– У нас свое производство в Неваде.
Она улыбалась. Ей приятно было видеть, как я потрясен.
На экране Джулия продолжала:
– Одна из камер производства компании «Ксимос» находится под объективом электронного микроскопа, вот здесь, – она указала на монитор. – Так что вы сами можете оценить ее размер, сравнив с размером красного кровяного тельца, которое расположено рядом с ней.
Изображение стало черно-белым. Я увидел очень тонкий зонд, которым поворачивали на предметном столике микроскопа нечто, похожее на крошечного кальмара – с закругленным спереди, как пуля, «тельцем» и торчащим из заднего конца пучком нитевидных «щупалец». По размеру оно было раз в десять меньше диаметра эритроцита, который в вакууме сканирующего электронного микроскопа выглядел как серая сморщенная овальная изюмина.
– Длина нашей камеры – одна десятимиллиардная дюйма. Как вы видите, по форме она напоминает кальмара, – рассказывала Джулия. – Изображение поступает в носовую часть прибора. Микрофибриллы в хвостовой части обеспечивают стабилизацию положения камеры, подобно тому, как это делает хвост кита. Но они могут также активно двигаться, обеспечивая камере мобильность. Джерри, давайте повернем камеру так, чтобы была видна передняя часть… Да, вот так. Спасибо. Теперь, с такой позиции вам видно углубление в центре? Это миниатюрный фотонный детектор из арсенида галлия. Он действует, как сетчатка глаза. А окружающая область с концентрическими ободками, похожими на мишень, – это биолюминесцент. Он освещает пространство перед камерой. Внутри носовой части прибора расположен только набор довольно сложных молекул. Это запатентованный нашей компанией молекулярный АТП-каскад. Можно считать его примитивным мозгом, который контролирует поведение камеры – в очень ограниченных пределах, однако для наших целей этого вполне достаточно.
Послышалось шипение статических помех, потом кто-то кашлянул. В углу экрана открылось небольшое окно, в котором появилось изображение Фрица Лейдермайера из Германии. Немыслимо толстый немец поерзал в кресле и спросил:
– Прошу прощения, госпожа Форман. Скажите мне, пожалуйста, где находится линза?
– Никакой линзы нет.
– Но как вы смогли сделать камеру без линзы?
– Чуть позже я все подробно объясню, – пообещала Джулия.
Глядя на экран, я сказал:
– Наверное, это камера обскура.
– Правильно, – Джулия кивнула.
Камера обскура – по-латыни это означает «темная комната» – древнейший прибор для получения изображений. Древние римляне обнаружили, что, если сделать маленькое отверстие в стене темной комнаты, на противоположной стене появляется перевернутое изображение того, что находится снаружи. Потому что свет, проходя сквозь любое маленькое отверстие, фокусируется, как в линзе. Принцип камеры обскуры используется в детских безлинзовых фотоаппаратах. И как раз поэтому – из-за камеры обскуры – начиная с древнеримских времен любое устройство для записи изображения называется камерой. Но в данном случае…
– А как делается отверстие? – спросил я. – Там есть маленькая дырочка?
– Я думала, ты догадаешься, – сказала Джулия. – Ты ведь сам приложил руку к этой части проекта.
– Я?
– Да. «Ксимос» получил лицензию на некоторые агентно-базированные алгоритмы, которые разработала твоя группа.
– Нет, я не знал. Какие алгоритмы?
– Для управления сетью частиц.
– Ваши камеры объединены в сеть? Все эти маленькие камеры сообщаются между собой?
– Да, – сказала она. – Вообще-то они – что-то вроде роя.
Джулия все еще улыбалась. Ее забавляла моя реакция.
– Рой…
Я тщательно все обдумывал, пытаясь понять то, что она мне сказала. Моя команда действительно разработала несколько программ для управления роями самостоятельных агентов. Эти программы были смоделированы на основе поведения пчелиного роя. Программы обладали множеством полезных характеристик. Поскольку пчелиные рои состоят из множества отдельных самостоятельных агентов, рой способен осмысленно реагировать на окружающую обстановку. Попадая в новые неожиданные условия, программы роя не отказывают; они просто как бы обтекают препятствия и продолжают действовать.
Но наши программы были рассчитаны на создание виртуальных агентов внутри компьютера. А Джулия создала настоящий рой агентов в реальном мире. Сначала я не мог понять, как наши программы можно адаптировать к тому, чем занимается Джулия.
– Мы использовали их для структурирования, – подсказала она. – Программа создает внутреннюю структуру роя.
Ну конечно же! Это же очевидно – одной молекулярной камеры недостаточно, чтобы получить и записать хоть какое-то изображение. Следовательно, изображение, которое получается в результате, наверное, складывается из сигналов миллионов синхронно работающих микрокамер. Но в таком случае эти камеры должны располагаться в пространстве упорядочение – вероятно, в форме сферы. И как раз на этом этапе начинают действовать наши программы. Однако это означает, что «Ксимосу» удалось создать эквивалент…
– Вы создали глаз.
– Да, в некотором смысле.
– Но где источник света?
– Биолюминесцентный периметр.
– Этого света недостаточно.
– Достаточно. Смотри дальше.
Тем временем на экране Джулия повернулась и указала на аппарат для внутривенных инъекций, подсоединенный к руке Питера. Она взяла шприц из стоявшего рядом контейнера со льдом. Шприц, похоже, был • наполнен водой.
– В этом шприце, – сказала Джулия, – содержится приблизительно двадцать миллионов камер, плавающих в изотоническом солевом растворе. Сейчас они функционируют как отдельные, самостоятельные единицы. Но как только камеры попадут в кровяное русло, их температура повысится, камеры начнут собираться поближе друг к другу и вскоре образуют мета-форму. Точно так же, как стая птиц в полете выстраивается клином.
– И какую форму образуют камеры? – спросил представитель одной из компаний-инвесторов.
– Они выстроятся в форме сферы, – ответила Джулия. – С маленьким отверстием на одной стороне. На первый взгляд может показаться, что это похоже на стадию бластулы в развитии зародыша. Но в результате получается подобие глаза, состоящее из множества отдельных частиц. И изображение, которое получает этот глаз, складывается из данных миллионов фотонных детекторов. Точно так же, как человеческий глаз получает изображение от светочувствительных клеток сетчатки – палочек и колбочек.
Джулия повернулась к монитору, на котором снова и снова прокручивался один и тот же сюжет. Камеры попадали в кровяное русло неорганизованной массой, похожей на пчелиный рой, на бесформенное облако внутри кровеносного сосуда. Поток крови сразу же растягивал это облако в длинную ленту. Но уже через несколько секунд лента начинала стягиваться, приближаясь к сферической форме. Постепенно сфера становилась все более правильной и все более плотной. В конце концов стало казаться, что эта сфера цельная и твердая.
– Это образование наверняка напоминает вам человеческий глаз – и не без причины. Компания «Ксимос» действительно стремилась имитировать органическую морфологию, – сказала Джулия. – Поскольку мы работаем с органическими молекулами, мы не можем не учитывать, что за миллионы лет эволюции в окружающем нас мире накопилось множество комбинаций из молекул, которые действуют весьма эффективно. Поэтому мы их и используем.
– Надеюсь, вам не хочется заново изобрести колесо? – спросил кто-то.
– Именно. Только не колесо, а глаз.
Джулия подала знак, плоская антенна опустилась и замерла в нескольких дюймах над телом пациента на операционном столе.
– Эта антенна питает камеры энергией и принимает передаваемые сигналы, – объяснила Джулия. – Конечно же, изображение можно сохранить в цифровом виде, обработать, разделить на фрагменты – с ним можно делать все, что мы делаем с цифровыми изображениями. А теперь, если больше нет никаких вопросов, мы начнем демонстрацию.
Джулия присоединила к шприцу иглу и вколола ее в резиновую ампулу на аппарате для внутривенных инъекций.
– Отсчет времени.
– Ноль точка ноль.
– Начинаем.
Она быстро надавила на плунжер.
– Как видите, я делаю это быстро, – сказала она. – В нашей процедуре нет ничего сложного. Мы нисколько не рискуем что-нибудь повредить. Если микротурбулентные завихрения, которые возникают при прохождении сквозь иглу шприца, испортят тысячу камер, – ничего страшного. У нас останется еще несколько миллионов. Вполне достаточно для того, чтобы сделать свое дело. – Джулия вынула иглу. – Ну вот. Как правило, нам нужно подождать около десяти секунд, чтобы камеры выстроились в форме сферы, и тогда мы начнем получать изображение… Смотрите, кажется, что-то уже начинается… И вот – пожалуйста.
Судя по изображению на экране, камера неслась вперед со значительной скоростью сквозь нечто, напоминающее поле астероидов. Только астероидами были эритроциты – красные кровяные тельца – круглые красноватые мешочки, движущиеся в прозрачной, слегка желтоватой жидкости. Потом показался лейкоцит – гораздо более крупная беловатая клетка. На мгновение она заполнила весь экран, потом исчезла. То, что я видел на экране, больше напоминало видеоролик из компьютерной игры, а не медицинское исследование.
– Джулия, – сказал я. – Это потрясающе.
Джулия придвинулась ко мне поближе и улыбнулась.
– Я знала, что это произведет на тебя впечатление.
На экране Джулия говорила:
– Мы ввели камеры в вену, следовательно, в этих эритроцитах содержится мало кислорода. Сейчас наша камера приближается к сердцу. Вы можете видеть, как увеличивается диаметр сосудов по мере продвижения вверх по венозной системе… И вот сейчас мы попадаем внутрь сердца… Вы видите, как пульсирует поток крови в результате сокращения желудочков сердца…
Действительно, я видел, как камера приостанавливается, потом снова движется дальше, потом снова приостанавливается. В качестве звукового сопровождения Джулия включила шум биения сердца. Питер лежал на столе неподвижно, над самым его телом нависала плоская антенна.
– Мы входим в правое предсердие и сейчас увидим митральный клапан. Активировав микрофибриллы, мы замедлим движение камеры. А вот и клапан… Мы – в сердце.
Я увидел красные створки, похожие на рот, который все время открывался и закрывался. Потом камера проскочила сквозь отверстие и оказалась в желудочке, а потом снова попала в сосуды.
– Теперь мы направляемся в легкие… Сейчас вы увидите то, чего еще никто никогда не видел, – процесс обогащения эритроцитов кислородом.
Пока я смотрел, кровеносные сосуды стали быстро уменьшаться в диаметре, а потом эритроциты начали один за другим раздуваться и наливаться ярко-красным цветом. Все происходило чрезвычайно быстро. Прошло меньше секунды – и все эритроциты сделались ярко-красными.
– Теперь красные кровяные тельца богаты кислородом, – сказала Джулия, – и мы снова возвращаемся к сердцу.
Я повернулся к Джулии на кровати и сказал:
– Это фантастическая штука!
Но глаза у нее были закрыты, и дышала она ровно и тихо.
– Джулия…
Она спала.
Джулия всегда засыпала, когда смотрела телевизор. И не удивительно, что она заснула во время показа записи собственной презентации. В конце концов, она это уже видела. И сейчас было очень поздно. Я решил, что смогу досмотреть все до конца в другой раз. Признаться, эта презентация длилась довольно долго. Сколько времени я ее смотрю? Когда я повернулся, чтобы выключить телевизор, мой взгляд скользнул по цифровому коду, который мелькал внизу экрана. Цифры быстро сменялись, отсчитывая сотни секунд. Слева внизу экрана светились другие цифры, и они не менялись. Я нахмурился. Это была дата. Я не обратил на нее внимания раньше, потому что она была в международном формате, – сначала год, потом число и месяц. 02.21.09.
Двадцать первое сентября.
Вчерашняя дата.
Она записывала этот ролик вчера, а не сегодня.
Я выключил телевизор, потом выключил ночник. Лег на подушку и попытался заснуть.
День второй. 09:02
Нам было нужно купить обезж. мол., гренки-кол., кукур. печ., жел. кол., средство для мытья посуды – и что-то еще, только я не смог разобрать то, что сам же и написал. Я стоял в проходе между рядами полок в супермаркете и расшифровывал свою записку. Рядом кто-то сказал:
– Привет, Джек! Как дела?
Я поднял голову и увидел Рики Морса, начальника одного из отделов в «Ксимосе».
– Привет, Рики.
Я пожал ему руку, искренне радуясь встрече. На Рики всегда было приятно посмотреть. Загорелый, стройный и мускулистый, с коротко остриженными светлыми волосами и ослепительной улыбкой, он был похож на серфингиста. Рики был всего на несколько лет моложе меня, но казался вечно юным. Я дал ему его первую работу, сразу после колледжа, и Рики быстро продвинулся в управленческие структуры. Благодаря своей жизнерадостности и располагающим манерам Рики стал идеальным проектным менеджером, несмотря на то, что он был склонен замалчивать проблемы и вызывать у руководства нереальные ожидания относительно сроков окончания проекта.
Джулия говорила, что из-за этого у «Ксимоса» иногда случались неприятности. Рики любил давать обещания, которые не мог сдержать. И иногда он говорил правду не до конца. Но он был таким веселым и привлекательным, что ему всегда все прощали. По крайней мере, я прощал, когда он работал у меня. Мне нравился Рики. Я относился к нему почти как к младшему брату. Это я дал ему рекомендации для работы в «Ксимосе».
Рики толкал перед собой тележку, наполненную одноразовыми подгузниками в больших пластиковых упаковках. У него тоже дома был маленький ребенок. Я спросил, почему он в магазине, а не на работе.
– Мэри простудилась, а наша домработница сейчас в Гватемале. Вот я и пообещал сходить за покупками.
– Я смотрю, ты берешь «Хаггис», – заметил я. – А я всегда беру только «Памперсы».
– По-моему, «Хаггис» лучше впитывают, – сказал Рики. – А «Памперсы» слишком тугие. Натирают ребенку ножки.
– Зато в «Памперсах» есть слой, который отводит жидкость вглубь, и поверхность всегда сухая, – возразил я. – С «Памперсами» у нас почти не бывает сыпи.
– Когда я пробовал «Памперсы», у них все время отклеивались липучки. И когда набиралось много жидкости, она протекала малышу на ножки, добавляя нам хлопот. Не знаю, но, по-моему, «Хаггис» лучше.
Женщина, которая проходила мимо с тележкой для покупок, посмотрела на нас как-то странно. Мы рассмеялись – оба сразу подумали, что разговариваем, как в рекламном ролике.
Рики сказал нарочито громко, глядя в спину уходившей женщине:
– Ну, так как тебе «Великаны»?
– Блин, да я даже не знаю – выиграли они или продули? – ответил я и почесал в затылке.
Мы снова рассмеялись, потом вместе пошли вдоль полок с товарами, толкая перед собой тележки. Рики сказал:
– Хочешь знать правду? Просто Мэри больше нравятся «Хаггис» – вот и все.
– Понятно.
Рики заглянул в мою тележку и сказал:
– Вижу, ты покупаешь обезжиренное органическое молоко…
– Брось, Рики, – мне больше не хотелось препираться. – Как дела у вас в офисе?
– Знаешь, все идет отлично – просто на удивление, – ответил он. – По-моему, технология продвигается прекрасно. Недавно мы показывали ее богатым дядям, и все прошло замечательно.
– Как там Джулия? – спросил я как можно осторожнее.
– У нее все отлично. Насколько я знаю, – сказал Рики.
Я взглянул на него. Не стал ли он вдруг слишком сдержанным? Не старается ли следить за выражением своего лица? Не пытается ли что-нибудь утаить? Непонятно.
– Вообще-то я вижу ее нечасто, – продолжал Рики. – В последнее время она редко появляется в офисе.
– Признаться, дома она тоже бывает мало.
– Да, она почти все время проводит на производственном комплексе. Там сейчас творится основное действо. – Рики быстро взглянул на меня. – Знаешь, это из-за нового технологического процесса.
Производственный комплекс компании «Ксимос» был построен в рекордные сроки, особенно учитывая то, насколько сложное у них производство. В этом здании они собирали молекулы из отдельных атомов. Складывали фрагменты молекул в единое целое, как в конструкторе Лего. Большая часть работы совершалась в вакууме и требовала чрезвычайно мощного магнитного поля. Поэтому на фабрике «Ксимоса» было множество громадных вакуумных насосов и мощные холодильные системы для охлаждения электромагнитов. Но, по словам Джулии, основное технологическое оборудование этого комплекса было уникально. Ничего подобного нигде и никогда еще не строили.
Я сказал:
– Поразительно, что им удалось так быстро построить фабрику.
– Ну, знаешь, приходится поторопиться. «Молекулярная Динамика» дышит нам в затылок. Мы должны были построить фабрику и запустить производство, должны были пустить запатентованные технологии на конвейер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Она улыбалась. Ей приятно было видеть, как я потрясен.
На экране Джулия продолжала:
– Одна из камер производства компании «Ксимос» находится под объективом электронного микроскопа, вот здесь, – она указала на монитор. – Так что вы сами можете оценить ее размер, сравнив с размером красного кровяного тельца, которое расположено рядом с ней.
Изображение стало черно-белым. Я увидел очень тонкий зонд, которым поворачивали на предметном столике микроскопа нечто, похожее на крошечного кальмара – с закругленным спереди, как пуля, «тельцем» и торчащим из заднего конца пучком нитевидных «щупалец». По размеру оно было раз в десять меньше диаметра эритроцита, который в вакууме сканирующего электронного микроскопа выглядел как серая сморщенная овальная изюмина.
– Длина нашей камеры – одна десятимиллиардная дюйма. Как вы видите, по форме она напоминает кальмара, – рассказывала Джулия. – Изображение поступает в носовую часть прибора. Микрофибриллы в хвостовой части обеспечивают стабилизацию положения камеры, подобно тому, как это делает хвост кита. Но они могут также активно двигаться, обеспечивая камере мобильность. Джерри, давайте повернем камеру так, чтобы была видна передняя часть… Да, вот так. Спасибо. Теперь, с такой позиции вам видно углубление в центре? Это миниатюрный фотонный детектор из арсенида галлия. Он действует, как сетчатка глаза. А окружающая область с концентрическими ободками, похожими на мишень, – это биолюминесцент. Он освещает пространство перед камерой. Внутри носовой части прибора расположен только набор довольно сложных молекул. Это запатентованный нашей компанией молекулярный АТП-каскад. Можно считать его примитивным мозгом, который контролирует поведение камеры – в очень ограниченных пределах, однако для наших целей этого вполне достаточно.
Послышалось шипение статических помех, потом кто-то кашлянул. В углу экрана открылось небольшое окно, в котором появилось изображение Фрица Лейдермайера из Германии. Немыслимо толстый немец поерзал в кресле и спросил:
– Прошу прощения, госпожа Форман. Скажите мне, пожалуйста, где находится линза?
– Никакой линзы нет.
– Но как вы смогли сделать камеру без линзы?
– Чуть позже я все подробно объясню, – пообещала Джулия.
Глядя на экран, я сказал:
– Наверное, это камера обскура.
– Правильно, – Джулия кивнула.
Камера обскура – по-латыни это означает «темная комната» – древнейший прибор для получения изображений. Древние римляне обнаружили, что, если сделать маленькое отверстие в стене темной комнаты, на противоположной стене появляется перевернутое изображение того, что находится снаружи. Потому что свет, проходя сквозь любое маленькое отверстие, фокусируется, как в линзе. Принцип камеры обскуры используется в детских безлинзовых фотоаппаратах. И как раз поэтому – из-за камеры обскуры – начиная с древнеримских времен любое устройство для записи изображения называется камерой. Но в данном случае…
– А как делается отверстие? – спросил я. – Там есть маленькая дырочка?
– Я думала, ты догадаешься, – сказала Джулия. – Ты ведь сам приложил руку к этой части проекта.
– Я?
– Да. «Ксимос» получил лицензию на некоторые агентно-базированные алгоритмы, которые разработала твоя группа.
– Нет, я не знал. Какие алгоритмы?
– Для управления сетью частиц.
– Ваши камеры объединены в сеть? Все эти маленькие камеры сообщаются между собой?
– Да, – сказала она. – Вообще-то они – что-то вроде роя.
Джулия все еще улыбалась. Ее забавляла моя реакция.
– Рой…
Я тщательно все обдумывал, пытаясь понять то, что она мне сказала. Моя команда действительно разработала несколько программ для управления роями самостоятельных агентов. Эти программы были смоделированы на основе поведения пчелиного роя. Программы обладали множеством полезных характеристик. Поскольку пчелиные рои состоят из множества отдельных самостоятельных агентов, рой способен осмысленно реагировать на окружающую обстановку. Попадая в новые неожиданные условия, программы роя не отказывают; они просто как бы обтекают препятствия и продолжают действовать.
Но наши программы были рассчитаны на создание виртуальных агентов внутри компьютера. А Джулия создала настоящий рой агентов в реальном мире. Сначала я не мог понять, как наши программы можно адаптировать к тому, чем занимается Джулия.
– Мы использовали их для структурирования, – подсказала она. – Программа создает внутреннюю структуру роя.
Ну конечно же! Это же очевидно – одной молекулярной камеры недостаточно, чтобы получить и записать хоть какое-то изображение. Следовательно, изображение, которое получается в результате, наверное, складывается из сигналов миллионов синхронно работающих микрокамер. Но в таком случае эти камеры должны располагаться в пространстве упорядочение – вероятно, в форме сферы. И как раз на этом этапе начинают действовать наши программы. Однако это означает, что «Ксимосу» удалось создать эквивалент…
– Вы создали глаз.
– Да, в некотором смысле.
– Но где источник света?
– Биолюминесцентный периметр.
– Этого света недостаточно.
– Достаточно. Смотри дальше.
Тем временем на экране Джулия повернулась и указала на аппарат для внутривенных инъекций, подсоединенный к руке Питера. Она взяла шприц из стоявшего рядом контейнера со льдом. Шприц, похоже, был • наполнен водой.
– В этом шприце, – сказала Джулия, – содержится приблизительно двадцать миллионов камер, плавающих в изотоническом солевом растворе. Сейчас они функционируют как отдельные, самостоятельные единицы. Но как только камеры попадут в кровяное русло, их температура повысится, камеры начнут собираться поближе друг к другу и вскоре образуют мета-форму. Точно так же, как стая птиц в полете выстраивается клином.
– И какую форму образуют камеры? – спросил представитель одной из компаний-инвесторов.
– Они выстроятся в форме сферы, – ответила Джулия. – С маленьким отверстием на одной стороне. На первый взгляд может показаться, что это похоже на стадию бластулы в развитии зародыша. Но в результате получается подобие глаза, состоящее из множества отдельных частиц. И изображение, которое получает этот глаз, складывается из данных миллионов фотонных детекторов. Точно так же, как человеческий глаз получает изображение от светочувствительных клеток сетчатки – палочек и колбочек.
Джулия повернулась к монитору, на котором снова и снова прокручивался один и тот же сюжет. Камеры попадали в кровяное русло неорганизованной массой, похожей на пчелиный рой, на бесформенное облако внутри кровеносного сосуда. Поток крови сразу же растягивал это облако в длинную ленту. Но уже через несколько секунд лента начинала стягиваться, приближаясь к сферической форме. Постепенно сфера становилась все более правильной и все более плотной. В конце концов стало казаться, что эта сфера цельная и твердая.
– Это образование наверняка напоминает вам человеческий глаз – и не без причины. Компания «Ксимос» действительно стремилась имитировать органическую морфологию, – сказала Джулия. – Поскольку мы работаем с органическими молекулами, мы не можем не учитывать, что за миллионы лет эволюции в окружающем нас мире накопилось множество комбинаций из молекул, которые действуют весьма эффективно. Поэтому мы их и используем.
– Надеюсь, вам не хочется заново изобрести колесо? – спросил кто-то.
– Именно. Только не колесо, а глаз.
Джулия подала знак, плоская антенна опустилась и замерла в нескольких дюймах над телом пациента на операционном столе.
– Эта антенна питает камеры энергией и принимает передаваемые сигналы, – объяснила Джулия. – Конечно же, изображение можно сохранить в цифровом виде, обработать, разделить на фрагменты – с ним можно делать все, что мы делаем с цифровыми изображениями. А теперь, если больше нет никаких вопросов, мы начнем демонстрацию.
Джулия присоединила к шприцу иглу и вколола ее в резиновую ампулу на аппарате для внутривенных инъекций.
– Отсчет времени.
– Ноль точка ноль.
– Начинаем.
Она быстро надавила на плунжер.
– Как видите, я делаю это быстро, – сказала она. – В нашей процедуре нет ничего сложного. Мы нисколько не рискуем что-нибудь повредить. Если микротурбулентные завихрения, которые возникают при прохождении сквозь иглу шприца, испортят тысячу камер, – ничего страшного. У нас останется еще несколько миллионов. Вполне достаточно для того, чтобы сделать свое дело. – Джулия вынула иглу. – Ну вот. Как правило, нам нужно подождать около десяти секунд, чтобы камеры выстроились в форме сферы, и тогда мы начнем получать изображение… Смотрите, кажется, что-то уже начинается… И вот – пожалуйста.
Судя по изображению на экране, камера неслась вперед со значительной скоростью сквозь нечто, напоминающее поле астероидов. Только астероидами были эритроциты – красные кровяные тельца – круглые красноватые мешочки, движущиеся в прозрачной, слегка желтоватой жидкости. Потом показался лейкоцит – гораздо более крупная беловатая клетка. На мгновение она заполнила весь экран, потом исчезла. То, что я видел на экране, больше напоминало видеоролик из компьютерной игры, а не медицинское исследование.
– Джулия, – сказал я. – Это потрясающе.
Джулия придвинулась ко мне поближе и улыбнулась.
– Я знала, что это произведет на тебя впечатление.
На экране Джулия говорила:
– Мы ввели камеры в вену, следовательно, в этих эритроцитах содержится мало кислорода. Сейчас наша камера приближается к сердцу. Вы можете видеть, как увеличивается диаметр сосудов по мере продвижения вверх по венозной системе… И вот сейчас мы попадаем внутрь сердца… Вы видите, как пульсирует поток крови в результате сокращения желудочков сердца…
Действительно, я видел, как камера приостанавливается, потом снова движется дальше, потом снова приостанавливается. В качестве звукового сопровождения Джулия включила шум биения сердца. Питер лежал на столе неподвижно, над самым его телом нависала плоская антенна.
– Мы входим в правое предсердие и сейчас увидим митральный клапан. Активировав микрофибриллы, мы замедлим движение камеры. А вот и клапан… Мы – в сердце.
Я увидел красные створки, похожие на рот, который все время открывался и закрывался. Потом камера проскочила сквозь отверстие и оказалась в желудочке, а потом снова попала в сосуды.
– Теперь мы направляемся в легкие… Сейчас вы увидите то, чего еще никто никогда не видел, – процесс обогащения эритроцитов кислородом.
Пока я смотрел, кровеносные сосуды стали быстро уменьшаться в диаметре, а потом эритроциты начали один за другим раздуваться и наливаться ярко-красным цветом. Все происходило чрезвычайно быстро. Прошло меньше секунды – и все эритроциты сделались ярко-красными.
– Теперь красные кровяные тельца богаты кислородом, – сказала Джулия, – и мы снова возвращаемся к сердцу.
Я повернулся к Джулии на кровати и сказал:
– Это фантастическая штука!
Но глаза у нее были закрыты, и дышала она ровно и тихо.
– Джулия…
Она спала.
Джулия всегда засыпала, когда смотрела телевизор. И не удивительно, что она заснула во время показа записи собственной презентации. В конце концов, она это уже видела. И сейчас было очень поздно. Я решил, что смогу досмотреть все до конца в другой раз. Признаться, эта презентация длилась довольно долго. Сколько времени я ее смотрю? Когда я повернулся, чтобы выключить телевизор, мой взгляд скользнул по цифровому коду, который мелькал внизу экрана. Цифры быстро сменялись, отсчитывая сотни секунд. Слева внизу экрана светились другие цифры, и они не менялись. Я нахмурился. Это была дата. Я не обратил на нее внимания раньше, потому что она была в международном формате, – сначала год, потом число и месяц. 02.21.09.
Двадцать первое сентября.
Вчерашняя дата.
Она записывала этот ролик вчера, а не сегодня.
Я выключил телевизор, потом выключил ночник. Лег на подушку и попытался заснуть.
День второй. 09:02
Нам было нужно купить обезж. мол., гренки-кол., кукур. печ., жел. кол., средство для мытья посуды – и что-то еще, только я не смог разобрать то, что сам же и написал. Я стоял в проходе между рядами полок в супермаркете и расшифровывал свою записку. Рядом кто-то сказал:
– Привет, Джек! Как дела?
Я поднял голову и увидел Рики Морса, начальника одного из отделов в «Ксимосе».
– Привет, Рики.
Я пожал ему руку, искренне радуясь встрече. На Рики всегда было приятно посмотреть. Загорелый, стройный и мускулистый, с коротко остриженными светлыми волосами и ослепительной улыбкой, он был похож на серфингиста. Рики был всего на несколько лет моложе меня, но казался вечно юным. Я дал ему его первую работу, сразу после колледжа, и Рики быстро продвинулся в управленческие структуры. Благодаря своей жизнерадостности и располагающим манерам Рики стал идеальным проектным менеджером, несмотря на то, что он был склонен замалчивать проблемы и вызывать у руководства нереальные ожидания относительно сроков окончания проекта.
Джулия говорила, что из-за этого у «Ксимоса» иногда случались неприятности. Рики любил давать обещания, которые не мог сдержать. И иногда он говорил правду не до конца. Но он был таким веселым и привлекательным, что ему всегда все прощали. По крайней мере, я прощал, когда он работал у меня. Мне нравился Рики. Я относился к нему почти как к младшему брату. Это я дал ему рекомендации для работы в «Ксимосе».
Рики толкал перед собой тележку, наполненную одноразовыми подгузниками в больших пластиковых упаковках. У него тоже дома был маленький ребенок. Я спросил, почему он в магазине, а не на работе.
– Мэри простудилась, а наша домработница сейчас в Гватемале. Вот я и пообещал сходить за покупками.
– Я смотрю, ты берешь «Хаггис», – заметил я. – А я всегда беру только «Памперсы».
– По-моему, «Хаггис» лучше впитывают, – сказал Рики. – А «Памперсы» слишком тугие. Натирают ребенку ножки.
– Зато в «Памперсах» есть слой, который отводит жидкость вглубь, и поверхность всегда сухая, – возразил я. – С «Памперсами» у нас почти не бывает сыпи.
– Когда я пробовал «Памперсы», у них все время отклеивались липучки. И когда набиралось много жидкости, она протекала малышу на ножки, добавляя нам хлопот. Не знаю, но, по-моему, «Хаггис» лучше.
Женщина, которая проходила мимо с тележкой для покупок, посмотрела на нас как-то странно. Мы рассмеялись – оба сразу подумали, что разговариваем, как в рекламном ролике.
Рики сказал нарочито громко, глядя в спину уходившей женщине:
– Ну, так как тебе «Великаны»?
– Блин, да я даже не знаю – выиграли они или продули? – ответил я и почесал в затылке.
Мы снова рассмеялись, потом вместе пошли вдоль полок с товарами, толкая перед собой тележки. Рики сказал:
– Хочешь знать правду? Просто Мэри больше нравятся «Хаггис» – вот и все.
– Понятно.
Рики заглянул в мою тележку и сказал:
– Вижу, ты покупаешь обезжиренное органическое молоко…
– Брось, Рики, – мне больше не хотелось препираться. – Как дела у вас в офисе?
– Знаешь, все идет отлично – просто на удивление, – ответил он. – По-моему, технология продвигается прекрасно. Недавно мы показывали ее богатым дядям, и все прошло замечательно.
– Как там Джулия? – спросил я как можно осторожнее.
– У нее все отлично. Насколько я знаю, – сказал Рики.
Я взглянул на него. Не стал ли он вдруг слишком сдержанным? Не старается ли следить за выражением своего лица? Не пытается ли что-нибудь утаить? Непонятно.
– Вообще-то я вижу ее нечасто, – продолжал Рики. – В последнее время она редко появляется в офисе.
– Признаться, дома она тоже бывает мало.
– Да, она почти все время проводит на производственном комплексе. Там сейчас творится основное действо. – Рики быстро взглянул на меня. – Знаешь, это из-за нового технологического процесса.
Производственный комплекс компании «Ксимос» был построен в рекордные сроки, особенно учитывая то, насколько сложное у них производство. В этом здании они собирали молекулы из отдельных атомов. Складывали фрагменты молекул в единое целое, как в конструкторе Лего. Большая часть работы совершалась в вакууме и требовала чрезвычайно мощного магнитного поля. Поэтому на фабрике «Ксимоса» было множество громадных вакуумных насосов и мощные холодильные системы для охлаждения электромагнитов. Но, по словам Джулии, основное технологическое оборудование этого комплекса было уникально. Ничего подобного нигде и никогда еще не строили.
Я сказал:
– Поразительно, что им удалось так быстро построить фабрику.
– Ну, знаешь, приходится поторопиться. «Молекулярная Динамика» дышит нам в затылок. Мы должны были построить фабрику и запустить производство, должны были пустить запатентованные технологии на конвейер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43