А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Вот и знай. У Славки отец под Одессой погиб - раз! Корабль, на котором мать и братишка из осажденного города плыли, Гитлер потопил - два! Сам он с августа прошлого года в партизанском отряде связным был - три!
- Кончай, Арся, - взмолился Славка.
- Нет! Дальше слушайте. А ты, Славка, не стыдись, тебе стыдиться нечего. Теперь четыре - ранили его в бою, и попал он в госпиталь в Вологду. А там услышал, что в Архангельске скоро набор в Школу Юнг будет, ну, подлечился и к нам направился - это пять! А ты, не узнав ни шиша, спрашиваешь, зачем он из своей Одессы, где пальмы растут, к нам приперся?! Нету там пальм! Камни обгорелые да железо покореженное там есть, а пальм нету!
Все молчали. У Васьки тряслись толстые губы. Арся стоял, положив руку на плечо Антона, и рука у него дрожала.
- И еще скажу, - тихо продолжал он, - не хотел, а теперь скажу. Что ты, Василий, в своей жизни сделал? Хлеб у слабых отбирал. Сигареты и шоколад у союзничков стрелял. Чулками заграничными вместе со Шкертом спекулировал. Или, может, учился? Или, может, трудился на пользу Родине? Думаешь, мы не знаем, почему это вдруг Колька мезенский, слюнтяй этот, мне по уху дал?
Где-то под столом громко всхлипнул Карбас.
- Хлюпаешь? Хлюпай, хлюпай. Тебе в голос реветь надо...
- Будет, Арся, - прервал его Саня.
- Нет, не будет! - крикнул Арся. - Последнее я хочу спросить у тебя, Баландин: ты небось знаешь, где у всех отцы и старшие братья находятся? А твой папаша где?
- Нельзя так, Арся! - закричал я.
- Зачем ты? - сморщившись, спросил его Антон. - Не надо бы...
- Надо! - хрипло выкрикнул Арся. - Надо, чтоб другим... - Он устало махнул рукой и сел рядом с Антоном. - Ладно, я все сказал. Пускай другие говорят, как жить вместе будем.
Как пришибленные молчали ребята, и вдруг послышались какие-то странные звуки: это, уткнувшись лицом в стол, ревел Васька Баландин. Все растерялись. Антон вылез из-за стола и подошел к Ваське. Потрогав его за плечо, он сказал:
- Да будет тебе, ну... Это он не со зла, понимаешь...
Васька отбросил руку Антона, неуклюже перебрался через скамью и полез вверх по трапу. Я кинулся за ним.
- Оставь, - сказал Антон и придержал меня за рукав, - ему сейчас одному побыть лучше.
- А может, он... - сказал я.
- Ничего с ним не будет, - сказал Толик из Находки.
И тут "выступил" Шкерт.
- Сознательные все? Да? - медленно говорил он. - Чистенькие все! Маменьками обласканные! А я, может, и слова такого не знаю - "мама". А ты, питерский, Ваську не жалей. Не нужна нам твоя жалость. И знаем мы, какой ты сам-то "сознательный"! И про тебя, и про Гикова. Знаем!
- А знаешь, так скажи. Грозить-то зачем? - сказал Антон.
- И скажу, когда надо будет! - продолжал Шкерт. - И нечего на нас, как на собак, смотреть...
- Подумаешь, разобиделся, - спокойно сказал Толик, - я тоже детдомовский. И никто на меня, как на собаку, не смотрит.
- Ладно, - сказал Антон. - Поговорили... и хватит!
Шкерт, криво усмехаясь, замолчал. И все молча стали расходиться кто куда.
Арся стоял на баке, опершись на фальшборт, и угрюмо смотрел на воду. Когда я встал рядом, он даже не повернул головы. Так мы помолчали, а потом он спросил:
- Ругать пришел?
- Да нет, - ответил я, - только зря ты так на Ваську.
- Сам знаю, - буркнул Арся, - со мной это теперь часто бывает: хочу как лучше, а получается как хуже. Злой я стал. Сам себя иногда боюсь. Плохо это, а?
- Самому трудно, - сказал я.
- Вот, - согласился Арся, - а что делать, не знаю. Эх, на фронт бы мне - там бы знал, что делать.
- Ты уж хотел, - сказал за нашими спинами Антон.
Арся резко повернулся.
- Ну, Антон! - сказал он. - Ты уж лучше не говорил бы этого.
- Так я только тебе, - сказал Антон, - а Соколов - свой, свой в доску...
Сказал он это таким тоном, что я не выдержал.
- Корабельников, - сказал я, - в зубы врежу.
- Давай! - смеясь, сказал Антон.
Я сжал кулаки, но тут Арся взял меня за запястья и легко посадил на палубу.
- Драка на корабле почти что бунт. А за бунт раньше на реях вешали, сказал он. - Сиди! А ты, Тошка, и в самом деле: либо так, либо так...
- ...Ты слышал, что Шкерт говорил? - спросил Антон. - Что они знают?
- Мало ли что... - неопределенно сказал Арся. - Мы с питерским чистые как огурчики. - И он подмигнул мне.
- Смотри, Арся, - строго сказал Антон, - если что, так я и на дружбу не посмотрю.
Арся вспыхнул и, прищурившись, посмотрел на Антона.
- Знаешь, Тошка, - сказал он с вызовом, - не дорос ты еще меня воспитывать.
- Ну, я сказал, а ты сам смотри, - медленно проговорил Антон и хотел уйти.
Тут уж не выдержал я и торопливо, чтобы Арся не перебил меня, рассказал, как мы провели Борьку на судно, как прятали его, ну и все остальное. Антон молчал.
- Ну и что? - спросил Арся. - Докладывать побежишь?
- Не думал я, Арся, что ты такой пацан еще, - сказал Антон с досадой. - Докладывать я не побегу. Сами доложите. Но имей в виду: заступаться за вас я не буду. Время не то. - И он, резко повернувшись, ушел.
- Слабину ты дал, питерский, - насмешливо сказал Арся. - Кто тебя за язык тянул? Борька молчит, все и обошлось бы.
- Антону-то уж можно было сказать раньше, - запальчиво сказал я. - Не по-товарищески это.
- Ну, вот сказал, и что вышло? Вишь, как он повернул: теперь, хочешь не хочешь, надо к Громову идти, а то трусами будем. Я-то выкручусь, уверен, а вот тебя начальник спишет из экспедиции. Понял? Он ведь за тебя поручился вроде.
Я понял, и недоумение мое и обида на Арсю сразу прошли: он из-за меня молчал, вон оно что...
- Идем, - решительно сказал я, - к Громову идем.
- Пошли, - отозвался Арся, - и заодно Баланде и Шкерту рот заткнем. Я тебе не говорил, пугать не хотел: когда мы Борьку под брезент запихивали, на спардеке Шкерт вертелся.
Выпросив у шкипера шлюпку, мы втроем отправились на берег. Какой-то житель показал нам, где находится наше начальство.
- Который час заседают, - засмеялся он, - прямо Комитет Обороны...
Он махнул рукой в сторону большой избы на угоре, и мы пошли туда.
- Здравствуйти, - окликнул нас сзади хрипловатый мужской голос.
Мы обернулись. За нами шел невысокий коренастый человек в синем морском кителе и в брюках, заправленных в кирзовые сапоги. Фуражку он нес в руках. Длинные черные волосы были зачесаны назад и кое-где просвечивали сединой. Лицо смуглое, скуластое, с пристальным внимательным взглядом узких глаз, черные усы. Ненец. Шел он быстрым, легким, каким-то пружинистым шагом. "Так ходят настоящие охотники", - подумал я. Когда он поравнялся с нами, то протянул каждому по очереди тоже смуглую, небольшую, с тонкими пальцами, но очень крепкую руку.
- Здравствуйти, - повторил он и улыбнулся приветливо.
Мы тоже заулыбались.
- Экспедиция? - спросил он. - Слыхал, слыхал. Вот приехал, однако, может, что помочь надо.
Говорил он по-русски правильно и почти без акцента.
- Я из Маточкина Шара пришел. Раньше, однако, хотел.
- А вы кто будете? - спросил Боря.
- Я? А председатель Новоземельского поселкового Совета я.
- Вы... товарищ Вылко? - спросил Арся.
Ненец быстро закивал головой:
- Ага, Вылко я и есть. По-нашему - Тыко Вылко, а по-русскому - Илья Константинович Вылко.
Он рассмеялся рассыпчатым хохотком.
Арся и Борька глазели на него вовсю.
- Чего это вы? - тихо спросил я.
- Вылку не слыхал? - поразился Арся.
А Вылко негромко говорил, озабоченно покачивая головой:
- Много в Матшаре дела, однако. Столько кораблей в проливе собралось, столько кораблей - англичане, и американсы, один даже норвежин, военные, торговые, всякие...
- Чего же они там сидят? - спросил я.
- И не говори, и не говори, товарись. Худо. Бо-ольшой конвой к нам шел. Фашист их побил... А эти, которые в Матшаре, убежали. Теперь будут к Архангельску пробиваться.
- Наверно, тот, который в губе Обседья на мели сидит, тоже из них, сказал Арся.
- Да, да, и этот тоже, - сказал Вылко и что-то сердито добавил по-ненецки - похоже, выругался. - Капитан там, однако, нехороший человек, совсем плохой человек, хуже волка. Нарочно на мель здоровое судно посадил. Совсем перепугался. Потом пушки спортил и людей увел. Сволочь мужик, а никакой не капитан. Пришли, - сказал он и, толкнув рукой дверь, вошел в дом.
Вошли за ним и мы. Махорочный дым плавал под потолком. За столом и на лавках вдоль стен сидели люди. Были здесь Громов, Замятин, наш комиссар, боцман. Остальные, наверно, местные, и среди них несколько ненцев.
Едва Вылко появился в дверях, его сразу же заметили, а он, увидев Громова, радостно воскликнул:
- Афанасий Григорьич! Вот рад-то я как, однако, сколько лет не виделись. Слыхал я, ты приболел немного?
- Было дело, - сказал Громов, - да болеть-то некогда.
- Это хоросо, это хоросо, - сказал Вылко, и они с Громовым обнялись, похлопывая друг друга по спинам. Потом, оглядев всех, он заметил Людмилу Сергеевну. Брови его удивленно поднялись, и он заулыбался еще шире.
- Ай-ай, - сказал он, - а ты как здесь, Людмила?
- Узнали, Илья Константинович? - засмеялась учительница.
- Тебя как не узнать. Ты у меня... как у вас, русских, говорят, - он похлопал себя по шее, - вот где сидишь! - А когда все отсмеялись, он добавил: - Уж такая боевая, такая смелая...
Мы трое стояли молча у дверей и только удивлялись.
- Ну, давайте-ко за дело, однако, - сказал Вылко уже серьезно, и тут Громов заметил нас.
- А вы почему не на судне? - грозно спросил он.
- Поговорить надо, Афанасий Григорьевич, - сказал Арся.
- Никак опять ЧП? - подозрительно спросил Громов.
- Давайте на крылечко выйдем.
- Что еще за секреты, - рассердился Громов, но, посмотрев на нас, быстро сказал: - Ладно, пошли. А комиссара прихватить?
Арся молча кивнул.
Разговор был длинным и неприятным до чертиков, но мы терпели: чего уж хорохориться!
- Вот и возьми их за рупь за двадцать! - сказал Громов и сразу же обратился к вышедшему Замятину: - Павел Петрович, забери с собой эту шайку-лейку и посади под арест в моей каюте, да на ключ запри, а не то еще чего-нибудь придумают.
- Ладно, - сказал Замятин, не удивившись, - айда, - и быстро, не оглядываясь, пошел к берегу.
Мы мрачно потопали за ним.
...За нами повернулся ключ в двери громовской каюты.
- Тот не солдат, кто хоть раз на "губе" не посидел! - сказал Арся.
Боря как ни в чем не бывало завалился на капитанскую койку и почти сразу же заснул. Арся посвистал, оглядываясь, потом улегся рядом с Борькой. Я сидел на табуретке, прислонясь к стене, и тоже незаметно для себя задремал.
Проснулся я оттого, что "Зубатку" что-то толкнуло, и сразу за этим послышались грузные шаги за тонкой стенкой каюты, заскрипел ключ в двери и вошел Громов.
- Смотри-ка, дрыхнут, - изумился Громов, посмотрев на Борю и Арсю, я их под арест, а они дрыхнут?! Подъем!
Ребята вскочили и ошалело захлопали глазами.
Громов присел на койку и, уперев ладони в колени, сказал:
- По делу, так вас всех троих с "Зубаткой" в Архангельск отослать надо. И Соколова первого! Однако комиссару спасибо скажите: уговорила. Да и сам я подумал, что тут каждые руки на счету будут. Но все одно, даром вам эти штучки не пройдут. Вернетесь домой, там вам ишшо пропишут кузькину мать... Скажи пожалуйста, еще лыбятся?! А вот вы мне теперь, может, посоветуете, что с этим Ма-малыгиным делать? Отправлять надо!
- Не надо! - хором закричали мы.
- "Не надо", - передразнил Громов, - сейчас-то я уж и сам не могу, ежели вас оставляю. Как я другим в глаза смотреть буду? Да и Ма... малыгину этому... - Он пошел к двери, но тут же обернулся и рявкнул: Чего рассиживаетесь! "Авангард" за вами пришел.
"Авангард" пришвартовался к борту "Зубатки", и на него были перекинуты вымостки-сходни. По ним ребята уже таскали свои вещи. На нас никто даже и не посмотрел. Пересадка была закончена быстро. Когда вся наша бригада была на "Авангарде", Семеныч собрал всех на палубе и объявил:
- Теперь я с вами прощеваюсь. Ни пуха вам, ни пера, значит.
- А с нами кто? - спросил Антон.
- С вами, - ответил за него Громов, - с вами очень знающий человек пойдет: Людмила Сергеевна, комиссар наш... Она Север как свои пять пальцев знает! Окромя того, на Губовой знатный промышленник обитает - Прилучный Иван Иванович. Он подмогнет. Ясно?
- Ясно! - нестройно ответили ребята.
- Ну, тогда - семь футов под килем, и ни пера вам, ни пуха тож пожелаю, - сказал Громов и, неловко поклонившись, перешел на "Зубатку".
С борта траулера Замятин крикнул в жестяной рупор:
- Удачи вам, промышленники! До встречи в Архангельске! - И он помахал нам рукой.
Мы закричали в ответ, замахали руками, а из рубки "Авангарда" уже послышалось:
- Убрать вымостки, отдать швартовы! - И через некоторое время: Малый вперед!
"Авангард" медленно отошел от "Зубатки" и двинулся, постепенно набирая ход, к северу. А с "Зубатки" мы услышали три прощальных протяжных гудка...
14
Был уже вечер. Облака рассеялись, и небо снова стало прозрачно-голубым, и на нем висел незакатный шар солнца. "Авангард" на небольшой скорости шел по заливу Моллера, лавируя между многочисленными островками, рифами, банками. Справа по борту проплывали мимо мрачные, изрезанные заливами, бухтами, губовинами, скалистые берега Новой Земли. Тысячи чаек с визгливыми криками носились по небу, стремительно бросались с высоты в зеленоватую с белыми пенистыми гребешками воду. Далеко на севере виднелись в легкой дымке покрытые ледниками и снегом серебристые изломанные вершины гор.
Вскоре мы уже огибали округлый, закрывающий залив с севера мыс Бритвин. На его черных обрывистых скалах густо были рассыпаны белые точки и пятна, над морем мелькали крылья.
- Гляди, - сказал Арся, - птичьи базары пошли.
- Это рази базары, - откликнулся сзади Колька Карбас, - это так, базаришки. Настоящие-то базары дале будут.
Через пару часов "Авангард" бросил якорь в свободно открытой морю губе метрах в двадцати от берега. Вдоль береговой кромки шла узкая каменистая полоса пляжа, кое-где желтел песок, а над этой полосой возвышались, как будто нарочно кем-то сложенные из неровных пластов черного камня двадцати-, тридцатиметровые скалы. Вообще-то, совсем черными их назвать было нельзя: они были покрыты белыми пятнами и потеками птичьего помета. И на них творилось что-то невообразимое.
Мы ахали, а Колька Карбас, стараясь перекричать птичий гам и шум крыльев, орал торжествующе:
- Вот это базар! Настоящий базарище... Гляньте-ко, сколько их тут! Мильёны!
Миллионы не миллионы, но птиц здесь было столько, что от их беспорядочного мелькания кружилась голова.
Я слышал о птичьих базарах, но то, что было на самом деле, просто нельзя себе представить, не увидев собственными глазами. Это было черт знает что... Скалы были словно присыпаны солью и перцем - черное и белое, белое и черное. Птицы на воде, птицы в воздухе, птицы... птицы, птицы! Шум от непрерывного движения крыльев был похож на шум прибоя, а гвалт, пискливый, каркающий, плачущий, стоял такой, что трудно было разговаривать, надо было кричать. Птицы носились вокруг, стремительно пикировали в море, чуть ли не задевая ванты нашего суденышка, пролетали над самой палубой, над нашими головами, так что казалось: стоит только протянуть руку, и какая-нибудь из этих сумасшедших сама влетит в нее...
А на берегу, на прибрежных камнях, стояли люди: высокий, плечистый мужчина с небольшой аккуратной бородкой вокруг обветренного, загорелого лица, рядом с ним парень лет шестнадцати - семнадцати, такой же плечистый и загорелый, - наверно, сын. За ним женщина с грудным ребенком на руках, потом девчонка - сколько лет, и не поймешь, но примерно нашего возраста, а с ней еще двое пацанов. "Ничего себе семейка, - подумал я, - и что они тут все делают только?!" Уже потом я заметил, что совсем недалеко от берега покачивается на якоре небольшой катерок, а на песчаном кусочке пляжа лежит перевернутая вверх дном лодка. Ага, наверно, это тот самый промысловик, который здесь живет и о котором говорил нам Громов. Прилучный его фамилия.
Семейка дружно помахала нам руками, а потом сразу принялась за дело. Отец со старшим сыном быстро перевернули лодку, столкнули ее в воду и на двух веслах направились к "Авангарду" - греб парень; девчонка и двое мальчишек разбрелись по берегу и начали сносить в кучу плавник - его здесь было сколько угодно: доски, горбыли, сучья и даже здоровенные бревна.
Прилучный с сыном ловко забрались к нам на борт. Вежливо поздоровались, и старший спросил, какая помощь нам требуется.
- Как же вы узнали, что мы должны прийти сюда? - удивилась Людмила Сергеевна.
- Тундровое радио, - ухмыльнулся Прилучный, - у нас новости шибко быстро разносятся. А ежели по правде, так Илья Коститиныч часа за два до вас на своей тюпалке забегал.
- Ай да Вылко - деловой человек, - сказал с уважением шкипер "Авангарда".
- Верно, - подтвердил Прилучный, - у него ежели слово дадено, что пуля стреляна.
- Ну, лады, - сказал шкипер, - надоть дело делать.
И сразу началась высадка нашего, как сказал Арся, отважного десанта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22