У нас нет человека, который бы знал страну и язык так, как вы. – Он повернулся к мистеру Маршу: – Вы проводите ее до Тяньцзиня, но не дальше. Она поедет в Пекин одна. Не стоит и надеяться, что вы сможете выдать себя за китайца. Вы провалите всю операцию.
Что-то промелькнуло в глазах мистера Марша.
– Хорошо, милорд, – вежливо ответил он. – Могу я попросить вас написать о наших особых полномочиях командованию в Тяньцзине, а также и о необходимых документах, которые должны быть у нас? Мы должны выехать через час, чтобы успеть на ночной пароход через Ла-Манш.
* * *
Вечером мы пересекли пролив и сели в поезд, который привез нас в большой порт Марсель. Мы ехали в спальном вагоне первого класса. У мистера Марша был документ, подписанный послом Франции в Лондоне, который, как волшебный талисман, сделал наше путешествие легким и приятным. В Марселе мы сели на борт британского эсминца под названием «Крокодил» и в тот же вечер взяли курс на Суэцкий канал.
Я была единственной женщиной на борту, и мне дали каюту, которую обычно занимал первый помощник капитана. Она была крохотной, но я обнаружила, что все каюты на эсминце были очень маленькие. Главной задачей конструкции судна был не комфорт, а экономия пространства. Капитан и другие офицеры из кожи вон лезли, чтобы сделать наше путешествие приятным, и относились к нам с подчеркнутым уважением. Я заметила, что мистер Марш больше не вел себя как слуга. Он был теперь человеком, наделенным специальными полномочиями. На борту все его звали «мистер Марш», а меня – «мисс Люси». Нам не задавали никаких вопросов, и даже капитан не знал, почему он везет пассажиров. Он получил приказ из Лондона по телеграфу и выполнял его.
Чтобы убить время, мистер Марш научил меня играть в пикет и вист. Оказалось, что капитан большой любитель виста, и мы иногда по вечерам играли с ним и с кем-нибудь из его офицеров. Перед отъездом мне казалось, что я всю дорогу буду с тревогой думать о том, что ждет меня впереди, но снова, как только я оказалась на борту судна, я очутилась в крохотном пространстве, обособленном от всего мира, и у меня было сильное ощущение, что мы словно подвешены во времени.
Когда мы остановились на заправку в Коломбо, мистер Марш сошел на берег и вернулся с небольшим пакетом. Позже я увидела его оживленно разговаривающим с кочегаром-китайцем из Гонконга на жутком англо-китайском гибриде и удивилась, почему он не попросил меня переводить.
На следующий день в мою каюту постучали. Я открыла и застыла от изумления, передо мной стоял китайский кули. На нем были сандалии из грубой кожи, рваные брюки, вязанная куртка из грубой шерсти, бесформенная фетровая шляпа с широкими свисающими полями, закрывающими лицо. Он стоял передо мной, склонившись в подобострастном поклоне. Через секунду я поняла, что это никакой не кули, потому что его смоляные волосы были слишком короткими и у него не было косички. Не хватало еще некоторых маленьких деталей. Что-то в его позе, в скованности сложенных вместе рук, в том, как сидела на нем бедная крестьянская одежда, говорило о том, что это не китаец.
Я спросила по-английски:
– Кто вы?
Он снял шляпу и только после этого я узнала его лицо, скрывавшееся под обвислыми полями. Это был мистер Марш. Выкрашенные в черный, воронова крыла, цвет волосы делали его на десять лет моложе, и на мгновение в глазах промелькнул шальной блеск, напомнивший мне о Нике.
– Я знаю, мне еще придется многому учиться, прежде чем я смогу сойти за китайца, – сказал он, – но чем раньше ты начнешь меня учить, тем лучше, Люси. Эта одежда очень приблизительно напоминает китайскую, конечно, но в Гонконге можно достать настоящую.
Я рассмеялась, не успев сообразить, что все это значит. Он собирался отправиться со мной в Пекин.
– Но вы не можете, – сказала я, – лорд Шипли сказал…
– Я знаю. Но я больше не солдат, поэтому я могу не подчиняться приказу. И если я смогу сойти за китайца, ты будешь в большей безопасности, Люси. Никто не заподозрит в тебе специального курьера, я знаю, но молодая девушка одна на дороге в раздираемой войной стране – большое искушение для злых людей, дитя мое.
– Я знаю, но я буду осторожной, и я умею быстро бегать…
– Погоди, Люси, – перебил он. – Просто выслушай меня. Я хочу, чтобы ты научила меня, как ведет себя обыкновенный китайский крестьянин. Просто дай мне имя, расскажи, чем я занимаюсь, какие у меня могут быть повседневные заботы. До Тяньцзиня у нас еще дней десять-двенадцать. Затем ты сама решишь. Если я достаточно убедителен на твой взгляд, ты возьмешь меня с собой. Если нет, я уступлю, положившись на тебя. Ради твоей безопасности.
Скорее для того, чтобы его не обидеть, я сказала:
– Пойдемте на палубу, там попытаемся научиться ходить. Я не уверена, что из меня может выйти хороший учитель, но попробуем. – Я не особенно верила в то, что из этой затеи что-нибудь получится.
Под удивленные взгляды моряков я заставила мистера Марша, одетого в маскарадный костюм, позаимствованный у китайца-кочегара, пройтись туда-сюда.
– Любой поймет, что вы чужак, – вздохнула я. – Кули не маршируют, как солдаты. Наклонитесь немного вперед, мистер Марш. Кисти должны быть вялыми, чтобы ваши руки болтались, как плети. Ноги тоже слишком прямые. Да, так лучше. Сначала посемените ногами, затем постепенно переходите на шаг, двигайтесь, чуть наклонившись вперед. Нет, вот так, немного шаркая, что ли. О господи! Все равно что-то не так, не могу понять, что. Прижмите локти к туловищу… так лучше.
Через час я с сомнением покачала головой.
– Я не знаю, мистер Марш. Кроме всего прочего, у вас нет косички. А волосы за десять дней так не вырастут.
Он ухмыльнулся и снова напомнил мне Ника.
– Люси, дорогая, ты можешь спокойно поделиться со мной своими волосами. Я буду подкрашивать свои волосы, я купил в Коломбо достаточно краски, хватит и на косичку. Как насчет глаз? Я думаю, что если надену повязку на один глаз, а ремешок пропущу над вторым, то трюк может получиться. Тебе тем не менее придется хорошенько прятать свои глаза, как только нам кто-нибудь попадется на пути.
– Я знаю, но я могу сделать их немножко уже и длиннее с помощью черного карандаша, мистер Марш. Я иногда их подкрашивала так в миссии, потому что мне мои глаза казались ужасно некрасивыми. И потом, если кто-то появится, я всегда могу подобострастно склониться, как ничтожная женщина.
Он рассмеялся.
– Ничтожный крестьянин может сделать то же самое.
– И вот еще что. Я знаю, мы с вами немного загорели на солнце, в открытом море, но все равно, нужно купить шафрану. От него кожа будет более желтой.
Каждый день мы не менее двух часов занимались, и результаты наших занятий меня обнадеживали, потому что мистер Марш, казалось, научился влезать в шкуру китайского крестьянина. Он научился ходить, как настоящий кули, я предложила ему при ходьбе наклонять голову набок и ходить с открытым ртом, чтобы походить на дурачка. По вечерам я учила его петь старинную детскую песенку высоким дрожащим голосом. С каждым занятием его успехи становились все заметнее.
Когда мы встали на заправку в Гонконге, я купила для нас старую одежду, шляпы кули и шафран. Мы переоделись и снова отправились в город. У мистера Марша была косичка, сплетенная из моих волос, и теперь его звали Лу Йен, и он был моим отцом.
Взяв мистера Марша за руку, я повела его по узким улочкам. Он шаркал ногами, голова его болталась, и он время от времени напевал несколько строчек из песенки. Я останавливалась у некоторых магазинчиков и лавчонок поговорить с хозяевами, и никто не заподозрил в нас чужаков. Мы везде сошли за отца с дочерью из Северного Китая. Отец, к сожалению, был полоумным.
Теперь я успокоилась. Его присутствие рядом со мной по дороге в Пекин не будет представлять опасности. Более того, девушка в сопровождении душевнобольного отца привлечет меньше внимания, чем путешествующая одна. Я чуть не расплакалась от радости.
Как замечательно, что мы оправимся в Пекин вместе! Я уже не боялась того, что нам еще предстоит пройти.
Тяньцзинь был наводнен солдатами: британскими и русскими, американскими и французскими, немецкими и японскими. Капитан дал нам в сопровождение двух офицеров, и они доставили нас в штаб Британского командования. Мистер Марш предъявил наши документы командующему, полковнику Стрейку, маленькому тучному человеку, угрюмому на вид.
Он прочитал письмо лорда Шипли, посмотрел на нас без всякого энтузиазма и спросил:
– Вы должны доставить сообщение в Пекин? Мне часто казалось, что эти малые из Военного министерства не в своем уме, теперь я знаю это наверняка. Но у меня нет выбора. Что вам нужно? Еда? Амуниция? Карты?
– Эта дама скажет, что нам необходимо, – быстро и бесстрастно ответил мистер Марш. – Я бы хотел выслушать вашу оценку ситуации к северу от Тянь-цзиня, если не возражаете, полковник.
– Полная неразбериха. Эти «боксеры» явно сумасшедшие. Они считают, что пули их не тронут, а теперь их еще поддерживает и китайская регулярная армия. Конечно, плохо организованная. Если вам немого повезет, вы сможете ночью пройти их линию обороны к северу от Тяньцзиня, если это можно назвать линией обороны. Затем держитесь железной дороги, она приведет вас прямо в Пекин, если в вас не узнают чужаков. Откровенно говоря, я не очень верю в успех вашей операции. Но предположим, что произойдет чудо, и вы прорветесь. Что вы скажете тем беднягам в Пекине, если они еще живы?
Он повернулся к карте, висящей на стене, и ударил по ней тростью.
– Мы так же плохо организованы, как китайцы. А чего можно ожидать от армии, состоящей из полдюжины национальностей и без централизованного управления? Адмирал Сеймур недооценил китайцев. В начале июня с двумя тысячами человек он отправился на север, разбил себе нос под Лангфангом, и ему пришлось отступить. Сейчас все переоценивают силы китайцев. Здесь сейчас почти двадцать тысяч, и, на мой взгляд, мы можем дойти до Пекина за две недели. Но мы не пойдем, будь все проклято!
Он угрюмо пощипал свои усы.
– Сеймур убеждает Уайтхолл, что нам нужно для выступления сорок тысяч. Американцы говорят о шестидесяти, японцы – о семидесяти. Бред!
Он прищурился и поднял палец.
– Но примерно через восемь дней прибывает генерал Гейзли, его назначили главнокомандующим. Я знаю, что он сделает. Он просто двинется на север с нашими ребятами, а остальные последуют за ним, потому что им будет стыдно. Поэтому, если вы доберетесь до Пекина, скажите сэру Клоду Мак-Доналду, нашему посланнику в Пекине, что мы снимем блокаду… дайте подумать… к середине августа. Да. Скажите, что им нужно продержаться до середины августа, и мы там будем.
Полковник Стрейк с сомнением посмотрел на меня, затем на Марша.
– Вы что, серьезно собираетесь взять с собой эту женщину?
Мистер Марш улыбнулся.
– Не совсем так, полковник. Это она берет меня с собой.
* * *
Когда уже прошло много времени, я вернулась в Англию и снова вышла замуж, люди, которые слышали, что я была в Китае во время «боксерского восстания», спрашивали меня о моем путешествии из Тяньцзиня в Пекин, думая, что это было самым опасным приключением в моей жизни. Но на самом деле мы ни разу не столкнулись с серьезной опасностью.
Мы взяли с собой ослика, навьючили на него две корзины с едой на четыре дня и двумя одеялами. Винтовка и два патронташа были спрятаны на спине ослика, а у мистера Марша под рубашкой был пистолет. Вязанка сена, привязанная поверх корзин и оружия, скрывала их. На мне были мои удобные сапоги. В Тяньцзине я нашла еще одну пару для мистера Марша. Он потом признался мне, что ничего более удобного никогда не носил.
У «боксеров» не было формы. Они носили, как знак своего тонга, красные повязки на голове, запястьях и щиколотках, а также подвязывали свободные белые рубахи красными кушаками. Чтобы показать, что мы поддерживаем их в борьбе против иноземных варваров, мы с мистером Маршем надели дешевые красные шарфики.
Через восемь часов после прибытия, ночью, мы покинули Тяньцзинь. К рассвету мы пересекли линию китайской обороны и прошли семь миль на север, двигаясь параллельно железной дороге. Я решила, что мы должны проходить по тридцать миль в день, и меня волновало только одно: не будет ли тяжело мистеру Маршу, ведь ему было уже за пятьдесят. Но мое беспокойство было напрасным, безусловно, долгая военная выучка мистера Марша помогла. Наклонившись вперед с болтающимися руками, на согнутых ногах он без устали семенил, как обычный крестьянин.
В каждом городе и в каждой деревне, стоящих на железной дороге, были войска и «боксеры», и нам приходилось их обходить. Иногда нам попадались люди, спешащие по своим делам, время от времени мы встречали солдат или «боксеров». Тогда я брала веревку, привязанную к руке мистера Марша, чтобы было видно, что я веду его, как и ослика, на поводу. Мистер Марш наклонял голову набок и начинал канючить песенку, а я шла, склонив голову. Мы шли от рассвета до заката, останавливаясь отдохнуть на пятнадцать минут каждые два часа. Мы спали под открытым небом, летние ночи были теплыми.
Однажды нам на пути попался небольшой буддийский храм, около него стояла группа «боксеров». Они пели заклинания, кланяясь на юго-восток и делая странные телодвижения. Из того, что они пели, я поняла, что это какой-то ритуал, совершавшийся для того, чтобы получить силу отводить пули руками. Некоторые подозрительно провожали нас взглядом. Я похлопала себя по красному шарфу и крикнула:
– Ша! Ша!
Это военный клич боксеров: «Убей! Убей!» Они ответили мне дружным хором, и мы благополучно пошли дальше.
На четвертый день, в полночь, мы увидели огромные стены Пекина. За милю до города мы устроились в небольшой лощине у дороги и принялись изучать карту города, которой снабдил нас полковник Стрейк. Пекин был разделен на две основные части: южная часть называлась Китайским городом, северная – Татарским. Между ними стояла стена высотой в сорок футов с бойницами. В центре северной части города стоял Запретный город, куда иностранцам запрещено было ходить. Там находился огромный дворец императрицы.
Мы нашли на карте Посольский квартал, решили, что будем делать дальше, и направились в Пекин. Мы вошли через южные ворота в Китайский город за час до рассвета. Везде были солдаты и «боксеры», которые смешивались с пекинцами, а из-за огромной стены доносились время от времени одиночные винтовочные выстрелы. Никто не обратил на нас внимания, когда мы проходили ворота Ха Та Мень. Отсюда до блокадного района рукой подать, мы медленно обошли улицы, окружавшие Посольский квартал, отмечая про себя те места, откуда китайцы вели огонь по осажденным. Затем мы устроились на узкой улице недалеко от Англиканской миссии и стали ждать.
Продолжительного боя не было. Часто в течение получаса или даже дольше не было вообще никаких выстрелов, затем вдруг атакующие начинали обстрел, на который из-за стены отвечали двумя-тремя выстрелами. То, что рядом со мной – мистер Марш, было больной удачей. Мне все казалось непонятным, и я не знала, как можно пробраться на территорию посольства и при этом не быть убитыми нападавшими или защищавшимися. Но мистер Марш смог точно разобраться в том, что происходит по периметру осажденного района.
Через два часа после захода солнца мистер Марш взял винтовку и патронташи и мы пошли к осажденному кварталу, стараясь держаться в тени. Последние пятьдесят ярдов мы проползли через грубо сколоченные ограждения всего в тридцати шагах от китайских солдат, которые устраивались на ночь вокруг своего поста.
Наконец, мы оказались у низкой, осыпающейся стены. Между нами и высокой стеной посольства была широкая безлюдная дорога. Очевидно, днем мистер Марш определил, что здесь находится сторожевой пост, потому что сейчас он сложил руки рупором и прокричал резким шепотом:
– Часовой!
Подождав несколько секунд, он яростным шепотом повторил. На четвертый раз из-за стены тихо прозвучало:
– Кто там ходит?
– Друзья. Британцы. Нас двое. Спустите лестницу. Мы идем к вам.
– Стоять! – раздалось из-за стены. – Назовите себя, иначе я стреляю!
Я чуть не завизжала от злости и страха, потому что ситуация была чрезвычайно опасная. Лежа на животе рядом со мной, мистер Марш глубоко вздохнул и заговорил тем же самым пронзительным шепотом, вложив в свои слова столько злости и угрозы, что я никогда бы не подумала, что он на такое способен.
То, что он сказал, начиналось словами:
– Говори тихо, ты – ручка от чайника, и называй меня «сэр», когда ко мне обращаешься, или я… – и дальше последовали выражения, усыпанные таким количеством мне совершенно незнакомых слов, что мне показалось, будто мистер Марш заговорил на иностранном языке. Однако я могла догадаться, что он имел в виду, а солдат за стеной, оказалось, все понял, потому что, пока мистер Марш переводил дух, из-за стены раздалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Что-то промелькнуло в глазах мистера Марша.
– Хорошо, милорд, – вежливо ответил он. – Могу я попросить вас написать о наших особых полномочиях командованию в Тяньцзине, а также и о необходимых документах, которые должны быть у нас? Мы должны выехать через час, чтобы успеть на ночной пароход через Ла-Манш.
* * *
Вечером мы пересекли пролив и сели в поезд, который привез нас в большой порт Марсель. Мы ехали в спальном вагоне первого класса. У мистера Марша был документ, подписанный послом Франции в Лондоне, который, как волшебный талисман, сделал наше путешествие легким и приятным. В Марселе мы сели на борт британского эсминца под названием «Крокодил» и в тот же вечер взяли курс на Суэцкий канал.
Я была единственной женщиной на борту, и мне дали каюту, которую обычно занимал первый помощник капитана. Она была крохотной, но я обнаружила, что все каюты на эсминце были очень маленькие. Главной задачей конструкции судна был не комфорт, а экономия пространства. Капитан и другие офицеры из кожи вон лезли, чтобы сделать наше путешествие приятным, и относились к нам с подчеркнутым уважением. Я заметила, что мистер Марш больше не вел себя как слуга. Он был теперь человеком, наделенным специальными полномочиями. На борту все его звали «мистер Марш», а меня – «мисс Люси». Нам не задавали никаких вопросов, и даже капитан не знал, почему он везет пассажиров. Он получил приказ из Лондона по телеграфу и выполнял его.
Чтобы убить время, мистер Марш научил меня играть в пикет и вист. Оказалось, что капитан большой любитель виста, и мы иногда по вечерам играли с ним и с кем-нибудь из его офицеров. Перед отъездом мне казалось, что я всю дорогу буду с тревогой думать о том, что ждет меня впереди, но снова, как только я оказалась на борту судна, я очутилась в крохотном пространстве, обособленном от всего мира, и у меня было сильное ощущение, что мы словно подвешены во времени.
Когда мы остановились на заправку в Коломбо, мистер Марш сошел на берег и вернулся с небольшим пакетом. Позже я увидела его оживленно разговаривающим с кочегаром-китайцем из Гонконга на жутком англо-китайском гибриде и удивилась, почему он не попросил меня переводить.
На следующий день в мою каюту постучали. Я открыла и застыла от изумления, передо мной стоял китайский кули. На нем были сандалии из грубой кожи, рваные брюки, вязанная куртка из грубой шерсти, бесформенная фетровая шляпа с широкими свисающими полями, закрывающими лицо. Он стоял передо мной, склонившись в подобострастном поклоне. Через секунду я поняла, что это никакой не кули, потому что его смоляные волосы были слишком короткими и у него не было косички. Не хватало еще некоторых маленьких деталей. Что-то в его позе, в скованности сложенных вместе рук, в том, как сидела на нем бедная крестьянская одежда, говорило о том, что это не китаец.
Я спросила по-английски:
– Кто вы?
Он снял шляпу и только после этого я узнала его лицо, скрывавшееся под обвислыми полями. Это был мистер Марш. Выкрашенные в черный, воронова крыла, цвет волосы делали его на десять лет моложе, и на мгновение в глазах промелькнул шальной блеск, напомнивший мне о Нике.
– Я знаю, мне еще придется многому учиться, прежде чем я смогу сойти за китайца, – сказал он, – но чем раньше ты начнешь меня учить, тем лучше, Люси. Эта одежда очень приблизительно напоминает китайскую, конечно, но в Гонконге можно достать настоящую.
Я рассмеялась, не успев сообразить, что все это значит. Он собирался отправиться со мной в Пекин.
– Но вы не можете, – сказала я, – лорд Шипли сказал…
– Я знаю. Но я больше не солдат, поэтому я могу не подчиняться приказу. И если я смогу сойти за китайца, ты будешь в большей безопасности, Люси. Никто не заподозрит в тебе специального курьера, я знаю, но молодая девушка одна на дороге в раздираемой войной стране – большое искушение для злых людей, дитя мое.
– Я знаю, но я буду осторожной, и я умею быстро бегать…
– Погоди, Люси, – перебил он. – Просто выслушай меня. Я хочу, чтобы ты научила меня, как ведет себя обыкновенный китайский крестьянин. Просто дай мне имя, расскажи, чем я занимаюсь, какие у меня могут быть повседневные заботы. До Тяньцзиня у нас еще дней десять-двенадцать. Затем ты сама решишь. Если я достаточно убедителен на твой взгляд, ты возьмешь меня с собой. Если нет, я уступлю, положившись на тебя. Ради твоей безопасности.
Скорее для того, чтобы его не обидеть, я сказала:
– Пойдемте на палубу, там попытаемся научиться ходить. Я не уверена, что из меня может выйти хороший учитель, но попробуем. – Я не особенно верила в то, что из этой затеи что-нибудь получится.
Под удивленные взгляды моряков я заставила мистера Марша, одетого в маскарадный костюм, позаимствованный у китайца-кочегара, пройтись туда-сюда.
– Любой поймет, что вы чужак, – вздохнула я. – Кули не маршируют, как солдаты. Наклонитесь немного вперед, мистер Марш. Кисти должны быть вялыми, чтобы ваши руки болтались, как плети. Ноги тоже слишком прямые. Да, так лучше. Сначала посемените ногами, затем постепенно переходите на шаг, двигайтесь, чуть наклонившись вперед. Нет, вот так, немного шаркая, что ли. О господи! Все равно что-то не так, не могу понять, что. Прижмите локти к туловищу… так лучше.
Через час я с сомнением покачала головой.
– Я не знаю, мистер Марш. Кроме всего прочего, у вас нет косички. А волосы за десять дней так не вырастут.
Он ухмыльнулся и снова напомнил мне Ника.
– Люси, дорогая, ты можешь спокойно поделиться со мной своими волосами. Я буду подкрашивать свои волосы, я купил в Коломбо достаточно краски, хватит и на косичку. Как насчет глаз? Я думаю, что если надену повязку на один глаз, а ремешок пропущу над вторым, то трюк может получиться. Тебе тем не менее придется хорошенько прятать свои глаза, как только нам кто-нибудь попадется на пути.
– Я знаю, но я могу сделать их немножко уже и длиннее с помощью черного карандаша, мистер Марш. Я иногда их подкрашивала так в миссии, потому что мне мои глаза казались ужасно некрасивыми. И потом, если кто-то появится, я всегда могу подобострастно склониться, как ничтожная женщина.
Он рассмеялся.
– Ничтожный крестьянин может сделать то же самое.
– И вот еще что. Я знаю, мы с вами немного загорели на солнце, в открытом море, но все равно, нужно купить шафрану. От него кожа будет более желтой.
Каждый день мы не менее двух часов занимались, и результаты наших занятий меня обнадеживали, потому что мистер Марш, казалось, научился влезать в шкуру китайского крестьянина. Он научился ходить, как настоящий кули, я предложила ему при ходьбе наклонять голову набок и ходить с открытым ртом, чтобы походить на дурачка. По вечерам я учила его петь старинную детскую песенку высоким дрожащим голосом. С каждым занятием его успехи становились все заметнее.
Когда мы встали на заправку в Гонконге, я купила для нас старую одежду, шляпы кули и шафран. Мы переоделись и снова отправились в город. У мистера Марша была косичка, сплетенная из моих волос, и теперь его звали Лу Йен, и он был моим отцом.
Взяв мистера Марша за руку, я повела его по узким улочкам. Он шаркал ногами, голова его болталась, и он время от времени напевал несколько строчек из песенки. Я останавливалась у некоторых магазинчиков и лавчонок поговорить с хозяевами, и никто не заподозрил в нас чужаков. Мы везде сошли за отца с дочерью из Северного Китая. Отец, к сожалению, был полоумным.
Теперь я успокоилась. Его присутствие рядом со мной по дороге в Пекин не будет представлять опасности. Более того, девушка в сопровождении душевнобольного отца привлечет меньше внимания, чем путешествующая одна. Я чуть не расплакалась от радости.
Как замечательно, что мы оправимся в Пекин вместе! Я уже не боялась того, что нам еще предстоит пройти.
Тяньцзинь был наводнен солдатами: британскими и русскими, американскими и французскими, немецкими и японскими. Капитан дал нам в сопровождение двух офицеров, и они доставили нас в штаб Британского командования. Мистер Марш предъявил наши документы командующему, полковнику Стрейку, маленькому тучному человеку, угрюмому на вид.
Он прочитал письмо лорда Шипли, посмотрел на нас без всякого энтузиазма и спросил:
– Вы должны доставить сообщение в Пекин? Мне часто казалось, что эти малые из Военного министерства не в своем уме, теперь я знаю это наверняка. Но у меня нет выбора. Что вам нужно? Еда? Амуниция? Карты?
– Эта дама скажет, что нам необходимо, – быстро и бесстрастно ответил мистер Марш. – Я бы хотел выслушать вашу оценку ситуации к северу от Тянь-цзиня, если не возражаете, полковник.
– Полная неразбериха. Эти «боксеры» явно сумасшедшие. Они считают, что пули их не тронут, а теперь их еще поддерживает и китайская регулярная армия. Конечно, плохо организованная. Если вам немого повезет, вы сможете ночью пройти их линию обороны к северу от Тяньцзиня, если это можно назвать линией обороны. Затем держитесь железной дороги, она приведет вас прямо в Пекин, если в вас не узнают чужаков. Откровенно говоря, я не очень верю в успех вашей операции. Но предположим, что произойдет чудо, и вы прорветесь. Что вы скажете тем беднягам в Пекине, если они еще живы?
Он повернулся к карте, висящей на стене, и ударил по ней тростью.
– Мы так же плохо организованы, как китайцы. А чего можно ожидать от армии, состоящей из полдюжины национальностей и без централизованного управления? Адмирал Сеймур недооценил китайцев. В начале июня с двумя тысячами человек он отправился на север, разбил себе нос под Лангфангом, и ему пришлось отступить. Сейчас все переоценивают силы китайцев. Здесь сейчас почти двадцать тысяч, и, на мой взгляд, мы можем дойти до Пекина за две недели. Но мы не пойдем, будь все проклято!
Он угрюмо пощипал свои усы.
– Сеймур убеждает Уайтхолл, что нам нужно для выступления сорок тысяч. Американцы говорят о шестидесяти, японцы – о семидесяти. Бред!
Он прищурился и поднял палец.
– Но примерно через восемь дней прибывает генерал Гейзли, его назначили главнокомандующим. Я знаю, что он сделает. Он просто двинется на север с нашими ребятами, а остальные последуют за ним, потому что им будет стыдно. Поэтому, если вы доберетесь до Пекина, скажите сэру Клоду Мак-Доналду, нашему посланнику в Пекине, что мы снимем блокаду… дайте подумать… к середине августа. Да. Скажите, что им нужно продержаться до середины августа, и мы там будем.
Полковник Стрейк с сомнением посмотрел на меня, затем на Марша.
– Вы что, серьезно собираетесь взять с собой эту женщину?
Мистер Марш улыбнулся.
– Не совсем так, полковник. Это она берет меня с собой.
* * *
Когда уже прошло много времени, я вернулась в Англию и снова вышла замуж, люди, которые слышали, что я была в Китае во время «боксерского восстания», спрашивали меня о моем путешествии из Тяньцзиня в Пекин, думая, что это было самым опасным приключением в моей жизни. Но на самом деле мы ни разу не столкнулись с серьезной опасностью.
Мы взяли с собой ослика, навьючили на него две корзины с едой на четыре дня и двумя одеялами. Винтовка и два патронташа были спрятаны на спине ослика, а у мистера Марша под рубашкой был пистолет. Вязанка сена, привязанная поверх корзин и оружия, скрывала их. На мне были мои удобные сапоги. В Тяньцзине я нашла еще одну пару для мистера Марша. Он потом признался мне, что ничего более удобного никогда не носил.
У «боксеров» не было формы. Они носили, как знак своего тонга, красные повязки на голове, запястьях и щиколотках, а также подвязывали свободные белые рубахи красными кушаками. Чтобы показать, что мы поддерживаем их в борьбе против иноземных варваров, мы с мистером Маршем надели дешевые красные шарфики.
Через восемь часов после прибытия, ночью, мы покинули Тяньцзинь. К рассвету мы пересекли линию китайской обороны и прошли семь миль на север, двигаясь параллельно железной дороге. Я решила, что мы должны проходить по тридцать миль в день, и меня волновало только одно: не будет ли тяжело мистеру Маршу, ведь ему было уже за пятьдесят. Но мое беспокойство было напрасным, безусловно, долгая военная выучка мистера Марша помогла. Наклонившись вперед с болтающимися руками, на согнутых ногах он без устали семенил, как обычный крестьянин.
В каждом городе и в каждой деревне, стоящих на железной дороге, были войска и «боксеры», и нам приходилось их обходить. Иногда нам попадались люди, спешащие по своим делам, время от времени мы встречали солдат или «боксеров». Тогда я брала веревку, привязанную к руке мистера Марша, чтобы было видно, что я веду его, как и ослика, на поводу. Мистер Марш наклонял голову набок и начинал канючить песенку, а я шла, склонив голову. Мы шли от рассвета до заката, останавливаясь отдохнуть на пятнадцать минут каждые два часа. Мы спали под открытым небом, летние ночи были теплыми.
Однажды нам на пути попался небольшой буддийский храм, около него стояла группа «боксеров». Они пели заклинания, кланяясь на юго-восток и делая странные телодвижения. Из того, что они пели, я поняла, что это какой-то ритуал, совершавшийся для того, чтобы получить силу отводить пули руками. Некоторые подозрительно провожали нас взглядом. Я похлопала себя по красному шарфу и крикнула:
– Ша! Ша!
Это военный клич боксеров: «Убей! Убей!» Они ответили мне дружным хором, и мы благополучно пошли дальше.
На четвертый день, в полночь, мы увидели огромные стены Пекина. За милю до города мы устроились в небольшой лощине у дороги и принялись изучать карту города, которой снабдил нас полковник Стрейк. Пекин был разделен на две основные части: южная часть называлась Китайским городом, северная – Татарским. Между ними стояла стена высотой в сорок футов с бойницами. В центре северной части города стоял Запретный город, куда иностранцам запрещено было ходить. Там находился огромный дворец императрицы.
Мы нашли на карте Посольский квартал, решили, что будем делать дальше, и направились в Пекин. Мы вошли через южные ворота в Китайский город за час до рассвета. Везде были солдаты и «боксеры», которые смешивались с пекинцами, а из-за огромной стены доносились время от времени одиночные винтовочные выстрелы. Никто не обратил на нас внимания, когда мы проходили ворота Ха Та Мень. Отсюда до блокадного района рукой подать, мы медленно обошли улицы, окружавшие Посольский квартал, отмечая про себя те места, откуда китайцы вели огонь по осажденным. Затем мы устроились на узкой улице недалеко от Англиканской миссии и стали ждать.
Продолжительного боя не было. Часто в течение получаса или даже дольше не было вообще никаких выстрелов, затем вдруг атакующие начинали обстрел, на который из-за стены отвечали двумя-тремя выстрелами. То, что рядом со мной – мистер Марш, было больной удачей. Мне все казалось непонятным, и я не знала, как можно пробраться на территорию посольства и при этом не быть убитыми нападавшими или защищавшимися. Но мистер Марш смог точно разобраться в том, что происходит по периметру осажденного района.
Через два часа после захода солнца мистер Марш взял винтовку и патронташи и мы пошли к осажденному кварталу, стараясь держаться в тени. Последние пятьдесят ярдов мы проползли через грубо сколоченные ограждения всего в тридцати шагах от китайских солдат, которые устраивались на ночь вокруг своего поста.
Наконец, мы оказались у низкой, осыпающейся стены. Между нами и высокой стеной посольства была широкая безлюдная дорога. Очевидно, днем мистер Марш определил, что здесь находится сторожевой пост, потому что сейчас он сложил руки рупором и прокричал резким шепотом:
– Часовой!
Подождав несколько секунд, он яростным шепотом повторил. На четвертый раз из-за стены тихо прозвучало:
– Кто там ходит?
– Друзья. Британцы. Нас двое. Спустите лестницу. Мы идем к вам.
– Стоять! – раздалось из-за стены. – Назовите себя, иначе я стреляю!
Я чуть не завизжала от злости и страха, потому что ситуация была чрезвычайно опасная. Лежа на животе рядом со мной, мистер Марш глубоко вздохнул и заговорил тем же самым пронзительным шепотом, вложив в свои слова столько злости и угрозы, что я никогда бы не подумала, что он на такое способен.
То, что он сказал, начиналось словами:
– Говори тихо, ты – ручка от чайника, и называй меня «сэр», когда ко мне обращаешься, или я… – и дальше последовали выражения, усыпанные таким количеством мне совершенно незнакомых слов, что мне показалось, будто мистер Марш заговорил на иностранном языке. Однако я могла догадаться, что он имел в виду, а солдат за стеной, оказалось, все понял, потому что, пока мистер Марш переводил дух, из-за стены раздалось:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36