Мы встретили трех дедушкиных приятелей: двух больших и одного бульшущего. Каждому из них я рассказал о нашей удаче.
Первый большой приятель деда засомневался, удача ли это. Он поглядывал на папины новые красивые туфли и рассказывал о своем сыне, который в шашки не играет, диссертаций не пишет, а зарабатывает в три раза больше папы. Он поинтересовался, сколько папе заплатили за нашу удачу. А когда узнал, что за лопушандские удачи ничего не платят или платят самую малость, даже как будто обрадовался и спросил, где папа купил такие туфли.
Второй большой приятель деда тоже задал вопрос:
- Сколько вам за это заплатили?
Но он не обрадовался, как первый, а огорчился и утешил папу. Он тоже все смотрел на папины туфли, что-то соображал и наконец закинул удочку: не может ли дед и ему такие же достать?
Третий - это был большущий приятель деда, - глядя на папины туфли, сказал:
- Я слышал, за это дело не платят. Но зато в газете заметка будет. Не забудьте показать на работе.
Он так и не посмотрел на нас: не мог оторвать глаз от туфель. Когда мы распрощались с большущим приятелем деда, я понял, что надо было хвастаться не лопушандской удачей, а туфлями.
Дома папа заперся в комнате, отведенной для темы, и мы услышали, как застучала машинка. Все подумали одно и то же: дело пошло!
На следующий день я порылся в папиных бумагах и нашел историю, которая называется
Барахляндия
Барахляндия - самая странная из планет нашей галактики: там я лишился всех своих одежек, но зато приобрел многих друзей.
Однажды я получил радиограмму от своего старинного друга Коротышки Чу. (Это не кто иной, как знаменитый путешественник Николай Чуркин. Но все мы, его друзья, называем его Коротышкой Чу, поскольку считаем, что его фамилия для него слишком длинная.)
"Дружище Егоров! - говорилось в радиограмме. - Я не могу покинуть Барахляндию. Пожалуйста, помогите мне. Я не хочу официально просить о помощи, иначе о случившемся станет известно моей жене..."
Через шесть дней я посадил свой ракетолет рядом с ракетолетом Коротышки Чу. Я ступил на Барахляндию: планета как планета. Справа виднелись барахляндские горы со снежными шапками, слева - барахляндский город с довольно высокими строениями; ноги мои ступали по барахляндской траве, а в нескольких метрах от меня пролегала дорога, на вершок покрытая пылью, с канавами по обеим сторонам. В одной из канав я обнаружил Чу. Вид его был ужасен: худой, небритый, грязный, он спал, свернувшись калачиком, как бездомная кошка... Тут же, в канаве, стояла рация.
Я стал будить Чу. Он долго не просыпался, мычал. Когда же наконец проснулся, то бросился в мои объятия с восклицанием:
- Ах, это вы, дорогой Егоров!
Мы уселись на краю канавы. Чу сейчас же спросил, не найдется ли у меня чего-нибудь поесть. Я дал ему бутерброд, который захватил на всякий случай. Чу с жадностью набросился на еду, бормоча, что уже больше недели питается кислыми барахляндскими ягодами.
- Чу, - спросил я, - почему вы не запаслись провизией?
- Она в ракетолете, - ответил он. - Погодите, я доем и все объясню.
Он быстро управился с бутербродом, попросил у меня флягу, напился. Он сказал:
- Егоров, я не должен был вызывать вас на эту планету: вчера мне стало ясно, что отсюда невозможно выбраться. Идемте, вы сейчас все поймете.
Он подвел меня к своему ракетолету, здесь я увидел барахляндца, который сидел на траве и держал правую руку на винтовке.
- Привет тебе, почтенный барахляндец! - сказал я, как требовал межпланетный обычай.
Барахляндец ничем не обнаружил, что услышал мое приветствие.
- Этот человек... простите, барахляндец, - начал объяснять Чу, поставлен здесь для того, чтобы не впускать меня в ракетолет... пока я не обзаведусь на Барахляндии друзьями. Барахляндцы называют свою планету планетой дружбы. Они свято чтут старинные обычаи, и в дальнюю дорогу на этой планете имеет право отправиться лишь тот, кого провожают друзья. Определенное количество, заметьте, Егоров.
- Чу, - спросил я, - вы, надеюсь, узнали, сколько должно быть друзей? Я думаю, что на планете дружбы не так уж трудно будет подружиться.
Чу рассмеялся нервным смехом много испытавшего человека.
- В том-то и дело, Егоров, - сказал он, - что я не встречал еще разумных существ, менее пригодных для дружбы. Стоит появиться в барахляндском городе, как они начинают обрывать пуговицы с твоей одежды и без конца выпрашивают что-нибудь. Они до того странные, что просят, чтобы я отдал им свои одежки, а сам остался в трусах. Я пробовал подружиться с некоторыми из них, заводил с ними дружеские беседы, но все мои попытки оканчивались одним и тем же: послушав меня немного, барахляндец просил, чтобы я ему подарил свои брюки, или куртку, или еще какую-нибудь вещицу. И в этих условиях, Егоров, каждому из нас нужно подружиться с шестью барахляндцами. Вот я составил список: чтобы отправиться в дальнюю дорогу, барахляндец должен быть провожаем приятелем, большим приятелем, большущим приятелем, другом, закадычным другом и старинным дружищем. А где взять старинного дружища и закадычного друга? На это нужно время! Егоров, простите, что я вас вызвал сюда. Мы в безнадежном положении!
Я стал успокаивать Чу. Я говорил, что, конечно, обычаи этой планеты странны, но надо приглядеться к ним поближе.
- Давайте, Чу, - сказал я, - для начала попробуем обзавестись приятелем.
- Почтенный барахляндец, - обратился я к часовому, - не согласитесь ли вы стать моим приятелем?
На этот раз барахляндец меня услышал. Теперь он не отрываясь смотрел на мои туфли. Приятелем? Нет, черт возьми! Он хочет стать моим закадычным другом. Да что там! Старинным дружищем... Если, конечно, я подарю ему свои туфли. Я не подал виду, что слова его покоробили меня. Я снял туфли и отдал их барахляндцу.
- Вот видите, Чу, - сказал я, - положение не такое уж безнадежное.
Барахляндец сейчас же сбросил с ног свою барахляндскую обувь, надел мои туфли, потом он обнял меня, расцеловал и сказал, что никогда еще не было у него такого преданного старинного дружища. Я с изумлением увидел, что он прослезился. Ни один человек не в состоянии был бы выказать столько знаков дружбы: барахляндец улыбался, заглядывал мне в глаза, похлопывал меня, поглаживал, обнимал за плечи и еще объяснял, как нам обзавестись на Барахляндии нужным количеством приятелей и друзей.
- О! Не беспокойтесь, - приговаривал он, - на Барахляндии знают толк в дружбе. У вас будет столько преданных друзей, сколько вам понадобится.
Я и не заметил, как растрогался - стал тоже заглядывать барахляндцу в глаза, похлопывать его, поглаживать и даже один раз чмокнул его в щеку, на что он мне ответил радостным и благодарным взглядом.
Скоро мы с Чу шли по дороге в направлении барахляндского города, держа каждый в руке листок картона, на котором барахляндскими буквами было написано:
ИЩУ ДРУЗЕЙ И ПРИЯТЕЛЕЙ
ЗА ПРИЛИЧНОЕ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.
Едва мы вступили в барахляндский город, как нас окружило множество барахляндцев: они теснились вокруг нас, отталкивали друг друга, похлопывали нас, заглядывали нам в глаза и наперебой предлагали нам свою дружбу. Я заметил, что лишился двух пуговиц. Оставшиеся пуговицы я сам оборвал, смекнув, что они могут понадобиться для приобретения друзей и приятелей.
И вот мы с Чу стояли в одних трусах в окружении счастливо улыбавшихся нам барахляндцев - наших новых приятелей и друзей. Особенно радостно улыбался мой закадычный друг. Он то и дело подтягивал брюки, которые минуту назад были моими. Мне было немного совестно: брюки были широковаты ему в поясе. Я сказал своему закадычному другу об этом.
- Да брось ты! - ответил он. - Я их с радостью подтягиваю.
Барахляндцы сообщили, что теперь нам всем вместе нужно посидеть в трактире - так на Барахляндии положено расставаться. Я сказал, что у нас с Чу нет денег.
- Нашел о чем беспокоиться! - ответили мне.
Мы направились в трактир "Дружба навеки". Наши новые друзья по очереди шли с нами в обнимку, показывали на нас прохожим и говорили:
- Посмотрите на этих благородных барахляндцев: для друзей они готовы снять с себя последнюю одежку.
Прохожие нам аплодировали. В трактире мы уселись за большим столом. На столе появилась одна из моих пуговиц, которую трактирщик смахнул в карман своего передника. Он принес нам еды и напитков. Мы славно провели время в обществе своих новых друзей. Мой закадычный друг не один раз принимался плакать. Он говорил, что не может удержаться от слез, когда думает о том, что мы расстаемся навеки. Мне тоже взгрустнулось.
Мой большущий приятель неодобрительно поглядывал на старинного дружищу Чу. Он говорил, что это какой-то на редкость бесчувственный барахляндец: знай ест, пьет и хоть бы раз всплакнул. Старинный дружище Чу обиделся. Он сказал, что никому не видно, что делается у него здесь, - и ударил себя в грудь. После этого он так разрыдался, что все бросились его утешать, в том числе и мой большущий приятель. Я боялся, что тоже разрыдаюсь. Поэтому я налегал на еду и питье. Должен сказать, что это неважное средство от плача, - я все равно расплакался. Когда все было выпито и съедено, мы направились к ракетолетам. По дороге к нам присоединились еще несколько барахляндцев. Они кричали, что будут провожать нас просто так, бескорыстно. Они были взволнованы не меньше наших друзей. Один из них все время дергал себя за нос, а другой все приговаривал:
- Подумать только, навсегда!
Мой старинный дружище встретил нас у ракетолетов радостными восклицаниями, которые, однако, вскоре сменились горестными. Наши новые друзья исполнили прощальный обряд: встали вокруг нас, взявшись за руки, покружились и спели: "Если за руки всем взяться, славный будет хоровод". В ракетолеты они внесли нас на руках, и те, кто пошел провожать нас бескорыстно, получили возможность выбрать себе что-нибудь на память. До сих пор не могу припомнить, кому из них достался судовой журнал. Все были в слезах, все махали руками и желали нам, желали...
А после отлета я загрустил. Только что вокруг меня было столько друзей, а теперь я был один в беспредельном космосе. Я включил видеофон.
- Егоров, - сказал Чу с экрана, - хорошо, что я записал их адреса. И он высказал то, что обоих нас поразило в этой истории: - Я чувствую себя обманщиком, Егоров. За что меня удостоили дружбы эти простодушные люди? За поношенные одежки.
- Вот именно, Чу, - сказал я. - Нигде дружба не достается так дешево, как на Барахляндии. Вот увидите, скоро на Барахляндию хлынут всякие одинокие, несчастные обманщики в поисках грошовой дружбы.
Два дня мы предавались воспоминаниям о прекрасных часах барахляндской дружбы, а на третий решили посетить Лопушандию, мимо которой как раз пролетали: уж очень нам не терпелось выслать нашим новым друзьям посылочку-другую одежек с инопланетными этикетками.
Я стал ждать, когда папа напишет продолжение этой истории, но папа долго не садился за машинку, хоть мама его и спрашивала:
- Ты что, уже все напечатал?
Тогда я, чтоб напомнить папе о незаконченной истории, положил на столе стопочку чистых листов бумаги - помогло. Новая история, как я и думал, называлась
Лопушандия
Лопушандия - планета гигантских лопухов и лопоухих гуманоидов со слабо развитым хватательным рефлексом. Дивясь безобидному и чудаческому виду этих существ, мы без всяких опасений вступили в лопушандский город и через несколько минут оказались с расквашенными носами: все время мы натыкались на что-то невидимое и всякий раз это сопровождалось до боли знакомым по детству ощущением, как будто нас кто-то ударял по носу кулаком. Мы задрали головы, как это делали в детстве после драки, и стали ждать, когда уймется кровь. Воспоминания о детстве переполняли нас.
Наконец мы перенесли наши взоры с лопушандских небес на лопушандскую улицу, мы старались проникнуть в тайну невидимых препятствий. Тут мы и обнаружили, что лопушандцы беспрерывно появляются и исчезают. Они имеют обыкновение собираться группами в скверах или прогуливаться небольшими скоплениями. И вот, вообразите, в какой-нибудь из компаний вдруг один из лопушандцев исчезал, некоторое время спустя - еще один, но, случалось, вместо исчезнувших появлялся новый, а то и два-три. Лопушандцы этого как бы не замечали или реагировали шуткой, боюсь, довольно избитой.
- Дружище, - говорил кто-нибудь только что возникшему из воздуха лопушандцу, - что это за грязная мысль, в которую вы от нас отлучались? Почиститесь.
Шутник доставал из кармана одежную щетку и протягивал смущенному лопушандцу, который только что был невидимкой. Щетка с благодарностью принималась, лопушандец чистил свою одежду, отшучиваясь словами вроде этих: "Дружище, разве можно узнать что-нибудь об этом мире, не запачкавшись!" Похоже, каждый лопушандец носил с собой щетку, чтобы можно было пошутить таким образом. Но это была не единственная странность этих лопоухих людей: кое-кто из них ходил в туфлях разного цвета, многие - в одежках наизнанку; мы видели лопушандца, впрягшего себя в тележку, в которой преспокойно лежал и жевал сено осел; один из лопушандцев средь бела дня ходил по улице с зажженным фонарем, а два его товарища лаяли по-собачьи на прохожих, и прохожим это, представьте, нравилось. Лопушандские чудачества и странности можно было бы перечислять очень долго.
- Я, кажется, разобрался, Егоров, - сказал Чу, - в этом лопушандском феномене исчезновения: они погружаются в собственные мысли без остатка, они в них растворяются. Впрочем, почему бы нам не расспросить этих чудаков?
С предосторожностями, выставив руки вперед, мы приблизились к компании лопушандцев - ни один из лопушандцев не посмотрел в нашу сторону, но все они вдруг исчезли. Новая наша попытка кончилась тем же. Мы пытались вступить в контакт с лопущандцами часа полтора, мы устали, проголодались, но за все это время ни один лопушандец даже не взглянул в нашу сторону. Было ясно: с нами не желают иметь дела. Мы вспомнили, что у нас тоже есть гордость, и решили покинуть эту планету, но, конечно, не раньше, чем добьемся своего. Нам ничего не оставалось, как противопоставить холодному безразличию лопушандцев нашу горячую заинтересованность. Следующего невидимку, на которого я наткнулся, я ухватил за бока и стал трясти. Поскольку я его не видел, телефонная форма обращения показалась мне самой подходящей.
- Алло! - кричал я. - Алло! Вы меня слышите? Алло! Отвечайте!
Чу принялся мне помогать.
Результат был такой, как будто мы трясли куклу. В припадке лопушандоненавистничества я ущипнул невидимку на уровне своего бедра. Тогда-то и состоялся первый контакт. Мы услышали жалобное "ой!", и лопушандец обнаружился вполне зримо, с гримасой боли на лице.
- Привет вам, почтенные барахляндцы! - сказал он. - Вот вам все мои пуговицы - и прошу меня не задерживать.
Лопушандец начал срывать с себя пуговицы и совать их в наши карманы.
- Вы довольны, не правда ли? - говорил он заискивающе, но в то же время и насмешливо. - Какой замечательный у нас получился контакт!
- Почтенный лопушандец, - сказал я, - за кого вы нас принимаете? Нам нужен обычный контакт, а не пуговицы.
- Обычные контакты, - сказал лопушандец, - не начинаются со щипков. И перестаньте, пожалуйста, прикидываться, что вы не барахляндцы! Скажите прямо, если вам еще что-нибудь нужно. Вот вам на память мой пиджак. Я понимаю: вам хочется подружиться бескорыстной барахляндской дружбой!
Никто так, как лопушандцы, не владеет интонацией. Он нас припечатывал каждым своим словом. Издевка, брезгливость и даже некоторое сочувствие по поводу нашего ничтожества - все тут было! Нас явно оскорбляли.
- Я готов вас признать своими закадычными друзьями, - продолжал лопушандец. - Но, прошу прощения, мне некогда. Уверен, что мои брюки вас утешат. - Лопушандец исчез, прежде чем мы успели его удержать, на тротуаре валялись брюки и пиджак.
- Почтенный! - закричал я. - Почтенный! Неужели вы откажетесь поговорить с нами хотя бы издалека?
- Дорогуша! - присоединился Чу. - Всего два вопроса! К тому же нам так хочется возвратить вам вещи!
Лопушандец сжалился. Ему, наверно, не хотелось целиком выбираться из своих мыслей: мы увидели только голову и правую руку, которая делала какие-то движения, не принятые у землян, возможно издевательские.
- На два вопроса я готов ответить, - произнесла голова. - Конечно, если вопросы не барахляндские.
- Мы надеемся, что они не барахляндские, - сказал Чу. - Ответьте нам, почему вы нас боитесь и почему вы решили, что мы барахляндцы?
- Лопушандцы ничего не боятся, - ответила голова высокомерно, - но мир полон нелепостей. - Здесь рука указала на нас: - Почему бы не уйти от них в сферу чистых размышлений? А ваша принадлежность к барахляндцам не вызовет сомнений даже у ребенка: у вас ни единой странности, а мысли в ваших глазах отливают безумным блеском. Как же тут не понять, что у вас на уме поступки нелепые и омерзительные, короче говоря, барахляндские.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23