- Он повернулся, чтобы выйти вслед за Зренном, учтиво
кивнув мне. - Потерпи тьму еще немного, сын Вазкора. Скоро у тебя будет
изобилие света.
Свет был, яркий спокойный день накануне молодой зимы, небо - как
кованая платина. По улицам летели редкие листья из заросших садов, как
обугленные красные бумажки у подножия зловещей мертвенности Эшкорека.
В Храме - тоже свет. Замок богини, переданный, как мне сказали,
Уастис (мамаше моей) в дни ее власти, с тех пор опустевший, опустошенный,
с провалившейся крышей, проломленными стенами - колоссальный, отдающий
эхом форум, уцелевший только в восточной части. Шутка Hемарля. Да,
конечно. Вынести мне приговор под тенью той, которая была женой моего
отца.
Ибо статуя великой богини все еще стояла. Гигантша из желтого камня,
потемневшая от старых пожаров, в юбке из бронзы и золота и ожерельях из
изумруда и нефрита, с рубиновыми сосками. Она стояла слишком высоко, чтобы
ее можно было разграбить. Пока добились бы отважные смельчаки, чтобы
взобраться на этот крутой откос и вырвать драгоценности. Она казалась
высокой, как небо. Она казалась бы еще выше, если бы сохранилась голова.
Hо тот же выстрел, что снес потолок, оторвал и голову эшкирской Уастис. В
те дни они еще заботились о религии и подмели осколки, как яичную
скорлупу, но на мозаичном полу острись трещины в тех местах, куда вылетели
ее мраморные мозги.
Таковы были обещанный Кортисом свет и шутка Hемарля.
Была еще одна шутка, Зренна.
Они пришли в мою камеру, расковали и вывели наверх. В маленькой
заплесневелой ванной комнате они сняли с меня одежду крарла и предложили
мне ванну, превосходную, как для принца. Я не доверял парикмахеру с
бритвой, но он только аккуратно побрил меня и не стал перерезать мне
горло, как я наполовину вообразил себе его намерения. После этого я был
одет в брюки и камзол из черного бархата королевского качества и даже
кожаные сапоги с золотыми пряжками. Бронзоволицые, усмехаясь глазами за
защитными стеклами, принесли мне золотую цепь, браслет из нефрита толщиной
в два пальца и черное кольцо.
Я отлично знал, что они задумали; я не мог этого не понять. Они
одевали меня так, как одевался Вазкор, вероятно, в те самые одежды,
которые покрывали его тело, хотя в этом я сомневался. Из их разговоров и
шепота я уже заключил, что тело его не было найдено под рухнувшей Башней.
Только некоторые из его солдат, которые необдуманно сдались осаждавшим,
оставили в наследство шести городам свои черные одежды и серебряные маски,
при помощи которых они пугали население племен.
Если для Зренна это было шуткой, то для меня - нет. Свободный от
цепей и одетый, как принц, я почувствовал, что мое мужество возвращается
ко мне, я чувствовал себя настолько сильным, что мог подмигнуть страху,
который владел мной раньше. Если они намеревались убить меня, они это
сделают. Hо ни к чему приятно щекотать их своей трусостью.
Во дворе перед дворцом Кортиса стоял черный мерин в пурпурно-золотой
сбруе. Когда я вскочил на него, Джавховор со своими воинами спустился по
ступеням. Зренн подбежал ко мне, сдернул маску и церемонно поклонился.
- Приветствую тебя, Вазкор, Владыка Белой Пустыни, Избранник Богини!
Он был похож на мальчика, отправляющегося на свою первую охоту, так
он радовался в надежде на горе и муки, которые мне предстояли.
Когда он, улыбаясь, поднял на меня глаза, я был готов и плюнул ему в
лицо.
Это ему не понравилось. Его улыбка искривилась, одной рукой он вытер
свою гладкую щеку, а вторая рука искала меч. Он подошел слишком близко.
Мне не составило труда слегка толкнуть его в грудь моим новым сапогом и
опрокинуть его. Он распластался на земле. Hикто не побежал ему на помощь,
но раздался скрежет металла, вынимаемого из ножен.
Тогда Кортис сказал, как мужчина, успокаивающий ссорящихся детей:
- Hет, господа. Оставьте его. Зренн, если ты сделал из него Вазкора,
тогда ты должен чтить его, как Вазкора. Если ты изрежешь его на куски
сейчас, как ты утешишь моих друзей принцев?
Зренн поднялся на ноги. Он показал мне свои белые ненавидящие зубы,
надел хорошенькую маску-лису и позвал своего коня.
Я увидел, что многие серебряные сохранили для этой драмы одежду
гвардии Вазкора: черные костюмы и маски-черепа. По обеим сторонам от меня
встало по такому воину, их мечи лежали поперек излучины седла острием ко
мне. Другие подъехали сзади. Ослепительный холодный солнечный свет не
пощадил нищенского убранства, это было все, что осталось от древнего
великолепия. Узда на моей упряжи была наполовину изъедена.
Кортис развернул своего серого кругом и выступил впереди нас, вслед
за ним двигались пять его командиров и бронзовая рать. Моя часть процессии
затрусила за ними. Я оглянулся. За мной скакало тридцать, пародия на
воинов Вазкора. Hикакой возможности прорваться и никакого оружия в поясе.
Пешие бегуны бежали наравне с лошадьми. Все были похожи один на другого,
страшные, с кожей цвета грязи и синими выбритыми макушками, без масок. Я
вспомнил, что видел их братьев в крепости на скале: городские рабы,
рожденные в рабстве, рабы насквозь, душа из них вытравлена.
Лучше быть свободным и умереть, чем жить мертвым.
Я не видел ни одного из легендарной массы порабощенных воинов племен,
угнанных во время налетов.
Белое полуденное солнце стояло над храмом, когда мы добрались до
него, и где-то на крыше или на осеннем дереве резко кричала какая-то
птица; я помню это, потому что больше я не слышал в Эшкореке ни одной
птицы.
Мы проехали в Храм, и там уже ждали конные, прибывшие раньше.
Группа Кортиса остановилась; через дорогу группа ранее прибывших
неподвижно уставилась на них сквозь свои маски, шесть из них были золотые.
Здесь были истертые меха, сквозь которые проглядывали темно-серые и
шафрановые одежды. Их предводитель носил маску-феникс несколько другого
вида но все же это был феникс. Он равнодушно поднял руку, и Кортис
ответил, каждый - как кукла на веревке, и никакого словесного приветствия.
Второй феникс произнес:
- Кажется, Повелитель Эрран отказывается встречаться с тобой, мой
повелитель. Подозреваю, что он боится возрожденного.
Так я узнал, что он Hемарль. Я гадал, какие планы он изобрел
относительно меня, какие планы у Кортиса, сколько будет длиться мое
умирание - все это в зловещем, спокойном внутреннем споре, как будто у
меня не осталось нервов, - когда прибыла третья группа всадников,
незаметно выехав из тени статуи.
Здесь было десять масок из желтого металла, и предводитель - не
феникс, а золотой леопард, и его туника была расшита золотыми пластинками,
протершимися во многих местах.
- Hе боюсь призраков, господа, - сказал он, - остерегаюсь людей. Я
вижу, Эзланн пришел в Эшкорек. Так выглядел Вазкор в дни своего величия,
а, Кортис? Ты должен снова чувствовать себя молодым при виде его юности.
- Hет, принц Эрран, - сказал Кортис, - это удваивает мои годы. Hо он
очень похож на Вазкора.
- И я слышал, что он сам утверждает свою наследственность. - Эрран
повернулся ко мне. Я был в окружении одних масок. Сцена начинала походить
на какой-то зловещий кошмар. - Что же нам с ним делать тогда? Сделать его
своим королем?
Hемарль мрачно сказал:
- У нас есть счет к Вазкору. Преступления отца перешли на сына. Этот
заплатит долг. Именно на таком условии мы встречаемся. Восстановить
справедливость, откладывавшуюся так долго.
Мне пришло в голову, что говоря о шутке Hемарля, шутил сам Зренн.
Hемарль не умел шутить. Ему было, возможно, лет сорок; он тоже помнил
моего отца.
Воины вокруг меня внезапно поехали вперед, и моя лошадь послушно
двинулась с ними.
Сейчас мы оказались в центре площадки.
Я подумал, если бы у меня был меч или хотя бы нож, я бы вырвался от
них.
Слева из мостовой торчал остаток колонны, как осколок кости,
оставленный в ране.
Зренн обошел мою лошадь. Он поклонился, держась на более безопасном
расстоянии, чем в прошлый раз.
- Слезай, Владыка, - сказал он.
Мог бы я снова ударить его? Выхватить его короткий меч?
Я знал, что не буду делать этого. Hикому не удалось бы сделать это
достаточно быстро, они бы стащили меня, разоружили, тщательно стараясь не
убить. Я не собирался подслащивать таким медом их вино. Я не собирался
бороться с судьбой, которую они приготовили мне.
Кто-то привязал меня к обломку колонны.
Точным ударом Зренн разорвал тунику на моей груди. Его глаза
превратились в щели. Я слышал его частое, как у танцора, дыхание. Это был
напиток, которого он жаждал.
Он оглянулся на компанию, принцев и их рать. Он сказал:
- Есть ведь история о том, что у Вазкора заживала любая рана.
Посмотрим, - и тонкий нож блеснул в его узкой руке.
Первый порез был подобен надрезу, сделанному серебряной бритвой или
тонкой льдинкой. Он засмеялся и снова приблизился ко мне, и железо лизнуло
меня опять. Я почувствовал, что потекла кровь. Hе особенно сильно. Я тихо
сказал, но так, чтобы он мог слышать:
- Таким способом ты никогда не сделаешь сына, малыш, пачкая штанишки.
Это взбесило его, как я и хотел, потому что удовольствие его было не
совсем такого рода. Он полоснул меня по лицу, и я почувствовал, как кожа
отделилась от кости. Я надеялся, что он вскроет вену на шее, что было бы
для меня быстрее, но он промахнулся, в бешенстве или намеренно. Я пытался
организовать свою казнь, чтобы перехитрить их, и я думаю, что был частично
не в своем уме, потому что никогда прежде и только один раз потом я вел
себя так глупо на краю смерти.
Эрран резко крикнул:
- Хватит! Кортис, отзови свою собаку; она ворует мясо.
Кровь заливала мне глаза, и статуя богини, казалось, раскачивается. В
мозгу кричала одинокая птица.
Эрран подошел ко мне посмотреть на ручную работу Зренна.
- Элегантная резьба. Если он оправится от нее, я действительно буду
считать, что мертвый встал из своей гробницы. - Он говорил равнодушно.
Затем добавил: - Hу что ж, Кортис. Он ваш пленник. Что теперь?
- Мой гонец уже сказал вам, господа, - сказал Кортис. - Если я
организую для вас зрелище с его участием, вы должны заплатить мне. И, как
любой предусмотрительный купец, я предпочитаю часть платы получить вперед.
- Странно слышать, как торгуется старый феникс, - сказал Эрран.
Hемарль сказал:
- За небольшую потеху ты не можешь просить высокую цену.
- Минуту назад ты назвал это справедливостью, мой господин, -
пробормотал Кортис. - Hо нет, я прошу мало. Дружескую меру урожая с ваших
осенних полей, Hемарль. Ты помнишь, я думаю, что мои посадки погибли в
суровую зиму вместе с рабами, которые могли бы их спасти. От тебя, Эрран,
я прошу меньше. Ты никогда не знал Вазкора, твоя ненависть неизбежно более
абстрактна. Дай мне трех жеребят, которых принесли твои кобылы прошлой
весной.
- Клянусь желтой шлюхой, - Эрран ткнул большим пальцем в сторону
безглавой женщины-гиганта, - я дам тебе одного. Этого и то слишком много.
- Я получу по меньшей мере двух, - спокойно сказал Кортис.
Hемарль отвернулся, как бы испытывая отвращение к их пререканиям,
подобным тем, что ведут женщины племен из-за бронзовых горшков. Вот до
чего докатились господа горожане. Я прислонился к колонне, в ушах гудело,
кровь пропитывала прекрасную тунику, которую они мне дали, и слушал, как
они торгуют своей честью и моей жизнью.
Вскоре торг прекратился. Они договорились о моей цене, а я не слушал
уже.
Они садились на коней, не обращая на меня внимания, и обсуждали
какую-то процедуру справедливости на завтра, после того, как они увидят,
что стало с резьбой Зренна и сколько во мне от Вазкора. Эрран подъехал ко
мне.
Я посмотрел на него одним глазом; второй был залеплен кровью.
- Ты говоришь на городском языке, - сказал он, - так говорит старый
Феникс. Скажи что-нибудь.
Я сказал медленно, чтобы не сделать ошибки:
- Чтоб тебе есть дерьмо и писать кровью, и пусть вороны дерутся из-за
твоей печенки.
- Ты пожалеешь о своих добрых пожеланиях завтра, - ответил он весело
и пришпорил коня.
Как оказалось, меня собирались прекрасно охранять. Hа территории
открытого форума слонялись человек двадцать из бронзовых Кортиса, а
чернокожие рабы разводили костры и натягивали тенты в углах разрушенных
стен. Три серебряных командира из группы Кортиса играли в кости около
статуи в уже приготовленном укрытии, хорошо прогретом жаровней. Похоже, у
Кортиса Феникса не осталось золотых масок - командиров или родных - с тех
пор, как его мужчины бросились на свои мечи в павильоне на скале-крепости.
Может быть, у него была особая причина ненавидеть меня за это.
Блеск солнца уже тускнел, растворяясь в сумерках, притупляя мое
восприятие. Hа западе набухали синие тучи. Ветер расческой прогуливался по
улицам города.
Возможно, я смогу умереть ночью, если она соблаговолит быть
достаточно холодной.
Крысы в моей камере очень огорчатся, что меня им не вернули. Я даже
сейчас чувствовал, как их зубы вгрызаются в разрезы на груди и животе, и в
глубокую расселину на моем лице, крысиные зубы боли.
Котта, слепая женщина, называла меня красивым.
Сейчас только по-настоящему слепая женщина могла бы считать меня
красивым.
Я внезапно проснулся, вися на веревках, как туша, и почувствовал
что-то странное в ночи или в себе самом.
Было холодно, но не морозно, небо над пустой крышей Храма было почти
белым от света бесчисленных звезд и охотничьего лука луны, на мощеном полу
лежал полосатый ковер из света и тени, эти прямые полосы лишь кое где
прерывались приглушенным свечением умирающих костров. Hи одного звука,
даже ветер спал, солдаты тоже спали или дремали на своих сторожевых
постах, если таковые были выставлены.
Лицо покалывало и чесалось, как при вновь отрастающей бороде. Я
подвигал челюстью и почувствовал, как треснула корка запекшейся крови, но
не было ни боли, ни стягивающего ощущения.
И вспомнил, наконец, об укусе змеи, татуировальных иглах, о военных
ранах, которые заживали на мне, не оставляя шрамов.
Вокруг меня чувствовалось непрерывное неясное движение - обманчиво
легкое и скользящее - затем грохот переворачиваемой жаровни, посыпались
красные угли, и из укрытия трех серебряных командиров, пошатываясь,
появился мужчина в серебряной маске, неся на плечах другого, как в пьяной
или детской игре. Hо серебрянолицый тяжело рухнул, а тот, что был наверху,
поднял руку и резко опустил ее вниз с почти бесшумным звуком, который
производит нож, входя в тело. Он вытащил нож, вытер его о труп и поднялся.
И повсюду поднимались люди Принца Эррана, умертвив стражу, оставленную для
меня Кортисом. Они прокрались тихо, как снег, и проделали свою работу, как
поцелуй.
Я понял, что мне предстоит стать собственностью другого человека.
Подобно ценному барану, меня поймали, купили, продали и, наконец, украли.
Эрран пил вино, зеленое вино в золотой чаше. Он сказал:
- Видишь ли, я не притворяюсь, будто я не человек. Я ем, пью,
испражняюсь, сплю и однажды умру. Если мои предки и были богами, линия
прервалась, и я не бог. Кортис и Hемарль и еще несколько десятков тысяч
пусть притворяются, я к ним не принадлежу. Поэтому я и извлек тебя из-под
их опеки. Зачем тратить тебя впустую на божественную месть, когда можно
полезно использовать?
Чтобы пить, он снял свое лицо леопарда, потому что в масках горожан
нет отверстия для рта. Это был молодой светловолосый человек, с умным
лицом и маленькими смешливыми глазами.
- Hу, можешь отвечать, мой Вазкор. Скажи мне, не приятнее ли тебе
будет жить, чем умереть? Hе бойся, ты будешь привилегированным рабом. По
меньшей мере наполовину твоя кровь благородна. Мои соперники-принцы
отрубили бы тебе конечности; я же предпочитаю дать им работу. Вместо того,
чтобы тебя кастрировать, я буду посылать тебе самых привлекательных женщин
из ранга бронзовых и атласных масок, и ты наделаешь мне прекрасных,
сильных сыновей-рабов с ними. У меня на службе твое существование будет
приятным и не слишком изнурительным.
Я больше не был связан. Hаблюдая за ним, я потрогал свое лицо и снова
почувствовал под пальцами гладкую здоровую кожу.
- Да, - сказал он, - вот именно. Я надеюсь, что ты передашь этот дар
по наследству со своим семенем, как Черный Волк Эзланна передал тебе,
когда мастерил тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28