А и маму лишить ее пациентов, ее очень неплохих денег, принудить жить только домашней жизнью было бы жестоко и несправедливо.
Оставалось смириться: брать дочку на выходные и праздники, проводить с ней отпуск - на море, пока не грянули необратимые перемены, а когда грянули - на старенькой даче. Но все было не то, не то! Остро чувствовала Таня, что мама с Сашкой - единое целое, а она - одна. Но тут, как чудо, посланное с небес, возник в ее жизни Женя.
- Але, малыш! Ты как?
- На три с минусом, - печально созналась Таня.
- Родная, не надо! - взмолился Женя. - Ну что же делать, раз так все сложилось?
- Мы шесть лет вместе, - неловко попыталась объяснить свою тоску Таня.
- Да, уже шесть, - задумчиво подтвердил Женя.
- Так тяжело... - вздохнула Таня.
- Но почему, почему? - закричал в трубку Женя. - Я звоню тебе каждый день - утром и вечером, мы видимся каждую неделю, а то и чаще! Разве ты чувствуешь себя одинокой?
- Иногда.
- Иногда! - Теперь он уже возмущался. - Сколько женщин хотело бы оказаться на твоем месте!
- Я знаю, - призналась Таня. - Но когда я прихожу с работы, а дома темно и пусто...
- Чем отыскивать минусы, - не слушая ее, торопился выкричать свое Женя, - ты лучше порадуйся, что пришла любовь! Любовь пришла, дуреха! Да, трудная, но любовь... Может, стоит все-таки взять Сашу? - помолчав, осторожно предложил он, хотя мысль о Саше пугала: станет еще сложнее, где тогда они будут встречаться? Но ведь Таня страдает, его Таня страдает, и он должен помочь хотя бы советом!
- Что значит "взять"? - возразила Таня. - Она не вещь, не предмет. У нее там друзья, школа, любимая бабушка. И она в седьмом классе! Знаешь, какая у них программа? Именно в этой школе и в этом классе. Нам такая не снилась! Это ведь не наши с тобой времена, когда было все одинаково, и то не везде. А уж теперь-то... А мама? Она умрет с тоски, если отнять у нее внучку или ее пациентов...
Все это обсуждалось уже не раз, и выхода, казалось, не было.
- Милая моя, дорогая! Ну хочешь, я приеду прямо сейчас? Хочешь, поедем к вам вместе?
Но Таня уже опомнилась.
- Не надо, - сказала она. - Не надо, Женечка. Я побуду с ними весь день, а в семь позвони, встретимся. Я тебя очень люблю.
Она повесила трубку, но телефон сразу зазвонил снова.
- И я, я тоже, безумно! - быстро-быстро, задыхаясь, словно от бега, заговорил Женя. - Спасибо, родная, за эти слова: я бы места себе не нашел, не дожил бы до нашей встречи! Позвоню ровно в семь.
2
Что такое судьба? Это когда два человека с разных концов Москвы в душный июльский вечер едут каждый по своим делам в Ленинку - Женя в третий научный зал, Таня в зал периодики, чтобы посмотреть свежие поступления, а их ждет встреча, которая все в жизни переиначивает.
Часа через два оба делают небольшой перерыв, идут, опять-таки каждый сам по себе, в буфет - он же вот-вот закроется - и оказываются случайно за одним, круглым и высоким, столиком - со своими подносами, хлебом, сардельками, коричневатой бурдой, нахально именуемой "кофе".
Оба навсегда запомнили этот долгий и жаркий вечер.
Женя искоса поглядывал на стоящую напротив женщину. Опустив глаза, она старательно пилила огромным тупым ножом хилую, сморщенную сардельку. Длинные, густые ресницы, брови вразлет, высокий лоб, легкий загар, черные и блестящие волосы, нежная, без единой морщинки, шея в вырезе ослепительно белой кофточки. Вот она подняла наконец глаза, и у Жени на миг замерло сердце: какая красивая! Глаза цвета морской волны смотрели серьезно и даже строго, и была в них какая-то тайна - печаль, а может быть, след страдания - или все это он придумал?
- Распилили? - улыбнулся незнакомке Женя и показал своим, таким же тупым и огромным ножом на сардельку.
- И почему в библиотеках всегда так скверно кормят? - подумала вслух незнакомка.
- А чтобы не отвлекались! - обрадовался, что не отвергнут, Женя. Пришли грызть гранит науки - значит, грызите! А вон на том столике вроде горчица. Хотите?
Не дожидаясь ответа, он бросился к дальнему столику, где ждало его горькое разочарование: в белой плошке на донышке желтело что-то похожее на высохшую замазку. Возможно, в прошлом это было горчицей.
- Не везет, - весело сказал Женя, показывая баночку незнакомке. Можно, конечно, рискнуть, так ведь не отколупаешь...
Слово выдалось какое-то неудачное: так или не так говорится? Женя испугался: вдруг она подумает, что он дурак, и вообще, пока он носился туда-сюда, незнакомка с сарделькой уже расправилась. "Сейчас уйдет! Где ее тогда отыскать? - испугался Женя и, глотнув холодного кофе - горло непроизвольно сжалось, - отложил вилку и нож. - Что бы еще сказать?"
- Какая жара... Правда?
Незнакомка молча кивнула, взялась за поднос.
- Давайте я отнесу, - заторопился Женя. - Вы только не уходите! вырвалось у него.
"Странный какой, - подумала Таня рассеянно. - И глаза какие-то перепуганные..." Женя даже вспотел под ее удивленным взглядом.
- Не уходите, - повторил он тихо. - Я только отнесу подносы.
- Да вы не волнуйтесь, - сжалилась над ним Таня. - Я подожду.
Женя торопливо сложил оба подноса вместе, поставил все на верхний поднос, оттащил подносы в дальний угол, грохнул на столик, для них предназначенный, и мигом вернулся к Тане. Она уже отошла от стола, и теперь он видел ее всю, сверху донизу - от гладких, блестящих волос до пышной юбки и изящных открытых туфелек. "Господи, какая красивая!" - снова подумал он и, робея, приблизился к Тане.
- Я - Женя, - сказал он. - Историк.
Ему великодушно протянули руку. Пожатие оказалось неожиданно крепким.
- А я - Таня. - Редкой красоты глаза смотрели по-прежнему снисходительно. - Врач.
- Врач - и в библиотеке? - наивно удивился Женя.
- А если кто-нибудь отравится в этом буфете?
Впервые она улыбнулась.
- Нет, серьезно!
- Разве наука - это только история? - Какая у нее улыбка! - А вообще вы правы: медицина не очень наука, скорее, сродни колдовству.
- Вы, случайно, не экстрасенс? - встревожился Женя.
- Нет, что вы, - успокоила его Таня. - Я кардиолог.
- Терпеть не могу экстрасенсов! - признался Женя.
- Я - тоже, - согласилась с ним Таня. - Они теперь в моде, и сколько же от них вреда, сколько горя, вы даже не представляете! Люди тратят последние деньги, надеются, ждут, упускают время. Главное - время!
Они уже поднялись к широкой мраморной лестнице. Периодика была внизу, справа, третий научный зал - за антресолями.
- Вам еще долго? - решился спросить Женя.
- Часа два.
- Давайте встретимся здесь, у лестницы? - набрался он храбрости. Погуляем, отдохнем от жары...
"Господи, что я несу? Да разве можно так, сразу? А с другой стороны, что делать?"
- Хорошо, - чуть помедлив, согласилась Таня.
Он еще больше занервничал, заволновался, схватил Таню за руку.
- А вы не обманете? Вы придете?
"Как мальчишка, - развеселилась Таня. - Да что это с ним?" Но она уже знала что, догадывалась. Неужели она ему так сильно нравится? Так нравится этому смешному, растерянному, взмокшему от жары и волнения, седому уже человеку, что он боится ее потерять?
- Разве я похожа на обманщицу? - с мягкой укоризной спросила Таня и, не оглядываясь, пошла к залу легкой походкой уверенной в себе женщины, чувствуя, что ей смотрят вслед.
Эти два часа прошли, можно сказать, бесполезно, даром. Нет, конечно, Таня прилежно листала сборники и журналы и даже что-то такое выписывала, но ловила себя на том, что видит перед собой вместо схем, кардиограмм, расшифровок клетчатую рубашку и широкие, не по моде, брюки, седую растрепанную шевелюру, карие растерянные глаза, крупные руки - "как у хирурга!" - седые волоски на груди - ворот рубахи расстегнут, да еще куда-то делась верхняя пуговица... Она старалась не смотреть Жене в глаза под ее взглядом он явно терялся - и потому смотрела то на подбородок с неожиданной ямочкой посредине, то на распахнутый ворот рубахи, лишь изредка встречаясь с Женей взглядом. Здесь, в зале, вдруг почувствовала, как волнуют ее эти выбивающиеся из-под ворота волоски, как хочется положить на них руку...
"Что со мной? - нахмурилась Таня. - Ну да, я же врач, понимаю... Да все сейчас все понимают! Четыре года одна... Тот, прошлогодний смешной эпизод - не в счет, даже не хочется вспоминать... За что, скажите, мучает нас природа?"
К Жене вышла замкнутой, строгой, опоздав нарочно минут на двадцать. Но когда увидела издалека, как стоит он с портфелем в руке, прислонясь к колонне, и безнадежно, покорно ждет, даже не глядя уже на часы, когда, подойдя ближе, увидела, как вспыхнуло от радости его лицо, на душе у нее потеплело.
- Ну, вот и вы, - бормотал Женя, зачем-то перекладывая портфель из одной руки в другую. - А я уж боялся... Давайте сюда вашу папку: засуну в портфель... Ой, не лезет! Я, наверное, ее так, в руках, понесу.
- Не надо, она совсем легкая. Не волнуйтесь! - сказала Таня.
- А что, видно, что я волнуюсь? - испугался Женя. - Видно на самом деле? Это ужасно!
- Да нет, - коснулась его руки Таня. - Не видно... И совсем не ужасно. Пошли.
Они вышли из библиотеки, повернули, не сговариваясь, к Александровскому саду - к его скамейкам, гроту, к запахам вечерних трав и цветов, - но, спустившись с широкой, торжественной лестницы на тротуар, оба остановились. Женя вдруг отшвырнул от себя портфель - тот гулко ударился об асфальт, - обеими руками взял Таню за плечи и повернул к себе. Впрочем, он тут же, как обжегшись, опустил руки: какое, в самом деле, у него право? Они ведь едва знакомы!
- Все-таки это ужасно! - заговорил он бессвязно. - Потому что мужчина не должен... Так нельзя, не положено...
Он чуть не плакал от волнения, и его волнение передалось Тане. Она снова коснулась его руки - ледяными были в этот жаркий вечер пальцы у Жени и едва заметно дрожали.
- Везде толпы народа, - говорил он в отчаянии. - Кошмар какой-то! А на ресторан у меня нет денег. Да и там... - он болезненно сморщился, - люди...
- Я вас совсем не знаю, - отвечала Таня. - По телевизору показывают такие страсти... А то бы я позвала вас к себе. Но это может быть понято, как...
- Нет! - закричал Женя. - Ничего так не может быть понято! Если бы вы мне доверились... Честное слово, я правда историк. Вот паспорт!
Он стал лихорадочно рыться в карманах, вынимая какие-то мятые билеты, бумажки, обертки.
- Ну что вы, - замахала руками Таня, - не надо паспорта! Я имею в виду...
- Да знаю я, что имеете вы в виду, - снова сморщился Женя. - И пусть, пусть, вы правы! Я придумал, куда пойти: в арбатские переулки. Это совсем другой центр, тихий. Здесь близко. Пошли!
- А портфель?
- Ах да!
Он огляделся по сторонам, нашел свой портфель, порыжевший от времени тот сиротливо лежал у бортика, - и, схватив за руку Таню, потащил ее на Калининский проспект, к Военторгу, и дальше, дальше, на старый Арбат.
Там гуляла вовсю молодежь - пела песни, читала стихи, музицировала. Даже поделками еще торговали.
- Смотрите: вот тут можно посидеть за столиком, - обрадовался Женя. Белые столики стояли прямо на тротуаре; зеленые, вьющиеся растения отгораживали их от гуляющей публики. - Как в Париже!
Он внезапно развеселился, все его волнение как рукой сняло, и Таня с тревогой подумала, что нарвалась, похоже, на неврастеника. "Ну и ладно! беспечно решила она. - Значит, мне хорошо с неврастеником!" А было действительно хорошо - радостно и свободно, и Таня чувствовала себя едва ли не парижанкой, сидя здесь, на старом Арбате, под тентом, у мраморного столика, в плетеном кресле, поглядывая на разноцветную, праздничную толпу, попивая великолепный кофе со сливками - настоящий кофе, после того-то, библиотечного.
- Вот и у нас теперь есть западная ночная жизнь, - сказала она. Здорово! Ну, пошли, мы, кажется, вдвоем тут остались. Официант вытирает столики.
- Но заметьте, нас не гонит, ничего нам не говорит, изредка только поглядывает, - поймал ее мысль Женя. Позднее она не раз удивлялась этой его способности.
- Новые времена, как-никак, - с удовольствием заметила Таня.
Они встали и вышли на улицу. Народу заметно поубавилось: исчезли певцы и оркестрики, позакрывались лавочки. И только один пиит - заросший, нечесаный, - читал, подвывая, стихи. Таня взглянула на часики.
- Вы где живете? - спросила Таня.
И Женя, москвич со стажем, правильно ее понял. Он тоже посмотрел на часы.
- В Олимпийской деревне. А вы?
- На проспекте Мира.
- Ого! - невольно вырвалось у него.
- Не нужно меня провожать, - быстро сказала Таня.
- Нет, нужно! - воспротивился Женя.
- Да не валяйте вы дурака! - рассердилась Таня. - От меня до вас полтора часа.
- Час двадцать.
- Уже подсчитали?
- Уже подсчитал.
Оба они засмеялись. И таким милым и добрым стало ее лицо, что Женя наконец решился - весь вечер мечтал! - обнял Таню, прижал к себе, закрыл поцелуем смеющийся рот. Он хотел лишь дотронуться до ее губ, но когда они шевельнулись в ответ, благоразумие покинуло Женю. Он буквально ворвался в Таню, зубы его коснулись ее зубов, язык - ее языка, стон блаженства и муки вырвался у нее. "Что я делаю? - в смятении подумал Женя. - Разве так можно? Что она подумает обо мне?" Осторожно и бережно отпустил он Таню, мелкими поцелуями покрывая ее лицо, словно прося прощения за внезапную страсть. Что-то похожее на разочарование мелькнуло в ее глазах, или ему показалось? Но лучше ошибиться в эту, а не в другую сторону, - чтобы она не отвергла его.
"С ума сойти, какая женщина! Как бы ее удержать? Кто она? С кем живет? А вдруг замужем? Не похоже... Но ведь не хочет же, чтобы провожал..." Внезапная ревность кольнула сердце.
- Таня, вы замужем? - вырвался у Жени бестактный вопрос.
- А что? - спросила в ответ Таня.
И он вдруг понял, что все равно ничего не изменится: даже если она замужем и у нее куча детей, а он - пустяки, приключение, он не в силах от нее отказаться. "Так разве бывает? - испуганно спросил себя Женя. Выходит, да!"
Вошли в метро.
- Пожалуйста, - попросил Женя, - не гоните меня! У меня от "Проспекта Мира" - прямая.
- Хорошо, - смилостивилась Таня. - Только не будем выходить наверх: я живу рядом со станцией.
"Не хочет, чтобы знал адрес, - с болью подумал Женя. - Конечно, замужем". Но когда Таня дала домашний телефон, воспрянул духом: может, еще и нет. И тут же себя стреножил: в семьях разные отношения. И потом, сейчас лето - отпуска, дачи. Пригласила ведь даже в дом! Он тоже мог бы сегодня, и еще целых два дня, приглашать кого угодно - пока Лера на даче. Другое дело, что на такое никогда не отважится: не он в доме хозяин.
- О чем вы думаете? - неожиданно спросила Таня.
Поезд грохотал как бешеный, и она приблизила губы к самому его уху. Черные гладкие волосы коснулись щеки; их запах, их скользящая нежность кружили голову.
- Не понимаю, почему вы не хотите, чтобы я проводил вас до дому? честно ответил Женя. - Значит, вы все-таки замужем?
- Я же не спрашиваю, женаты ли вы? - искоса взглянула на него Таня. А не хочу из нормального человеколюбия: может закрыться метро.
- Ах да, - спохватился Женя. - Действительно может.
На первую часть спрятанного вопроса отвечать не стал. Женат ли он? Конечно, женат. Мужчина не в состоянии жить в одиночку. То есть живут, конечно, отдельные чудаки, так на то они и называются чудаками! Но женатый мужчина и замужняя женщина - категории разные. Он все равно свободен, а она - нет.
- Ну, вот он, мой "Проспект Мира". До свидания.
- Нет, постойте... Постойте!
Его неизменно коробило при виде парочек, обнимающихся в метро. Лера как-то даже сказала, что он ханжа. Теперь он их понимал: пришло время расстаться, а сил нет. Он бережно обнял Таню, сдерживая себя, осторожно поцеловал.
- До завтра. Где вам удобно, чтобы я вас встретил?
Таня на мгновение растерялась. Разве они будут встречаться? Он так решил? А она? Но она не знает, не знает! Вся ее жизнь расписана по часам, по минутам, в ней нет места мужчине. Но эти руки и эти губы, эти глаза...
- У поликлиники, - сказала Таня. - Утром у меня консультация в больнице, а потом прием в поликлинике. До восьми.
- И где она, поликлиника? - обрадовался Женя.
Таня назвала адрес.
- Буду ждать вас у входа, - торопился укрепить завоеванные позиции Женя. - Там один вход?
Таня невольно улыбнулась.
- Конечно.
Женя снова обнял Таню, вдохнул запах ее волос.
- Что у вас за духи такие? - задыхаясь от этого запаха и безумного, безудержного желания - казалось, тело не выдержит лютого напряжения, спросил он.
- Какие духи? - Его волнение передалось Тане. - Это не духи... Шампунь, наверное...
Что-то еще они говорили - неважное, ерундовое, и все стояли у колонны, держась, как школьники, за руки, и Женя закрывал собой Таню от любопытных взоров.
- Пожалуйста, поезжайте, - сказала она наконец.
- Сначала - вы.
Таня встала на лестницу и поехала. На выходе оглянулась, махнула Жене рукой и исчезла. А он все смотрел на рубчатую, широкую ленту, выползавшую из ниоткуда и в никуда пропадавшую, словно на ней могла появиться только что обретенная им женщина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42