– Не догнал! – ответил молодой человек на обращенный к нему безмолвный вопрос. – Но это, конечно, не был Каспер!Ванда заметила, с каким облегчением вздохнула ее подруга Митта.Адольф Куглер расслышал фразы, которыми перекидывались его гости.– Был ли это Каспер или не был, – сказал он бодро, – давайте-ка выпьем за здоровье этого человека! Как-никак раны свои он получил в сражениях, а не в драке под трактиром! Давай свой стакан, Збышек!Збигнев опорожнил стакан. Куглер налил ему второй. Потом молодой Суходольский сам наполнил себе третий.Никто из присутствующих за обильным столом Адольфа Куглера и не подозревал, что двое из гостей крайне обеспокоены полученными из Ольштына новостями. Так умело скрывали отец Миколай и пан Вацлав свои чувства.Третий из гостей, молодой Суходольский, нисколько не принуждая себя к веселью, просидел весь обед, опустив голову и не притрагиваясь к еде. На это тоже не было обращено внимание, разве что Ванда несколько раз с тревогой оглянулась на брата.– Матка бозка! До чего же походкой, статью, рыжими хоть и с проседью волосами он походит на Каспера! – вдруг сам себе сказал молодой человек.Пан Вацлав не успел сообщить сыну о своем разговоре с каноником Коперником, Збышек и без того был чем-то расстроен. Свое же волнение старый шляхтич старался не выдавать. То и дело он поглядывал на отца Миколая и, чуть заметив на губах каноника подобие улыбки, оглушительно хохотал в ответ на грубоватые шутки хозяина дома. Галантно передавая соседям по столу солонки, хлебницы, соусники, он не отрываясь следил за выражением лица каноника. С облегчением вздохнул пан Вацлав только тогда, когда дамам были поданы сласти, а мужчины перешли в кабинет хозяина потолковать о делах.Шляхтич подивился спокойному тону отца Миколая, когда тот сообщал Адольфу Куглеру о нависшей над домом его будущих родственников беде.– Будь сейчас другое время, ничего не стоило бы отвести обвинение и от Збигнева, и от Генриха, и даже от Франца, – сказал каноник. – Но как раз сейчас святой престол обеспокоен распространением ереси в Вармии и Поморье, а уж отцы инквизиторы всегда рады доказать свою преданность Риму. Но дело это и выеденного яйца не стоит. Вот я советую пану Суходольскому немедленно же отправиться в Краков и подать его величеству королю Зыгмунту жалобу на незаконные действия монахини Целестины и ее брата, покушавшегося на жизнь досточтимого профессора Ланге. Чтобы скрыть это злое деяние, они заточили в монастырь свидетельниц совершенного братом аббатисы преступления – девиц Митту-Амалию и Уршулу. К заявлению пана Суходольского я, как врач, пользовавший отца и дочь, прилагаю два свидетельства. Первое о том, что нанесенные профессору рыцарем Мандельштаммом побои привели к потере памяти и речи человека. Во втором свидетельстве я даю заключение о том, что девица Ланге находилась в здравом уме и содержание ее в монастыре под видом умалишенной незаконно. Я решил снабдить пана Суходольского письмом к Бернарду Ваповскому, старому моему другу и однокашнику…Последняя фраза отца Миколая была выслушана хозяином дома с почтительным вниманием: каноник Бернард Ваповский был влиятельным лицом при краковском дворе. Озабоченное выражение исчезло с лица Куглера.– Если Бернард Ваповский действительно захочет помочь пану Вацлаву, дело наше выиграно! – сказал он, облегченно вздыхая.– Бернард Ваповский действительно захочет помочь пану Вацлаву, – сказал отец Миколай так холодно, что румяное лицо Адольфа Куглера еще больше зарумянилось. А потом как ни в чем не бывало каноник продолжал: – Теперь дело за пустяками… Пан Суходольский сообщил мне, что испытывает временные финансовые затруднения. А поездка в Краков и хлопоты по всяким духовным и светским канцеляриям требуют больших денег… Однако, насколько я знаю, пан Суходольский так широко и охотно платит огромные проценты, что ростовщики наперебой станут предлагать ему свои услуги…– Но-но-но! – произнес хозяин дома и шутливо погрозил канонику пальцем. – Задолго до того, как я решился войти в эту уважаемую семью, я взял на себя ведение дел пана Суходольского. И сейчас тем более не откажусь помочь пану Вацлаву как советом, так и деньгами. Выручал я ведь его не однажды, выручу и нынче!– О Адольф, ты наш истинный друг! – в умилении воскликнул пан Вацлав, обнимая купца.Митта и Ванда, войдя, невольно стали свидетельницами этой трогательной сценки.– Вандзя! Митта! – так же умиленно сказал пан Вацлав. – Вот, а еще толкуют, будто купец никогда не сделает такого, из чего нельзя извлечь прибыль… А вот он, Вандзя, твой суженый, обыкновенный купец, в жилах его нет ни капельки шляхетской крови, а смотри, сколь он великодушен и благороден!– Иного вы бы мне, пан отец, в мужья и не избрали, – опуская глаза, промолвила Ванда.– Прошу прощения, Панове, – вмешался Коперник, – хотя я считаю, что дело ваше наполовину выиграно, но все-таки предложил бы, чтобы Збигнев с Миттой, а также Уршула с Францем на время переселились в Ольштын. Там их искать не станут, а наместник Ольштына – Тидеман Гизе – мой большой друг и сделает для них все, что в его силах… На время, – повторил он успокоительно, поворачиваясь к Куглеру, – пока пан Суходольский будет хлопотать за них в Кракове. У отцов инквизиторов длинные и цепкие руки. Необходимо обезопасить себя как можно тщательнее! А теперь я хочу извиниться перед любезным хозяином: мне нужно готовиться к отъезду, поэтому я вынужден покинуть этот гостеприимный дом.Сопровождаемый заверениями в любви пана Вацлава, благодарными взглядами Збигнева и Митты и низкими поклонами хозяина, Коперник удалился. Вскоре его примеру последовала и молодежь; Збигневу и Митте ведь тоже предстояли сборы в дорогу.– А теперь, Адольф, давай я обниму тебя по-настоящему, так как этого заслуживаешь! – выждав, пока все удалятся, воскликнул пан Вацлав. – Ты истинный друг нашей семьи, и я не сомневаюсь, что Вандзя будет с тобой счастлива!– Хотелось бы мне услышать это от самой панны Ванды, – с кислой миной освобождаясь от объятий пана Суходольского, заметил Куглер.– Э-э, ты не привередничай! – так и вспыхнул пан Вацлав. – Я дал за нее слово, а слово Суходольского – кремень! Берешь ты самую красивую девушку в Гданьске… Да что в Гданьске – пожалуй, и в Кракове мало кто может с нею сравниться! Милая, воспитанная, образованная, шляхтянка с кости и крови. Польское выражение; соответствует русскому «до мозга костей».
Да твоему отцу или деду и во сне такое не снилось! Небось в купцы-то вы из ремесленников, а может, из хлопов вышли?Продолжи пан Суходольский такой разговор, не видать бы, пожалуй, ему денег Куглера как собственных ушей, но, к счастью, он вовремя опомнился.– Ну, да ладно, – виновато усмехнулся он, – не попомни моих глупых речей, Адольф! Правду говорит моя пани Ангелина: беда, когда шляхетская кровь мне в голову бросается…Куглер, сидя за своим столом, молча писал, изредка, точно подсчитывая что-то в уме, поднимая глаза к потолку.– Вот, – сказал он, присыпая написанное песком, – я, выяснив свои финансовые дела, решил, что могу ссудить моему будущему тестю десять тысяч талеров. А это бумага, которую вам придется подписать…
– Вексель? Обязательство? – спросил пан Вацлав, охотно принимая из рук Куглера гусиное перо. – Но что-то ты раньше, Адольф, не требовал от меня никаких обязательств… Ладно, показывай, где мне проставить подпись!Купец с некоторым пренебрежением следил, глядя через плечо пана Вацлава, как тот царапает неумелой рукой пергамент, выводя свои закорючки. Ясновельможный пан был не шибко грамотен.– Да прочитали ли вы хотя бы бумагу, которую подписываете? – спросил Куглер в сердцах. – Вот уж действительно чисто шляхетское пренебрежение к делам! Какие могут быть обязательства между такими близкими людьми?! Каноник Коперник принимает меры для защиты жизни и свободы членов вашей семьи, а я принимаю меры для защиты вашего имущества… Отец Миколай правильно сказал: «У отцов инквизиторов длинные и цепкие руки». Пока вы будете возбуждать встречную жалобу против монахини и ее брата, святые отцы поспешат наложить секвестр на ваше имущество. А что к святым отцам попало, то и пропало… Попробуй, сними потом секвестр! Вот я и получил от вас расписку в том, что ваше имение Сухой дол поступает ко мне во владение до тех пор, пока вы не выплатите мне причитающиеся с вас десять тысяч талеров.Пан Вацлав растерянно посмотрел на него.– Сухой дол?! – воскликнул он. – Да там три мельницы, лучшая в округе конюшня, луга, лес. Не много ли Это за десять тысяч, Адольф?– Бог мой, неужели вы не понимаете, что это только формальность? Мог бы я потребовать в залог только одни мельницы, или эту вашу хатку в Осеках… Но я обязан поработиться как о своей будущей супруге, так и о её семье! Если – пускай бог милует! – нагрянет инквизиция и вздумает оттягать ваше главное достояние, Сухой дол, я тут как тут – наложу на имение руку, а святые отцы останутся с носом!– Так-то оно так, – пробормотал пан Суходольский, – но я сразу ничего не соображу…«Сначала подписываешь, а потом соображаешь!» – подумал Куглер.– А может, пан Вацлав не верит в честность своего будущего зятя? – спросил он сухо, протягивая пану Вацлаву его расписку. – Прошу тогда уничтожить этот документ, но потом уже не бежать ко мне за помощью, если что случится!– Что ты, что ты, Адольф! – сказал пан Вацлав, отодвигая расписку на угол стола. – Я всегда верил тебе, а сейчас тем более верю! Ты ведь – и месяца не пройдет – станешь мне таким же сыном, как… – «как Збигнев» у него язык не повернулся сказать, и, чуть замявшись, пан Вацлав закончил: – как любой другой зять в шляхетском семействе.Заметил или не заметил эту заминку будущего тестя Адольф Куглер, но расписку его он, свернув трубочкой, спрятал в ящик стола, а ящик запер на замок.О том, что происходит в семье Суходольских, Каспер прежде всего узнал от отца Миколая, а через день и Адольф Куглер сообщил ему о беде, нависшей над этим беспечным домом. Он отыскал молодого человека в Осеках, где тот поселился по соседству с Францем и Уршулой.– Повлияйте на них, пан Каспер! – говорил купец с горячностью. – Прав отец Миколай: железо нужно ковать, пока горячо! Его величество король наш Зыгмунт настроен сейчас против Рима и с радостью поддержит старого шляхтича… А какие настроения будут у короля через месяц, никто не знает!Куглер зазвал к себе на ужин Каспера специально для того, чтобы тот уговорил пана Вацлава действовать.– Ради этого, – признался купец огорченно, – мне пришлось нарушить данное вам слово и оповестить Суходольских о вашем приезде…«Ну, чем скорее, тем лучше!» – решил Каспер, стискивая зубы.Здесь же, в гостиной Куглера, Каспер впервые после долгой разлуки встретился с Миттой. Для них обоих это был трудный день.Когда Каспер в сопровождении бледного и вдруг точно похудевшего Збигнева появился в комнате, Митта, вся вспыхнув, поднялась с кресла и сделала ему навстречу несколько шагов.«Так встречают человека много старше себя или умудренного большим житейским опытом, – промелькнуло в голове у Каспера. – Впрочем, я, конечно, и старше и опытнее этой бедной, милой и ни в чем не повинной девушки».Он молча склонился в низком поклоне.– Я очень рада вас видеть, пан Каспер…– Я – тоже, панна Митта…– Я должна вам объяснить, пан Каспер, почему я… Не думайте обо мне очень скверно… Когда пан Збигнев…– Не надо, Митта, – прервал ее Каспер. – Не надо никаких объяснений. Мы старые друзья, и не к лицу нам оправдываться друг перед другом. Я все понимаю, Митта, и полон самого подлинного уважения к вам…– Но я… я причинила вам такую боль и обиду…Каспер усмехнулся.– Вечной боли не бывает, Митта… Вот прошло всего несколько дней, и я… – Каспер хотел сказать: «И я уже начинаю к ней привыкать», но закончил фразу иначе: – и я, Митта, уже почти ее не ощущаю. Что же касается обиды, то вы взводите на себя напраслину: я нисколько на вас не в обиде!Слезы выступили на глазах у девушки.– Каспер, много лет назад я дала вам слово. И я должна его сдержать или уйти в монастырь, – так говорит отец Януарий, мой исповедник. А о батюшке моем позаботятся паны Суходольские… Я должна либо выполнить данную вам клятву, либо уйти в монастырь. Одно или другое… Сегодня я сообщила Збигневу свое решение, но он умолил меня дождаться вашего прихода. Я сделаю так, как вы мне подскажете.– Но разве отец Миколай не говорил с вами… – начал было Каспер.Девушка заплакала.– Отец Януарий – мой духовный наставник с малых лет, – едва выговорила она сквозь слезы. – Он говорит, что господь покарает за меня бедного отца… Отец Януарий и велел мне поговорить с вами и сделать так, как вы нам со Збигневом подскажете.Каспер оглянулся.– Збигнев, друг мой, подойди-ка сюда поближе! – И, обхватив товарища за плечи, Каспер подвел Збышка к Митте и насильно соединил их руки.– Вот что я могу подсказать вам! – безуспешно стараясь подавить волнение, произнес он громко. – Любите друг друга и будьте счастливы. Только обязательно пригласите меня на свою свадьбу!Происходящую в гостиной сцену наблюдали только что появившиеся в дверях хозяин дома и его невеста – Ванда Суходольская. В противоположность Куглеру, следившему за своими гостями с иронической улыбкой на губах, Ванда застыла на месте как очарованная, не спуская с Каспера горящих от восхищения глаз.– О, пан Каспер! Вы… вы золотая душа! Какое благородное сердце надо иметь, чтобы…– …чтобы заставить забыть об этакой уродливой физиономии, – хихикнув, пробормотал пан Адольф себе под нос.Не ответив жениху ни слова, только окинув его негодующим взглядом, Ванда повернулась к брату:– Матушка и отец закончили сборы, дожидаются вас… Матушка надолго с отцом не расставалась еще с той войны… Нужно ее поддержать и утешить, и это твой долг, Збышек! Да и самому тебе с Миттой пора думать об отъезде! Такое наставление вам передал отец Миколай, уезжая…Митта и Збигнев несколько минут еще стояли, держась за руки и растерянно улыбаясь. Потом, не говоря ни слова, Митта подошла к Касперу и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в изувеченный лоб.Вечером, когда немного спала жара, провожали в дальний путь пана Вацлава. Было пролито немало слез.Три возка, груженные окороками, колбасами, копченой грудинкой, салом, маслом, вязками сушеных грибов, жбанами с домашним пивом, наливкой, штуками домотканого сукна и холста, заскрипели по дороге.Такими нехитрыми приношениями пан Суходольский надеялся смягчить сердца писцов и секретарей, от коих зависело продвижение или приостановка подаваемой им жалобы. Как ни странно, но старый шляхтич, обычно охотно и дававший и бравший деньги взаймы, решил на этот раз к талерам своего будущего зятя не притрагиваться. Выяснилось все же, что слывший когда-то первым кавалером и модником пан Вацлав непростительно отстал от краковских нравов. Столица сейчас мало ценила домашнюю снедь, наливки, домотканое сукно или холст. Краков потреблял заморские вина, заморские фрукты, индийские шелка и фландрские полотна, приглашал из-за границы поваров, лакеев и форейторов, а на все это требовались деньги, деньги и деньги!Прошла неделя, другая… От пана Вацлава не было никаких вестей. Легаты святейшей инквизиции, на счастье, в Гданьске не появлялись. Збышек и Митта уже не раз наведывались к Францу с Уршулой, обсуждая свой предполагаемый отъезд в Ольштын, но уехать пока не было возможности: сначала заболела Уршула и ждали, пока она поправится, потом совсем плох стал доктор Ланге.Наконец от пана Вацлава пришло послание, собственноручно нацарапанное старым шляхтичем. Видно, много пришлось ему пережить там, в Кракове, рука его сильно дрожала, с трудом выводя косые каракули. Половину послания совершенно невозможно было разобрать: чернильные кляксы, следы слез или воды, буквы, набегающие одна на другую, донельзя затрудняли чтение. Еле-еле разбирая отцовский почерк, письмо прочитала Ванда, сначала про себя, потом вслух – матери. Затем послание пана Вацлава перешло к Збигневу, от него – к Митте, Касперу, Францу и Уршуле. Последнему дали его прочесть Адольфу Куглеру.Письмо было столь неразборчиво, что домашние пана Суходольского поняли из него только то, что старый пан здоров, познакомился со многими влиятельными людьми, но что дела здесь делаются медленно и что ему придется задержаться в Кракове на месяц – два.Куглер с помощью увеличительного стекла разобрал все письмо от начала до конца.Прочитав его, он только покачал головой и, выдвинув ящик стола, снова пробежал глазами расписку своего будущего тестя.Потом, удовлетворенно щелкнув ногтем по пергаменту (бумаги, этого новшества, выделываемого из старых тряпок, купец для особо важных документов не признавал) снова спрятал расписку в ящик.Описывая нынешние нравы Кракова, пан Суходольский винился в своем упрямстве пани Ангелине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Да твоему отцу или деду и во сне такое не снилось! Небось в купцы-то вы из ремесленников, а может, из хлопов вышли?Продолжи пан Суходольский такой разговор, не видать бы, пожалуй, ему денег Куглера как собственных ушей, но, к счастью, он вовремя опомнился.– Ну, да ладно, – виновато усмехнулся он, – не попомни моих глупых речей, Адольф! Правду говорит моя пани Ангелина: беда, когда шляхетская кровь мне в голову бросается…Куглер, сидя за своим столом, молча писал, изредка, точно подсчитывая что-то в уме, поднимая глаза к потолку.– Вот, – сказал он, присыпая написанное песком, – я, выяснив свои финансовые дела, решил, что могу ссудить моему будущему тестю десять тысяч талеров. А это бумага, которую вам придется подписать…
– Вексель? Обязательство? – спросил пан Вацлав, охотно принимая из рук Куглера гусиное перо. – Но что-то ты раньше, Адольф, не требовал от меня никаких обязательств… Ладно, показывай, где мне проставить подпись!Купец с некоторым пренебрежением следил, глядя через плечо пана Вацлава, как тот царапает неумелой рукой пергамент, выводя свои закорючки. Ясновельможный пан был не шибко грамотен.– Да прочитали ли вы хотя бы бумагу, которую подписываете? – спросил Куглер в сердцах. – Вот уж действительно чисто шляхетское пренебрежение к делам! Какие могут быть обязательства между такими близкими людьми?! Каноник Коперник принимает меры для защиты жизни и свободы членов вашей семьи, а я принимаю меры для защиты вашего имущества… Отец Миколай правильно сказал: «У отцов инквизиторов длинные и цепкие руки». Пока вы будете возбуждать встречную жалобу против монахини и ее брата, святые отцы поспешат наложить секвестр на ваше имущество. А что к святым отцам попало, то и пропало… Попробуй, сними потом секвестр! Вот я и получил от вас расписку в том, что ваше имение Сухой дол поступает ко мне во владение до тех пор, пока вы не выплатите мне причитающиеся с вас десять тысяч талеров.Пан Вацлав растерянно посмотрел на него.– Сухой дол?! – воскликнул он. – Да там три мельницы, лучшая в округе конюшня, луга, лес. Не много ли Это за десять тысяч, Адольф?– Бог мой, неужели вы не понимаете, что это только формальность? Мог бы я потребовать в залог только одни мельницы, или эту вашу хатку в Осеках… Но я обязан поработиться как о своей будущей супруге, так и о её семье! Если – пускай бог милует! – нагрянет инквизиция и вздумает оттягать ваше главное достояние, Сухой дол, я тут как тут – наложу на имение руку, а святые отцы останутся с носом!– Так-то оно так, – пробормотал пан Суходольский, – но я сразу ничего не соображу…«Сначала подписываешь, а потом соображаешь!» – подумал Куглер.– А может, пан Вацлав не верит в честность своего будущего зятя? – спросил он сухо, протягивая пану Вацлаву его расписку. – Прошу тогда уничтожить этот документ, но потом уже не бежать ко мне за помощью, если что случится!– Что ты, что ты, Адольф! – сказал пан Вацлав, отодвигая расписку на угол стола. – Я всегда верил тебе, а сейчас тем более верю! Ты ведь – и месяца не пройдет – станешь мне таким же сыном, как… – «как Збигнев» у него язык не повернулся сказать, и, чуть замявшись, пан Вацлав закончил: – как любой другой зять в шляхетском семействе.Заметил или не заметил эту заминку будущего тестя Адольф Куглер, но расписку его он, свернув трубочкой, спрятал в ящик стола, а ящик запер на замок.О том, что происходит в семье Суходольских, Каспер прежде всего узнал от отца Миколая, а через день и Адольф Куглер сообщил ему о беде, нависшей над этим беспечным домом. Он отыскал молодого человека в Осеках, где тот поселился по соседству с Францем и Уршулой.– Повлияйте на них, пан Каспер! – говорил купец с горячностью. – Прав отец Миколай: железо нужно ковать, пока горячо! Его величество король наш Зыгмунт настроен сейчас против Рима и с радостью поддержит старого шляхтича… А какие настроения будут у короля через месяц, никто не знает!Куглер зазвал к себе на ужин Каспера специально для того, чтобы тот уговорил пана Вацлава действовать.– Ради этого, – признался купец огорченно, – мне пришлось нарушить данное вам слово и оповестить Суходольских о вашем приезде…«Ну, чем скорее, тем лучше!» – решил Каспер, стискивая зубы.Здесь же, в гостиной Куглера, Каспер впервые после долгой разлуки встретился с Миттой. Для них обоих это был трудный день.Когда Каспер в сопровождении бледного и вдруг точно похудевшего Збигнева появился в комнате, Митта, вся вспыхнув, поднялась с кресла и сделала ему навстречу несколько шагов.«Так встречают человека много старше себя или умудренного большим житейским опытом, – промелькнуло в голове у Каспера. – Впрочем, я, конечно, и старше и опытнее этой бедной, милой и ни в чем не повинной девушки».Он молча склонился в низком поклоне.– Я очень рада вас видеть, пан Каспер…– Я – тоже, панна Митта…– Я должна вам объяснить, пан Каспер, почему я… Не думайте обо мне очень скверно… Когда пан Збигнев…– Не надо, Митта, – прервал ее Каспер. – Не надо никаких объяснений. Мы старые друзья, и не к лицу нам оправдываться друг перед другом. Я все понимаю, Митта, и полон самого подлинного уважения к вам…– Но я… я причинила вам такую боль и обиду…Каспер усмехнулся.– Вечной боли не бывает, Митта… Вот прошло всего несколько дней, и я… – Каспер хотел сказать: «И я уже начинаю к ней привыкать», но закончил фразу иначе: – и я, Митта, уже почти ее не ощущаю. Что же касается обиды, то вы взводите на себя напраслину: я нисколько на вас не в обиде!Слезы выступили на глазах у девушки.– Каспер, много лет назад я дала вам слово. И я должна его сдержать или уйти в монастырь, – так говорит отец Януарий, мой исповедник. А о батюшке моем позаботятся паны Суходольские… Я должна либо выполнить данную вам клятву, либо уйти в монастырь. Одно или другое… Сегодня я сообщила Збигневу свое решение, но он умолил меня дождаться вашего прихода. Я сделаю так, как вы мне подскажете.– Но разве отец Миколай не говорил с вами… – начал было Каспер.Девушка заплакала.– Отец Януарий – мой духовный наставник с малых лет, – едва выговорила она сквозь слезы. – Он говорит, что господь покарает за меня бедного отца… Отец Януарий и велел мне поговорить с вами и сделать так, как вы нам со Збигневом подскажете.Каспер оглянулся.– Збигнев, друг мой, подойди-ка сюда поближе! – И, обхватив товарища за плечи, Каспер подвел Збышка к Митте и насильно соединил их руки.– Вот что я могу подсказать вам! – безуспешно стараясь подавить волнение, произнес он громко. – Любите друг друга и будьте счастливы. Только обязательно пригласите меня на свою свадьбу!Происходящую в гостиной сцену наблюдали только что появившиеся в дверях хозяин дома и его невеста – Ванда Суходольская. В противоположность Куглеру, следившему за своими гостями с иронической улыбкой на губах, Ванда застыла на месте как очарованная, не спуская с Каспера горящих от восхищения глаз.– О, пан Каспер! Вы… вы золотая душа! Какое благородное сердце надо иметь, чтобы…– …чтобы заставить забыть об этакой уродливой физиономии, – хихикнув, пробормотал пан Адольф себе под нос.Не ответив жениху ни слова, только окинув его негодующим взглядом, Ванда повернулась к брату:– Матушка и отец закончили сборы, дожидаются вас… Матушка надолго с отцом не расставалась еще с той войны… Нужно ее поддержать и утешить, и это твой долг, Збышек! Да и самому тебе с Миттой пора думать об отъезде! Такое наставление вам передал отец Миколай, уезжая…Митта и Збигнев несколько минут еще стояли, держась за руки и растерянно улыбаясь. Потом, не говоря ни слова, Митта подошла к Касперу и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в изувеченный лоб.Вечером, когда немного спала жара, провожали в дальний путь пана Вацлава. Было пролито немало слез.Три возка, груженные окороками, колбасами, копченой грудинкой, салом, маслом, вязками сушеных грибов, жбанами с домашним пивом, наливкой, штуками домотканого сукна и холста, заскрипели по дороге.Такими нехитрыми приношениями пан Суходольский надеялся смягчить сердца писцов и секретарей, от коих зависело продвижение или приостановка подаваемой им жалобы. Как ни странно, но старый шляхтич, обычно охотно и дававший и бравший деньги взаймы, решил на этот раз к талерам своего будущего зятя не притрагиваться. Выяснилось все же, что слывший когда-то первым кавалером и модником пан Вацлав непростительно отстал от краковских нравов. Столица сейчас мало ценила домашнюю снедь, наливки, домотканое сукно или холст. Краков потреблял заморские вина, заморские фрукты, индийские шелка и фландрские полотна, приглашал из-за границы поваров, лакеев и форейторов, а на все это требовались деньги, деньги и деньги!Прошла неделя, другая… От пана Вацлава не было никаких вестей. Легаты святейшей инквизиции, на счастье, в Гданьске не появлялись. Збышек и Митта уже не раз наведывались к Францу с Уршулой, обсуждая свой предполагаемый отъезд в Ольштын, но уехать пока не было возможности: сначала заболела Уршула и ждали, пока она поправится, потом совсем плох стал доктор Ланге.Наконец от пана Вацлава пришло послание, собственноручно нацарапанное старым шляхтичем. Видно, много пришлось ему пережить там, в Кракове, рука его сильно дрожала, с трудом выводя косые каракули. Половину послания совершенно невозможно было разобрать: чернильные кляксы, следы слез или воды, буквы, набегающие одна на другую, донельзя затрудняли чтение. Еле-еле разбирая отцовский почерк, письмо прочитала Ванда, сначала про себя, потом вслух – матери. Затем послание пана Вацлава перешло к Збигневу, от него – к Митте, Касперу, Францу и Уршуле. Последнему дали его прочесть Адольфу Куглеру.Письмо было столь неразборчиво, что домашние пана Суходольского поняли из него только то, что старый пан здоров, познакомился со многими влиятельными людьми, но что дела здесь делаются медленно и что ему придется задержаться в Кракове на месяц – два.Куглер с помощью увеличительного стекла разобрал все письмо от начала до конца.Прочитав его, он только покачал головой и, выдвинув ящик стола, снова пробежал глазами расписку своего будущего тестя.Потом, удовлетворенно щелкнув ногтем по пергаменту (бумаги, этого новшества, выделываемого из старых тряпок, купец для особо важных документов не признавал) снова спрятал расписку в ящик.Описывая нынешние нравы Кракова, пан Суходольский винился в своем упрямстве пани Ангелине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50