А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Ты не хочешь понять, – Джулия с трудом сдерживалась, – что я сейчас не обсуждаю с тобой мировые проблемы наркомании, я говорю о нашем сыне. Речь идет не о сигарете с марихуаной, пущенной однажды по кругу среди мальчишек, а о привычке. У Джорджо есть мерзкое приспособление, этакий глиняный раструб, называемый чилимом, куда набивается смесь табака с пастой из гашиша, а затем вдыхается в легкие. Он курит эту гадость ежедневно , пойми же ты наконец, у него уже выработалась зависимость !
Теперь Лео понял. Он застыл у плиты, глядя неподвижным, невидящим взглядом на сгоревшую яичницу. Потом выключил газ и обнял Джулию, которая наконец дала волю слезам.
– Успокойся, дружок, – приговаривал он, гладя ее по спине, – прошу тебя, успокойся!
Перешагнув через давние обиды, они с годами действительно стали добрыми друзьями. Хороший муж из Лео не получился, но, положа руку на сердце, и Джулия не была идеальной женой. Влюбившись в женатого мужчину, она пошла наперекор тогдашним устоям и переехала к нему жить. Семья из-за этого поступка порвала с ней всякие отношения.
Спустя некоторое время они с Лео зарегистрировали брак, но сделали это скорее в угоду общественному мнению. Их совместная жизнь складывалась трудно: Джулия была слишком непримирима к слабостям мужа, не прощала ему даже малейших проступков, а измен и подавно. Разойдясь, они стали гораздо ближе друг другу, чем когда жили под одной крышей.
– Я совсем дошла до ручки, – призналась Джулия, вытирая слезы.
– Ты теперь не одна, вместе мы что-нибудь придумаем.
– Очень на это надеюсь, Лео.
– У меня в голове не укладывается. Неужели все действительно так ужасно? – спросил Лео.
– А ты сам так не считаешь?
– Считаю, конечно, если все обстоит именно так, как ты описываешь.
Джулия хотела возразить, но Лео жестом ее остановил.
– Я не обвиняю тебя в искажении фактов, дорогая, я говорю о другом. Мне трудно судить объективно – ведь ты его растила, не я. Наши отношения с Джорджо ни к чему нас обоих не обязывали, он воспринимал меня скорее как приятеля, чем как отца. Воспитывать его у меня никогда не хватало духу. Если говоришь ребенку «нет», он считает тебя занудой и деспотом, а мне всегда хотелось быть с ним на равных. Он вырос на твоих глазах, я ведь редко его вижу. – Лео замолчал, подбирая слова, и деликатно спросил: – Скажи, неужели ты ничего не замечала?
– Уже несколько месяцев я вижу, что он не в своей тарелке: не может сосредоточиться на занятиях, раздражается по любому поводу, куда-то уходит…
– Почему же ты мне ничего не говорила?
– А что бы ты сделал, интересно? От тебя никогда никакого толку не было!
– Откуда в тебе столько злости, Джулия? – сдерживая себя, миролюбиво спросил Лео, чувствуя в глубине души свою вину перед бывшей женой.
– Нет у меня никакой злости. Ты спросил, я ответила то, что думаю.
Лео запустил пальцы в свою густую шевелюру и растерянно пробормотал:
– Не знаю, не знаю… А может, это такая форма протеста? Ответная реакция?
– Ты хочешь во всем обвинить меня?
– Джулия, ради всех святых, я никого ни в чем не обвиняю. Почему надо обязательно искать виноватых?
– Потому что всегда кто-то виноват.
– Я не собираюсь делать из тебя козла отпущения.
– Какое благородство! – с сарказмом сказала Джулия. – Большое спасибо.
– Джулия, я знаю, что все было на тебе… – смущенно начал Лео, но Джулия перебила его:
– Да, на мне. Я изо всех сил старалась, чтобы Джорджо не чувствовал себя ущербным, брошенным, я за двоих тянула лямку – за мать и за отца, потому что настоящего отца у него нет и никогда не было. И не говори мне, что у тебя работа, командировки, газета, чушь все это! Когда человек хочет, он всегда найдет время. Но ты привык порхать по жизни, как мотылек, Лео, ты всегда был таким, еще до рождения Джорджо. Для тебя важнее женская юбка, чем семья, тебе интересно где угодно, только не дома. Признайся, разве у тебя хоть раз болела душа за нашего мальчика? – Джулия говорила убежденно, потому что была уверена в своей правоте.
– Значит, я – козел отпущения, а ты чиста как ангел? – обиженно спросил Лео.
Оба уже втягивались в бесконечную, мучительную ссору, совсем как в молодости, но Джулия заставила себя остановиться.
– К чему эти взаимные обвинения? – устало спросила она. – Сейчас не о нас речь, а о нашем сыне. Хоть раз в жизни мы должны почувствовать свою ответственность перед ним, мы оба, и сделать все, чтобы он вернулся к нормальной жизни.
– Кстати, что он будет есть, когда придет? – бросив взгляд на сгоревшую яичницу, спросил Лео.
– Он съест все, что найдет в холодильнике, – ответила Джулия. – Такой неуемный аппетит – это первый признак начинающейся наркомании.
– А ты не приготовишь ему что-нибудь горячее? Не дело есть всухомятку.
– Типично мужская психология: я, дескать, занят, у меня работа, свои дела, а твое место на кухне, женщина, у плиты, на большее ты не способна.
– Может быть, если бы ты была хорошей хозяйкой и заботливой матерью, мы сейчас не разговаривали бы о таких тяжелых проблемах, – с упреком сказал Лео.
– Кто бы говорил, только не ты! – взвилась Джулия. – Забыл, почему я пошла работать в редакцию «Опиньоне»? Могу напомнить. У нас не было ни гроша, и ты долго уговаривал меня не отказываться от выгодного места. Слава Богу, что я материально независима, иначе на что бы мы с Джорджо жили? Я его растила одна, одевала, обувала, покупала игрушки. Ты хоть раз поинтересовался, легко ли мне одной? Нет, какое там! У тебя работа, у тебя вечные романы, тебе не до ребенка.
– Оставь в покое мои романы, – выходя из себя, крикнул Лео. – Можно подумать, что ты ведешь жизнь монахини.
– Ты смеешь упрекать меня за то, что у меня есть Гермес? – Джулия чуть не задохнулась от возмущения.
– Не пытайся убедить меня, что в твоей жизни только и были мы с Гермесом.
– Тебя это не касается, потому что ты бабник, юбочник и донжуан!
– Между прочим, – сказал Лео после небольшой паузы, – ребенка хотела ты, а не я.
– Верно, поэтому ты ни при чем. Ты решил стать для Джорджо великодушным другом, зато я, в силу своей ответственности, заменила ему отца. Но это не моя роль; более естественно, если бы я была для него нежной и ласковой матерью.
– Нежной и ласковой матерью? – с иронией повторил Лео. – И какой смысл ты вкладываешь в это идиллическое понятие? Ты же танк, а не слабая женщина, твоей одержимости могли бы позавидовать даже исламские фундаменталисты! Если у тебя сын, значит, он должен быть самым красивым, самым умным, самым благородным. Все должны им восхищаться, ставить его в пример. Ты дала ему жизнь, а взамен стала распоряжаться его мыслями, чувствами, всей его жизнью. Как заправский диктатор, ты насаждаешь свою волю, ты задавила его!
– Ах, вот оно что, задавила! – яростно защищалась Джулия. – Почему же ты не боролся за своего сына? Не вырвал его из рук матери-тирана? Ты наблюдал за происходящим издали, ни во что не вмешиваясь, потому что ты слабак, а сейчас в тебе говорит одна только ревность.
– Слабак? Ревность? Это что-то новенькое! – Лео сорвался на крик. – Почему ты раньше во мне этого не замечала?
– Очень жаль, что не замечала. Если бы я поняла это раньше, я бы вела себя иначе с тобой, и, возможно, мы бы не разошлись, а наш сын рос бы в полноценной семье. Я не должна была воспринимать всерьез твои выходки, потому что ты сам так и остался ребенком. Ты потому и детей не хотел заводить. Избалованный ребенок не может быть хорошим отцом.
– Ты тоже была почти девчонкой, когда мы поженились.
– Но жизнь сделала меня взрослой. Ты же взвалил на мои плечи всю ответственность, а сам продолжал жить в собственное удовольствие. Но все кончается, кончилось и твое затянувшееся безоблачное детство. Речь идет о жизни твоего единственного сына, я жду от тебя решения.
– Джулия, я не узнаю тебя, – растерянно пробормотал Лео. – Что ты хочешь?
– Я хочу спасти Джорджо, если только это еще возможно.
– Зачем ты меня так пугаешь? – Лео сник, в его глазах застыла растерянность.
– Я тебе еще не все рассказала, – уже немного успокоившись, тихо сказала Джулия и поставила под струю воды почерневшую сковородку.
Лео взял в руки ее лицо и заглянул в измученные глаза.
– Что еще, дорогая?
– Джорджо избил меня. В его глазах была ненависть ко мне, я это видела. Ты прав, я всю жизнь подавляла его, и он наконец взбунтовался. В этой сцене не он был виноват, а я, только я.
Лео заметил под слоем макияжа темное пятно – такой синяк мог образоваться только от сильного удара.
– Чем же ты виновата?
– Тем, что спровоцировала этот приступ злости, разбудила в нем зверя. Лео, поговори с ним, попроси его простить меня!
Силы оставили Джулию, и она заплакала.
Лео нежно прижал к себе свою бывшую жену. Он понимал, что она сама не своя от горя, и его задача – помочь ей вернуть душевное равновесие и вытащить из пропасти сына.
Глава 29
Жорж Бертран влетел в кабинет Пьера Кортини, как разъяренный бык.
– Хочу голову Франко Вассалли, – прорычал он.
– Только и всего? – с усмешкой спросил Пьер.
– Как можно скорей, понял? – Глаза банкира сверкали бешенством.
Пьер спустил очки на кончик носа и посмотрел на патрона снизу вверх. В его взгляде мелькнуло насмешливое презрение.
– Единственное, что я могу, – сказал он таким тоном, точно доктор надоедливому пациенту, – это связаться с Вассалли и попытаться найти какое-то компромиссное решение.
– На третьей линии синьор Вассалли, он хочет поговорить с вами, синьор Бертран, – раздался в эту минуту из селектора голос секретарши.
– Легок на помине! – воскликнул Пьер. – Кто будет с ним разговаривать, ты или я?
– Сейчас я его прижму к стенке, – воинственно произнес Бертран, – а ты на всякий случай запиши наш разговор на магнитофон.
Пьер нажал какие-то кнопки, и Бертран начал разговор.
– Привет, – сказал он как можно более непринужденно, однако голос его не послушался и прозвучал холодно и зло.
– Чем я заслужил твое недовольство? – искусно изображая удивление, спросил Франко. – По-моему, ты ко мне несправедлив, тем более что войну объявил ты, а не я. Разве ты забыл, дорогой Жорж, что неделю назад хотел отнять у меня «Интерканал»?
– Зато ты нарушил правила игры, – парировал Бертран.
– Я же не обобрал тебя до нитки, – возразил Франко. – Обратиться в трудную минуту за помощью к солидному банкиру – это вполне по правилам.
– Что ты надумал? – У Бертрана появилась надежда, что еще удастся договориться.
– Скажу при встрече. Знаешь, лишняя осторожность никогда не помешает. Телефоны прослушиваются, разговоры записываются на пленку. Чем меньше информации, тем спокойней. Иногда одно необдуманное слово может поставить под удар и самую выгодную сделку. Я так вообще сейчас под колпаком у полиции. Из-за похищения матери.
– Надеюсь, ты скоро расплатишься с похитителями, – не сдержался Бертран. – Всегда найдутся друзья, готовые помочь.
– Мои счета заблокированы по распоряжению городских властей. Денежные операции временно приостановлены. Это ужасно, – словно рассчитывая на сочувствие побежденного врага, сказал итальянец.
– Ничего, ты найдешь выход, – усмехнувшись, заметил француз, у которого еще хватило сил на иронию.
– Надеюсь, – как ни в чем не бывало вздохнул Вассалли.
– Теперь у тебя часть доли Грея. Он небось на седьмом небе от счастья. Еще бы! Нежданно-негаданно на него пролился золотой дождь.
– Я тоже доволен.
– Послушай, ты зачем позвонил? – Бертран снова начал свирепеть. – Должна же быть какая-то причина. Ты ничего не делаешь просто так.
– У меня есть деловое предложение. Очень выгодное.
– В настоящий момент я не принимаю предложений, даже выгодных.
– Тебе неинтересно узнать суть дела? – с наигранным удивлением спросил Вассалли. – Это на тебя не похоже. Жаль, что ты отказываешься, тем более что речь идет о каких-то шести миллионах фунтов стерлингов, причем риск нулевой.
– Давай ближе к делу!
Вассалли понял, что банкир попался на удочку, и небрежно продолжал:
– Это совсем новый проект.
– Из какой области? – с любопытством спросил Бертран.
– Из области кино. Слышал про братьев Люмьер? Я решил основать центр кинопродукции.
– Почему бы тебе не заехать ко мне? – с трудом сдерживая нетерпение, предложил Бертран. – Заодно и поболтаем.
– Что ж, можно, – как бы нехотя согласился Вассалли. – Если позволишь, я возьму с собой Луи Фурнье. Он парень с головой, к тому же надежный друг, помог мне в трудную минуту, а я добро не забываю.
Бертран, не говоря ни слова, бросил трубку. В нем клокотала злость, еще слово – и он бы не сдержался.
Глава 30
Джулия, доехав до замка, свернула на север и вскоре уже была в предместье Модены. Справа и слева от виа Эмилия поднимались большие и маленькие производственные строения, до неузнаваемости изменившие чудный равнинный пейзаж ее детства.
Время от времени попадались доживающие свой век крестьянские кирпичные дома, она узнала пару старых остерий, в которые ходила когда-то с дедушкой Убальдо. Большинство таких заведений давно разорились, уступив место дорогим ресторанам, а эти оставались на плаву благодаря туристам – их в сезон полно по всей Италии. И длинные ряды тутовника остались. Джулия вспомнила сочные ягоды, которыми любила лакомиться в детстве.
За поворотом открылась каменная арка, в центре свода которой по-прежнему красовался герб маркизов Манодори-Стампа. Кованые ворота сверкали свежей черной краской, как и в тот жаркий летний день, когда дедушка привез ее сюда и она с удивлением узнала, что Заира стала женой хозяйского сына. Сегодня она владелица самого известного в Италии дома моды. А когда-то жила в бедной семье по соседству от дедушки, и десятилетняя Джулия, впервые увидев ее тридцать лет назад, буквально влюбилась в пышногрудую молодую девушку. Заира показалась тогда ей, маленькой девочке, воплощением женственности, эталоном красоты. Она мечтала когда-нибудь тоже стать такой.
Остановив машину, Джулия вышла и приблизилась к воротам. Они оказались закрытыми, но за ними, правее аллеи, ведущей к особняку, Джулия услышала голоса и, повернув голову, увидела бассейн, которого прежде не было. «Глупо было считать, что за тридцать лет ничего не изменилось», – усмехнувшись, подумала Джулия и вернулась к машине.
Вот она и на месте, но узнать здесь ничего нельзя. Дома вокруг перестроены, окружавшие их некогда обширные усадьбы разбиты на маленькие участки, и на каждом стоит по коттеджу. Заира осуществила свой план, о котором рассказывала ей после смерти деда: превратила эту окраину Модены в зону отдыха. И только одно строение архитектор по просьбе Заиры оставил в нетронутом виде – дом Убальдо Милковича.
Когда Джулия приезжала сюда в последний раз, ей только исполнилось восемнадцать, и она была тогда влюблена в Лео Ровелли. Родители отправили ее разобрать дедушкины вещи, потому что она всегда была его любимицей. Надо было освободить дом, потому что вскоре после смерти Убальдо Милковича они получили уведомление, что срок аренды истек. Мать Джулии Кармен не хотела возобновлять контракт и послала Джулию в Модену, чтобы та отказалась от дальнейшей аренды дома. Занимаясь в конторе по найму оформлением бумаг, Джулия случайно узнала, что все окрестные дома принадлежат теперь маркизе Манодори-Стампа.
– Я купила горсточку воспоминаний, – сказала тогда Заира, которая хоть и стала маркизой, не хотела забывать своего полного лишений прошлого.
Заира уговорила Джулию продлить аренду и назначила чисто символическую плату, которую Джулия исправно платит по сей день. И хотя она с тех пор ни разу сюда не возвращалась, для нее было важно знать, что дом существует, и в нем живет память о счастливом детстве и горячо любимом дедушке Убальдо.
Сейчас, переживая тяжелый момент в жизни, она решила приехать сюда, чтобы побыть одной и разобраться в себе. Побросав в дорожную сумку самое необходимое, Джулия села в машину и помчалась в Модену, надеясь, что встреча со старым домом поможет ей найти верные решения.
Джулия позвонила в начищенный до блеска латунный колокольчик, и в ответ раздался собачий лай. Потом из соседнего нового дома выбежал красивый ирландский сеттер, а за ним вышла черноволосая грациозная девочка с большими миндалевидными глазами и, приветливо улыбаясь, поспешила к калитке.
– Ты кто? – улыбнувшись в ответ, спросила Джулия.
– Тихо, Тоби! – прикрикнула девочка на собаку и после этого ответила Джулии: – Я дочь сторожа, Заира. Вы кого-нибудь ищете?
– Я хочу пройти в дом Убальдо Милковича.
– Командира Филина! – нисколько не удивившись, сказала девочка. – Здесь все о нем знают. Вы были с ним знакомы?
– Я его внучка, – ответила Джулия.
– Значит, вы писательница, – заключила девочка и, придерживая сеттера за ошейник, открыла калитку. – Входите, пожалуйста, а я пока поставлю вашу машину в гараж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30