобилось Миллеру на то, чтобы снять клеммы с
тяжелого аккумулятора, отыскать под кузовом канистру и облить
бензином мотор, кабину и кузов, которые тотчас исчезли в
ревущем огненном вихре. Лука оказался прав: жечь грузовики -
опасное занятие; ожог на руке оказался очень болезненным. Зато
и зрелище великолепное. Но вот досада: этот гигантский факел
раньше времени выдал немцам тот факт, что диверсионной группы в
замке нет. Однако сжечь грузовик было необходимо, хотя немцы и
могли сообразить, какова действительная цель нападения на
грузовик.
Миллер потянул капитана за ногу. Тот вздрогнул и
обернулся. Американец показывал куда-то за его спину.
Оглянувшись, Мэллори увидел Андреа, махавшего рукой из люка в
дальнем углу крыши. Гигант-грек, как всегда, крался бесшумно,
как кошка. Мэллори и не заметил, как тот появился.
Раздосадованный собственной рассеянностью, Мэллори забрал у
Миллера аккумулятор, вполголоса велел позвать остальных и,
стараясь производить как можно меньше шума, стал передвигаться
по крыше. Ему показалось, что батарея весит не меньше тонны,
но, легко подхватив ее, Андреа перенес аккумулятор через край
люка, словно пушинку, и, сунув его под мышку, опустился по
лестнице в тесную прихожую.
Вот уже Андреа на балконе, нависшем на высоте тридцати
метров над темной водой гавани. Шедший следом Мэллори тронул
плечо грека после того, как тот осторожно опустил аккумулятор
на пол.
- Никаких осложнений? - вполголоса спросил капитан.
- Никаких, Кейт, - Андреа выпрямился. - Дом пуст. Я так
удивился, что дважды осмотрел его. На всякий случай.
- Вот и отлично! Весь гарнизон, видно, с ног сбился,
разыскивая нас. Интересно, что-то сказали бы фрицы, если
сообщить им, что мы находимся под самым их носом?
- Ни за что не поверили бы, - не колеблясь, ответил
Андреа. - Им и в голову не придет искать нас здесь.
- Очень бы хотелось, чтобы ты оказался прав! - вырвалось
у новозеландца. Подойдя к узорчатым перилам, он глянул вниз, в
разверзающуюся под ногами бездну, и поежился. Если упадешь, то
падать устанешь. Ко всему, очень холодно: дождь хлещет как из
ведра, пронизывает до костей... Отступив на шаг, Мэллори потряс
руками перила. - Как думаешь, перила надежны? - негромко
спросил он Андреа.
- Не знаю, Кейт. Представления не имею, - пожал тот
плечами. - Надеюсь, что да.
- Надеюсь, что да, - эхом отозвался Мэллори. - Да дело
и не в этом. Иначе и быть не должно. - Подойдя к решетчатым
перилам, он перегнулся и, подняв голову, посмотрел направо.
Сквозь серую пелену дождя с трудом можно было различить темные
очертания устья пещеры, где спрятаны два чудовищной величины
орудия. До пещеры, расположенной самое малое метрах в девяти
выше балкона, по прямой метров двенадцать. Чтобы добраться до
пещеры, надо вскарабкаться по отвесной скале - это все равно,
что добираться до Луны.
Услышав, как, прихрамывая, идет по балкону Браун, капитан
оглянулся.
- Идите к фасаду, Кейси, и оставайтесь там. Подежурьте у
окна. Парадный вход не запирайте... Впускайте всех, кто придет.
- Бить дубиной, ножом, не стрелять, - буркнул Браун. -
Я правильно понял, сэр?
- Правильно, Кейси.
- Хоть на это гожусь, - угрюмо проговорил шотландец и
поковылял к двери.
- На моих без двадцати три, - повернулся Мэллори к
греку.
- На моих тоже, - ответил Андреа. - Без двадцати трех
девять.
- Желаю удачи, - промолвил капитан. С улыбкой посмотрел
на Миллера: - Пошли, Дасти. Представление начинается.


Пять минут спустя Мэллори и Дасти сидели в таверне,
выходившей на южную сторону площади. Несмотря на ярко-голубой
цвет, в который владелец выкрасил стены, столы, стулья и полки
(кстати, на островах издавна заведено красить в голубой и
красный цвета питейные заведения, а в зеленый - кондитерские),
таверна, где царил полумрак, производила такое же тягостное
впечатление, как и мрачные взоры суровых усачей - героев войны
за независимость, глядевших на гостей с выцветших литографий,
развешанных по стенам. Портреты эти перемежались с яркими
плакатами, рекламирующими пиво, - впечатление ошеломительное.
Слава Богу, что у кабатчика, кроме двух чадящих ламп, нет более
яркого освещения. Что за кошмар представляла бы тогда эта
таверна!
Новым посетителям полумрак был на руку. Темная одежда,
украшенные шитьем куртки, кушаки и сапоги, черные фески ничем
не выделяли их среди завсегдатаев - тех было человек восемь.
Наряд капитана и Миллера не привлек внимания владельца
заведения, вряд ли знавшего в лицо всех жителей городка с
населением в пять тысяч. Но даже если кабатчик и заподозрил
что-то неладное, то он, по словам Луки, грек-патриот, не подал
и виду, поскольку в таверне сидели четыре немца. Те
расположились за столиком у самой стойки. Полумрак устраивал
новозеландца вовсе не потому, что они с Дасти опасались немцев,
которых Лука презрительно назвал сборищем старых баб. Мэллори
знал, что это штабные писаря, которые приходят в таверну каждый
вечер.
Закурив вонючую сигарету местного производства, Дасти
скорчил гримасу.
- Ну и дух стоит в этом кабаке, шеф. Хоть топор вешай.
- Так потуши сигарету, - посоветовал Мэллори.
- Ты не поверишь, но запах, который я чую, много хуже
сигаретного дыма.
- Гашиш, - лаконично ответил капитан. - Бич здешних
портов. - Кивнув в темный угол, он продолжал. - Вон те ребята
каждый день приходят сюда нюхать эту дрянь. Иной цели в жизни у
них и нет.
- И по сему случаю подняли такой хипеж? - сварливо
произнес янки. - Послушал бы их Тосканини!
Сидевшая в углу компания окружила молодого человека,
игравшего на бузуке - похожем на мандолину инструменте с
длинным грифом. Слышались тоскливые, за душу хватающие звуки
рембетик - излюбленных песен курильщиков гашиша, выходцев из
Пирея. В песнях была своя прелесть, свое обаяние, но сейчас они
раздражали Мэллори. Чтобы оценить их по достоинству, нужно
особое, лирическое настроение, а капитан был в эту минуту
взвинчен до предела.
- Действительно, песня навевает уныние, - согласился
новозеландец. - Зато мы имеем возможность спокойно
разговаривать. Что бы мы стали делать, вздумай эти парни
разойтись по домам?
- Ну и убирались бы ко всем чертям, - угрюмо проговорил
Дасти. - Лучше сам буду помалкивать. - Миллер рассеянно тыкал
вилкой в мезе - ассорти из олив, печенки, сыра и яблок. Как
истинный янки, приверженец виски, он не одобрял привычку греков
закусывать во время выпивки. Раздавив сигарету о крышку стола,
Миллер поднял глаза на капитана: - Сколько можно тут торчать,
командир?
Посмотрев на товарища, Мэллори отвел взгляд. Он понимал,
каково капралу, поскольку и с ним творилось то же самое. Он был
напряжен, взвинчен, каждый нерв натянут, как струна. Ведь через
несколько минут решится, нужны ли были все их усилия и лишения,
погибнет или будет спасен гарнизон Кероса, напрасно или нет жил
и умер Энди Стивенс. Снова взглянув на янки, Мэллори увидел его
нервные руки, "гусиные лапки" у глаз, добела сжатые губы,
выдающие волнение, и тотчас об этом забыл. Для предстоящего
дела сухощавый сумрачный американец подходил как никто другой,
если не считать Андреа. "Лучший специалист по диверсионным
операциям во всей Южной Европе" - так охарактеризовал Миллера
каперанг Дженсен. Далеконько пришлось добираться до места
работы Дасти - аж из самой Александрии. Но операция, которую
предстоит выполнить этой ночью, по плечу одному лишь Миллеру.
- Через пятнадцать минут начнется комендантский час, -
взглянул на циферблат новозеландец. - Сигнал дадут через
двенадцать минут. В нашем распоряжении четыре минуты.
Американец молча кивнул. Снова наполнив стакан из стоящего
на столе кувшина, закурил сигарету. Капитан увидел, как
подергивается нервным тиком бровь на лице Дасти, и подумал, что
и сам едва ли выглядит спокойнее. Что-то поделывает раненый
Кейси? Сумеет ли он справиться со своей работой, пожалуй, самой
ответственной? Ведь в критический момент, когда Браун
поднимется на балкон, наружная дверь окажется без присмотра.
Случись какой прокол, и тогда... Миллер странно посмотрел на
капитана и криво улыбнулся. Должно получиться, не может не
получиться. О том, что произойдет в случае неудачи, лучше не
думать...
Любопытно, там ли, где им положено, находятся двое
остальных. Должно быть, там, ведь участвующие в облаве солдаты
давно оставили верхний город. Но обстоятельства могли
измениться, случается всякое. Мэллори снова взглянул на часы.
Стрелки словно застыли на месте. Закурил напоследок еще одну
сигарету, налил последний стакан вина, вполуха прислушиваясь к
заунывному пению. Песня замерла на жалобной ноте, курильщики
допили свои стаканы, и тут Мэллори поднялся на ноги.
- Всему свое время, и время всякой вещи под небом, -
проговорил он вполголоса. - Начали.
Попрощавшись с кабатчиком, упругой походкой капитан
направился к выходу. У самой двери остановился, принялся шарить
по карманам, словно что-то потерял. Ветра не было, шел
проливной дождь, струи воды отскакивали от булыжной мостовой.
На улице ни души, с удовлетворением отметил капитан. Хмуря лоб,
он резко повернулся и, выругавшись, направился к столу, за
которым только что сидел. Руку он держал во внутреннем кармане
куртки. Исподтишка взглянув на Миллера, заметил, что тот
отодвигает стул, готовясь встать из-за стола. Перестав
ощупывать карманы, новозеландец остановился примерно в метре от
стола, за которым сидели немцы.
- Не двигаться! - произнес капитан по-немецки негромким,
но твердым голосом. Особую весомость его словам придавал
тяжелый флотский "кольт" сорок пятого калибра, который он
сжимал правой рукой. - Нам терять нечего. Всякий, кто
пошевелится, будет убит.
Несколько секунд солдаты сидели неподвижно, лишь глаза
расширились в изумлении. Сидевший ближе всех к стойке немец
моргнул, поведя плечами, но в то же мгновение из уст его
вырвался крик боли: в руку ему уходила пуля 32-го калибра,
выпущенная Миллером из пистолета с глушителем.
- Виноват, шеф, - произнес янки. - Может, у него пляска
святого Витта, а я черт-те что подумал. - С. любопытством
посмотрев на искаженное лицо раненого, увидел, как из-под
пальцев, зажавших рану, капает кровь. - Похоже, дело уже идет
на поправку.
- Вполне, - угрюмо сказал Мэллори. Обратясь к кабатчику
- высокому тощему верзиле с висячими, как у китайского
мандарина, усами, - он спросил его на местном наречии: - Они
по-гречески секут?
Кабатчик отрицательно покачал головой, с виду ничуть не
удивленный появлением двух налетчиков.
- Куда им! - презрительно отозвался владелец таверны. -
По-моему, немножко по-английски знают. А по-нашему ни в зуб
ногой.
- Вот и хорошо. Я офицер английской разведслужбы. У вас
не найдется местечка, куда их можно спрятать?
- Не надо этого делать! А то меня расстреляют! -
взмолился кабатчик.
- Ни в коем случае. - Перегнувшись через стойку, Мэллори
приставил к животу кабатчика дуло пистолета. Со стороны можно
было подумать, что жизнь кабатчика действительно под угрозой.
Подмигнув усатому греку, капитан произнес: - Я свяжу вас
вместе с немцами. Хорошо?
- Хорошо. У конца стойки в полу есть лаз в погреб.
- Вот и лады. Я как бы невзначай наткнусь на него. - Изо
всех сил ударив кабатчика, так что тот растянулся на полу,
новозеландец оставил усача в покое и направился к певцам.
- Идите домой, ребята, - торопливо проговорил он. - С
минуты на минуту начнется комендантский час. Ступайте через
черный ход и зарубите себе на носу: вы ничего и никого не
видели. Ясно?
- Ясно, - ответил грек, игравший на бузуке. Ткнув
большим пальцем в сторону своих собутыльников, он усмехнулся.
- Плохие люди, зато хорошие греки. Помочь не надо?
- Нет, нет1 - энергично мотнул головой Мэллори. -
Подумайте о своих семьях. Солдаты вас знают в лицо. Ведь вы тут
завсегдатаи?
Музыкант кивнул.
- Тогда живо уходите. Но все равно спасибо.
Спустившись через минуту в тускло освещенный погреб,
Миллер ткнул солдата, похожего на него самого комплекцией.
- А ну, раздевайся! - скомандовал он.
- Свинья английская! - огрызнулся немец.
- Только не английская, - возразил янки. - Даю тебе
тридцать секунд, чтоб мундир и штаны снять.
Солдат злобно выругался, но пальцем о палец не пошевелил.
Дасти вздохнул. Немец не робкого десятка, но уговаривать его
некогда. Прицелясь, янки нажал на спусковой крючок. Послышался
негромкий хлопок, и из левой ладони у немца вырвало кусок
мякоти.
- Не портить же такую красивую форму, - объяснил Миллер.
Подняв пистолет, растягивая слоги, он добавил: - Следующую
пулю влеплю тебе в лоб. - В голосе янки не было и намека на
нерешительность. - Тогда раздеть тебя, я думаю, особого труда
не составит.
Но солдат, подвывая от боли в простреленной руке, уже
стаскивал с себя форму.
Меньше чем через пять минут Мэллори, как и Дасти,
облаченный в немецкий мундир, отперши дверь таверны, с опаской
выглянул наружу. Дождь лил как из ведра, на улице ни души.
Подозвав жестом капрала, новозеландец запер дверь. Оба пошагали
прямо посередине улицы, даже не пытаясь скрыть свое
присутствие. Через полсотню метров оказались на городской
площади, повернули направо, миновали южную сторону, свернули
налево и двинулись вдоль восточной ее стороны, не замедляя шага
у дома, где скрывались накануне. Краешком глаза они заметили,
что, приоткрыв дверь. Лука протянул им руку, в которой держал
два увесистых армейских ранца, набитых веревками, запалами,
проводами и взрывчаткой. Пройдя еще несколько метров, капитан я
янки внезапно остановились и, спрятавшись за двумя винными
бочками, стоявшими перед цирюльней, закинули ранцы за плечи и
стали наблюдать за двумя часовыми, укрывшимися под аркой
крепостных ворот, меньше чем в сотне метров от них.
Ждать, по существу, не пришлось - так четко были
согласованы действия участников группы. Едва Мэллори успел
затянуть поясной ремень немецкого ранца, как в центре города,
ближе чем в трехстах метрах от них с Миллером, раздалось
несколько взрывов, затем злобный стук пулемета и снова взрывы.
То Андреа пустил в ход гранаты и самодельные бомбы.
Мэллори и янки от неожиданности так и присели: на вышке,
установленной над воротами, вспыхнул белым огнем прожектор,
осветив крепостную стену, каждое острие ограждения, каждый шип
колючей проволоки. Оба переглянулись. Панаис не солгал: окажись
кто-нибудь из них на ограде крепостной стены, он тотчас
приклеился бы к ней, точно муха к липучке, и пулеметным огнем в
мгновение ока был бы разорван в клочья.
Выждав с полминуты, Мэллори коснулся руки товарища и,
вскочив, со всех ног кинулся через площадь, прижимая к себе
длинный бамбуковый жест с крючком на конце. Следом за ним
загрохотал сапогами янки. В считанные секунды они добежали до
крепостных ворот, охраняемых встревоженными часовыми.
- Бегом к Лестничному Сходу, - заорал Маллори. - Эти
проклятые диверсанты укрылись там в одном из домов! Нужны
минометы. Скорей, приятель, чего ты копаешься, черт тебя
побори!
- Но как быть с воротами? - засомневался один из
часовых. - Покидать пост у ворот запрещено! - Немцу и в
голову не пришло, что дело нечисто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30