Максим Максимович своим внешним видом и впрямь мог сойти за вполне респектабельного буржуазного дипломата. Кстати, в свое время Литвинов вынужден был публично разъяснить, почему советский дипломат должен хорошо одеваться. В середине 20-х годов в Наркоминдел приходили письма, в которых выражалось недоумение по поводу того, что советские дипломаты на приемах появляются во фраках. «Не обуржуазивание ли это?» – спрашивали авторы писем. Максим Максимович выступил со статьей в «Вечерней Москве», объяснил, что дипломат, представляющий социалистическое государство и общающийся с иностранными государственными деятелями, должен носить фрак. Его мировоззрение от этого не изменится.
Литвинов доказал это в полной мере. Буржуазные исследователи истории Лиги наций немало писали о наступательной силе советской дипломатии. Ф. Р. Уолтерс следующим образом характеризует советского наркома: «Длинную серию его заявлений и речей в Ассамблее, Совете, на конференциях и в комитетах Лиги наций едва ли можно сегодня читать без удивленного восхищения. Ничто в анналах Лиги не сравнится с ними по откровенности… и точной оценке каждой ситуации. Ни одно современное заявление не достигает степени столь оправданного критицизма и совершенного предвидения».
Выступления Литвинова в Лиге наций всегда были событием, и недруги Советского Союза боялись советского дипломата. Если какой-нибудь оратор начинал клеветать на СССР, Литвинов тут же просил слова и давал беспощадный отпор, своим сарказмом, железной логикой фактов уничтожая противника. Многие просто не рисковали выступать при Литвинове, ждали, пока он уедет из Женевы, оставив вместо себя второго делегата.
Сила Литвинова, разумеется, объясняется не только его личными качествами. Он с такой уверенностью вел смелый и беспощадный поединок с буржуазными дипломатами именно потому, что представлял социалистическое государство, неизменной целью которого было обеспечить мир всем народам. Когда же трудящиеся Советской страны превратили отсталую Россию в мощное социалистическое государство, фундамент, на котором советская дипломатия строила свои внешнеполитические концепции, стал еще более прочным.
Характеризуя деятельность Литвинова в Лиге наций, А. И. Микоян говорил: «На европейской арене в Лиге наций Литвинов превосходил крупнейших буржуазных дипломатов. В сущности, он опрокинул корифеев буржуазной дипломатии. Лига наций была новым этапом нашей Дипломатии. Мы выступили на равных с крупнейшими буржуазными странами, которые незадолго до нашего вступления в Лигу наций вообще не хотели признавать нас. Формула определения агрессора, созданная Литвиновым, – это классическая формула».
Пятилетие, с 1934 года до сентября 1939 года, когда гитлеровская Германия развязала вторую мировую войну, было насыщено полными драматизма событиями, отмечено сложнейшими ситуациями и проблемами, решение которых требовало исключительной мобильности, твердости, умения проникать в коварные замыслы противника и разоблачать его, маневрируя и наступая.
В те годы Литвинов часто бывал в Женеве. Путь туда лежал через Берлин. Когда возникала в том крайняя необходимость, он задерживался в германской столице ровно столько, сколько было нужно для официальных бесед. На вокзале его встречали сотрудники советского полпредства, иностранные журналисты, аккредитованные в Берлине, просили интервью. Литвинов отшучивался, вежливо улыбался, но интервью давал редко. Гестаповцы и эсэсовцы, заполнявшие перрон, торчали там, пока не отойдет поезд. Примерно с конца 1935 года Литвинов предпочитал ездить в Женеву не через Берлин, а через Вену, иногда во время этих поездок заезжал в Карловы Вары, вызывал туда советских дипломатов на совещание.
Образ жизни Литвинова в Женеве не изменился. Он останавливался, правда, не в «Бритиш пансионат», а в отеле «Ричмонд», который стал резиденцией советских дипломатов. В остальном все осталось по-старому. Вечера, как обычно, проходили в подготовке к выступлениям. Свои выступления Литвинов давал просматривать Эндрю Ротштейну, английскому коммунисту, в те годы корреспонденту ТАСС в Женеве. Ротштейн вспоминает: «Передав мне свою речь, Максим Максимович говорил: „Если найдете неудачное место, если вам что-нибудь режет слух, если вы считаете, что какое-либо положение в речи надо улучшить, изменить или вычеркнуть, скажите“.
Литвинов установил тесный контакт с главой журналистского корпуса в Женеве английским журналистом Дэллом, в прошлом крупным деятелем английского рабочего движения, о чем упоминается в одном из писем Энгельса к Зорге, и редактором «Пиплс пресс» – газеты профсоюза неквалифицированных рабочих. Дэлл был подлинным социалистом, очень симпатизировал Советскому Союзу. Приезжая в Женеву, Литвинов приглашал к себе Дэлла, подробно с ним беседовал, получал у него массу полезных сведений о настроениях делегатов, узнавал кулуарные новости.
Перед заседаниями, на которых предстояла особенно острая баталия по важнейшим вопросам мировой политики, Литвинов гулял по тихим вечерним улицам Женевы. Как-то во время прогулки встретил Локкарта, бывшего английского контрразведчика, на которого он был обменен в1918 году. Поговорили о погоде, о настроениях в Женеве.
– Вы знаете, господин Литвинов, что, когда я сидел в тюрьме ВЧК, меня допрашивал лично Дзержинский, – с улыбкой сказал Локкарт.
– Ну и что же? – спросил Литвинов.
– Я не представлял себе, сколь гуманны большевики. В тюрьме я имел возможность в этом убедиться, со мной обращались по-джентльменски, – ответил Локкарт, явно стараясь польстить собеседнику.
– Должен вам заметить, что лондонская тюрьма «Брикстон» не оставила у меня столь приятных воспоминаний. Правда, другие европейские тюрьмы, в которых я сидел, были еще хуже, – вежливо сказал Максим Максимович.
Обменявшись впечатлениями, Литвинов и Локкарт расстались.
Надвигались грозные события. В ночь на 3 октября 1935 года Италия напала на Эфиопию. В сентябре 1931 года во время вторжения Японии в Маньчжурию Лига наций осталась бездейственной, не констатировала нарушение устава. Англия, Франция и США уговорили тогда Китай не заявлять о состоянии войны с Японией, объяснив, что это облегчит им успешное ведение переговоров и поиски компромисса с Японией. Теперь Советский Союз был членом Лиги наций, и этот метод умиротворения агрессора применить не удалось. Лига наций вынуждена была принять решение, устанавливающее, что один из ее членов нарушил устав и начал военные действия против другого члена Лиги. В таких случаях устав автоматически вводил в действие статью 16-ю, предусматривающую санкции против государства-агрессора.
В Советском Союзе итальянская агрессия вызывала сочувствие народа к далекой африканской стране. Газеты печатали статьи о сопротивлении эфиопского народа агрессорам, обзоры военных действий. Советский академик Николай Иванович Вавилов в 1927 году организовал экспедицию в Эфиопию, провел там четыре месяца, прошел с караваном две тысячи километров, собрав свыше шести тысяч образцов культурных растений. У озера Тан его свалила тифозная лихорадка. Претерпев невероятные трудности, академик Вавилов возвратился на Родину. В «Известиях» появилась серия его статей, которые он закончил следующими словами: «Вместе со всей Советской страной мы говорим: „Пусть живет свободная и независимая Эфиопия, пусть сама всемерно использует свои природные богатства!“
Советская дипломатия начала борьбу за обуздание агрессора. Англия, напротив, старалась, чтобы Италия как можно глубже увязла в Эфиопии, и вместе с Францией вела политику затяжки конфликта. Санкции, которые намечалось применить против Италии, были недостаточными и недейственными. В сентябре 1935 года Литвинов трижды выступал по этому вопросу в Лиге наций. В тихую, безмятежную атмосферу Лиги ворвался голос народов Советского Союза и их глашатая. 5 сентября Литвинов заявил в Совете Лиги: «Мне, как и многим моим коллегам, приходится в данном случае выступать по вопросу, который непосредственно не задевает интересы наших стран, но который при том или ином решении может иметь самые грозные последствия для всей международной жизни, для судьбы Лиги наций, для дела всеобщего мира, а следовательно – рано или поздно – и для наших стран».
Эти же мысли еще более решительно и откровенно прозвучали и в других выступлениях Литвинова в связи с итальянской агрессией в Эфиопии. Внимательно перечитывая его речи, мы видим, что Литвинов говорит не только об агрессии против Эфиопии, в них заложен более глубокий смысл. Помыслы советского дипломата устремлены вперед, он пытается заглянуть в события ближайших лет, видит грозную опасность для всех народов. Литвинов говорит о гитлеровской Германии, еще не называя эту страну по причине чисто дипломатического такта. 14 сентября 1935 года Литвинов, выступая на Ассамблее Лиги наций, разоблачил подоплеку агрессии, медлительность Лиги, ее нежелание решать проблемы, в частности проблему разоружения. Советский дипломат использовал трибуну Лиги наций, чтобы приковать внимание всех народов к событиям, которые происходили в Африке, а завтра могут произойти в Европе. Он говорит о безопасности и о тех, кто пытается ее подорвать. О региональных пактах, которые заключил Советский Союз и которые значительно содействовали укреплению безопасности в Европе. «Подобные пакты никому, кроме возможных нарушителей мира, не угрожают, ничьих интересов не задевают и служат исключительно делу мира, а следовательно, и делу всего человечества».
Но существуют концепции, противостоящие идее коллективной безопасности. Не всякий пакт о ненападении имеет целью укрепление всеобщего мира. «В то время как пакты о ненападении, заключенные Советским Союзом со своими соседями, имеют особую оговорку о недействительности пактов в случае совершения агрессии одной из сторон против любого третьего государства, мы знаем и другие пакты, отнюдь не случайно такой оговорки лишенные. Это значит, что государства, обеспечившие себе тыл или фланг подобным пактом о ненападении, резервируют себе возможность безнаказанного нападения на третьи государства».
Значение этих слов тогда поняли далеко не все. Чтобы их провидческий смысл стал ясен, человечество должно было пройти через тяжкие годы кровавых испытаний.
В те месяцы и годы советская дипломатия использует любую возможность, чтобы заставить Лигу наций погасить в зародыше даже самый малый конфликт в любом районе земного шара. Когда летом 1932 года вспыхнула война между Боливией и Парагваем из-за нефтяной области Чако, в ходе которой в конце 1934 года боливийская армия потерпела поражение, Литвинов выступил на пленарном заседании Лиги наций. «Большое расстояние, – сказал он, – отделяющее нас от театра военных действий, и сравнительно незначительное число участвующих в них вооруженных сил не должны умалять в наших глазах важности проблемы. Решения, которые мы здесь примем, могут иметь весьма важные последствия в разбирательстве более серьезных конфликтов, и все мы должны это помнить. Со своей стороны, советская делегация настаивает на том, чтобы решения Ассамблеи по этому вопросу носили решительный и твердый характер и чтобы Ассамблея проявила твердость в деле их проведения в жизнь».
Выступления Литвинова в Женеве и на других международных форумах способствовали росту его популярности. В те годы он получал много писем от рабочих, военных, интеллигенции. Их авторы просили, чтобы Литвинов был осторожен. Враг не дремлет. Убили Воровского, убили Войкова, могут убить и его, Литвинова, а он нужен партии и рабочему классу. Максим Максимович отвечал, что случиться, конечно, может всякое, но пусть товарищи не волнуются. Он верит больше в силу слова, чем в силу пули. Возрос поток писем от избирателей, пославших его в ЦИК СССР, а потом в Верховный Совет. Некоторые авторы писем искали у Литвинова защиты, жаловались ему, старому большевику, на нарушения законности. Но давно уже не было в живых Феликса Эдмундовича Дзержинского, с которым был дружен Литвинов. Недавно умер Вячеслав Рудольфович Менжинский. По поводу этих писем Литвинов советовался с давним знакомым, одним из старых большевиков, занимавшим тогда крупный пост в НКВД.
Несмотря на уйму дел, он часто встречался с молодежью. Как-то комсомольцы Дзержинского района задали Максиму Максимовичу вопрос, как он изучал иностранные языки. Встреча проходила в конференц-зале Наркоминдела. Литвинов сказал: «У меня было много свободного времени для изучения иностранных языков. Я это делал в тюрьмах».
Приезжали к нему пионеры из столицы Армении. Литвинов сфотографировался с ними, написал теплое, дружеское приветствие, напомнил слова Владимира Ильича о необходимости овладевать знаниями.
В 1933 году Дзержинский райком партии Москвы поручил Наркоминделу взять шефство над колхозом деревни Чудцево Ново-Петровского района Московской области. Наркоминдел послал туда своего представителя опытного партийца Семена Максимовича Мирного, поручил ему ознакомиться с положением дел в колхозе. Он застал в Чудцеве неприглядную картину. Отощавшие коровы были подвешены на ремнях, колхозники ничего на трудодни не получали, кругом царила бесхозяйственность. Мирный остался на несколько месяцев в колхозе, чтобы помочь наладить дело. Приехал он в Чудцево в феврале, мобилизовал партийную организацию. Многое удалось сделать. Хорошо развернулся сев. А тут приближались майские праздники, и колхоз по совету Мирного решил направить делегатов к шефам в Москву.
В самый канун праздников чудцевские колхозники прибыли в столицу, явились в Народный комиссариат иностранных дел. Об их приезде сообщили Литвинову. Накануне Максим Максимович назначил прием послу одной крупной страны. Узнав, что прибыли колхозники, Литвинов поручил секретарю немедленно связаться с послом, передать ему, что просит прибыть на два часа позже назначенного срока, ибо он, Литвинов, еще не имеет решения правительства по вопросу, интересующему посла.
Прием дипломата был перенесен, а утром Литвинов принял колхозников. Расспросил о делах, выяснил их нужды. Стало ясно, что без механизированного транспорта колхоз не выйдет из тупика. Литвинов распорядился передать чудцевскому колхозу грузовые автомашины Наркоминдела, помочь другими возможными средствами.
В конце беседы колхозники сказали Литвинову, что перед самым их отъездом из деревни на общем собрании колхоза было принято решение присвоить чудцевскому колхозу имя Максима Максимовича Литвинова. Крестьяне поручили передать, что просят согласия Литвинова.
Максим Максимович задумался. Сидел расстроенный, не зная, что ответить колхозникам. Быть может, впервые он оказался перед проблемой, которую не мог решить. Уже истекли два часа. Вошел секретарь, сообщил, что посол ждет. Литвинов ответил:
– Скажите, что очень занят.
Наконец обратился к своим гостям:
– Передайте товарищам колхозникам, пусть поступают, как знают. Если им это так нужно, пусть присваивают мое имя.
Колхозники, довольные, вышли из кабинета Литвинова и, проходя мимо иностранного дипломата, вежливо распрощались:
– До свиданьичка.
Дипломат холодно поклонился, потом ехидно спросил у секретаря:
– Это дипломатическая миссия какой державы?
– Колхозной, – ответил секретарь.
Вечером в клубе Наркоминдела было праздничное собрание. Колхозников как почетных гостей посадили в президиум рядом с Литвиновым. Вручая им билеты на трибуны Красной площади, чтобы они посмотрели военный парад, он сказал:
– Вы хозяева, вы должны знать, что ваши деньги расходуются не зря.
В свободные часы Литвинов уезжал на дачу под Москву. Бродил по дорожкам парка, зимой ходил на лыжах, старался выполнять предписания врача.
В прошлом Литвинов тяжело болел, у него развилась тахикардия. Профессор Краузе, исследовавший его в 1923 году в Берлине, сказал с грубоватой откровенностью, что Литвинову осталось жить не очень долго. Максим Максимович пробурчал в ответ, что если он сумел пережить режим берлинской тюрьмы в 1907 году, то ему ничто не страшно, он постарается как можно дольше не отправляться на тот свет.
Все же болезнь иногда давала себя знать. Литвинов соблюдал диету, старался урвать двадцать минут, чтобы заехать в кабинет физкультуры, где изо всех сил крутил педали велосипеда. Семен Михайлович Буденный посоветовал Литвинову заняться верховой ездой, приказал выделить для него в конюшнях на Хамовническом плацу хорошо объезженную лошадь. Литвинов аккуратно два месяца являлся на плац, ездил верхом. Потом перестал. Не мог выдержать кутерьмы, которая поднималась на плацу при его появлении. Командир, завидев Литвинова, кричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57