— Да, милорд. — О собаках малыш мог долго рассказывать. — В Герни много хороших собак. Сотни собак, и у меня есть своя собственная собака, но она уже старая. Когда-то ее называли Бед, но я ее называю Слаб. Мне не нравилось ее прежнее имя.
— Она отзывается на эту кличку?
— Конечно, милорд. Если она не станет на нее отзываться, я побью ее палкой. Собака меня слушается.
— Ты играешь в какие-нибудь игры? Ну, в салочки или в прятки?
— Нет, милорд, мне не с кем играть.
Милорд спрашивал его очень о многом. Читает ли он молитвы и учат ли мальчика чему-либо? Потом незнакомец спросил малыша, счастлив ли он? И Уолтер ответил, что он счастлив, но ему жилось бы еще лучше, если бы его дед разговорился с ним. Незнакомец так резко дернул поводья, что конь поднялся на задние ноги, и мальчик вылетел бы из седла, если бы всадник вовремя его не подхватил. Прошло некоторое время, прежде чем возобновился разговор.
— Твой дед очень строгий человек, Уолтер. Со мной он тоже не разговаривает.
Мальчику это показалось весьма странным.
— Почему он не разговаривает с вами, милорд?
36
— Он считает, что я ему нанес огромный вред. И… боюсь, что он прав.
Уолтер продолжал думать: «Он не может быть королем Артуром, потому что король никогда не наносит людям вреда». Вслух он сказал:
— Дед никогда не разговаривает с моей матерью. Слуги говорят, что он поклялся никогда не разговаривать ни с нею, ни со мной. Еще они говорят, что теперь он жалеет об этой клятве, но не может ее нарушить. Мне приятно думать, что иногда ему хочется со мной поговорить. Я бы поговорил с дедом о своей будущей лошади. И мне нужен новый лук.
Всадник снова тихо заговорил с мальчиком, и Уолтер понял, что милорд страдает.
— До меня доходили слухи, что он не разговаривает с твоей матерью, но я считал это сплетнями. Уолтер, мне неприятно слышать, что все это правда. — Незнакомец вздохнул. — Я вижу, что ваш слуга закончил пить эль и ищет тебя. Может, он думает, что я тебя украл. Я бы с удовольствием это сделал, но нам нужно возвращаться.
Уолтер уже освоился с незнакомцем, и ему стало грустно, когда они вернулись к таверне. Незнакомец осторожно поставил мальчика на камень и улыбнулся ему:
— Прощай, мой мальчик.
— Прощайте, милорд. — Уолтеру не хотелось, чтобы человек уезжал, пока он не узнает что-нибудь об этих красивых сапогах. — Милорд, у вас такие красивые сапоги. Это ведь леопарды, не так ли?
— Да, Уолтер. Это сапоги из Испании, где жила жена нашего доброго принца Эдуарда.
— Когда я вырасту, у меня будут точно такие же сапоги.
— Когда ты вырастешь и сможешь надеть такие сапоги, — тихо произнес всадник, — я пришлю тебе пару, Уолтер, чтобы доказать тебе мою любовь.
Прошло несколько лет, прежде чем Уолтер увидел его во второй раз. Это случилось пятнадцатого июня, в тот день мальчика здорово побил Вилдеркин по приказу деда. Мальчик не сделал ничего дурного, но существовало правило, по которому мальчиков по определенным дням секли, чтобы они лучше запоминали события, происходившие в эти дни.
Пятнадцатого июня было днем принятия Великой Хартии, и поэтому в девять часов Вилдеркин всегда отводил Уолтера за кухню и отвешивал палкой из терновника пятнадцать ударов по заду.
Обычно Вилдеркин сек его не сильно, потому что считал, что мальчиков следует бить только в том случае, если они в чем-то виноваты, но в этот раз он применил силу, сказав:
— Молодой хозяин Уолтер, ты действительно украл в кухне булочку с коринкой. А кто подложил змею в постель старика Вилла на прошлой неделе?
Уолтер возмутился побоями и убежал из дома. Он был очень зол и не думал о том, куда идет. Очнувшись, он увидел, что отшагал целую милю по владениям Булейр. Наверно, все его чувства можно было прочитать у него на лице, потому что, когда он встретил отца — к тому времени ему стало известно, кем ему приходится красивый незнакомец, так как об этом постоянно сплетничали слуги в Герни, — отец его остановил и спросил:
— Уолт, что случилось?
— Ничего, милорд, — сдержанно ответил ему Уолтер. Сверкающие синие глаза понимающе улыбались.
— Ничего? Уолт, неужели ты считаешь, что я поверю, что у тебя всегда такое мрачное лицо? Расскажи мне, в чем дело? Кто тебя обидел?
— Никто меня не обидел, милорд.
Он уже понимал, что случилось с его матерью, и был настроен против милорда и не пытался скрыть от него это чувство.
Лорд Булейр сразу все понял. Брови у него поднялись и губы искривила усмешка.
— Тебе известно о моей вине, и поэтому ты плохо обо мне думаешь. Я тебя не осуждаю. Я поступил нехорошо, и меня нельзя за это похвалить. Мне очень жаль, что мы не можем быть друзьями, Уолт, но у меня имеются кое-какие планы. — Он помолчал, а потом спросил мальчика: — Я могу что-то сделать для тебя?
— Ничего, милорд. Обо мне хорошо заботятся.
— Твой дед стал добрее к тебе и… твоей матери?
— Я не собираюсь обсуждать личные дела с незнакомыми людьми.
— Уолт, мы с тобой не чужие. — Милорд не сводил с мальчика взгляда. — Тебе известно, что я — твой отец?
Уолтер чуть не разрыдался, и ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы не показать свои слезы. Он кивнул головой:
— Да, милорд. Мы стыдимся этого и никогда в Герни не говорим на эту тему.
— Ты сильно вырос, мой мальчик, и вскоре тебе будут впору сапоги, которые я тебе обещал.
Уолтер выпрямился и провел рукой по глазам.
— Мне они не нужны. Когда я стану взрослым, дед купит мне прекрасные сапоги из красной кожи!
— Значит, так тому и быть!
Лорд Лессфорда засмеялся и начал натягивать перчатки. Во время разговора Уолтер разглядывал отца, потому что его теперь интересовала красивая одежда. Перчатки лорда Лессфорда были самыми модными. Они были сделаны из мягкой кожи, и у них все пальцы были выкроены отдельно. Уолтер никогда прежде не видел такой красоты. Плащ отца был сшит из чудесной материи под названием «балдахин», потому что ее доставляли из Багдада, который иногда называли именно так. Портупея была богато украшена и отделана вышивкой, и мальчик не мог оторвать от нее взгляда. К бархатной шляпе были прикреплены пышные синие перья, и они выгодно подчеркивали яркий цвет его синих глаз.
Лорд медленно и неуверенно заговорил:
— Уолтер, мы с тобой встречаемся абсолютно случайно. Кто знает, может, нам больше никогда не придется встретиться! Но я хочу, чтобы ты кое-что знал, и скажу тебе об этом сейчас. — Он опять надолго замолчал. — Ты сейчас еще очень молод и не можешь понять все сказанное мною до конца. Я хочу тебя попросить кое о чем. Я хочу, чтобы ты меня внимательно выслушал и запомнил мои слова. Ты можешь мне это обещать?
— Да, милорд.
— Сын мой, — сказал граф, глядя куда-то вдаль, — я не стану тебе хвастаться, но я — храбрый человек. У меня на плаще был Крест, и я сражался с иноверцами. Никто не станет отрицать, что я хорошо владел копьем. Но… — ему было трудно продолжать, — в некоторых делах мне не хватает решительности. Когда ты вырастешь, то поймешь, что я пытаюсь тебе сказать. Мне кажется, сильные люди часто проявляют слабость по отношению к окружающим. Это правда, и мне очень жаль, что я не могу сопротивляться желаниям тех, кто день за днем пытается навязать мне свою волю. Я словно воск в сильных руках. Я совершал поступки, о которых сожалею, потому что вовремя не сказал «нет!» и не повторял этого слова. Я… я по своей слабости не сделал того, что было правильным, справедливым и благородным.
В голосе у него слышалась такая горечь, что Уолтер взглянул на отца. Ему показалось, что у того сейчас выступят слезы на глазах. Отец все еще смотрел вдаль, и мальчик не видел выражения его лица.
— Я не сделал всего, что хотел сделать для тебя, сын мой. Я был слаб, очень слаб! — Он еще помолчал, а потом продолжил покаяние: — Уолтер, тебе может показаться, что я говорю тебе чушь. Но помни, что ты мне обещал, и не забывай сказанные мною слова. Когда ты подрастешь и станешь разбираться в жизни, может, тебе удастся кое-что понять и ты не будешь меня так сильно осуждать. Я на это надеюсь, Уолтер, сын мой. Прощай!
В последний раз Уолтер видел отца перед отъездом в Оксфорд. До Герни дошли слухи, что преподобный епископ Ан-сельм будет произносить проповедь в Сенкастере. Уолтер решил, что там будет присутствовать Ингейн, и хотел посетить службу.
Дорога из Герни до Сенкастера была длинной. Уолтер решил сократить путь и отправился по лесу. Трава пружинила у него под ногами, и ему было приятно шагать пешком. Но когда он добрался до города, то был весь пропыленный, и ему пришлось долго отмываться в ручейке, смахивать пыль с башмаков и выбивать куртку и панталоны ореховым прутиком.
Когда он вошел в церковь, было уже поздно. Как и ожидалось, в церкви было полно народу. Прежде чем поискать для себя место, Уолтер окинул взглядом дубовые лавки. Ингейн не было на службе. Юноша расстроился, но семейство из Бу-лейра присутствовало на мессе. На местах, отведенных для лорда Лессфорда, он заметил золотистые кудри отца. Волосы его жены-нормандки были прикрыты золотой сеткой, она едва доставала ему до плеча. С другой стороны сидел Эдмонд, их сын и наследник.
Уолтер давно не видел Эдмонда и почти всю службу глазел на его затылок. Эдмонд был слабым юношей и совсем не походил на отца. Он был темноволосым, тощим, с желтоватой кожей. О нормандской крови свидетельствовало постоянное настороженное выражение его взгляда. Теперь Эдмонд сильно вырос и начал немного выравниваться, но Уолтер с удовольствием заметил, что он оставался все еще весьма хилым парнем и у него был нездоровый цвет лица.
Служба продолжалась, и Уолтер понял, что на него обращают внимание окружающие. Ему стало неудобно. Люди, сидевшие впереди, поворачивали назад головы, улыбались и перешептывались. Он не мог понять, почему привлекает к себе внимание, и решил, что новый синий костюм, сшитый для него по приказанию матери, плохо на нем сидит. Но он не мог с этим согласиться, потому что гордился новым нарядом и желал, чтобы в нем его увидела Ингейн. Может, он плохо вымыл лицо? Или люди считали нахальством, что незаконнорожденный сын великого графа сидит так близко от него?
Сидевший с ним рядом парень повернул голову, и сразу стала ясна причина волнения собравшихся. Это был плотный юноша. На нем был надет металлический нагрудник и солереты . Было видно, что он служит в тяжелой кавалерии замка: на рукаве у парня был вышит красный крестик. На голове вилась непослушная копна светлых волос, а нос имел гордую, горбинку, как у хозяина замка. Глаза были синие, как летнее небо! Черты графа были выражены настолько ярко, что Уолтер в первый раз понял, что он не единственный внебрачный сын графа Рауфа. Людям было над чем посмеяться: рядышком расположились два внебрачных сына графа, и ни один из них не подозревает о существовании «братца»! Уолтер так расстроился, что не слышал ни единого слова проповеди.
Он не стал разглядывать своего нового брата. Как только народ начал расходиться, он выбежал одним из первых из церкви. Ему хотелось побыстрее скрыться отсюда, чтобы избежать новых унижений.
На улице Уолтер остановился позади зарослей тиса — здесь он мог наблюдать за людьми, но его самого не было видно. Он оставался там, пока все семейство графа и его приближенные из замка не проследовали мимо. Отец казался задумчивым и смотрел на небо, как будто предвкушал соколиную охоту и не собирался поразмышлять по поводу прослушанной проповеди. Большинство людей называли его жену Нормандской женщиной. Он привез ее из крестового похода, и богатство жены помогло процветанию замка Булейр. Она шагала рядом с графом, как властная хозяйка. Женщина была небольшого роста и довольно плотная, с черными бровями и огромным носом. Никто не мог назвать ее красавицей. Эдмонд был на три года моложе Уолтера. Он вышагивал с весьма гордым видом, и Уолтеру было неприятно смотреть на него. Мальчик был одет в красивую одежду из ткани коричневого цвета, но панталоны морщились на тощих коленках.
Уолтер подумал про себя: «У сына-ублюдка прямые ноги и настоящие мужские плечи. Видит ли мой отец, что его законный наследник — тощий, некрасивый, трусливый и заносчивый парень?»
Уолтер сразу отправился в обратный путь. У него было тоскливо на сердце, и ему так и не удалось встретиться с Ингейн. Кроме того, его самолюбию был нанесен сокрушительный удар. Юноше предстояло отшагать домой восемнадцать миль, а он сильно натер себе ноги.
6
И вот теперь Рауф из Булейра, граф Лессфорда, умер.
Уолтер продолжал сгорбившись сидеть на краю постели, и его раздирали противоречивые чувства. Он вспоминал о том, что сказал отец во время второй встречи: «Сын мой, я не сделал для тебя всего, что желал сделать».
И он еще добавил: «Когда ты станешь старше, то многое поймешь и не будешь так сильно меня осуждать».
Теперь Уолтер кое-что понимал. Правду говорили люди: отец был под каблуком у своей Нормандской жены. Юноша пытался как-то привести в порядок свои мысли и был уверен только в одном: сейчас, когда его отец был мертв, он не станет его осуждать.
Джайлс коснулся его плеча, и Уолтер вздрогнул.
— Молодой мастер Уолтер, — сказал эконом, — кое-кто хочет вас видеть. Я сказал ему подождать у задней двери. Я думаю, что это вольнослушатель и ему не стоит подниматься наверх.
Уолтер быстро вскинул на плечо узелок. Внизу начался шум, и он понял, что его сокурсники возвратились из университета. Издали казалось, что шум, пронизывавший все комнаты, производили стаи гусей. Уолтер слышал, как кто-то воскликнул: «Клянусь святым Винвалоу, какой же жуткий день!»
У студентов было модно выбирать для своих клятв самых малоизвестных святых, но никто из его знакомых не клялся этим аббатом шестого столетия, Уолтер понял, что среди студентов был кто-то, кого он не знал. Не нужно, чтобы Тристрама кто-либо видел.
Снова на землю опустился мокрый густой туман. Тристрам терпеливо ждал у задней двери и совершенно промок.
— Я ухожу отсюда, — сказал он. — Наверное, я не должен был заходить сюда. Но мне хотелось кое-что сказать тебе. — Тристрам тяжело дышал, как будто бежал всю дорогу. — Я подрался со своим хозяином и боюсь, что ему здорово досталось. Я покончил с Оксфордом.
— Ты вернешься домой в Шейдьярд? Тристрам кивнул головой.
— Мне, конечно, не стоило возвращаться в мансарду, но я думал о бедном животном. Его будет некому кормить, поэтому я собрал немного пищи и принес барсуку, чтобы он мог просуществовать несколько дней. Когда я поднялся на чердак, — он пытался проглотить комок, прежде чем смог продолжить, — барсук был мертв. Хозяин отыгрался на бедном хромом животном. Он разбил барсуку голову, возле него валялась окровавленная линейка. — Обычно добрые глаза Тристрама сейчас горели от ярости. — Я отправился за ним вниз. Хозяин увидел меня и попытался защищаться. Я напал на него, а его жена колотила меня по спине утюгом. Ее крики привлекли внимание соседей, и мне пришлось побыстрее оттуда убираться. — Он грустно посмотрел на Уолтера и добавил: — Надеюсь, что я не очень сильно его покалечил.
— Я тоже уезжаю, — сказал Уолтер. — И очень рад, что ты избил этого негодяя, Трис. Мы отправляемся вместе.
Глава 2. ГЕРНИ

1
Дождь прекратился на рассвете, и лучший друг людей — солнце подняло голову над горизонтом. На его широком золотом лице сияла улыбка, и казалось, что солнце говорило: «Подбодритесь, бедные земляные черви, пробирающиеся сквозь темноту и сырость. Я снова с вами и прогоню дьявола с лица земли».
В воздухе пахло осенью. По обеим сторонам извивающейся дороги стояли деревья в ярко-красно-коричневом наряде. Юноши увидели Герни, уверенно раскинувшийся в изгибе Франклин — Крик.
Уолтер сразу заметил, что в поместье что-то не так, и начал волноваться. У конюшен он обнаружил стада небольших черных свиней.
«А где же лошади?» — с тревогой спросил он себя.
Уолтеру стало не по себе при мысли, что расходы на его обучение в Оксфорде привели к усилению экономии и развалу хозяйства поместья.
Когда они подошли поближе, его ждал еще один неприятный сюрприз. Ранее перед домом был тисовый парк, но сейчас там была огромная свалка. Уолтер смотрел на новое подтверждение бедности, и сердце его сильно билось. В высокой куче валялись ржавые щиты, сломанные пики, ненужная конская упряжь и колеса повозок.
— Святой Эйдан, — шептал юноша, качая головой, — мой дед сошел с ума? Здесь был чудесный парк. Моя мать так гордилась им. У нас росли четырехсотлетние тисы. Сейчас от них не осталось и следа!
— Может, твой дед их продал, — заметил Тристрам. — Аббатства обычно хорошо платят за тисовые деревья!
Дополняя картину, повсюду сновали куры — они рылись в дорожной пыли, сидели на кольях частокола и недовольно кудахтали сверху. Даже подъемный мост, лежавший на земле среди остатков проржавевших цепей, был покрыт птичьими перьями. Уолтер увидел, что вода во рву была покрыта плававшей там соломой и заросла грязными водорослями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53