Не догадываешься, почему?
Десса нахмурилась. Несмотря на подобный способ зарабатывать на жизнь, Мэгги начинала ей нравиться, но девушка не испытывала ни малейшего желания обсуждать Бена Пула ни с ней, ни с кем-либо еще. Здесь, похоже, его считают национальным достоянием. Вот уж сокровище! Интересно, что они в нем нашли?
Словно в ответ на этот вопрос она вдруг снова ясно почувствовала нежное прикосновение его губ к своей руке, увидела его глаза, полные тепла и сочувствия… глаза, которые не умеют лгать.
Устыдившись собственной слабости, Десса решительно тряхнула головой. Минутное наваждение прошло, и мысли вернулись в прежнее русло. Нет, Бен Пул решительно не тот мужчина, о котором воспитанная девушка вспомнила бы дважды. Ему просто нравится разыгрывать растерянность и беспомощность, потому что это безотказно действует на местных красоток. И его немногословие отнюдь не признак ума или скромности: чтобы говорить, надо иметь что сказать, а ему – нечего.
Мэгги снова прервала ее раздумья:
– Будь с ним поласковее. Он действительно очень хороший человек… Пойду разузнаю, что там происходит. Роуз сказала, чтобы ты не вставала до вечера. Отсыпайся, восстанавливай силы. Кстати, она будет рада, что наша стряпня пришлась тебе по вкусу.
С этими словами Мэгги подхватила поднос и упорхнула прежде, чем Десса успела произнести хоть слово о том, каково ее отношение к Бену Пулу и к любым разговорам о нем.
Так и не найдя выхода, раздражение осталось и сопровождало Дессу до самого вечера. Когда кто-то пару раз стукнул в дверь ее комнаты, полусонная девушка привстала на локте и увидела Бена Пула, топчущегося на пороге и похожего на растерянного медведя; его штаны и рубашку покрывал толстый слой дорожной пыли, а золотистые волосы были примяты – там, где их придавила шляпа.
– О, простите, мэм, я думал…
– Убирайтесь отсюда! – возмущенно крикнула Десса, натягивая на себя одеяло.
Бен отступил на шаг, и на его лице появилось испуганно-плутоватое выражение мальчишки, пойманного с поличным у пирога, который поставили остывать на подоконник. Он откашлялся и сказал:
– Раз уж я все равно здесь, то прежде чем уйти, мне бы хотелось узнать, как вы поживаете.
– Уходите отсюда! – гневно повторила Десса. – Немедленно! Убирайтесь из моей комнаты!
– Ну, судя по всему, – последовал невозмутимый ответ, – дела у вас идут неплохо. Но я бы посоветовал вам не переоценивать свои силы и не кричать так громко.
Пока Десса, задохнувшись от возмущения, подыскивала достойный ответ, в дверях появилась Роуз:
– Что за крик? В чем дело, Бен? Что ты ей сделал?
Бен обернулся к Роуз и недоуменно развел руками:
– Ничего. Просто зашел, чтобы…
– Он вломился ко мне, когда я спала! – взорвалась Десса. – Испугал меня до полусмерти! И это значит «ничего»?! Я, естественно, тут же указала ему на дверь. Да какое он имеет право…
– Вы можете обращаться прямо ко мне, а не к Роуз, – спокойно заметил Бен, смахивая ладонью пыль с рубахи. – Я не глухой.
Десса вскочила на колени, не заметив в своем ослеплении, что одеяло соскользнуло с нее.
– Я уже обращалась, а вы стояли как истукан, и…
– А ну-ка хватит! Это касается обоих! – рявкнула Роуз, обогнула Бена, который, казалось, не мог решить, как ему лучше поступить: получше рассмотреть Дессу в тонкой ночной рубашке или спасаться бегством, и остановилась посреди комнаты. – Ты, Бен, стой где стоишь, и ни шагу вперед. А ты, дорогая моя, поумерь свой пыл и изволь сменить тон – это, в конце концов, не твоя комната, она принадлежит мне, так же как и весь дом, понятно?
– Но он… – начала было Десса и только тут заметила, что сидит почти голая: тонкая полупрозрачная рубашка не скрывала, а скорее подчеркивала ее грудь. Она предпочла не продолжать и снова скользнула под одеяло.
Бен, не в силах оторвать глаз от разгневанной и прекрасной девушки, начал неловко оправдываться:
– Я думал, Роуз, что это комната Вирджи. Скажи ты ей, чтобы перестала шипеть, как кошка. Мне, право, жаль, что все так вышло. Я…
– Замолчите вы оба!! – топнула ногой Роуз. – Я еще в жизни не слышала подобного блеяния и воя. Говорите толком!
– Он ожидал найти здесь девку! – крикнула Десса.
– Ах, Бен, Бен, – укоризненно покачала головой Роуз, но ее глаза смеялись.
– Я ничего не сделал.
– Вы ворвались ко мне в комнату, даже не постучав! Вы… вы просто неотесанный чурбан!
– Ничего подобного. Я стучал, и довольно сильно. Клянусь, Роуз, ты же меня знаешь. Я никогда не грубил твоим девочкам.
– Я вам не одна из этих «девочек»! – вне себя от негодования взвизгнула Десса.
– Да заткнитесь вы наконец! – еле сдерживая смех, взмолилась Роуз и захлопнула дверь прямо перед носом у скопившейся у порога кучки зевак.
Как успела заметить Десса, сборище незваных зрителей состояло исключительно из полуголых мужчин и женщин. Вспомнив наконец, где находится, она вдруг захотела забиться в какую-нибудь щель и спрятаться там ото всех.
Роуз скрестила руки на груди и продолжила:
– Успокойтесь, сейчас мы во всем разберемся. – Она указала Бену на стул: – Сядь, Бен. А ты, Десса, возьми себя в руки и прекрати изображать из себя истеричную девицу. Знаю, в последние дни тебе пришлось довольно туго, но Бен здесь ни при чем. Более того, он, если мне не изменяет память, здорово тебе помог, так что имей совесть хотя бы признать это.
– Но я…
– Нет! Скажешь, когда я закончу! – В глазах Роуз вспыхнул неподдельный гнев.
Десса плотно сжала губы. Она только хотела сказать Роуз, что ни одна достойная женщина не может принимать у себя мужчину, находясь в постели, но тут же поняла, что в стенах публичного дома подобное заявление вряд ли будет понято. Она стала озираться по сторонам в поисках пути к бегству. Ее неожиданно озарило: Роуз возится с ней вовсе не из симпатии или сочувствия, а просто откармливает и окружает заботой новую игрушку для своего обожаемого Бена.
Отсюда надо было бежать, и немедленно.
– Десса, – говорила между тем Роуз, – мы оказали тебе гостеприимство и ждем, что ты впредь будешь вести себя как и подобает молодой леди. Бен, ты извинишься перед Дессой за то, что ворвался к ней без разрешения. Она пробудет здесь еще несколько дней, и ты очень обяжешь меня, если оставишь ее в покое. Тебе понятно?
Бен кивнул и тут же, ничуть не смущаясь, подмигнул Роуз. Это возмутило Дессу до глубины души. Как смеют эти двое обсуждать ее поступки так, словно она при этом не присутствует, да еще и указывать ей, как следует себя вести?! Хороши судьи – захолустная бандерша и деревенский увалень!
– Если не ошибаюсь, он шел к одной из ваших красоток? Вот пусть и идет, его, наверное, заждались! Я же покину ваш дом как только смогу. Если мои манеры оказались недостаточно хороши для вашего заведения и оскорбили утонченный вкус ваших «девочек», прошу меня извинить.
Каждое ее слово разило как удар бича. Роуз и Бен явно не ожидали такого отпора, и Десса, гордая своей маленькой победой, хотела уже продолжить свою обличительную речь, но вдруг, к собственному ужасу, горько разрыдалась.
– Ну вот, посмотри, что ты наделал! – всплеснула руками Роуз и поспешила к девушке, оставив вконец растерявшегося Бена молча наблюдать за присходящим.
Он одарил обеих женщин взглядом, в котором ясно читалось, что их поведение ему совершенно непонятно, и вышел из комнаты. Всю вину за случившееся возложили на него, хотя от Вирджи ему нужна была только горячая ванна и мазь для ноющей спины!
Черт побери! Эта девчонка показалась ему самым прекрасным созданием, когда-либо ходившим по земле, еще тогда, когда впервые появилась перед ним в разодранном платье и с прической, больше напоминавшей гриву взбесившегося жеребца. Но будь он проклят, если знает, как держать себя с ней! Да, такой палец в рот не клади… Это одновременно и бесило его, и поневоле заставляло восхищаться ею еще больше: здесь, на краю цивилизованного мира, не было места слабости, а упорство и несгибаемая воля ценились превыше всего.
Бену было ясно одно: сколько бы раз по прихоти судьбы их пути ни пересекались, она скорее сгорит в аду, чем взглянет на него без предубеждения.
Чертыхаясь и ворча, он отправился на поиски Вирджи. Что ж, теперь он вряд ли ограничится горячей ванной. Своей репутации надо соответствовать.
Оставшись с Дессой, Роуз пыталась ее успокоить:
– Это моя ошибка, дорогая. Только моя. Тебе и так досталось, а я еще принялась читать мораль. Так что ты уж не вини Бена.
Десса не смогла сдержать раздражения. Неужели им не надоело делать из лоботряса-переростка священную корову?!
– Вы все тут как-то странно к нему относитесь, Роуз. Как к старому псу, которого все жалеют, а потому гладят, кормят и ни за что не ругают, – срывающимся от слез и обиды голосом сказала она. – А когда он помахал хвостом у моих ног, я сразу оказалась виноватой, что не захотела погладить его.
Какое-то время Роуз напоминала выброшенную на берег рыбу: ее глаза округлились, рот беззвучно открывался и закрывался, а потом хозяйка салуна разразилась хохотом, да таким, какого Дессе давно уже не приходилось слышать. Она хваталась за живот, била себя по ляжкам, задыхаясь, кашляя и снова смеясь.
Десса вовсе не считала, что сказала что-то смешное, но веселье, как известно, заразительно. Слезы девушки высохли сами собой. Глядя на от души хохочущую Роуз, она сначала робко улыбнулась, затем прыснула в кулак, а потом ее звонкий заливистый смех присоединился к хрипловатому хохоту хозяйки дома.
Когда обе успокоились, Роуз крепко обняла Дессу и сказала:
– Живи здесь сколько хочешь и ни о чем не беспокойся. Ни Бен, ни кто другой тебя больше не потревожит. Когда поймешь, что тебе здесь нечего делать, тогда можешь идти на все четыре стороны, а до тех пор будь моей гостьей. Но дорогая, поверь мне, твое сравнение Бена со старым псом хм… не совсем удачно. Больше я тебе ничего не скажу. Пожив здесь какое-то время, ты вскоре во всем разберешься сама.
Десса промолчала, но про себя решила не сводить более близкого знакомства с Беном Пулом, сколько бы ни пришлось ей прожить в Виргиния-Сити. То, что она чувствовала в его присутствии, было чем-то странным, непривычным и пугало ее. Ей и раньше доводилось проводить время в мужском обществе, но никогда еще оно не вызывало в ней столько необузданных, бесконтрольных эмоций. Видимо, эти дикие, первобытные инстинкты и имела в виду мать, когда говорила, что у каждой женщины есть чувства, которые во что бы то ни стало надо прятать как можно глубже. Отец был человеком импульсивным и не всегда мог совладать с собой, но он был мужчиной…
Однажды Десса случайно подслушала разговор матери с ее лучшей подругой и так узнала семейную тайну: несдержанность отца не раз приводила к тому, что зовется супружеской неверностью. Греховность человека и окружающие его соблазны то и дело доводят до беды. Надо быть осторожнее.
С этой благочестивой мыслью Десса зарылась поглубже под одеяло и, уже засыпая, подумала, что утро вечера мудренее, а значит, надо просто дождаться следующего дня. Кто знает, а вдруг завтра все решится само собой?
Бен и Роуз удобно устроились за столиком, откуда хозяйка салуна наблюдала за танцующими парами, зорко следя за тем, чтобы никто из подвыпивших гостей не давал волю рукам.
– Как съездили сегодня? – спросила она, отхлебнув темного пива. – Обошлось без неприятностей?
Взгляд Бена рассеянно скользнул по галерее.
– Все было на редкость спокойно. После убийства дороги всегда какое-то время безопасны, негодяи боятся высовываться из своих нор. Кстати, Уолтер выяснил, чьих это рук дело?
– Не говорит. А сам ты что об этом думаешь?
– Люди Янка, кто же еще? – пожал плечами Бен и поставил свою полупустую кружку на стол. – Но, полагаю, не сам Янк. Что-то не могу представить себе героя войны, пусть даже и слегка свихнувшегося, волочащим Дессу в кусты. Это не в его стиле. Застрелить кого-либо в честном поединке – одно дело, а измываться над слабой девушкой – совсем другое. Знаешь, мне даже кажется, что он уже все узнал и разобрался с негодяями по-свойски. Не удивлюсь, если мы о них больше не услышим.
Роуз удивленно взглянула на него.
– Звучит так, словно ты одобряешь его поступки.
– Нет, не одобряю. Но я знаю, что война может сделать с человеком, вне зависимости от того, на чьей он был стороне.
– А ты сам? Что сделала война с тобой?
– Посмотри на меня и скажи сама, – улыбнулся Бен.
– Я скажу, что людям вроде Янка нет оправданий. Война не извиняет убийства, насилия и разбой. И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.
Его голубые глаза затуманились печалью.
– Я и сам не ангел, ты же знаешь.
– В том, что случилось тогда, нет твоей вины. Когда ты наконец перестанешь изводить себя этим?
Бен допил свое пиво и встал.
– Давно уже перестал. Но забыть не могу. Ладно, Роуз, я, пожалуй, пойду. Завтра рано вставать.
Роуз вздохнула и тоже поднялась из-за стола.
– Знаешь, кто ты? Милый, добрый, упрямый мальчишка.
– А если я немедленно не отправлюсь спать, то стану еще и безработным.
Бен подошел к двери и уже нахлобучивал свою видавшую виды шляпу, когда прямо перед ним из темноты выплыло бледное женское лицо. От неожиданности он попятился, зацепился каблуком за плохо пригнанную доску крыльца и чуть не упал.
– Мисс Роуз у себя? – раздался дребезжащий голосок.
Бен ошарашенно кивнул. Он узнал ее, но никак не мог взять в толк, что жена преподобного Блейра делает в такой час не просто на улице, а у салуна «Золотое Солнце», да еще и спрашивает, у себя ли его владелица! Бен не был уверен, что поступает правильно, но все же решил задержаться. Его любопытство разыгралось не на шутку, и уйти сейчас было для него не проще, чем пробежаться голым по главной улице города в полдень.
– Пожалуйста, позовите ее сюда, – распорядилась Молли Блейр; теперь ее голос скрежетал, как лист ржавого железа.
– Конечно, мэм, – ответил Бен, сделал несколько шагов назад и налетел на стол. Подняв упавший стул, он огляделся в поисках Роуз.
Она сидела у стойки бара. Бен жестом привлек ее внимание и выразительно показал на дверь. Ответный вопросительный жест Роуз означал: «Это ко мне?» Словно опасаясь, что увидел привидение, Бен оглянулся, снова увидел маячащее в темноте бледное лунообразное лицо и лишь после этого утвердительно кивнул.
Роуз неохотно встала, всем своим видом демонстрируя, что если Бен оторвал ее от дела по какому-нибудь пустяку, то ему несдобровать, и подошла к нему.
– Там за дверью миссис Блейр. Хочет с тобой поговорить.
– Кто?!
– Миссис Блейр, жена преподобного Блейра, нашего священника. У тебя что-то с памятью, Роуз?
Роуз невольным жестом поправила прическу и одернула свое крикливо-яркое платье с более чем откровенным вырезом. – Как ты думаешь, что ей надо? – почти испуганно спросила она.
– Понятия не имею, но если ты не захочешь выйти к ней, я могу пойти и спросить. Но могу сказать тебе совершенно точно прямо сейчас: она пришла не танцевать.
Роуз усмехнулась и решительно направилась к двери; Бен поспешил следом, но все же упустил большую часть произнесенной скрипучей скороговоркой приветственной речи миссис Блейр:
– …сюда на минутку. Нам надо поговорить.
– Что ж, – ответила Роуз и распахнула перед ней одну из низких створок двери, – раз надо, значит, надо. Входите, буду рада угостить вас кружкой пива.
Бен покачал головой: Роуз не следовало этого говорить.
Молли Блейр надменно вздернула подбородок:
– Я бы сочла это оскорблением.
Она была именно такой, какой принято изображать жен провинциальных священников: песочные волосы, собранные в тугой пучок на макушке, маленькие бесцветные глазки, плотно сжатые тонкие губы с опущенными уголками, острый подбородок и тонкая, как у цыпленка, шея. В ее лице не было ничего примечательного, если не считать, конечно, длинного острого носа с неестественно большими ноздрями. Даже если бы ей и разрешили быть красивой, она бы не смогла.
– Но, миссис Блейр, – пожала плечами Роуз, – если вы считаете для себя оскорбительным переступить порог моего дома, то нам нечего больше сказать друг другу.
Драконьи ноздри благочестивой женщины раздулись так, словно из них вот-вот готов был повалить дым, а затем и появиться пламя.
– Отлично, значит, мне придется высказать вам все прямо отсюда. Я… то есть мы, порядочные женщины, почитающие святую церковь, хотим видеть наш замечательный город свободным от заведений, подобных вашему, равно как и от посещающего их сброда. Мы намерены сделать Виргиния-Сити достойным, спокойным местом, в котором люди могли бы жить, не опасаясь за нравственность своих детей. Местом, где не надо закрывать своим малолетним сыновьям и дочерям глаза и уши всякий раз, когда выходишь с ними на улицу. Настало время вам и вашим блудницам убраться отсюда!
Похоже, Молли Блейр всерьез полагала, что если произносить подобные фразы замогильным голосом, глядя при этом горящим взором не в глаза собеседнице, а куда-то поверх ее плеча, то они возымеют немедленное действие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Десса нахмурилась. Несмотря на подобный способ зарабатывать на жизнь, Мэгги начинала ей нравиться, но девушка не испытывала ни малейшего желания обсуждать Бена Пула ни с ней, ни с кем-либо еще. Здесь, похоже, его считают национальным достоянием. Вот уж сокровище! Интересно, что они в нем нашли?
Словно в ответ на этот вопрос она вдруг снова ясно почувствовала нежное прикосновение его губ к своей руке, увидела его глаза, полные тепла и сочувствия… глаза, которые не умеют лгать.
Устыдившись собственной слабости, Десса решительно тряхнула головой. Минутное наваждение прошло, и мысли вернулись в прежнее русло. Нет, Бен Пул решительно не тот мужчина, о котором воспитанная девушка вспомнила бы дважды. Ему просто нравится разыгрывать растерянность и беспомощность, потому что это безотказно действует на местных красоток. И его немногословие отнюдь не признак ума или скромности: чтобы говорить, надо иметь что сказать, а ему – нечего.
Мэгги снова прервала ее раздумья:
– Будь с ним поласковее. Он действительно очень хороший человек… Пойду разузнаю, что там происходит. Роуз сказала, чтобы ты не вставала до вечера. Отсыпайся, восстанавливай силы. Кстати, она будет рада, что наша стряпня пришлась тебе по вкусу.
С этими словами Мэгги подхватила поднос и упорхнула прежде, чем Десса успела произнести хоть слово о том, каково ее отношение к Бену Пулу и к любым разговорам о нем.
Так и не найдя выхода, раздражение осталось и сопровождало Дессу до самого вечера. Когда кто-то пару раз стукнул в дверь ее комнаты, полусонная девушка привстала на локте и увидела Бена Пула, топчущегося на пороге и похожего на растерянного медведя; его штаны и рубашку покрывал толстый слой дорожной пыли, а золотистые волосы были примяты – там, где их придавила шляпа.
– О, простите, мэм, я думал…
– Убирайтесь отсюда! – возмущенно крикнула Десса, натягивая на себя одеяло.
Бен отступил на шаг, и на его лице появилось испуганно-плутоватое выражение мальчишки, пойманного с поличным у пирога, который поставили остывать на подоконник. Он откашлялся и сказал:
– Раз уж я все равно здесь, то прежде чем уйти, мне бы хотелось узнать, как вы поживаете.
– Уходите отсюда! – гневно повторила Десса. – Немедленно! Убирайтесь из моей комнаты!
– Ну, судя по всему, – последовал невозмутимый ответ, – дела у вас идут неплохо. Но я бы посоветовал вам не переоценивать свои силы и не кричать так громко.
Пока Десса, задохнувшись от возмущения, подыскивала достойный ответ, в дверях появилась Роуз:
– Что за крик? В чем дело, Бен? Что ты ей сделал?
Бен обернулся к Роуз и недоуменно развел руками:
– Ничего. Просто зашел, чтобы…
– Он вломился ко мне, когда я спала! – взорвалась Десса. – Испугал меня до полусмерти! И это значит «ничего»?! Я, естественно, тут же указала ему на дверь. Да какое он имеет право…
– Вы можете обращаться прямо ко мне, а не к Роуз, – спокойно заметил Бен, смахивая ладонью пыль с рубахи. – Я не глухой.
Десса вскочила на колени, не заметив в своем ослеплении, что одеяло соскользнуло с нее.
– Я уже обращалась, а вы стояли как истукан, и…
– А ну-ка хватит! Это касается обоих! – рявкнула Роуз, обогнула Бена, который, казалось, не мог решить, как ему лучше поступить: получше рассмотреть Дессу в тонкой ночной рубашке или спасаться бегством, и остановилась посреди комнаты. – Ты, Бен, стой где стоишь, и ни шагу вперед. А ты, дорогая моя, поумерь свой пыл и изволь сменить тон – это, в конце концов, не твоя комната, она принадлежит мне, так же как и весь дом, понятно?
– Но он… – начала было Десса и только тут заметила, что сидит почти голая: тонкая полупрозрачная рубашка не скрывала, а скорее подчеркивала ее грудь. Она предпочла не продолжать и снова скользнула под одеяло.
Бен, не в силах оторвать глаз от разгневанной и прекрасной девушки, начал неловко оправдываться:
– Я думал, Роуз, что это комната Вирджи. Скажи ты ей, чтобы перестала шипеть, как кошка. Мне, право, жаль, что все так вышло. Я…
– Замолчите вы оба!! – топнула ногой Роуз. – Я еще в жизни не слышала подобного блеяния и воя. Говорите толком!
– Он ожидал найти здесь девку! – крикнула Десса.
– Ах, Бен, Бен, – укоризненно покачала головой Роуз, но ее глаза смеялись.
– Я ничего не сделал.
– Вы ворвались ко мне в комнату, даже не постучав! Вы… вы просто неотесанный чурбан!
– Ничего подобного. Я стучал, и довольно сильно. Клянусь, Роуз, ты же меня знаешь. Я никогда не грубил твоим девочкам.
– Я вам не одна из этих «девочек»! – вне себя от негодования взвизгнула Десса.
– Да заткнитесь вы наконец! – еле сдерживая смех, взмолилась Роуз и захлопнула дверь прямо перед носом у скопившейся у порога кучки зевак.
Как успела заметить Десса, сборище незваных зрителей состояло исключительно из полуголых мужчин и женщин. Вспомнив наконец, где находится, она вдруг захотела забиться в какую-нибудь щель и спрятаться там ото всех.
Роуз скрестила руки на груди и продолжила:
– Успокойтесь, сейчас мы во всем разберемся. – Она указала Бену на стул: – Сядь, Бен. А ты, Десса, возьми себя в руки и прекрати изображать из себя истеричную девицу. Знаю, в последние дни тебе пришлось довольно туго, но Бен здесь ни при чем. Более того, он, если мне не изменяет память, здорово тебе помог, так что имей совесть хотя бы признать это.
– Но я…
– Нет! Скажешь, когда я закончу! – В глазах Роуз вспыхнул неподдельный гнев.
Десса плотно сжала губы. Она только хотела сказать Роуз, что ни одна достойная женщина не может принимать у себя мужчину, находясь в постели, но тут же поняла, что в стенах публичного дома подобное заявление вряд ли будет понято. Она стала озираться по сторонам в поисках пути к бегству. Ее неожиданно озарило: Роуз возится с ней вовсе не из симпатии или сочувствия, а просто откармливает и окружает заботой новую игрушку для своего обожаемого Бена.
Отсюда надо было бежать, и немедленно.
– Десса, – говорила между тем Роуз, – мы оказали тебе гостеприимство и ждем, что ты впредь будешь вести себя как и подобает молодой леди. Бен, ты извинишься перед Дессой за то, что ворвался к ней без разрешения. Она пробудет здесь еще несколько дней, и ты очень обяжешь меня, если оставишь ее в покое. Тебе понятно?
Бен кивнул и тут же, ничуть не смущаясь, подмигнул Роуз. Это возмутило Дессу до глубины души. Как смеют эти двое обсуждать ее поступки так, словно она при этом не присутствует, да еще и указывать ей, как следует себя вести?! Хороши судьи – захолустная бандерша и деревенский увалень!
– Если не ошибаюсь, он шел к одной из ваших красоток? Вот пусть и идет, его, наверное, заждались! Я же покину ваш дом как только смогу. Если мои манеры оказались недостаточно хороши для вашего заведения и оскорбили утонченный вкус ваших «девочек», прошу меня извинить.
Каждое ее слово разило как удар бича. Роуз и Бен явно не ожидали такого отпора, и Десса, гордая своей маленькой победой, хотела уже продолжить свою обличительную речь, но вдруг, к собственному ужасу, горько разрыдалась.
– Ну вот, посмотри, что ты наделал! – всплеснула руками Роуз и поспешила к девушке, оставив вконец растерявшегося Бена молча наблюдать за присходящим.
Он одарил обеих женщин взглядом, в котором ясно читалось, что их поведение ему совершенно непонятно, и вышел из комнаты. Всю вину за случившееся возложили на него, хотя от Вирджи ему нужна была только горячая ванна и мазь для ноющей спины!
Черт побери! Эта девчонка показалась ему самым прекрасным созданием, когда-либо ходившим по земле, еще тогда, когда впервые появилась перед ним в разодранном платье и с прической, больше напоминавшей гриву взбесившегося жеребца. Но будь он проклят, если знает, как держать себя с ней! Да, такой палец в рот не клади… Это одновременно и бесило его, и поневоле заставляло восхищаться ею еще больше: здесь, на краю цивилизованного мира, не было места слабости, а упорство и несгибаемая воля ценились превыше всего.
Бену было ясно одно: сколько бы раз по прихоти судьбы их пути ни пересекались, она скорее сгорит в аду, чем взглянет на него без предубеждения.
Чертыхаясь и ворча, он отправился на поиски Вирджи. Что ж, теперь он вряд ли ограничится горячей ванной. Своей репутации надо соответствовать.
Оставшись с Дессой, Роуз пыталась ее успокоить:
– Это моя ошибка, дорогая. Только моя. Тебе и так досталось, а я еще принялась читать мораль. Так что ты уж не вини Бена.
Десса не смогла сдержать раздражения. Неужели им не надоело делать из лоботряса-переростка священную корову?!
– Вы все тут как-то странно к нему относитесь, Роуз. Как к старому псу, которого все жалеют, а потому гладят, кормят и ни за что не ругают, – срывающимся от слез и обиды голосом сказала она. – А когда он помахал хвостом у моих ног, я сразу оказалась виноватой, что не захотела погладить его.
Какое-то время Роуз напоминала выброшенную на берег рыбу: ее глаза округлились, рот беззвучно открывался и закрывался, а потом хозяйка салуна разразилась хохотом, да таким, какого Дессе давно уже не приходилось слышать. Она хваталась за живот, била себя по ляжкам, задыхаясь, кашляя и снова смеясь.
Десса вовсе не считала, что сказала что-то смешное, но веселье, как известно, заразительно. Слезы девушки высохли сами собой. Глядя на от души хохочущую Роуз, она сначала робко улыбнулась, затем прыснула в кулак, а потом ее звонкий заливистый смех присоединился к хрипловатому хохоту хозяйки дома.
Когда обе успокоились, Роуз крепко обняла Дессу и сказала:
– Живи здесь сколько хочешь и ни о чем не беспокойся. Ни Бен, ни кто другой тебя больше не потревожит. Когда поймешь, что тебе здесь нечего делать, тогда можешь идти на все четыре стороны, а до тех пор будь моей гостьей. Но дорогая, поверь мне, твое сравнение Бена со старым псом хм… не совсем удачно. Больше я тебе ничего не скажу. Пожив здесь какое-то время, ты вскоре во всем разберешься сама.
Десса промолчала, но про себя решила не сводить более близкого знакомства с Беном Пулом, сколько бы ни пришлось ей прожить в Виргиния-Сити. То, что она чувствовала в его присутствии, было чем-то странным, непривычным и пугало ее. Ей и раньше доводилось проводить время в мужском обществе, но никогда еще оно не вызывало в ней столько необузданных, бесконтрольных эмоций. Видимо, эти дикие, первобытные инстинкты и имела в виду мать, когда говорила, что у каждой женщины есть чувства, которые во что бы то ни стало надо прятать как можно глубже. Отец был человеком импульсивным и не всегда мог совладать с собой, но он был мужчиной…
Однажды Десса случайно подслушала разговор матери с ее лучшей подругой и так узнала семейную тайну: несдержанность отца не раз приводила к тому, что зовется супружеской неверностью. Греховность человека и окружающие его соблазны то и дело доводят до беды. Надо быть осторожнее.
С этой благочестивой мыслью Десса зарылась поглубже под одеяло и, уже засыпая, подумала, что утро вечера мудренее, а значит, надо просто дождаться следующего дня. Кто знает, а вдруг завтра все решится само собой?
Бен и Роуз удобно устроились за столиком, откуда хозяйка салуна наблюдала за танцующими парами, зорко следя за тем, чтобы никто из подвыпивших гостей не давал волю рукам.
– Как съездили сегодня? – спросила она, отхлебнув темного пива. – Обошлось без неприятностей?
Взгляд Бена рассеянно скользнул по галерее.
– Все было на редкость спокойно. После убийства дороги всегда какое-то время безопасны, негодяи боятся высовываться из своих нор. Кстати, Уолтер выяснил, чьих это рук дело?
– Не говорит. А сам ты что об этом думаешь?
– Люди Янка, кто же еще? – пожал плечами Бен и поставил свою полупустую кружку на стол. – Но, полагаю, не сам Янк. Что-то не могу представить себе героя войны, пусть даже и слегка свихнувшегося, волочащим Дессу в кусты. Это не в его стиле. Застрелить кого-либо в честном поединке – одно дело, а измываться над слабой девушкой – совсем другое. Знаешь, мне даже кажется, что он уже все узнал и разобрался с негодяями по-свойски. Не удивлюсь, если мы о них больше не услышим.
Роуз удивленно взглянула на него.
– Звучит так, словно ты одобряешь его поступки.
– Нет, не одобряю. Но я знаю, что война может сделать с человеком, вне зависимости от того, на чьей он был стороне.
– А ты сам? Что сделала война с тобой?
– Посмотри на меня и скажи сама, – улыбнулся Бен.
– Я скажу, что людям вроде Янка нет оправданий. Война не извиняет убийства, насилия и разбой. И тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было.
Его голубые глаза затуманились печалью.
– Я и сам не ангел, ты же знаешь.
– В том, что случилось тогда, нет твоей вины. Когда ты наконец перестанешь изводить себя этим?
Бен допил свое пиво и встал.
– Давно уже перестал. Но забыть не могу. Ладно, Роуз, я, пожалуй, пойду. Завтра рано вставать.
Роуз вздохнула и тоже поднялась из-за стола.
– Знаешь, кто ты? Милый, добрый, упрямый мальчишка.
– А если я немедленно не отправлюсь спать, то стану еще и безработным.
Бен подошел к двери и уже нахлобучивал свою видавшую виды шляпу, когда прямо перед ним из темноты выплыло бледное женское лицо. От неожиданности он попятился, зацепился каблуком за плохо пригнанную доску крыльца и чуть не упал.
– Мисс Роуз у себя? – раздался дребезжащий голосок.
Бен ошарашенно кивнул. Он узнал ее, но никак не мог взять в толк, что жена преподобного Блейра делает в такой час не просто на улице, а у салуна «Золотое Солнце», да еще и спрашивает, у себя ли его владелица! Бен не был уверен, что поступает правильно, но все же решил задержаться. Его любопытство разыгралось не на шутку, и уйти сейчас было для него не проще, чем пробежаться голым по главной улице города в полдень.
– Пожалуйста, позовите ее сюда, – распорядилась Молли Блейр; теперь ее голос скрежетал, как лист ржавого железа.
– Конечно, мэм, – ответил Бен, сделал несколько шагов назад и налетел на стол. Подняв упавший стул, он огляделся в поисках Роуз.
Она сидела у стойки бара. Бен жестом привлек ее внимание и выразительно показал на дверь. Ответный вопросительный жест Роуз означал: «Это ко мне?» Словно опасаясь, что увидел привидение, Бен оглянулся, снова увидел маячащее в темноте бледное лунообразное лицо и лишь после этого утвердительно кивнул.
Роуз неохотно встала, всем своим видом демонстрируя, что если Бен оторвал ее от дела по какому-нибудь пустяку, то ему несдобровать, и подошла к нему.
– Там за дверью миссис Блейр. Хочет с тобой поговорить.
– Кто?!
– Миссис Блейр, жена преподобного Блейра, нашего священника. У тебя что-то с памятью, Роуз?
Роуз невольным жестом поправила прическу и одернула свое крикливо-яркое платье с более чем откровенным вырезом. – Как ты думаешь, что ей надо? – почти испуганно спросила она.
– Понятия не имею, но если ты не захочешь выйти к ней, я могу пойти и спросить. Но могу сказать тебе совершенно точно прямо сейчас: она пришла не танцевать.
Роуз усмехнулась и решительно направилась к двери; Бен поспешил следом, но все же упустил большую часть произнесенной скрипучей скороговоркой приветственной речи миссис Блейр:
– …сюда на минутку. Нам надо поговорить.
– Что ж, – ответила Роуз и распахнула перед ней одну из низких створок двери, – раз надо, значит, надо. Входите, буду рада угостить вас кружкой пива.
Бен покачал головой: Роуз не следовало этого говорить.
Молли Блейр надменно вздернула подбородок:
– Я бы сочла это оскорблением.
Она была именно такой, какой принято изображать жен провинциальных священников: песочные волосы, собранные в тугой пучок на макушке, маленькие бесцветные глазки, плотно сжатые тонкие губы с опущенными уголками, острый подбородок и тонкая, как у цыпленка, шея. В ее лице не было ничего примечательного, если не считать, конечно, длинного острого носа с неестественно большими ноздрями. Даже если бы ей и разрешили быть красивой, она бы не смогла.
– Но, миссис Блейр, – пожала плечами Роуз, – если вы считаете для себя оскорбительным переступить порог моего дома, то нам нечего больше сказать друг другу.
Драконьи ноздри благочестивой женщины раздулись так, словно из них вот-вот готов был повалить дым, а затем и появиться пламя.
– Отлично, значит, мне придется высказать вам все прямо отсюда. Я… то есть мы, порядочные женщины, почитающие святую церковь, хотим видеть наш замечательный город свободным от заведений, подобных вашему, равно как и от посещающего их сброда. Мы намерены сделать Виргиния-Сити достойным, спокойным местом, в котором люди могли бы жить, не опасаясь за нравственность своих детей. Местом, где не надо закрывать своим малолетним сыновьям и дочерям глаза и уши всякий раз, когда выходишь с ними на улицу. Настало время вам и вашим блудницам убраться отсюда!
Похоже, Молли Блейр всерьез полагала, что если произносить подобные фразы замогильным голосом, глядя при этом горящим взором не в глаза собеседнице, а куда-то поверх ее плеча, то они возымеют немедленное действие:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31