По железу и камню
пробегали смутные тени, шуршали вокруг маленькие твари с широко раскрытыми
глазами и настороженными ушами, а над ними ритмично колыхались стебли
шести глаз. Время от времени Нингобль, будто бы наугад, извлекал из
огромной кучи черепок и быстро прочитывал выцарапанный на нем текст, не
нарушая ритмичного движения стеблей и, соответственно, течения мыслей.
Мышелов и Фафхрд уселись рядом с ним.
Едва Фафхрд открыл рот, как Нингобль поспешно спросил:
- А что там, дети мои, вы хотели рассказать мне насчет пятничной
наложницы?
- Разумеется, Маэстро Лжи, - быстро перебил его Мышелов. - И не
столько наложницы, сколько трех евнухов - жрецов Кибелы и рабыни с Самоса
- очень смачная и запутанная заварушка. Дай мне немного времени - пусть
она поварится у меня в голове, чтобы я мог подать ее тебе без жира
преувеличения и с приправами истинных подробностей.
- А пока мы будем дожидаться, когда раскочегарится котелок Мышелова,
- небрежно вставил Фафхрд, наконец-то приноровившийся к происходящему, -
ты, чтобы тебе не было скучно, можешь разрешить нашу пустячную проблему.
И он без лишних слов рассказал о терзаниях, связанных с превращением
девушек в свиней и улиток.
- Говоришь, только Хлоя оказалась невосприимчивой к этим чарам? -
задумчиво переспросил Нингобль и отшвырнул очередной черепок в дальний
конец кучи. - Что ж, это наводит меня на мысль о...
- Крайне занятном замечании в конце четвертой эпистолы Диотимы
[согласно Платону, жрица, которая должна была искупить грехи афинян во
время чумы 429 г. до н.э.; Сократ заимствовал у Диотимы определение любви
как стремление к прекрасному] к Сократу? - вставил смышленый Мышелов. - Я
ведь прав, отец?
- Нет, не прав, - холодно отозвался Нингобль и продолжал, обращаясь к
Фафхрду: - Когда этот интеллектуальный клещ пытался впиться в кожу моего
рассудка, я как раз собирался сказать, что Хлою явно кто-то или что-то
защищает. Ты не знаешь, может, она пользуется особой благосклонностью
какого-либо божества либо демона, или постоянно бормочет какую-нибудь руну
либо заклинание, или все время носит либо рисует на теле какой-нибудь
талисман либо амулет?
- Однажды она говорила, - немного помолчав, неуверенно отозвался
Мышелов, - про амулет, подаренный ей несколько лет назад какой-то не то
персиянкой, не то наполовину персиянкой, наполовину гречанкой. Но это,
конечно, пустяк, ерунда.
- Конечно. А теперь скажи: когда девушка превратилась в свинью в
первый раз, Фафхрд смеялся своим смехом? Смеялся? Это было неосторожно, а
я ведь предупреждал. Не выставляйте слишком часто напоказ свою связь с
древними богами, не то какой-нибудь алчный стяжатель из бездны...
- Но в чем заключается наша связь с древними богами? - нетерпеливо,
однако без особой надежды спросил Мышелов. Фафхрд лишь насмешливо хмыкнул.
- О таких вещах вслух не говорят, - отрезал Нингобль. - А кто-нибудь
проявлял особый интерес к смеху Фафхрда?
Мышелов заколебался. Фафхрд кашлянул. Мышелову оставалось лишь
признаться:
- Да была там одна девица, которая проявила чуть больше внимания, чем
другие, к его ржанию. Персиянка. Да, вспомнил: это как раз она подарила
Хлое амулет.
- Ее зовут Ахура, - добавил Фафхрд. - Мышелов в нее втюрился.
- Выдумки! - рассмеялся Мышелов, и его полные суеверного страха глаза
двумя клинками пронзили Фафхрда. - Уверяю тебя, отец, что эта робкая и
глупенькая девчушка никоим образом не может быть связана с нашими бедами.
- Разумеется, коли ты так говоришь, - заметил Нингобль с ледяным
укором в голосе. - Одно я могу вам сказать: тот, кто наложил на вас это
постыдное заклятие, является - если его можно вообще причислить к роду
людскому - мужчиной...
(Мышелов почувствовал облегчение. Ему становилось не по себе от
мысли, что гибкая темноволосая Ахура подвергнется методам допроса, какие
по слухам использовал Нингобль. Он злился на себя за неуклюжие попытки
отвлечь внимание Нингобля от Ахуры. Когда дело касалось этой девушки,
разум покидал Мышелова.)
- ...и адептом, - заключил Нингобль. - Да, дети мои, адептом,
мастером самой что ни на есть черной магии.
Мышелов вздрогнул. Фафхрд только проворчал:
- Опять?
- Да, опять, - подтвердил Нингобль. - Хотя почему - если не считать
вашей связи с древними богами - вы можете представлять интерес для этих
темных людей, я просто ума не приложу. Они не из тех, кто сознательно
выходит на залитую светом авансцену истории. Они ищут...
- Во кто же это? - перебил Фафхрд.
- Помолчи, Расчленитель Риторики. Они ищут тень, и не без оснований.
Это талантливейшие любители в деле высокой магии, которые считают ниже
своего достоинства достижение практических целей и лишь тешат свое
ненасытное любопытство, а потому вдвойне опасные. Они...
- Но как его имя?
- Погоди ты. Душитель Красноречия. Эти нечестивцы по-своему
бесстрашны, они считают себя равными самой судьбе и презирают полубогиню
удачи, беса случая и демона невероятного. Словом, это враги, перед
которыми вы должны лишь дрожать и перед волей которых склоняться.
- Но его имя, отец, его имя? - взревел Фафхрд, а Мышелов, снова
набравшись нахальства, заметил:
- Он из Сабигунов, не так ли, отец?
- Нет, не так. Сабигуны - это всего лишь невежественное племя
рыболовов, живущих на ближнем берегу дальнего озера и поклоняющихся
звериному богу Вину, и никому более.
Этот ответ крайне развеселил Мышелова, так как, насколько ему было
известно, Сабигуны придумал только что он сам.
- Нет, его зовут... - Нингобль помолчал немного, потом закудахтал: -
Я совсем запамятовал, что ни при каких обстоятельствах не должен называть
вам его имя.
- Что? - Фафхрд в ярости вскочил.
- Да, дети мои, - сказал Нингобль, и его глазные стебли внезапно
сделались жесткими, твердыми и бескомпромиссными. - Более того, я должен
сказать, что ничем не могу помочь вам в этом деле... (Фафхрд сжал
кулаки) ...и весьма этому рад... (Фафхрд выругался) ...потому что нельзя
даже придумать более подходящего наказания за ваш чудовищный разврат,
который я так часто оплакивал... (Фафхрд положил ладонь на рукоять
меча) ...и если бы мне пришлось карать вас за ваши многочисленные грехи,
то я выбрал бы точно такое же заклятие... (Это было уже слишком: Фафхрд
заворчал и со словами: "Так это твоих рук дело!" - выхватил меч и начал
медленно подступать к фигуре в плаще) ...Да, дети мои, вы должны беззлобно
и покорно смириться с судьбой... (Фафхрд все приближался) ...А еще лучше,
если вы, подобно мне, удалитесь от мира и целиком отдадитесь размышлениям
и раскаянию... (Меч, блистая в свете костра, был уже всего в ярде от
Нингобля) ...Будет прекрасно, если остатки этого своего воплощения вы
проживете в одиночестве, окруженные преданными свиньями и улитками...
(Кончик меча прикоснулся к потертому плащу) ...посвятив оставшиеся годы
установлению взаимопонимания между человечеством и низшими животными.
Однако... (Нингобль вздохнул, и меч замер) ...если вы все же упорствуете в
своем безрассудном намерении бросить вызов этому адепту, я наверное сумею
помочь вам небольшим советом, хотя предупреждаю, что вы тогда окажетесь в
пучине бед, на вас будут наложены такие обязательства, что вы поседеете,
их выполняя, и, кстати сказать, погибнете.
Фафхрд опустил меч. Тишина в темной пещере сделалась тяжелой и
зловещей. И тут Нингобль заговорил голосом отдаленным, но звучным -
подобные звуки издавала статуя Мемнона в Фивах, когда на нее падали первые
лучи солнца.
- Вижу неотчетливо, как в заржавевшем зеркале, но все же вижу: для
начала вам следует добыть кое-какие пустяки. Прежде всего покров Аримана
[Ариман (Ахриман) - в иранской мифологии верховное божество зла] из тайной
усыпальницы близ Персеполя...
- А как же быть с воинами Аримана, отец? - возразил Мышелов. - Их
ведь двенадцать. Двенадцать, отец, и все они ужасны и неумолимы.
- А ты думал, я дам вам задания для щенков, которых учат приносить
палку? - сердито прохрипел Нингобль. - Далее: вам следует достать прах
мумии фараона Демона, правившего в течение трех жутких и неучтенных
историей ночей после смерти Эхнатона...
- Но, отец, - чуть зардевшись, возразил Фафхрд, - ты же знаешь, кто
владеет этим прахом и чего эта женщина требует от посещающих ее мужчин.
- Ш-ш-ш, я старше тебя, Фафхрд, на целую вечность. В-третьих, вы
должны добыть чашу, из которой Сократ выпил цикуту; в-четвертых - побег
первого Древа Жизни, и наконец... - Нингобль запнулся, словно его подвела
память, достал из кучи черепок и прочел: - И наконец, вы должны найти
женщину, которая приходит, когда готова.
- Какую женщину?
- Женщину, которая приходит, когда готова. - Нингобль бросил назад
черепок и вызвал тем самым миниатюрный обвал.
- Клянусь гнилыми костями Локи! [в скандинавской мифологии бог,
отличавшийся насмешливым и коварным характером] - возопил Фафхрд, а
Мышелов заметил:
- Но, отец, никакая женщина не приходит, когда готова. Любая женщина
в таком случае ждет.
Радостно вздохнув, Нингобль сказал:
- Не печальтесь, дети. Разве это в обычае вашего доброго друга
Сплетника - давать легкие советы?
- Не в обычае, - согласился Фафхрд.
- Итак, собрав все, о чем я сказал, вы должны отправиться в
Затерянный Город Аримана, лежащий к востоку от Армении. Давайте не будем
произносить его имени даже шепотом...
- Это Хатти? - прошептал Мышелов.
- Нет, мясная ты муха. И почему ты перебиваешь меня, когда должен
усердно вспоминать подробности скандала с пятничной наложницей, тремя
жрецами-евнухами и рабыней с Самоса?
- Воистину, о Соглядатай Невыразимого, я тружусь над этим, пока ум
мой не устает и не начинает отвлекаться, и все из любви к тебе.
Мышелов был рад, что Нингобль задал этот вопрос, поскольку сам он
начисто забыл о трех жрецах-евнухах, что было весьма неосторожно: никакому
здравомыслящему человеку и в голову не пришло бы утаить от Сплетника хоть
крупицу обещанной дезинформации.
Нингобль между тем продолжал:
- Оказавшись в Затерянном Городе, вы должны найти разрушенную черную
святыню, поместить женщину перед большой усыпальницей, завернуть ее в
покров Аримана, дать ей выпить прах мумии в кубке из-под цикуты,
предварительно смешав его с вином, которое найдете там же, где и мумию,
дать ей в руку побег Древа Жизни и дождаться рассвета.
- А потом? - громогласно вопросил Фафхрд.
- А потом все зеркало покрывается красной ржавчиной. Я вижу лишь
одно: кто-то вернется из места, которое нельзя покидать, и, кроме того, вы
должны остерегаться женщины.
- Но, отец, это же страшная морока - собрать по всему свету столько
магической дряни, - забрюзжал Фафхрд. - Почему бы нам сразу не отправиться
в Затерянный Город?
- Без карты, что начертана на покрове Аримана? - прошептал Нингобль.
- И ты все еще не можешь назвать имя адепта, которого мы ищем? -
осмелился спросить Мышелов. - Или хотя бы имя женщины? Ничего себе щенячьи
задания! Мы даем тебе суку, отец, а к тому времени, когда ты возвращаешь
ее назад, она уже успевает ощениться.
Нингобль чуть заметно покачал головой, шесть глаз спрятались под
капюшон и засверкали оттуда таким зловещим огнем, что у Мышелова по спине
побежали мурашки.
- Почему, Продавец Загадок, ты всегда говоришь нам только половину? -
сердито наступал Фафхрд. - Может, для того, чтобы в решительный момент
наши мечи наносили удар вполсилы?
Нингобль хмыкнул:
- Это все потому, что я вас знаю, дети мои. Скажи я словом больше, и
ты, пентюх, стал бы размахивать своим длинным мечом, угрожая совсем не
тому, кому нужно. А твой друг из породы кошачьих стал бы затевать свои
детские магические фокусы, причем совсем не те, что нужно. Вы ищете столь
безрассудно не простое существо, а тайну, не отдельную личность, а мираж,
камень, похитивший где-то кровь и жизненную субстанцию, выползший из сна
кошмар.
На миг друзьям показалось, что в дальнем краю мрачной пещеры нечто,
долго ожидавшее чего-то, пошевелилось. Но это ощущение тут же исчезло.
Нингобль самодовольно проурчал:
- А теперь, когда у меня выдалась свободная минутка, я, чтобы
доставить вам удовольствие, готов истратить ее на историю, которую
Мышелову не терпится мне поведать.
Деваться было некуда, и Мышелов начал, предварительно пояснив, что
история лишь на первый взгляд имеет отношение к наложнице, трем жрецам и
рабыне, тогда как ее глубинные слои касаются главным образом четырех
бесчестных служанок Иштар, а также карлика, который был с лихвой
вознагражден за свое уродство. Время от времени костер догорал,
лемуроподобные твари бегали за дровами, и часы текли один за другим,
поскольку Мышелов, рассказывая свои истории, обычно входил в раж. В одном
месте Фафхрд выпучил глаза от изумления, в другом брюхо Нингобля
заколыхалось, словно небольшая гора во время землетрясения, но в
результате история подошла к концу, оборвавшись внезапно и будто бы
посередине, как это бывает с иностранными музыкальными пьесами.
Затем зазвучали слова прощания, последние вопросы, оставшиеся без
ответа, и два искателя приключений пустились в обратный путь. А Нингобль
принялся перебирать в уме подробности рассказа Мышелова, которыми весьма
дорожил, поскольку знал, что все это была импровизация, а любимой его
пословицей было изречение: "Тот, кто врет артистически, оказывается
гораздо ближе к истине, нежели подозревает".
Фафхрд и Мышелов почти уже спустились по лестнице из валунов, когда
услышали позади легкое постукивание: Нингобль стоял наверху у самого края,
опираясь на нечто вроде одной трости и постукивая о камень другой.
- Дети мои! - крикнул он, и голос его прозвучал тонко, как одинокая
флейта в храме Ваала. - Сдается мне, что нечто в отдаленных пространствах
алчет в вас чего-то. Вы должны внимательно охранять то, что обычно охраны
не требует.
- Да, Крестный Отец Мистификаций.
- Вы будете осторожны? - донесся до них тоненький голосок. - От этого
зависит ваша жизнь.
- Да, отец.
Нингобль махнул еще раз на прощание и поковылял прочь. Маленькие
жители тьмы последовали за ним - то ли для того, чтобы получить новые
приказания и отчитаться в сделанном, то ли чтобы позабавить его своими
милыми ужимками - кто его знает? Кое-кто утверждал, что Нингобля создали
древние боги, чтобы люди учились угадывать и тренировали воображение на
самых трудных загадках. Никто не знал, обладал ли Нингобль даром
предвидения или просто умел так ловко обставлять сцену грядущих событий,
что лишь ифрит или адепт мог увильнуть от исполнения отведенной ему роли.

ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ ПРИШЛА
После того, как Фафхрд и Серый Мышелов вылезли из Бездонных Пещер на
ослепительный солнечный свет, след их на некоторое время затерялся.
Историографы поскупились на сведения о наших героях, да это и понятно:
Фафхрд и Мышелов пользовались слишком сомнительной репутацией, чтобы
попасть в классический миф, были слишком загадочны и независимы, чтобы
оказаться героями народных преданий, приключения их были слишком запутанны
и невероятны, чтобы понравиться историкам, слишком часто они ввязывались в
заварушки со всякими сомнительными демонами, разжалованными волшебниками и
потерявшими доверие божествами, то есть с настоящими подонками
сверхъестественного мира. И вдвойне трудно собрать материал об их
действиях, когда они осуществляли свои кражи, требующие хитрости,
соблюдения тайны и ловкого заметания следов. Впрочем, порой можно
наткнуться на кое-какие улики, оставленные ими за этот год.
Например, столетие спустя жрецы Аримана воспевали - хотя сами они
были слишком умны, чтобы верить в это, - чудо похищения Ариманом своего
священного покрова. Однажды ночью двенадцать ужасных воинов увидели, как
грубошерстный черный покров поднимается с алтаря, словно столб паутины,
гораздо выше человеческого роста, хотя фигура под покровом имела очертания
человеческой. Затем Ариман заговорил из-под покрова, и воины поклонились
ему, и он отвечал им темными параболами, а потом вышел гигантскими шагами
из тайной усыпальницы.
Сто лет спустя самый проницательный из жрецов заметил: "Это похоже на
человека на ходулях или - удачная догадка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24