Он прекрасно сознавал, что наши суперсыщики отлично умеют обращаться с увеличительными стеклами и тому подобными патентованными изобретениями. Любой детектив, исследовав посылку Джеймса, за полчаса скажет вам профессию отправителя, его возраст, привычки и внешний вид. После этого будет делом нескольких часов его поймать.
Но тут Джеймсу в голову пришла поразительно простая мысль. Сейчас был обеденный час, и на пляже должно было быть очень мало народу, он вернется в «Мон дезир», повесит брюки там, где нашел их, и заберет свою собственную одежду. Он проворно зашагал по направлению к пляжу.
Но все-таки он чувствовал себя не в своей тарелке. Изумруд должен быть возвращен радже. И он пришел к мысли, что до того, как он заберет свои брюки и повесит те, которые на нем сейчас были, он может произвести небольшое расследование. Согласно этому плану, он сначала подошел к старому моряку, который, по его мнению, был неистощимым источником всей информации в Кимптоне.
– Простите, – вежливо обратился к нему Джеймс. – По-моему, купальный домик моего приятеля находится здесь. Его зовут Чарльз Лэмптон. Кажется, домик называется «Мон дезир».
Глядя на море и не выпуская трубку изо рта, старый моряк очень прямо сидел на своем стуле. Не отрывая своего взгляда от горизонта, он передвинул немного трубку и ответил:
– Все знают, что «Мон дезир» принадлежит его светлости лорду Эдварду Кэмпиону. Я никогда не слышал о мистере Чарльзе Лэмптоне, должно быть, он приехал недавно.
– Спасибо, – сказал Джеймс и удалился.
Эти сведения заставили его сомневаться. Конечно же, раджа не мог сунуть камень в карман и забыть его там. Джеймс покачал головой, эта теория его не удовлетворяла. Но, возможно, какой-то гость на приеме мог оказаться вором. Ситуация напомнила Джеймсу один его любимый роман.
Но он решил все-таки следовать своему плану. Все казалось довольно простым. Пляж, как он и ожидал увидеть, был практически пустынным. По счастью, дверь «Мон дезир» все еще оставалась приоткрытой. Проскользнуть внутрь не представляло труда, и Джеймс как раз снимал свои собственные брюки с крючка, когда внезапно у него за спиной раздался голос, который заставил его резко обернуться.
– Вот я тебя и поймал! – произнес голос.
Открыв от изумления рот, Джеймс смотрел во все глаза. В дверях «Мон дезир» стоял незнакомец – хорошо одетый мужчина лет сорока с резким, ястребиным выражением лица.
– Вот ты и попался! – повторил незнакомец.
– Вы… вы – кто? – заикаясь произнес Джеймс.
– Инспектор Меррилес из Скотленд-Ярда, – быстро ответил тот. – Извини за беспокойство, но ты должен отдать мне изумруд.
– Какой изумруд?
Джеймс старался тянуть время.
– Да, да, именно изумруд, ты не ослышался, – сказал инспектор Меррилес.
У него был живой, деловой голос. Джеймс попытался взять себя в руки.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он с достоинством.
– Нет, парень, я думаю, ты понимаешь.
– Все это, – сказал Джеймс, – ошибка. Я легко могу это объяснить… – Он замолчал.
Скука отразилась на лице инспектора.
– Все так сначала говорят, – холодно произнес сотрудник Скотленд-Ярда. – Полагаю, ты подобрал его, когда гулял по пляжу, да? Все объяснения обычно сводятся к чему-нибудь подобному.
Джеймс пришел к выводу, что и на самом деле это было очень похоже на его историю, но он пытался выиграть время.
– Разве я могу быть уверен, что вы действительно тот, за кого себя выдаете? – тихо пробормотал он.
На мгновение Меррилес распахнул свой плащ, показывая значок. Джеймс едва успел его разглядеть.
– А теперь, – сказал тот почти дружелюбно, – ты понимаешь, что все против тебя! Ты новичок – я это сразу заметил. Твое первое дело, не так ли?
Джеймс кивнул.
– Так я и думал. А теперь, парень, отдашь ли ты сам мне изумруд или мне тебя обыскать?
Наконец Джеймс обрел дар речи.
– Я его с собой не ношу, – заявил он.
Он отчаянно обдумывал свое положение.
– Оставил у себя дома? – спросил Меррилес.
Джеймс кивнул.
– Ну что ж, очень хорошо, – сказал детектив, – мы пойдем туда вместе.
Он взял Джеймса под локоть.
– У тебя не будет возможности сбежать от меня, – мягко сказал он. – Мы пойдем с тобой к тебе домой, и ты отдашь мне этот камень.
– Если я сделаю это, вы отпустите меня? – робко спросил Джеймс.
Меррилес не мог скрыть замешательства.
– Нам все известно о похищении камня, – объяснил он, – и даже о той даме, которая была вовлечена в это дело, но раджа не хочет придавать его огласке. Знаешь ли ты, что из себя представляют эти туземные правители?
Джеймс, который практически ничего не знал о туземных правителях, за исключением одного знаменитого судебного дела, закивал головой с видом полного понимания.
– Конечно, это будет нарушением всяких правил, – сказал детектив, но ты, может быть, избежишь наказания.
Джеймс опять кивнул. Они шли вдоль «Эспланады», а теперь сворачивали в город. Джеймс объяснил, куда они идут, но инспектор не собирался ослаблять своей стальной хватки, которой он стиснул руку Джеймса.
Внезапно Джеймс заволновался и даже попытался заговорить. Меррилес окинул его пронзительным взглядом, но тут же рассмеялся. Они как раз поравнялись с полицейским участком, и он заметил, как Джеймс бросил на него умоляющий взгляд.
– Я даю тебе еще один шанс, – сказал он с юмором.
И именно в этот момент все и произошло. Джеймс издал громкое мычание, вцепился в руку инспектора и завопил так громко, как только мог:
– Вор! На помощь! Вор! На помощь!
Мгновенно вокруг них собралась толпа. Меррилес пытался освободиться от хватки Джеймса.
– Я поймал его! – закричал Джеймс. – Я его поймал, когда он залез ко мне в карман!
– Идиот, о чем это ты говоришь?! – закричал тот.
Констебль принял обвинение к сведению. И мистер Меррилес вместе с Джеймсом были препровождены в полицейский участок. Джеймс повторил свое обвинение.
– Этот человек только что залез ко мне в карман! – возбужденно заявил он. – Он вытащил у меня из правого кармана бумажник!
– Он сумасшедший, – закричал Меррилес. – Вы сами можете посмотреть, инспектор, и увидеть, правда ли это.
По знаку инспектора констебль обыскал карманы Меррилеса. Он вытащил оттуда какой-то предмет и с изумлением держал его в руках.
– Вот он! – воскликнул инспектор так, что это могло показаться для полицейского неприличным. – Это же изумруд раджи!
Меррилес смотрел еще более недоверчиво, чем все остальные.
– Это невозможно, – быстро заговорил он, запинаясь от волнения. – Невозможно. Пока мы гуляли, этот человек, должно быть, сам сунул его мне в карман. Это же очевидно.
Тон Меррилеса заставил инспектора усомниться, и его подозрения переключились на Джеймса. Он что-то прошептал констеблю, и тот вышел.
– Теперь, джентльмены, – сказал инспектор, – пожалуйста, расскажите, как было дело. По очереди.
– Конечно, – произнес Джеймс. – Я в одиночестве гулял по пляжу, когда мне встретился этот джентльмен, который заявил, что мы с ним были знакомы. Я не помнил, чтобы мне доводилось встречать его раньше, но вежливость не позволила сказать ему это. Мы продолжали прогуливаться вместе. Мне он казался несколько подозрительным, и как раз в тот момент, когда мы проходили мимо полицейского участка, я обнаружил его руку у себя в кармане. Я схватил его и позвал на помощь.
Инспектор посмотрел на Меррилеса.
– А теперь вы, сэр.
Казалось, Меррилес немного смутился.
– Эта история очень похожа на правду, – медленно произнес он, – но все-таки это не правда. Это не я говорил, что знаком с ним, а, наоборот, он сам сказал, что он мой знакомый. Без сомнения, он пытался избавиться от изумруда и, пока мы беседовали, сунул мне его в карман.
Инспектор кончил писать.
– Что ж, – произнес он беспристрастно. – Через минуту тут будет джентльмен, который поможет нам разобраться в сути дела.
Меррилес нахмурился.
– Я совсем не могу ждать, – пробормотал он, вытащив часы. – У меня назначена встреча. Надеюсь, инспектор, вы не так наивны, чтобы предполагать, что я украл изумруд, положил его к себе в карман и разгуливал с ним по городу?
– Согласен, сэр, это не очень правдоподобно, – ответил инспектор. – Но вы подождете всего минут пять – десять, пока мы не разберемся в ситуации. О, а вот и его светлость.
В комнату широкими шагами вошел высокий человек лет сорока. Он был одет в потрепанные брюки и старый свитер.
– Инспектор, что все это значит? – спросил он. – Вы говорите, что изумруд у вас? Это великолепно, отличная работа. А что это за люди?
Он перевел взгляд с Джеймса на Меррилеса. Последний как-то съежился и отпрянул под его взглядом.
– Ну и ну, Джон! – воскликнул лорд Эдвард Кэмпион.
– Вы узнаете этого человека, лорд Эдвард? – быстро спросил инспектор.
– Именно, – сказал холодно лорд Эдвард. – Это мой камердинер, которого я взял к себе месяц назад. Парень, которого прислали из Скотленд-Ярда, сразу же его заподозрил, но в его вещах не было даже и следа изумруда.
– Он носил его с собой в кармане плаща, – заявил инспектор. – Благодаря этому джентльмену мы его задержали, – он указал на Джеймса.
Через мгновение Джеймс принимал поздравления и ему жали руку.
– Мой дорогой друг, – сказал лорд Эдвард Кэмпион, – вы его сами заподозрили?
– Да, – ответил Джеймс. – Мне пришлось выдумать целую историю о том, как он влез ко мне в карман, чтобы доставить его в полицейский участок.
– Это замечательно, – сказал лорд Эдвард. – Просто замечательно. Если вы не обедали, то должны отобедать с нами. Правда, сейчас уже поздновато, около двух часов.
– Нет, – сказал Джеймс. – Я не обедал, но… – Ни слова больше, ни слова, – сказал лорд Эдвард. – Раджа хочет вас поблагодарить за то, что вы нашли его изумруд. К тому же я не слышал еще всей истории.
Они вышли из полицейского участка и стояли на ступеньках.
– Мне кажется, – сказал Джеймс, – я должен рассказать вам подлинную историю.
Он так и поступил. Лорд Эдвард очень развеселился.
– Это самый удивительный случай, о котором я когда-нибудь слышал в своей жизни, – заявил он. – Теперь я понял все. Стащив камень, Джон тут же побежал в купальный домик, так как знал, что полиция будет обыскивать весь дом. Я иногда надеваю эти старые брюки, когда хожу на рыбалку, никто к ним даже и не притрагивается. И он мог вытащить камень оттуда, когда бы только захотел. Представляю, как он обомлел, когда сегодня пришел туда и увидел, что камня нет. А когда появились вы, он понял, что это именно вы унесли камень. До сих пор я не могу поверить, что вам удалось его раскусить, несмотря на то что он изображал детектива.
«Сильный человек», – подумал Джеймс, – знает, когда надо быть искренним, а когда проявлять осторожность».
Он вежливо улыбался, когда его пальцы коснулись отворота пиджака и нащупали маленький серебряный значок не очень широко известного клуба «Мертон Парк Супер Сайклинг Клуб». Удивительное совпадение, но Джон тоже был его членом!
– Привет, Джеймс!
Он обернулся. С другой стороны улицы его звали Грейс и сестры Сопворс. Он повернулся к лорду Эдварду.
– Извините, я на минутку.
Он перешел на другую сторону улицы и подошел к ним.
– Мы собираемся фотографироваться, – сказала Грейс. – Хотя, может, ты и не захочешь пойти с нами.
– К сожалению, не смогу, – ответил Джеймс. – Сейчас я как раз собираюсь пообедать с лордом Эдвардом Кэмпионом. Это вон тот не очень-то шикарно одетый человек. Он хочет представить меня радже Марапутны.
Он вежливо приподнял шляпу, а затем присоединился к лорду Эдварду.
Лебединая песнь
В Лондоне было майское утро – и одиннадцать часов.
Мистер Коуэн стоял у окна номера-люкс отеля «Ритц» и смотрел на улицу, повернувшись спиной к излишне навязчивому великолепию гостиной. Это были апартаменты госпожи Паулы Незеркофф, знаменитой оперной певицы, только что прибывшей из Нью-Йорка. С ней-то и ожидал сейчас встречи мистер Коуэн, ее импресарио. Услышав, что дверь открылась, он стремительно обернулся, но это была только мисс Рид, секретарша мадам Незеркофф, особа бледная и деловитая.
– О, так это вы, милочка! – воскликнул мистер Коуэн. – Мадам еще не вставала, нет?
Мисс Рид покачала головой.
– А сказала мне: быть в десять, – заметил мистер Коуэн. – Уже час как жду.
В его голосе не было ни горечи, ни удивления. Мистер Коуэн давно уже привык к капризам этой артистической натуры. Мистер Коуэн был высокий мужчина с гладко выбритым лицом, пожалуй, чересчур мускулистый, чересчур уж безупречно одетый. Его волосы были черными и блестящими, а зубы – вызывающе белыми. А вот дикция у него была не совсем безупречной: он нечетко произносил «с», не то чтобы шепелявил, но чуть-чуть не дотягивал до твердости, предписанной речевым эталоном.
Не требовалось особого взлета фантазии, чтобы догадаться, что фамилия его отца была, по всей видимости, Коэн, если не просто Кон.
Дверь спальни открылась, и оттуда выскочила хорошенькая горничная-француженка.
– Мадам встает? – с надеждой спросил Коуэн. – Ну же, Элиза, рассказывайте.
Элиза красноречиво вскинула руки к потолку.
– Мадам зла этим утром как сто чертей. Недовольна всем. Эти чудесные желтые розы, которые мосье прислал ей вчера вечером… Это, говорит, все хорошо для Нью-Йорка, но только идиот мог прислать их ей в Лондоне.
В Лондоне, говорит, только красные розы и мыслимы, и тут же распахивает дверь и швыряет бедные цветочки в коридор – и попадает прямо в проходящего мимо мосье, а он tres comme il faut и даже, думаю, военный. Он, конечно, выражает всяческое недовольство, и правильно, по-моему, делает.
Мистер Коуэн лишь удивленно поднял брови и, достав из кармана маленький блокнот, черкнул карандашом: «розы – красные».
Элиза поспешно юркнула в коридорчик. Коуэн снова отвернулся к окну, а Вера Рид уселась за стол и принялась вскрывать и сортировать письма. Десять минут прошли в молчании, после чего дверь спальни с грохотом распахнулась, и в гостиную стремительно ворвалась сама примадонна. Комната тут же стала казаться меньше. Вера Рид – еще бесцветнее, а импозантный Коуэн – весь как-то сник, сразу отступив на задний план.
– Так-так, дети мои, – произнесла Паула. – Неужели я опоздала?
Она была высокой и не слишком полной для певицы женщиной. У нее до сих пор были изумительные руки и ноги, замечательно стройная шея и прекрасные волосы темно-рыжего рдеющего оттенка, собранные ниже затылка в тяжелый узел, и, даже если тут не обошлось без хны, выглядели они от этого ничуть не менее эффектно. Она была уже не молода – ей было лет сорок? – но черты ее лица сохранили привлекательность, хотя вокруг темных сверкающих глаз уже появились предательские морщинки. Она смеялась, как ребенок, обладала прекрасным пищеварением и дьявольским темпераментом. И считалась лучшим драматическим сопрано своего времени. Она стремительно развернулась к Коуэну.
– Ты все сделал, как я говорила? Убрал это отвратительное английское фортепьяно и выкинул его прямо в Темзу?
– Да, я достал вам другое, – ответил Коуэн, указывая в угол комнаты.
Незеркофф подлетела к фортепьяно и подняла крышку…
– «Эрар», – проговорила она. – Это уже лучше. Посмотрим…
Чарующе-нежный голос, слившись с арпеджио, дважды с легкостью одолел октаву, потом, мягко взяв более высокую ноту, задержался на ней, все набирая и набирая силу, пока наконец постепенно не смолк, растворившись в звенящей тишине.
– Ах, ну что за голос! – совершенно искренне восхитилась Паула Незеркофф. – Даже в Лондоне он звучит изумительно!
– Просто дивно, – восхищенно подтвердил Коуэн. – Уверяю вас, Лондон будет у ваших ног точно так же, как и Нью-Йорк.
– Вы думаете? – переспросила певица, но легкая улыбка, игравшая на ее губах, ясно говорила, что ответ не вызывает сомнений.
– Уверен.
Паула Незеркофф закрыла крышку фортепьяно и подошла к столу медленной, колышущейся походкой, которая так эффектно выглядела на сцене.
– Ну-ну, – проговорила она. – Однако же перейдем к делу. Вы уже все устроили, друг мой?
Коуэн положил на стол папку и извлек из нее бумаги.
– Почти никаких изменений, – заметил он. – В «Ковент-Гардене» вы поете пять раз: три в «Тоске» и два в «Аиде».
– «Аида»… Пфф! – фыркнула примадонна. – Это будет невыносимо скучно. «Тоска» – дело другое.
– О да, – согласился Коуэн. – Это ваша партия.
Паула Незеркофф подняла голову.
– Я лучшая Тоска в мире, – сказала она просто.
– Да, – согласился Коуэн, – вы несравненны.
– Партию Скарпиа будет петь Роскари, я полагаю?
Коуэн кивнул.
– И Эмиль Липпи.
– Что? – вскинулась Незеркофф. – Липпи? Эта мерзкая жаба? Ква-ква-ква? Я не стану петь с ним! Я либо укушу его, либо исцарапаю ему всю морду ногтями.
– Ну, ну, – успокаивающе проговорил Коуэн.
– Говорю вам, он не поет – он тявкает, как самая низкопробная шавка!
– Ну, посмотрим, посмотрим, – ответил Коуэн, которому хватало ума никогда не спорить с темпераментными певицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Но тут Джеймсу в голову пришла поразительно простая мысль. Сейчас был обеденный час, и на пляже должно было быть очень мало народу, он вернется в «Мон дезир», повесит брюки там, где нашел их, и заберет свою собственную одежду. Он проворно зашагал по направлению к пляжу.
Но все-таки он чувствовал себя не в своей тарелке. Изумруд должен быть возвращен радже. И он пришел к мысли, что до того, как он заберет свои брюки и повесит те, которые на нем сейчас были, он может произвести небольшое расследование. Согласно этому плану, он сначала подошел к старому моряку, который, по его мнению, был неистощимым источником всей информации в Кимптоне.
– Простите, – вежливо обратился к нему Джеймс. – По-моему, купальный домик моего приятеля находится здесь. Его зовут Чарльз Лэмптон. Кажется, домик называется «Мон дезир».
Глядя на море и не выпуская трубку изо рта, старый моряк очень прямо сидел на своем стуле. Не отрывая своего взгляда от горизонта, он передвинул немного трубку и ответил:
– Все знают, что «Мон дезир» принадлежит его светлости лорду Эдварду Кэмпиону. Я никогда не слышал о мистере Чарльзе Лэмптоне, должно быть, он приехал недавно.
– Спасибо, – сказал Джеймс и удалился.
Эти сведения заставили его сомневаться. Конечно же, раджа не мог сунуть камень в карман и забыть его там. Джеймс покачал головой, эта теория его не удовлетворяла. Но, возможно, какой-то гость на приеме мог оказаться вором. Ситуация напомнила Джеймсу один его любимый роман.
Но он решил все-таки следовать своему плану. Все казалось довольно простым. Пляж, как он и ожидал увидеть, был практически пустынным. По счастью, дверь «Мон дезир» все еще оставалась приоткрытой. Проскользнуть внутрь не представляло труда, и Джеймс как раз снимал свои собственные брюки с крючка, когда внезапно у него за спиной раздался голос, который заставил его резко обернуться.
– Вот я тебя и поймал! – произнес голос.
Открыв от изумления рот, Джеймс смотрел во все глаза. В дверях «Мон дезир» стоял незнакомец – хорошо одетый мужчина лет сорока с резким, ястребиным выражением лица.
– Вот ты и попался! – повторил незнакомец.
– Вы… вы – кто? – заикаясь произнес Джеймс.
– Инспектор Меррилес из Скотленд-Ярда, – быстро ответил тот. – Извини за беспокойство, но ты должен отдать мне изумруд.
– Какой изумруд?
Джеймс старался тянуть время.
– Да, да, именно изумруд, ты не ослышался, – сказал инспектор Меррилес.
У него был живой, деловой голос. Джеймс попытался взять себя в руки.
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказал он с достоинством.
– Нет, парень, я думаю, ты понимаешь.
– Все это, – сказал Джеймс, – ошибка. Я легко могу это объяснить… – Он замолчал.
Скука отразилась на лице инспектора.
– Все так сначала говорят, – холодно произнес сотрудник Скотленд-Ярда. – Полагаю, ты подобрал его, когда гулял по пляжу, да? Все объяснения обычно сводятся к чему-нибудь подобному.
Джеймс пришел к выводу, что и на самом деле это было очень похоже на его историю, но он пытался выиграть время.
– Разве я могу быть уверен, что вы действительно тот, за кого себя выдаете? – тихо пробормотал он.
На мгновение Меррилес распахнул свой плащ, показывая значок. Джеймс едва успел его разглядеть.
– А теперь, – сказал тот почти дружелюбно, – ты понимаешь, что все против тебя! Ты новичок – я это сразу заметил. Твое первое дело, не так ли?
Джеймс кивнул.
– Так я и думал. А теперь, парень, отдашь ли ты сам мне изумруд или мне тебя обыскать?
Наконец Джеймс обрел дар речи.
– Я его с собой не ношу, – заявил он.
Он отчаянно обдумывал свое положение.
– Оставил у себя дома? – спросил Меррилес.
Джеймс кивнул.
– Ну что ж, очень хорошо, – сказал детектив, – мы пойдем туда вместе.
Он взял Джеймса под локоть.
– У тебя не будет возможности сбежать от меня, – мягко сказал он. – Мы пойдем с тобой к тебе домой, и ты отдашь мне этот камень.
– Если я сделаю это, вы отпустите меня? – робко спросил Джеймс.
Меррилес не мог скрыть замешательства.
– Нам все известно о похищении камня, – объяснил он, – и даже о той даме, которая была вовлечена в это дело, но раджа не хочет придавать его огласке. Знаешь ли ты, что из себя представляют эти туземные правители?
Джеймс, который практически ничего не знал о туземных правителях, за исключением одного знаменитого судебного дела, закивал головой с видом полного понимания.
– Конечно, это будет нарушением всяких правил, – сказал детектив, но ты, может быть, избежишь наказания.
Джеймс опять кивнул. Они шли вдоль «Эспланады», а теперь сворачивали в город. Джеймс объяснил, куда они идут, но инспектор не собирался ослаблять своей стальной хватки, которой он стиснул руку Джеймса.
Внезапно Джеймс заволновался и даже попытался заговорить. Меррилес окинул его пронзительным взглядом, но тут же рассмеялся. Они как раз поравнялись с полицейским участком, и он заметил, как Джеймс бросил на него умоляющий взгляд.
– Я даю тебе еще один шанс, – сказал он с юмором.
И именно в этот момент все и произошло. Джеймс издал громкое мычание, вцепился в руку инспектора и завопил так громко, как только мог:
– Вор! На помощь! Вор! На помощь!
Мгновенно вокруг них собралась толпа. Меррилес пытался освободиться от хватки Джеймса.
– Я поймал его! – закричал Джеймс. – Я его поймал, когда он залез ко мне в карман!
– Идиот, о чем это ты говоришь?! – закричал тот.
Констебль принял обвинение к сведению. И мистер Меррилес вместе с Джеймсом были препровождены в полицейский участок. Джеймс повторил свое обвинение.
– Этот человек только что залез ко мне в карман! – возбужденно заявил он. – Он вытащил у меня из правого кармана бумажник!
– Он сумасшедший, – закричал Меррилес. – Вы сами можете посмотреть, инспектор, и увидеть, правда ли это.
По знаку инспектора констебль обыскал карманы Меррилеса. Он вытащил оттуда какой-то предмет и с изумлением держал его в руках.
– Вот он! – воскликнул инспектор так, что это могло показаться для полицейского неприличным. – Это же изумруд раджи!
Меррилес смотрел еще более недоверчиво, чем все остальные.
– Это невозможно, – быстро заговорил он, запинаясь от волнения. – Невозможно. Пока мы гуляли, этот человек, должно быть, сам сунул его мне в карман. Это же очевидно.
Тон Меррилеса заставил инспектора усомниться, и его подозрения переключились на Джеймса. Он что-то прошептал констеблю, и тот вышел.
– Теперь, джентльмены, – сказал инспектор, – пожалуйста, расскажите, как было дело. По очереди.
– Конечно, – произнес Джеймс. – Я в одиночестве гулял по пляжу, когда мне встретился этот джентльмен, который заявил, что мы с ним были знакомы. Я не помнил, чтобы мне доводилось встречать его раньше, но вежливость не позволила сказать ему это. Мы продолжали прогуливаться вместе. Мне он казался несколько подозрительным, и как раз в тот момент, когда мы проходили мимо полицейского участка, я обнаружил его руку у себя в кармане. Я схватил его и позвал на помощь.
Инспектор посмотрел на Меррилеса.
– А теперь вы, сэр.
Казалось, Меррилес немного смутился.
– Эта история очень похожа на правду, – медленно произнес он, – но все-таки это не правда. Это не я говорил, что знаком с ним, а, наоборот, он сам сказал, что он мой знакомый. Без сомнения, он пытался избавиться от изумруда и, пока мы беседовали, сунул мне его в карман.
Инспектор кончил писать.
– Что ж, – произнес он беспристрастно. – Через минуту тут будет джентльмен, который поможет нам разобраться в сути дела.
Меррилес нахмурился.
– Я совсем не могу ждать, – пробормотал он, вытащив часы. – У меня назначена встреча. Надеюсь, инспектор, вы не так наивны, чтобы предполагать, что я украл изумруд, положил его к себе в карман и разгуливал с ним по городу?
– Согласен, сэр, это не очень правдоподобно, – ответил инспектор. – Но вы подождете всего минут пять – десять, пока мы не разберемся в ситуации. О, а вот и его светлость.
В комнату широкими шагами вошел высокий человек лет сорока. Он был одет в потрепанные брюки и старый свитер.
– Инспектор, что все это значит? – спросил он. – Вы говорите, что изумруд у вас? Это великолепно, отличная работа. А что это за люди?
Он перевел взгляд с Джеймса на Меррилеса. Последний как-то съежился и отпрянул под его взглядом.
– Ну и ну, Джон! – воскликнул лорд Эдвард Кэмпион.
– Вы узнаете этого человека, лорд Эдвард? – быстро спросил инспектор.
– Именно, – сказал холодно лорд Эдвард. – Это мой камердинер, которого я взял к себе месяц назад. Парень, которого прислали из Скотленд-Ярда, сразу же его заподозрил, но в его вещах не было даже и следа изумруда.
– Он носил его с собой в кармане плаща, – заявил инспектор. – Благодаря этому джентльмену мы его задержали, – он указал на Джеймса.
Через мгновение Джеймс принимал поздравления и ему жали руку.
– Мой дорогой друг, – сказал лорд Эдвард Кэмпион, – вы его сами заподозрили?
– Да, – ответил Джеймс. – Мне пришлось выдумать целую историю о том, как он влез ко мне в карман, чтобы доставить его в полицейский участок.
– Это замечательно, – сказал лорд Эдвард. – Просто замечательно. Если вы не обедали, то должны отобедать с нами. Правда, сейчас уже поздновато, около двух часов.
– Нет, – сказал Джеймс. – Я не обедал, но… – Ни слова больше, ни слова, – сказал лорд Эдвард. – Раджа хочет вас поблагодарить за то, что вы нашли его изумруд. К тому же я не слышал еще всей истории.
Они вышли из полицейского участка и стояли на ступеньках.
– Мне кажется, – сказал Джеймс, – я должен рассказать вам подлинную историю.
Он так и поступил. Лорд Эдвард очень развеселился.
– Это самый удивительный случай, о котором я когда-нибудь слышал в своей жизни, – заявил он. – Теперь я понял все. Стащив камень, Джон тут же побежал в купальный домик, так как знал, что полиция будет обыскивать весь дом. Я иногда надеваю эти старые брюки, когда хожу на рыбалку, никто к ним даже и не притрагивается. И он мог вытащить камень оттуда, когда бы только захотел. Представляю, как он обомлел, когда сегодня пришел туда и увидел, что камня нет. А когда появились вы, он понял, что это именно вы унесли камень. До сих пор я не могу поверить, что вам удалось его раскусить, несмотря на то что он изображал детектива.
«Сильный человек», – подумал Джеймс, – знает, когда надо быть искренним, а когда проявлять осторожность».
Он вежливо улыбался, когда его пальцы коснулись отворота пиджака и нащупали маленький серебряный значок не очень широко известного клуба «Мертон Парк Супер Сайклинг Клуб». Удивительное совпадение, но Джон тоже был его членом!
– Привет, Джеймс!
Он обернулся. С другой стороны улицы его звали Грейс и сестры Сопворс. Он повернулся к лорду Эдварду.
– Извините, я на минутку.
Он перешел на другую сторону улицы и подошел к ним.
– Мы собираемся фотографироваться, – сказала Грейс. – Хотя, может, ты и не захочешь пойти с нами.
– К сожалению, не смогу, – ответил Джеймс. – Сейчас я как раз собираюсь пообедать с лордом Эдвардом Кэмпионом. Это вон тот не очень-то шикарно одетый человек. Он хочет представить меня радже Марапутны.
Он вежливо приподнял шляпу, а затем присоединился к лорду Эдварду.
Лебединая песнь
В Лондоне было майское утро – и одиннадцать часов.
Мистер Коуэн стоял у окна номера-люкс отеля «Ритц» и смотрел на улицу, повернувшись спиной к излишне навязчивому великолепию гостиной. Это были апартаменты госпожи Паулы Незеркофф, знаменитой оперной певицы, только что прибывшей из Нью-Йорка. С ней-то и ожидал сейчас встречи мистер Коуэн, ее импресарио. Услышав, что дверь открылась, он стремительно обернулся, но это была только мисс Рид, секретарша мадам Незеркофф, особа бледная и деловитая.
– О, так это вы, милочка! – воскликнул мистер Коуэн. – Мадам еще не вставала, нет?
Мисс Рид покачала головой.
– А сказала мне: быть в десять, – заметил мистер Коуэн. – Уже час как жду.
В его голосе не было ни горечи, ни удивления. Мистер Коуэн давно уже привык к капризам этой артистической натуры. Мистер Коуэн был высокий мужчина с гладко выбритым лицом, пожалуй, чересчур мускулистый, чересчур уж безупречно одетый. Его волосы были черными и блестящими, а зубы – вызывающе белыми. А вот дикция у него была не совсем безупречной: он нечетко произносил «с», не то чтобы шепелявил, но чуть-чуть не дотягивал до твердости, предписанной речевым эталоном.
Не требовалось особого взлета фантазии, чтобы догадаться, что фамилия его отца была, по всей видимости, Коэн, если не просто Кон.
Дверь спальни открылась, и оттуда выскочила хорошенькая горничная-француженка.
– Мадам встает? – с надеждой спросил Коуэн. – Ну же, Элиза, рассказывайте.
Элиза красноречиво вскинула руки к потолку.
– Мадам зла этим утром как сто чертей. Недовольна всем. Эти чудесные желтые розы, которые мосье прислал ей вчера вечером… Это, говорит, все хорошо для Нью-Йорка, но только идиот мог прислать их ей в Лондоне.
В Лондоне, говорит, только красные розы и мыслимы, и тут же распахивает дверь и швыряет бедные цветочки в коридор – и попадает прямо в проходящего мимо мосье, а он tres comme il faut и даже, думаю, военный. Он, конечно, выражает всяческое недовольство, и правильно, по-моему, делает.
Мистер Коуэн лишь удивленно поднял брови и, достав из кармана маленький блокнот, черкнул карандашом: «розы – красные».
Элиза поспешно юркнула в коридорчик. Коуэн снова отвернулся к окну, а Вера Рид уселась за стол и принялась вскрывать и сортировать письма. Десять минут прошли в молчании, после чего дверь спальни с грохотом распахнулась, и в гостиную стремительно ворвалась сама примадонна. Комната тут же стала казаться меньше. Вера Рид – еще бесцветнее, а импозантный Коуэн – весь как-то сник, сразу отступив на задний план.
– Так-так, дети мои, – произнесла Паула. – Неужели я опоздала?
Она была высокой и не слишком полной для певицы женщиной. У нее до сих пор были изумительные руки и ноги, замечательно стройная шея и прекрасные волосы темно-рыжего рдеющего оттенка, собранные ниже затылка в тяжелый узел, и, даже если тут не обошлось без хны, выглядели они от этого ничуть не менее эффектно. Она была уже не молода – ей было лет сорок? – но черты ее лица сохранили привлекательность, хотя вокруг темных сверкающих глаз уже появились предательские морщинки. Она смеялась, как ребенок, обладала прекрасным пищеварением и дьявольским темпераментом. И считалась лучшим драматическим сопрано своего времени. Она стремительно развернулась к Коуэну.
– Ты все сделал, как я говорила? Убрал это отвратительное английское фортепьяно и выкинул его прямо в Темзу?
– Да, я достал вам другое, – ответил Коуэн, указывая в угол комнаты.
Незеркофф подлетела к фортепьяно и подняла крышку…
– «Эрар», – проговорила она. – Это уже лучше. Посмотрим…
Чарующе-нежный голос, слившись с арпеджио, дважды с легкостью одолел октаву, потом, мягко взяв более высокую ноту, задержался на ней, все набирая и набирая силу, пока наконец постепенно не смолк, растворившись в звенящей тишине.
– Ах, ну что за голос! – совершенно искренне восхитилась Паула Незеркофф. – Даже в Лондоне он звучит изумительно!
– Просто дивно, – восхищенно подтвердил Коуэн. – Уверяю вас, Лондон будет у ваших ног точно так же, как и Нью-Йорк.
– Вы думаете? – переспросила певица, но легкая улыбка, игравшая на ее губах, ясно говорила, что ответ не вызывает сомнений.
– Уверен.
Паула Незеркофф закрыла крышку фортепьяно и подошла к столу медленной, колышущейся походкой, которая так эффектно выглядела на сцене.
– Ну-ну, – проговорила она. – Однако же перейдем к делу. Вы уже все устроили, друг мой?
Коуэн положил на стол папку и извлек из нее бумаги.
– Почти никаких изменений, – заметил он. – В «Ковент-Гардене» вы поете пять раз: три в «Тоске» и два в «Аиде».
– «Аида»… Пфф! – фыркнула примадонна. – Это будет невыносимо скучно. «Тоска» – дело другое.
– О да, – согласился Коуэн. – Это ваша партия.
Паула Незеркофф подняла голову.
– Я лучшая Тоска в мире, – сказала она просто.
– Да, – согласился Коуэн, – вы несравненны.
– Партию Скарпиа будет петь Роскари, я полагаю?
Коуэн кивнул.
– И Эмиль Липпи.
– Что? – вскинулась Незеркофф. – Липпи? Эта мерзкая жаба? Ква-ква-ква? Я не стану петь с ним! Я либо укушу его, либо исцарапаю ему всю морду ногтями.
– Ну, ну, – успокаивающе проговорил Коуэн.
– Говорю вам, он не поет – он тявкает, как самая низкопробная шавка!
– Ну, посмотрим, посмотрим, – ответил Коуэн, которому хватало ума никогда не спорить с темпераментными певицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22