Впрочем, Мышелову было трудно
выбирать между желаниями и даже вообще иметь какие-либо желания. Гнетущее
чувство неизбежной опасности дошло в нем до наивысшей точки, и, чтобы хоть
как-то с ним справиться, он принялся вспоминать самую развеселую таверну в
Ланкмаре - залитое светом факелов большое подвальное помещение, вино течет
рекой, звенят кружки и монеты, все истошно вопят, клубятся опиумные дымки,
обнаженные девицы изгибаются в сладострастных танцах...
- Мышелов!
Драматический шепот Фафхрда и его большая ладонь остановили бредущего
Мышелова, и тот никак не мог взять в толк: то ли его мысли вернулись назад
под Крайнее море, то ли воображение сыграло с ним еще один эскапистский
трюк.
Друзья стояли у входа в просторный подводный грот, уступами
поднимавшийся к слабо различимому потолку, с которого серебристым туманом
струился свет, раза в три интенсивнее лунного. Как и в туннеле, там пахло
морем, было полно издыхающих рыб, морских змей и маленьких осьминогов:
крошечные и громадные моллюски прилепились к стенам между
серебристо-зелеными драпировками из водорослей, а многочисленные ниши,
круглые темные проходы и даже поднимавшийся террасами пол были, по крайней
мере частично, результатом действия быстрой воды и твердого песка.
Серебристое туманное свечение распространялось не равномерно, а
сосредоточивалось, кружась и волнуясь, на трех террасах. Первая из них
находилась прямо напротив входа в туннель. На ней располагался огромный
каменный стол, с боков которого свисали водоросли, а ножки были облеплены
ракушками. На одном его конце стояла вместительная золотая чаша и рядом
два золотых кубка.
По обе стороны первой террасы поднимались кверху ступени разной
высоты, пропадавшие в грозной черноте. А позади этой черноты находились
вторая и третья террасы, которым оказывал такую благосклонность
серебристый свет. Та из них, что находилась справа - со стороны Фафхрда,
если можно так выразиться, поскольку он стоял по правую руку от выхода из
туннеля, - имела стены и сводчатый потолок из перламутра и напоминала
гигантскую раковину; ее всхолмленный пол жемчужного цвета наводил на мысль
о груде атласных подушек. Терраса со стороны Мышелова располагалась
несколько ниже, все ее стены были словно завещаны гобеленами из бурых
водорослей, которые свешивались до пола широкими зубчатыми полосами. Между
этими двумя террасами ступени разной высоты уходили вверх и пропадали во
мраке.
Изменчивые тени, колыхания, странные отблески свидетельствовали о
том, что во всех трех зонах мрака, возможно, кто-то был; что же до трех
террас, то здесь в этом и сомнений не возникало. На террасе со стороны
Фафхрда стояла высокая, очень красивая женщина: ее золотистые волосы
поднимались вверх толстыми спиралями, напоминавшими раковины, платье из
золотой рыбачьей сети плотно облегало ее зеленоватое тело. Между пальцами
у нее виднелись зеленоватые перепонки, на шее - едва заметные рубцы, очень
похожие на жабры.
Напротив Мышелова располагалось более изящное создание, тоже явно
женского пола: ее серебристая кожа сливалась с серебряной чешуей на
плечах, спине и боках, видневшейся сквозь тонкое, как паутинка, фиолетовое
платье; короткие черные волосы были разделены посередине зубчатым
серебряным гребнем высотой в ладонь, который начинался прямо от низкого
лба. У этой женщины тоже были перепонки между пальцами и жабры на шее.
Третья фигура, одетая во все черное и низко наклонившаяся над столом,
была по-старушечьи сухопара. На голове у нее была копна ржавых, очень
толстых волос, жабры и перепонки буквально бросались в глаза.
У всех трех женщин на лицах были маски, похожие очертаниями на ту,
что Фафхрд нашел в иле. У первой маска была золотая, у второй -
серебряная, у третьей - из позеленевшей от времени и морской воды бронзы.
Две первые женщины стояли неподвижно, как будто участвовали в
представлении лишь в качестве зрительниц. Костлявая же и черная морская
ведьма была занята бурной деятельностью, хотя ноги ее с черными
перепонками между пальцев в деятельности этой почти никакого участия не
принимали - разве что, когда старуха резко меняла свою позу у стола. В
каждой руке она держала по короткому кнуту, так что сложенные перепонки
торчали между согнутыми пальцами; на полированной поверхности стола быстро
вертелось с полдюжины каких-то предметов, движением которых женщина
управляла с помощью упомянутых кнутов. Что за предметы крутились на столе,
было совершенно непонятно, но все они имели округлую форму. Некоторые,
казавшиеся в движении полупрозрачными, могли быть какими-нибудь большими
кольцами или тарелками, остальные, скорее всего, были просто волчками.
Вращаясь с огромной скоростью, все они отливали серебром, зеленью и
золотом и при этом двигались по столу, выписывая весьма сложные кривые и
оставляя за собой в туманном воздухе яркий след. Когда какой-нибудь из
предметов замедлял вращение и становилась видна его истинная форма, ведьма
тут же подхлестывала его одним из кнутов: если же он оказывался слишком
близко к краю стола либо золотой чаше или грозил столкнуться с другим, она
ловким ударом кнута изменяла его орбиту. Время от времени женщина с
поразительным искусством подстегивала один из предметов, и он взлетал в
воздух, после чего наносила еще один удар кнутом, и предмет, не переставая
вращаться, опускался на стол, оставляя за собой угасающий серебристый
след.
Эти-то вращающиеся предметы и издавали стоны и посвистывания, которые
Мышелов услышал еще в туннеле.
Внимая им и наблюдая за крутящимися предметами, Мышелов пришел к
убеждению - отчасти из-за того, что серебристые смерчи чем-то напомнили
ему о воздушном колодце, по которому он спустился, и туннеле, который
преодолел, - что вся эта механика лежит в основе магии, благодаря которой
открылся путь в толще Внутреннего моря, и что стоит волчкам остановиться,
как колодец и туннель обрушатся и морские воды хлынут через туннель прямо
в грот.
А костлявая морская ведьма и впрямь выглядела так, словно гоняла свои
волчки уже много часов и главное - словно готова была заниматься этим
бесконечно долго. Делала она это, казалось, безо всяких усилий - лишь
ритмично дышала ее плоская грудь, вырывалось из-под маски свистящее
дыхание, да мерно шевелились жабры.
Заметив наконец Фафхрда и Мышелова, ведьма, не переставая настегивать
волчки, бросила друзьям свою бронзовую маску, отчего на лоб в потеках
зелени упали рыжие космы, и уставилась на них голодным взглядом.
Дальнейших угроз, правда, не воспоследовало: внимательно рассмотрев двух
приятелей, карга мотнула головой сперва влево, потом вправо, словно
предлагая им пройти мимо нее. В то же самое время зеленая и серебряная
королевы принялись зазывно и прельстительно манить Фафхрда и Мышелова к
себе.
Выйдя благодаря этому из мечтательной задумчивости, друзья охотно
подчинились, причем проходя мимо стола, Мышелов унюхал запах вина,
остановился, взял два золотых кубка и протянул один из них приятелю.
Несмотря на зеленоватый оттенок жидкости, друзья выпили вино, которое
имело приятный запах и оказалось на вкус очень сладким и вместе с тем
терпким. Черная ведьма, не обращая на них ни малейшего внимания,
продолжала настегивать свои мерцающие волчки.
Осушая кубок, Мышелов заметил, что столешница сделана из бежевого
мрамора с фиолетовыми вкраплениями, отполированного до невероятной
гладкости. Успел он заглянуть и в золотую чашу. Никакого зеленого вина в
ней не оказалось - она была наполнена до краев какой-то прозрачной
жидкостью, - может, водой, а может, и нет. На поверхности жидкости плавала
крошечная, с палец длиной, модель черного суденышка. От его носа в глубь
чаши уходила как бы узенькая воздушная трубочка.
Однако Фафхрд уже двинулся дальше, поэтому разглядеть кораблик
подробнее Мышелов не успел. Он вступил в левую зону мрака. Северянин в
правую... Откуда ни возьмись, перед Мышеловом появились два синюшных типа,
каждый из которых был вооружен двумя кинжалами с волнообразными клинками.
По косицам и шаркающей походке Мышелов сразу определил, что перед ним
матросы, однако оба они были обнажены и без всякого сомнения давным-давно
мертвы - об этом говорил нездоровый цвет их кожи, толстый слой жидкой
грязи на лицах, на которую они не обращали ни малейшего внимания,
закатившиеся глаза, так что были видны лишь белки да узенькие полоски
радужной оболочки, а также тот факт, что их волосы, уши, равно как и
другие фрагменты внешности, были несколько обглоданы рыбами. За ними на
коротких паучьих ножках ковылял, размахивая кривой саблей, карлик с
чудовищной головой и жабрами - настоящий ходячий эмбрион. Его большие
круглые глаза тоже закатились, однако Мышелову, выхватившему Скальпель и
Кошачий Коготь, было от этого не легче: вся троица уверенно наступала на
него, а когда он попытался было проскользнуть мимо, тут же преградила
путь.
Мышелову хватало своих забот, и в этот миг ему было не до приятеля. А
между тем Фафхрд, двигаясь по кромке зоны чернильного мрака мимо стоявшей
вертикально каменной глыбы высотой в человеческий рост, вдруг увидел, как
чуть дальше из черноты, словно гигантские змеи из логовища, вынырнули
восемь толстенных, мускулистых, усыпанных присосками щупалец громадного
осьминога. Стоило морскому чудищу задвигаться, как оно тут же заиграло
всеми оттенками фиолетового цвета, пошло желтыми полосами, и Фафхрд увидел
наводящие ужас глаза размером с тарелку, хищный клюв, напоминавший нос
перевернутой лодки, а в каждом щупальце гада, как ни странно, было зажато
по мечу с широким лезвием.
Выхватив меч и топор. Северянин отступил к вертикальной зазубренной
глыбе, но два ее края, оказавшиеся створками моллюска, имевшего в
поперечнике фута четыре, мгновенно захлопнулись, закусив на спине у
Фафхрда тунику из меха выдры и пригвоздив его тем самым к месту.
Сильно обескураженный Северянин, решив, однако, дорого продать свою
жизнь, принялся описывать мечом в воздухе огромную восьмерку, нижняя
половина которой едва не касалась каменного пола, а верхняя как бы
образовывала у него над головой сияющий металлический щит. Этим стальным
цветком Фафхрд отбил несколько клинков, которые осьминог довольно небрежно
направил на него, и, когда морское чудовище немного втянуло щупальца,
готовясь к новой атаке, Фафхрд взмахнул топором, зажатым в левой руке, и
отрубил ближайшую к нему конечность животного.
Оно громко ухнуло и начало молниеносно разить всеми своими мечами;
некоторое время казалось, что защитная восьмерка Северянина вот-вот будет
пробита, однако топор вынырнул из-за нее раз, другой - и на пол упали еще
два щупальца с зажатыми в них мечами. Тогда осьминог отступил назад и
выпустил туманное облако вонючей черной жидкости, чтобы под его прикрытием
расправиться с пригвожденным к месту Северянином, однако тот, не долго
думая, метнул топор в громадную уродливую голову противника. Тяжелый топор
тут же скрылся в чернильном тумане, но, по всей видимости, все же угодил
куда надо: остававшиеся у чудища мечи со звоном разлетелись по всей пещере
(по счастью, никого не задев), а щупальца забились в предсмертной
судороге.
Достав небольшой нож, Фафхрд разрезал на груди тунику из меха выдры,
вылез из нее и, презрительно махнув рукой моллюску, словно желая сказать:
"Если хочешь, можешь ею поужинать", повернулся в сторону Мышелова, чтобы
узнать, как идут у него дела. Тот, весь в зеленой крови от двух
несерьезных ран - в плечо и под ребро - как раз заканчивал расчленять на
мелкие кусочки трех своих противников: как выяснилось, это было
единственное средство их утихомирить, поскольку никакие смертельные раны
не причиняли им ни малейшего вреда и из них не вытекало ни капельки крови
какого бы то ни было цвета.
Мышелов слабо улыбнулся Фафхрду, и друзья двинулись к верхним
террасам. И тут стало совершенно очевидно, что зеленая и серебряная
женщины - истинные королевы по крайней мере в одном: они не убежали, когда
начались обе страшные битвы, как сделали бы обычные представительницы их
пола, а дождались конца и теперь с распростертыми объятиями встречали
победителей. Из-за масок улыбок на их лицах не было видно, но обе
королевы, казалось, лучились всем телом, и когда друзья вышли из мрака на
свет (кровь на ранах Мышелова стала при этом красного цвета, однако
голубая туника Фафхрда осталась черной), им почудилось, что перепонки
между пальцами женщин и небольшие жабры - самое прекрасное из всего, что у
них есть. На верхних террасах свет немного померк, однако нижняя была все
так же ярко освещена, и с нее продолжало доноситься успокоительное
разноголосое гудение крутящихся волчков. И тут оба героя вошли в
зеркальный полумрак - туда, где никому не приходит в голову даже мысль о
каких-то ранах, где стираются воспоминания о самых веселых ланкмарских
винных погребках и где морская стихия, наша жестокая мать и нежная
возлюбленная, платит по всем счетам.
Сильное, но беззвучное сотрясение - словно дрогнула скала - вывело
Мышелова из оцепенения. И сразу же гудение одного из волчков перешло в
тончайший визг, который оборвался громким звоном. В гроте забегали сполохи
серебристого света. Вскочив на ноги и бросив взгляд вниз, Мышелов увидел
врезавшуюся ему в память картину: ржавоволосая черная морская ведьма
яростно нахлестывает взбунтовавшиеся волчки, которые взбесившимися
серебристыми куницами скачут по всему столу, а отовсюду, в основном из
темного туннеля, несутся по воздуху рои летучих рыб, скатов, бахромчатых
угрей - чернильно-черных и с разинутыми пастями.
В этот миг Фафхрд схватил друга за плечо и развернул, указывая вверх.
Серебряный сполох осветил вершину каменной лестницы и рядом с ней большую,
обросшую водорослями и запертую на поперечные балки дверь. Мышелов быстро
закивал головой - он понял, что это та самая дверь, которую они видели
накануне с вершины скальной гряды, - и Фафхрд, уверенный, что приятель
последует за ним, бросился вверх по каменным ступеням.
Однако у Мышелова возникла другая идея, и он бросился в
противоположную сторону, навстречу злобному и вонючему сырому ветру.
Вернувшись через дюжину вспышек серебристых молний, он увидел, как зеленая
и серебряная королевы исчезают в круглых черных отверстиях проходов,
вырубленных в скале по обе стороны террасы.
Он принялся помогать Фафхрду снимать поперечины с обросшей
водорослями двери и отодвигать массивные ржавые засовы, но вдруг дверь
сотрясли три могучих удара. Из-под двери и сквозь нижнюю часть
вертикальной трещины между досками заструилась вода. Мышелов оглянулся в
надежде отыскать другой путь к бегству и увидел громадную белопенную
волну, хлынувшую в грот через туннель, шедший из Внутреннего моря.
Серебристый свет мгновенно погас, но тут же откуда-то сверху в пещеру
заструились иные лучи - это Фафхрду удалось наконец приоткрыть дверь.
Зеленая вода обдала им ноги до колен и отступила. Друзья пролезли наружу,
и дверь захлопнулась за ними под ударом очередной приливной волны. Фафхрд
и Мышелов зашлепали по дну, покрытому крупной белой галькой и заливаемому
пенными волнами прилива. Мышелов, который смотрел в сторону берега, не
сводил глаз с кремового утеса в двух полетах стрелы от них, прикидывая,
смогут ли они добраться до него через бурное море, а если смогут, то
удастся ли им на него влезть.
Но Фафхрд смотрел в сторону моря. Не долго думая, он снова схватил
друга за плечо, развернул и потащил вверх по спиральному скалистому
уступу, опоясывавшему вертикальную скалу, из двери в подножии которой они
только что выскочили. Мышелов споткнулся, ссадил себе колено, но Северянин
безжалостно тащил его дальше. Мышелов решил, что у Фафхрда, должно быть,
есть весьма веские причины для подобной спешки, и уже сам устремился вслед
за ним по спиральному уступу. На втором витке он бросил взгляд в сторону
моря, охнул от ужаса и только прибавил скорость.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24