Он зашагал в сторону метро, не обращая нимания, следует она за ним или нет. Франческа окликнула его.
– Дейв! Дейв! – Ей пришлось бегом догонять его. – Ну при чем здесь я, почему ты на меня-то сердишься? – спрашивала она, задыхаясь от быстрой ходьбы.
До него вдруг дошло, что напрасно обидел Франческу.
– Фрэнки, извини меня. Ну и дурак же я!
Он тяжело вздохнул, запрятал поглубже в карманы сжатые кулаки и опустил глаза в землю.
– Не знаю, что на меня нашло.
На самом деле он прекрасно знал, что на него нашло – приступ идиотского тщеславия. Не хотелось позволять этому зарвавшемуся ничтожеству глумиться над собой.
– Беда в том, что я даже не могу себе представить все последствия своего поступка.
Проснувшись утром с больной головой и взглянув на жалкие остатки мини-бара возле своего изголовья, Дейв довольно отчетливо представил себе эти последствия. У него зароились самые мрачные предчувствия. Одновременно его сильно затошнило.
Вчерашняя сцена в «Рице» встала перед ним как живая, он уронил голову на руки, в ужасе сокрушаясь об этом идиотском поступке. Дать в морду Эдди Марсу – ничего более дурацкого он не совершал за всю свою жизнь! То, что этот подонок другого обращения не заслуживал, значения не имело. Какова бы ни была его репутация, никто в мире моды ни за что и пальцем его не тронул. Полный раскаяния, Дейв взялся за телефон, чтобы позвонить в редакцию «Фэшн ревью». Хочешь не хочешь, а надо по крайней мере извиниться, иначе можно вообще вылететь из программы.
– Алло, будьте любезны Эдди Марса. Спасибо. Да, Эдди Марса. Понятно. Когда? Ага, ясно. Нет, сообщения не будет, пожелайте ему скорейшего выздоровления.
Дейв положил трубку и оглядел свой правый кулак. «Дерьмо!» – выругался он и ударил кулаком по подушке. Да, он вчера дал этому сукину сыну от всей души. У Марса предполагают перелом челюсти, а им остается складывать вещи и брать билеты до Ньюкасла. Какой теперь к черту показ! Марс раззвонит по всему Лондону, и даже если их коллекция окажется блистательной, никто даже словечком о ней не обмолвится, будто ее и не было.
Зазвонил телефон.
– Дейв, это Джон.
– Понял. Давай, выкладывай, что у нас плохого.
– Боюсь, что все даже хуже, чем ты предполагаешь. Утром позвонили из редакции «Фейс» и отменили интервью, следом за ними отбой дали «Таймс» и «Мейл». Словом, нас выпихивают отовсюду со страшной силой.
– Боже мой!
– Нам остается только одно – молиться, Дейв.
– Очень эффективный выход из положения.
– Но другого нет! – Джон был сердит. – У нас в списке осталось только одно неотмененное интервью, так что молись, чтобы и там не передумали.
– Плевать мне на них!
– Хорошо сказано. Не будь я джентльменом, я бы тоже так выразился.
– Слушай, Джон, я уже тебе говорил вчера, что этот гаденыш меня оскорбил. Конечно, с моей стороны было глупо его побить, но он сам напросился.
– Ну что теперь это обсуждать! – Они действительно уже разговаривали об этом накануне, и Джон был не в настроении затевать споры о том, кто прав, кто виноват, по новому кругу. – Дело сделано, – сказал он. – Сейчас тебе надо одеться и спуститься в холл, посмотрим, может быть, кто-нибудь пожелает еще с нами пообщаться. Только умоляю, не обостряй обстановку, укроти свой нрав.
– Ладно. Через десять минут буду готов.
Дейв встал с постели, первым делом собрал пустые бутылки и бросил их в корзину. Потом прошел в ванную. Да, Джон пав. Эти мерзавцы постараются раздуть скандал, а уж в этом деле они собаку съели! Конечно, он сумеет организовать несколько откликов в печати с помощью старинных приятелей, но это ерунда по сравнению с той травлей, которую организуют в прессе акулы пера, учуяв поживу в лице Франчески Кэмерон.
Дейв посмотрел на себя в зеркало и с отвращением увидел бледно-землистую физиономию. Конечно, поддержка, которую смогут оказать его друзья, – сущая ерунда, но и ей не следует пренебрегать. Хоть маленькая, но надежда. Другой в этот на редкость беспросветный день ему не светило.
В семь часов вечера оказалось, что никто из тех, кого Дейв пригласил для интервью, не пришел, не проявив никакого интереса к коллекции Кэмерон–Йейтс. Все предварительно обговоренные встречи были отменены. Только два каких-то профсоюзных журнала согласились прислать своих репортеров при условии, что беседа примет уклон в сторону связей с промышленностью. Это была блокада.
Дейв с Франческой и Джоном сидели в холле отеля, в который раз проклиная себя за глупость. Ведь сам же, идиот, твердил о том, какая важная шишка этот чертов Эдди Марс, и надо же – сорвался! Ничего не скажешь – ирония судьбы! С кем связался – с самым мерзким из всей журналистской братии, с самым злопамятным!
Опустив голову, Дейв рассеянно считал на узоре ковра кольца и квадраты. Еще ни разу в жизни не было у него так тягостно на душе.
– Мы всех занесли в этот список? – спросил Джон, прерывая затянувшееся молчание. Он сложил бумагу и швырнул на кофейный столик.
– Да.
– Значит, с этим все.
– Значит, все.
– Но это не значит, что надо падать духом. Этим делу не поможешь.
Дейв взглянул на Джона, удивленный его бодрым, энергичным тоном. Он приготовился к упрекам и жалобам, и ему было бы проще, если бы Джон кипятился и нападал на него – это было бы понятно и оправданно. Ведь Дейв вовлек их в эту историю. Но выдержка и сдержанность Джона заставили его устыдиться своего малодушия.
– Ты прав, Джон. Извини, – сказал он.
И улыбнулся. Кончиком туфли Дейв дотронулся до ноги Франчески. Она оторвала глаза от своего блокнота, в котором что-то рисовала.
– А знаете что, – предложил Дейв, – давайте-ка закатимся куда-нибудь выпить и хорошенько поесть. И забудем про все это дерьмо. Ты как, Фрэнки?
– С удовольствием.
Она сдерживалась изо всех сил, пытаясь выглядеть спокойной и невозмутимой. Она полностью доверяла Джону, который сказал ей, что, на его взгляд, ситуация совсем не так безнадежна. Вообще-то он не был искренен в этой оценке, но полагал, что не стоит усугублять ее тревоги.
– Джон?
– Идея отличная, но мне что-то не хочется сегодня никуда идти. Я поужинаю в номере.
– Ну что ж. – Дейв поднялся. – Фрэнки, я неважно знаком с этой частью города, я из северного Лондона, но, думаю, мы не заблудимся. Возьми сумочку, и отправимся в Пимлико. Давай напьемся, а?
Франческа встала и потянулась, расправляя затекшие плечи.
– Вдрабадан, – сказала она.
Франческа пригладила ладонью волосы и надела жакет, который был наброшен на плечи. Ее шелковый костюм помялся от сидения, но от этого стал выглядеть еще шикарнее, приобрел естественность, которая ценится особенно высоко. Франческа подобрала со столика сумочку.
– Джон, пока. Мы ненадолго.
– Хорошо.
Он улыбнулся Франческе, чтобы скрыть свою растерянность и тревогу. Им нужен успех, обязательно нужен. И беда в том, что он не знает, как его в этих условиях обеспечить. Если пресса так и не проявит к их коллекции никакого интереса и в печати не будет никаких откликов, значит, никто не станет ее раскупать, не удастся даже покрыть расходы. Весь напряженный труд, все вдохновение, все надежды пойдут прахом. Фирме Дэвида Йейтса и модельеру Дэвиду Йейтсу придет конец. Разве это справедливо?
– Джон! Ты меня слышал? Я говорю, мы вернемся часов в девять.
Дэвид рылся в карманах своей камуфляжной куртки в поисках платка. Наконец нашел и высморкался.
– Значит, пока!
– Да, пока!
Джон послал Франческе воздушный поцелуй и проводил их с Дейвом глазами. Как хорошо они смотрятся вместе, подумал он, как хорошо им вместе, какая они замечательная пара! Он глубоко вздохнул. Нет, нельзя терять надежду. Если они потерпят крах, это будет несправедливо.
Патрик Девлин сидел в баре ресторана «Гадкий утенок» на Винсент-сквер, одной из улочек в районе Вестминстера рядом с Пимлико, уткнувшись в тарелку с пирогом и жареной картошкой. Весь день он провел в палате, и ему еще предстояло идти на вечернее заседание, поэтому он специально выбрал местечко, куда члены парламента не заглядывают. Ему хотелось отдохнуть от политики. Он развернул и прислонил к пивной кружке свежий номер журнала «Ланцет» и ни на что не обращал внимания.
Проискав подходящее место не меньше часа, Дейв и Франческа наконец устроились на табуретах возле стойки бара «Гадкий утенок». Франческа тут же скинула свои замшевые лодочки и, поставив ногу на соседний табурет, принялась растирать онемевшие пальцы. Она даже не оглянулась вокруг – все равно все бары были для нее одинаковыми, просто сидела и ждала, когда Дейв дочитает вслух до конца меню, высказавшись в пользу сосисок против корнуэльского паштета.
В этот момент ее и увидел Патрик – как она сидит, наклонив голову набок, задрав ногу на соседний табурет, а густые волнистые волосы рассыпаются по плечам и спине. Он поднял голову, чтобы позвать бармена, а взгляд его упал на Франческу. Хотя волосы ее сильно отрасли за эти недели и загораживали лицо, он узнал ее каким-то внутренним чутьем, и кровь бросилась ему в голову. Он смешался и не знал, как поступить. Достаточно было одного взгляда, чтобы ожили самые волнующие воспоминания. Его охватило щемящее чувство невосполнимой потери.
Он поднялся, на ватных ногах прошел между столиков и вышел на задний двор. Ему нужен был глоток свежего воздуха, нужно было привести в порядок мысли. Сердце его бешено билось, в горле застрял ком, нечем было дышать. Господи, что же он делает? Он весь покрылся холодным потом и, найдя носовой платок, вытер лоб, втянул в себя побольше холодного воздуха и ступил на летнюю веранду.
От холодного воздуха ему быстро полегчало. Кругом было темно и пусто. У забора громоздились сложенные столики. Стульев не было. После шума и духоты приятно было посидеть в прохладе, ощутить спиной ледяной холод каменной скамьи, прижаться затылком к стылому камню стены. Патрик прикрыл глаза. Прошлое нахлынуло на него, заставив вновь пережить чувство стыда за глупый и бесчестный поступок, а более всего – за свою жалкую слабость. Ему было противно думать о том, как он позволил командовать собой.
Он понял, что сделал роковую ошибку, сразу после того как покинул ее. Какую ошибку, Господи! Он недооценивал властность Маргарет, ее силу и неуступчивость. Он пытался разыскать Франческу, но Маргарет пустила в ход все средства – угрозы, подкуп, шантаж, так что в конце концов он сдался и прекратил борьбу. «Ты скоро ее забудешь!» – увещевала она его – теперь эти слова вызвали у него горький смех. Он даже не может собраться с силами, чтобы вернуться в зал и взглянуть в лицо этой женщине, женщине, которую он любит. Господи! Забыть ее! Он почувствовал знакомую сосущую боль под ложечкой и почти обрадовался ей. Забыть!
Он открыл глаза и оглянулся. Как можно забыть, один-единственный взгляд разбудил в нем такую боль! А этих пяти месяцев, когда Маргарет опутывала его интригами, желая женить на Пенни Брэчен, будто не было. Все ее ухищрения пошли прахом: образ Пенни растаял как дым, она перестала для него существовать. Вся его собственная жизнь, политика, Маргарет, Пенни, все это сгинуло. Осталась одна Франческа. Франческа. Он вновь и вновь повторял в уме ее имя. Как оно прекрасно! Ни о чем бы больше не думать, только называть это имя. Франческа. Только она теперь реальна, реальнее, чем когда бы то ни было раньше.
Он встал, с трудом проглотил подступивший к горлу комок. Надо идти к ней, этого не миновать, все его нутро рвалось к ней, и сладить с этим было не в его силах. Патрик открыл дверь в коридор. Забыть ее? Как могла эта мысль хоть на мгновение завладеть им, если от одного взгляда все сразу потеряло свой смысл, и в мире осталась только она!
Остановившись возле стойки, Патрик сначала молча наблюдал за ней, оглядывая поворот головы, улыбку, знакомую естественную грацию, которая когда-то так поразила его. Вот она чему-то засмеялась – и он тоже улыбнулся, поддавшись ее заразительному смеху. Стоять в стороне больше не хватало сил. Он откашлялся и позвал ее по имени.
– Франческа!
Ему хотелось дотронуться до ее волос. Пальцы помнили их шелковистость.
– Франческа!
Она обернулась.
Франческа поняла, кто ее зовет, не успев увидеть Патрика. Она почувствовала это сердцем, которое подсказало ей, что рядом любимый. В долю секунды боль и унижение последних пяти месяцев унеслись прочь. Но ненадолго. Ей вновь припомнилось все. Она обернулась, увидела его лицо, и ее пронзила все та же нестерпимая боль, будто все это случилось только что. Ее охватил гнев. Он увидел ее лицо и этот гнев в глазах, но не поверил, что она может его ненавидеть, и подошел, чтобы коснуться ее руки. Она отпрянула и выронила стакан. Он упал на пол и разбился.
– Не смей! – Франческа соскочила с табурета и увернулась от протянутой руки. – Не смей прикасаться ко мне! – Ища защиты, она взглянула на Дейва.
– Франческа, прошу тебя!
Господи, он напугал ее, бесчувственный идиот! Она инстинктивно отпрянула, словно испуганный зверек, но он отчаянным жестом схватил ее за руку.
– Франческа! Прошу тебя!
– Оставь меня! – крикнула она, вырвав руку, и бросилась к двери. Ей хотелось убежать.
– Нет, Франческа!
Патрик догнал ее у выхода. Ни за что нельзя упустить ее, надо все объяснить, поговорить с ней. Но Франческа вырывалась что было сил, пытаясь освободиться. Она ударила его в подбородок, и он от неожиданности выпустил ее руку. Франческа побежала. Но он бегал быстрее и не дал ей уйти далеко.
– Франческа! – выдохнул он, прижав ее к себе.
Она отчаянно сопротивлялась.
– Ну перестань же, Франческа, Бога ради, перестань!
Он еще сильнее прижал ее к груди. Она была на грани истерики.
– Прекрати! – крикнул он и, схватив ее за плечи, тряхнул, чтобы привести в чувство. В ту же секунду она успокоилась и прекратила сопротивление. Она стояла, глядя в землю полными слез глазами, а он держал ее в объятиях.
– Прошу тебя, Франческа, послушай меня! Хорошо?
Он сцепил руки, так что вырваться она уже не смогла бы, и с силой прижал к себе. Ее близость закружила ему голову.
– Франческа, я люблю тебя, – только и сказал он, и повторял эти слова снова и снова. – Люблю тебя, поверь мне, люблю, люблю.
Дейв вышел вслед за ними и остановился на тротуаре. Все произошло так стремительно, что он не мог понять, что же ему, собственно, делать. Услышав слова Патрика, он повернул назад. Ему тут не место. Дейв вошел в дверь и смотрел сквозь стекло, чтобы в случае необходимости прийти Франческе на помощь.
– Франческа, выслушай меня, пожалуйста! – Патрик все уговаривал ее, хотя она давно перестала пытаться убежать от него. Но он боялся, что она исчезнет, опять исчезнет из его жизни. – Пожалуйста, выслушай и скажи же что-нибудь, пожалуйста.
Наконец она кивнула. Она была в таком смятении, что не знала, как себя вести, и проще всего было послушаться.
Он немного ослабил объятия и взглянул ей в лицо. Он знал это лицо очень хорошо; память о нем нисколько не поблекла за эти месяцы. Он тихонько взял ее за подбородок. Она вздрогнула.
– Я не хочу вспоминать то, что случилось, – ровным голосом сказала она. – По крайней мере сейчас.
– Хорошо. – Он боялся встретиться с ней глазами, в которых всегда можно было читать как по книге. – Может, вернемся в бар? – Он с трудом понимал, что происходит, ему хотелось лишь одного – не выпускать ее из своих рук. Впервые за время разлуки он почувствовал себя вновь живым.
– Вернемся, – слабо проговорила она.
Они вошли в бар, он подвел ее к стойке. Патрик протянул руку Дейву.
– Патрик Девлин, – назвался он.
Дейв вздрогнул, услышав это имя.
Ну конечно, кто же еще это мог быть, конечно, это он.
– Дейв Йейтс, – ответил он, пристально вглядываясь в лицо Патрика.
Мужчины обменялись рукопожатием, но без всякой теплоты. Патрик повернулся к Франческе.
– Ты здесь живешь, Франческа?
– Нет, мы живем в Ньюкасле, – ответила она без всякого умысла, но Патрик подметил, что она сказала «мы», и его больно кольнуло в сердце.
– Мы с Фрэнки вместе работаем, – пояснил Дейв, заметив, как помрачнел бедняга Патрик. – Приехали в Лондон на Неделю высокой моды показывать свою коллекцию. Завтра должно произойти это знаменательное событие, если только кто-нибудь захочет бросить взгляд на дело наших рук.
– Понятно, – с явным облегчением отозвался Патрик. – А почему, собственно, вы в этом сомневаетесь?
– Возникла проблема с прессой. Я слегка наказал одного пронырливого хлыща из «Фэшн ревью», который вздумал учить меня жить, и он подбил своих устроить нам обструкцию. Говнюк долбаный!
Дейв прервал свой монолог, чтобы хлебнуть из стакана, и заметил, что Патрик почти не слушает его. Он ничего не видел вокруг, кроме Франчески.
– Ты работаешь в модном бизнесе?
Она, не глядя, кивнула. Ее смятение не проходило; сердце и разум работали вразнобой, и она никак не могла решить, кого ей слушаться.
– Это самая светлая личность среди женщин после Коко Шанель, – вмешался Дейв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47