Удивительно было
видеть вновь живые лица, столь похожие на божественный лик на Нгранеке, но
Картер не спешил вступить в беседу с молчаливыми матросами. Он не знал,
насколько горды и скрытны эти дети Великих, и насколько внятны их тайные
воспоминания, и был уверен, что было бы неразумно сразу заговорить с ними о
предмете своих поисков или слишком настойчиво интересоваться холодной
пустыней на севере их сумеречной страны. С посетителями древних таверн они
почти не разговаривали, а сидели отдельно в темных углах и тихо напевали
незнакомые мелодии своей неведомой родины, либо же нараспев рассказывали
друг другу длинные истории на языке, не понятном для обитателей
сновидческого мира. И настолько дивными и щемящими были их песни и рассказы,
что их чудесный смысл можно было угадать по выражениям лиц слушателей, хотя
слова для обычного уха звучали не более чем диковинной каденцией и невнятной
мелодией.
Целую неделю таинственные моряки просиживали в тавернах и торговали на
базарах Селефаиса, и, прежде чем они отправились в обратный путь. Картеру
удалось выговорить себе место на черном корабле, под тем предлогом, что он,
мол, старый добытчик оникса и хочет поработать в их каменоломнях. Это был
очень красивый корабль, искусно построенный из тикового дерева, с эбеновыми
скрепами и золотой отделкой, а каюта, где разместился путешественник, была
убрана шелками и бархатом. Однажды утром в час отлива подняли паруса, и
Картер, стоя на высокой корме, видел, как купающиеся в солнечном свете
городские стены и бронзовые статуи и золотые минареты вечно юного Селефаиса
тонут во мраке, а снежные пики горы Аран становятся все меньше и меньше. К
полудню за горизонтом растаяла последняя полоска суши и осталось лишь
Серенарианское море, да одна яркоцветная галера вдалеке, устремленная к тому
пределу Серенарианского моря, где вода встречается с небом.
Ночью на небе высыпали дивные звезды, и черный корабль держал курс по
Большой и Малой Медведице, медленно вращавшихся вокруг полюса. Моряки
затянули диковинные песни из неведомых стран, и один за другим стали
исчезать в кубрике, а задумчивые вахтенные мурлыкали старые гимны и
свешивались за борт поглядеть на блестящих рыбок, резвящихся в морской
пучине. Картер ушел спать в полночь и проснулся с первым лучом нового утра,
отметив, что солнце склонилось дальше к югу, чем следовало бы.. В
продолжение всего дня он знакомился с командой, мало-помалу вызывая матросов
на беседу об их холодной сумеречной стране, об их изумительном ониксовом
городе и о страхе, внушаемом им высокими и неприступными горными пиками, за
которыми, как говорят, находится Ленг. Они поведали ему о своей печали
оттого, что в их стране Инкуаноке нет ни единого кота, и предположили, что,
по-видимому, тайная близость Лен-га отпугивает этих животных. И лишь о
каменистой пустыне на севере они упорно не желали говорить. Эта пустыня
вызывала у них какой-то панический ужас, и они предпочитали думать, что ее
вовсе не существует.
В последующие дни речь шла о каменоломнях, где, по словам Картера, он
намеревался работать. Каменоломен там было великое множество, ибо весь город
Инкуанок выстроен из оникса, и огромные отполированные ониксовые блоки
продают на базарах в Ринаре, Огратане и Селефаисе и в самом Инкуаноке купцам
из Трана, Иларнека и Кадатерона в обмен на чудесные товары из этих
знаменитых портов. А дальше к северу, почти на краю холодной пустыни, в чье
существование моряки Инкуанока отказывались поверить, находится заброшенная
каменоломня, больше, чем все прочие, где в незапамятные времена добывались
такие исполинские глыбы и блоки, что самый вид их вызывал ужас у всех, кто
смотрел на них. Но кто вырубал эти чудовищные блоки и куда их потом
перевозили - неизвестно, однако местные жители не рисковали посещать эту
каменоломню, овеянную страшными воспоминаниями. Так что она оставалась
безлюдной, и в сумерки лишь вороны и сказочная птица шантак летали над ее
беспредельным простором. Услышав об этой колоссальной каменоломне, Картер
погрузился в раздумья, ибо ведь старые предания гласили, что замок Великих
на вершине неведомого Кадата как раз и сложен из чистого оникса.
С каждым днем солнце висело все ниже и ниже над горизонтом, а туманы в
выси клубились все гуще и гуще. А через две недели солнце и вовсе перестало
сиять на небосводе, и в дневные часы огромный купол вечного тумана прорезало
лишь зловещее сумеречное сияние, а ночью из-под нижней кромки клубящегося
тумана струилось холодное беззвездное фосфоресцирование. На двадцатый день
посреди моря вдали показался гигантская зубчатая скала - первый клочок суши
с тех пор, как за кормой исчез заснеженный пик Арана. Картер поинтересовался
у капитана о названии скалистого острова, но в ответ услыхал, что имени у
него нет и что ни один корабль не подплывает к нему, потому что ночью из
скалы несутся какие-то непонятные звуки. И потом, когда в сгустившейся ночи
из недр гранитной глыбы донесся низкий нескончаемый вой, путешественник
порадовался, что они не пристали к этому мрачному исполину и что скала была
безымянной. Команда же молилась и без устали распевала священные гимны до
тех пор, пока жуткий вой не растаял вдали за кормой, а Картеру под утро
пригрезились жуткие сны.
Два утра спустя далеко впереди на востоке показалась вереница
гигантских серых пиков, чьи вершины были скрыты застывшей грядой туч
сумеречного мира. И при виде них моряки затянули радостные песни, а кое-кто
пал ниц и стал молиться. Картер понял, что они приближаются к Инкуаноку и
очень скоро бросят якорь у базальтового причала великого города, носящего
имя этой земли. К полудню на горизонте затемнела береговая линия и к трем
часам пополудни в северной части горизонта уже высились исполинские купола
храмов и фантастические башни ониксового города. Удивительное зрелище являл
этот город, высящийся над своими стенами и причалами, весь из черного камня,
с фантастическими узорами и резными окладами из золота. Дома были высокие и
со множеством окон, и каждый фасад изукрашен диковинными цветами и
орнаментами, чьи темные симметричные линии завораживали взор красотой куда
более слепящей, чем дневной свет. Иные дома были увенчаны крутобокими
куполами, заострявшимися наверху конусом, иные представляли собой уступчатые
пирамиды, где теснились минареты самых причудливых и невообразимых очертаний
и форм. Городские стены были низкие, со множеством ворот под громадными
арками, высоко вознесшимися над улицами и увенчанными изображениями бога,
которые были высечены с тем самым мастерством, что воплотилось в резном лике
Неведомого бога на склоне далекого Нгране-ка. На вершине горы в центре
высилась шестнадцатигранная башня с высокой островерхой колокольней, и
казалась эта башня несравненно больше всех соседних построек. То, по словам
матросов, был храм Старцев, настоятелем коего был древний верховный жрец,
посвященный во многие печальные тайны.
С регулярными интервалами над ониксовым городом плыл рокот странного
колокола, на который отзывался громогласный хор мистических мелодий,
издаваемых рожками, виолами и певчими. И время от времени расставленные на
парапете вкруг высокого купола храма треножники взрывались огненными
языками, ибо жрецы и обитатели этого города были посвящены в древнейшие
таинства и верно хранили ритмы Великих богов, записанные в свитках, что были
древнее Пнакотикских рукописей. Когда корабль, миновав гигантский
базальтовый волнорез, вошел в гавань, до палубы донесся ровный городской
гул, и Картер увидел около доков толпы рабов, матросов и купцов. Матросы и
купцы принадлежали к странноликой расе богов, а вот рабы, коренастые, с
раскосыми глазами, были те самые люди, которые, по слухам, пришли сюда из
долины за Ленгом, каким-то образом умудрившись преодолеть или обойти
стороной неприступные пики. Перед городской стеной тянулись широкие причалы
и на них были свалены всевозможные товары, сгружаемые с пришвартованных
галер, причем в самом конце набережной высились штабеля ониксовых глыб, как
обработанных, так и необработанных, которые дожидались отправки на далекие
рынки в Ринар, Огратан и Селефаис.
Еще засветло черный корабль встал на якорь близ длинного каменного
пирса, и все матросы и купцы высыпали на берег и сквозь арочные ворота
потекли в город. Городские улицы были вымощены ониксом, и иные из них были
широкие и прямые, а другие извилистые и узкие. Дома у берега были ниже
прочих, и над их арочными дверями были укреплены диковинные золотые
талисманы в честь божков-хранителей домашнего очага. Капитан отвел Картера в
старинную портовую таверну, которую облюбовали моряки с разных континентов,
и пообещал на следующий день показать ему все чудеса сумеречного города и
проводить в таверны у северной стены, где собираются ониксотесы. С
наступлением вечера в таверне зажгли маленькие бронзовые светильники, и
моряки затянули песни о далеких землях. Но когда большой колокол на самой
высокой башне громогласно вознес над городом свой гулкий зов и в ответ ему
грянул хор рожков, виол и певчих, выводящих загадочную мелодию, песни и
байки в таверне смолкли и люди, склонив головы, оставались безмолвны до тех
пор, пока в воздухе не растворилось последнее эхо. Ибо в сумеречном городе
Инкуаноке все испытывают некий чудесный трепет и боятся нарушить местные
суровые ритуалы, дабы не стать внезапной жертвой рока и мести.
В самом темном углу таверны Картер заметил приземистого человека, и тот
сразу пришелся ему не по душе. Картер сразу признал в нем старого
узкоглазого купца, которого он когда-то давно видел в тавернах Дайлат-Лина и
который, если верить слухам, торговал с обитателями жутких каменных деревень
Ленга, куда здравомыслящие люди не отваживаются заходить и чьи зловещие огни
далеко видны ночью; еще поговаривали, что этот купец даже имел какие-то
тайные сношения с обитающим в доисторическом каменном монастыре верховным
жрецом в желтой шелковой маске на лице, чей облик не поддается описанию.
Когда в Дайлат-Лине Картер расспрашивал тамошних торговцев о холодной
пустыне и о Кадате, в глазах этого мерзкого купца как будто бы вспыхнул
недобрый огонек, и теперь новая встреча с ним в темном и мрачном Инкуаноке,
что находится совсем близко от северных чудес, показалась Картеру дурным
знаком. Но прежде чем Картер успел с ним заговорить, купец незаметно
выскользнул из таверны, а моряки потом сказали, что он пришел в город с
караваном яков откуда-то издалека, а откуда именно, неизвестно, и принес с
собой гигантские и необычайно вкусные яйца сказочной птицы шантак, дабы
выменять их на изумительные резные яшмовые кубки из Иларнека.
На следующее утро капитан повел Картера по мрачным ониксовым улочкам
Инкуанока под сумеречным небом. Изукрашенные золотыми узорами двери и
покрытые барельефами фасады домов, резные балконы и хрустальные окна эркеров
- все сверкало хмурой и безукоризненной красотой, и то и дело им на пути
попадались небольшие площади с черными колоннадами и изваяниями диковинных
тварей, имевших человеческий или фантастический облик. Виды, открывавшиеся в
конце длинных прямых улиц и переулков или за куполами, шпилями и
причудливыми крышами, казались несказанно зловещими и прекрасными, но ничто
не могло сравниться по красоте с исполинским городским храмом Старцев с его
шестнадцатью резными стенами-гранями, приземистым куполом и высокой
колокольней со шпилем, что была выше и величественнее всех прочих зданий по
соседству. А на востоке, далеко за городскими стенами и за пастбищными
лугами, высились серые громады бесконечных и неприступных горных пиков, за
которыми, по преданиям, находился загадочный Ленг.
Капитан повел Картера к могучему храму, который располагался посреди
обнесенного стеной сада на огромной круглой площади, от которой лучами,
точно спицы колеса, расходились улицы. Семь арочных ворот сада, украшенные
теми же резными ликами, что прибиты на городских воротах, всегда растворены,
и люди с благоговением гуляют по мощеным тропинкам и аллейкам, окаймленным
причудливыми изваяниями и святилищами местных богов. В многочисленных
здешних фонтанах и прудах отражается мерцающее пламя треножников на высоком
балконе, все водоемы сложены из оникса и в них плещутся крошечные блестящие
рыбки, которык ныряльщики ловят в океанском глубоководье и потом приносят
сюда. Когда глубокий рокот главного храмового колокола плывет над садом и
ему отвечает стройный хор рожков, виол и певчих, доносящийся из сторожек у
семи садовых ворот, из семи дверей храма выходят семь длинных процессий
жрецов в масках и клобуках, в черном одеянии; в вытянутых руках все они
несут золотые чаши, над которыми клубится странный дым. И эти семь процессий
слаженно маршируют довольно необычным шагом, выбрасывая далеко вперед
негнущиеся ноги, и уходят по аллеям, ведущим к семи сторожкам, в которых они
скрываются, чтобы больше уже не появиться. Говорят, что сторожки соединяются
с храмом подземными ходами, и длинные процессии жрецов возвращаются по ним в
храм, а еще говорят, что бесчисленные ониксовые ступени подземелья ведут к
заповедным тайнам, которым не суждено быть разгаданными. Лишь немногие
намекают на то, что жрецы в масках и в клобуках вовсе даже и не человеческие
существа.
Картер не вошел в храм, ибо никому, кроме царя в маске, это не
позволено. Но прежде чем он покинул сад, настал час бить храмовому колоколу,
и прямо над головой гостя раздался оглушительный удар колокола, а за ним
последовало завывание рожков, виол и голосов из семи сторожек близ садовых
ворот. И вот на семь аллей выступили длинные процессии жрецов с чашами в
руках, и величава была их поступь, и в душе путешественника зародился страх,
какой нечасто могут вызвать жрецы-люди. Когда же последний из них скрылся из
вида, Картер покинул сад, заметив перед самым уходом пятно в том месте на
мостовой, где только что пронесли чаши. Даже капитану не понравилось это
пятно, и он увлек гостя поскорее к холму, где стоит чудесный многокупольный
дворец царя в маске.
Ко дворцу вели узкие крутые тропинки, но лишь по одной из них, широкой
и кривой, выезжает царь со своей свитой на яках или на повозках, запряженных
яками. Картер и его проводник взошли по ступенчатой аллее, которая тянулась
между высоких стен, украшенных таинственными золотыми знаками, под балконами
и эркерами, откуда порой доносились нежные аккорды или дуновения
экзотических ароматов. А прямо перед ними высились исполинские стены с
могучими опорами, теснились луковичные купола, коими так славится дворец
царя в маске, и вот наконец они прошли под огромной черной аркой и вступили
в сад монарших удовольствий. Тут Картер невольно остановился, едва не
лишившись чувств от невиданной красоты, ибо ониксовые террасы и колоннады,
веселые кадки с цветами и хрупкие цветущие деревца вдоль золотых изгородей,
медные вазы и треножники с изумительными барельефами, казавшиеся почти
живыми статуи из черного с прожилками мрамора, фонтаны с выложенным
базальтовыми плитами дном, где плавали блестящие рыбки, крошечные храмы для
радужных певчих птиц на верхушках резных колонн, филигранная резьба
величественных бронзовых ворот, и цветущие лозы, облепившие каждый дюйм
отполированных стен - все сплелось в дивное зрелище, чье великолепие
казалось невероятным, а то и попросту невозможным даже в мире сновидений.
Под серым сумеречным небом все это казалось искрящимся и переливающимся
миражом, и великолепный купол узорчатого дворца впереди, и фантастические
очертания неприступных горных пиков вдали справа. Немолчно пели пташки и
фонтаны, и аромат редчайших цветов овевал незримым покровом удивительный
сад. Кроме них, тут не было ни единой живой души, и Картер тому был
несказанно рад. Потом они свернули и стали спускаться по ониксовым ступеням
вниз, ибо никто не только не смеет входить во дворец, но даже не может
смотреть долго на колоссальный центральный купол, ибо, говорят, там
скрывается праотец всех сказочных птиц шантак и насылает на любопытных
мучительные сны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16