Миранда жила около Барбикана, так что он видел лишь длинную узкую улочку, ведущую вниз. Он сказал:
– Да. И поэтому я здесь.
Миранда откинула волосы назад и обхватила себя руками:
– Слушай, Питер. Мне скоро пора идти. Пойдешь со мной? Представление начинается в половине восьмого.
– Нет. Я хочу сначала где-нибудь перекусить.
– А когда ты ел в последний раз?
– Вчера? Нет… Что-то не помню.
– Ах Боже мой! То-то я смотрю, с тобой творится что-то неладное. Слушай, от горничной тут ничего не добьешься. Выйдешь отсюда, поверни направо, там будет кафешка под названием «Клюковка». Там пекут отличные пироги.
– Прекрасно. Счастливо тебе, Миранда. И… спасибо. Она подошла к нему и подставила свое лицо. Он очень нежно поцеловал ее в губы. А потом она ушла.
Роль была небольшая, но она одна могла петь, и она пропела заклинание, не хуже Титании защищая Питера.
Она была похожа на легкую паутинку, со своими развевающимися волосами и воздушным шелком, залитым светом прожекторов. Она хотела, чтобы ее представление стало предложением и решением для Питера. Она желала продемонстрировать ему, что теперь она может быть независимой.
Он не пришел за кулисы. Актеры его знали, но никто его не видел. Миранда не стала никого дожидаться. Она поймала машину и взлетела наверх, в свою мансарду. На столе лежала записка:
«Любимая, на каминной доске я нашел ключи от машины и узнал у драконши-привратницы, где ты ее поставила. Я собираюсь куда-нибудь съездить. Сам не знаю куда. Хочу чего-нибудь новенького. Пришлю известия о себе Глэдис Пак. Питер».
Она медленно села и опустила голову на руки.
На самом же деле Питер вернулся в Ньюлин, поставил машину у миссис Паску и обосновался в своей прежней мастерской. Каждое утро он наблюдал, как Чарльз Ковак отвозит его детей в Пензанс, и каждый вечер он видел, как он же привозит их обратно. В промежутке он уходил на этюды и без устали писал скалы, выработанные старые шахты. Он не осмеливался пойти в кафе, опасаясь, что Мэг узнает, что он поблизости. Он позвонил Глэдис и попросил передать Миранде, чтобы она не возвращалась домой, пока он все не прояснит. И он выжидал.
Мэг разыскала старый цветастый манеж Себастьяна, и теперь малышка Эми могла ползать в нем и наслаждаться собственными достижениями. Ребятишки сидели вокруг стола и подбрасывали ей куски лакомств, как маленькому щенку.
– Отведай-ка моего тостика, Эми. – Себастьян терпеть не мог поджаристых корок, а Эми они нравились.
Она потянулась к нему, радостно пуская пузыри, а Кэти тем временем выкрошила в ложку яичный желток, чтобы скормить его Эми.
Чарльз покачал головой:
– Этот ребенок прибавит вдвое в весе к нашему возвращению.
Себастьяна, как обычно, мучили тяжелые предчувствия:
– Но ведь вы не собираетесь уезжать домой прямо сейчас?
– Мы побудем, пока не приедут мамочка и папочка, – успокоил его Чарльз.
Кэти замерла с Ложкой в руке.
– Мы никогда не называем Миранду и Питера мамочкой и папочкой, – объяснила она. – Алекс и Себ зовут их мама и папа или просто ма и па.
Алекс пытался протестовать:
– Ма – это сокращенное для Миранды, а па… Но вмешалась Мэг.
– Мы останемся до их приезда, – заверила она. Она наблюдала за их сборами. Себастьян воспринял переход в новую школу с поразительной легкостью; было что-то успокоительное в том, как основательно он всякий раз нахлобучивал свою шапку. У Алекса пока еще оставались неясными результаты, и он с каждым днем все сильнее нервничал, но хорошо это скрывал. Кэти, оставаясь вечно невозмутимой, изображала пресыщенность. Не было заметно, чтобы кого-то из них волновало отсутствие родителей; Мэг не знала, радоваться этому или огорчаться.
После того как Чарльз увозил детей, она убиралась внизу и поднималась с Эми наверх, чтобы заправить постели и стереть пыль. Она подносила девочку к окошку, чтобы она помахала возвращавшемуся Чарльзу. Эми бодро распевала и барабанила по стеклу растопыренной ладошкой. Как было приятно наблюдать за смеющимся ей в ответ Чарльзом. Как приятно было, что он чувствовал себя здесь как дома. Так же приятно, как бывало на Артемии.
Она спускалась вниз, они пили кофе, а Чарльз играл с малышкой. Потом он клал девочку, работал за кухонным столом, а Мэг готовила продукты для ужина, и они время от времени обменивались репликами.
После легкого обеда они шли гулять с Эми, вывозя ее в старой коляске Себастьяна. На ухабах она подскакивала, так что лунная песенка Эми перебивалась явственной икотой; Чарльз, смеясь, наклонялся к ней, и она заливалась ему в ответ.
Мэг порывисто сказала:
– Я так рада, что ты здесь, Чарльз! И Эми тоже!
Он казался всецело поглощенным крутым спуском по прибрежной аллее к гавани.
– Да. И конечно, это больше похоже на настоящий дом, чем любая, даже отличная квартира. – Он взглянул на нее. – Мэг, послушай. Если ты вернешься, то мы продадим ее и переедем. В какое-нибудь более домашнее место. И я отпущу Магду на пенсию. В любом случае ей должно быть уже около семидесяти.
Она была ошеломлена.
– Разумеется, я вернусь – уж не думаешь ли ты, что я здесь навсегда?
– Не знаю, – проронил он с унылым видом. – Это место… ведь здесь же твое сердце, Мэг. Я не могу не видеть этого – глупо было бы не понять, что это так. В общем, увидев все это, я вполне понял твои чувства.
– Чарльз! Ради Господа Бога! Ведь это же все в прошлом! Мы договорились…
– Отбой. Мы навсегда останемся друзьями, что бы ни случилось. Не говори ничего больше. Но запомни это.
Ей почти приходилось бежать, чтобы идти вровень с ним.
– Я скажу, непременно скажу! Разумеется, я возвращаюсь домой! И разумеется, мы не станем переезжать! И разумеется, совсем не нужно отправлять на пенсию Магду! Ты ведь не оставляешь нам – квартире, Магде, мне – даже полшанса! Все было против нас, когда мы вернулись с Артемии. И вот мы привыкли, а теперь… – Она задохнулась. – Просто подожди и посмотри! И давай пойдем помедленнее, пожалуйста!
Он засмеялся.
– Извини. – Он остановился и повернул коляску так, что Эми смогла видеть море. – Ты понимаешь, что год назад я и думать не мог, что буду гулять по этим холмам?
– Да. А ты понимаешь, что я перестала произносить слова вроде «цирроза» и «холестерина» с тех пор, как прошлым летом ты появился на Артемии?
Он подхватил:
– Когда ты уехала из Англии, я вернулся к заведенному порядку. – Он засмеялся. – А что мне еще было делать, чтобы выжить?
– Ах, Чарльз.
– Это было предложение маман. Я рассказал ей, что надеюсь на то, что мы поженимся, и тогда она заявила весьма недвусмысленно, – что только слепая может желать выйти за меня замуж!
– Я тебе не верю!
– Это правда. Маман бывает такой же искренней, как Эми Смизерс. Представляю, как они ругались в прежние времена!
– И все же они стали друзьями.
– И лучшими. – Он снова двинулся и мимоходом заметил: – Потому что они умеют быть откровенными. И честными. Даже когда это причиняет боль. Вот как мы.
– Мы? Ты хочешь сказать мне что-нибудь неприятное, Чарльз? – Она нервно рассмеялась.
– Нет. Но мне хочется, чтобы ты честно призналась мне, что ты думаешь о квартире. И о Магде. – Он улыбнулся, когда Эми радостно подпрыгнула. – Смотри, она опять хочет поскакать по кочкам! – Он покатил коляску легкими толчками. – Я буду честным, Мэг. Я знаю, что тебе хорошо здесь с детьми. Боюсь, что ты захочешь остаться.
– Здесь для меня нет места. Ты это знаешь.
– Да, но… А ты хочешь остаться?
– Ну… а ты? Я думала, у нас все идет отлично. То есть так же хорошо, как тогда на Артемии. И нам не нужна бабушка, чтобы… чтобы учить нас, как себя вести!
Он засмеялся в ответ. Они вернулись к кочкам, и Эми ликующе зауакала. Он сказал:
– Лучше я поеду за детьми. Уже половина четвертого. – Они свернули на Рыбную улицу. Он продолжал: – Здесь чудесно, Мэг. Но это и в самом деле место не для меня. А потом, в Лондоне меня ждет работа. Не могу же я остаться тут на неопределенный срок.
Она коснулась его руки.
– Я тоже, – сказала она.
Но он-то знал, что Миранда так не думает. Миранда была умна. И хитра. И так близка к Мэг, как никто. Хотел бы он знать, что она задумала. Он узнал это на следующий день.
Алекс сходил с ума от радости весь вечер. Он уже наверняка получил место в колледже Труро, и Зеч отправлялся вместе с ним. Наутро с почтой пришел список необходимых школьных принадлежностей, одежды и спортивного инвентаря. Выглядел список весьма внушительно.
– Мама должна приехать домой, чтобы купить мне все это! – задиристо объявил Алекс.
– Или Питер. – Кэти просмотрела список с поистине материнской заботливостью. – Питер даже больше бы пригодился. В экипировке для регби он явно понимает лучше.
Чарльз поднялся и утер мордочку Эми. Миранда и в самом деле очень умна. И хитра. Теперь Чарльз знал наверняка, что, как только он покинет Кил, сюда заявится Питер. Пока Кэти продолжала рассуждать, он совершенно явственно понял, что если бы не встретил Мэг в аэропорту Хитроу, то Питер непременно был бы здесь.
Он сказал:
– И все же школу никто не отменял, старики. Пора вам собираться.
– Я что, не могу остаться дома и отметить это дело? – спросил Алекс. – Вот был бы па здесь, он обязательно разрешил бы мне остаться сегодня дома.
– Вот уж не думаю.
Чарльз улыбался вполне дружелюбно, но все трое ребятишек немедленно отправились наверх за одеждой. Алекс громко заявил:
– Вероятно, у них нет подобных школ, в их Венгрии. А Кэти отозвалась:
– Питер ни за что не разрешил бы тебе остаться, Алекс. Ты бы помешал ему рисовать!
Чарльз вышел, чтобы завести машину. Хотелось бы ему знать, где сейчас притаился Питер Сноу. И наставляет ли его Миранда. И как. Он подождал ребят в машине. Это было совсем как тогда, когда он прятался в кладовке на лестничной площадке. Но он не мог преодолеть себя.
На следующий день он уехал. Ему в любом случае надо было ехать – позвонил Трэдлс, спрашивал о цвете для иллюстраций Мэг. Насколько он помнил, с цветом все было в порядке. Он ни о чем не стал говорить Мэг. Только что перед обедом он уезжает, но Билли Мейджер обещал забрать детей из школы.
Он отчаянно – безнадежно – старался говорить беспечно.
– К концу недели от тебя останутся только глаза, Мэг. Почему бы тебе не позвонить в заведение этой мисс Пак и не потребовать, чтобы Миранда возвращалась домой?
– Посмотрим. – Она ободрительно пожала ему руку. – Не беспокойся о нас, пожалуйста, Чарльз. Уладь там все – всю эту неразбериху – и поскорее возвращайся сюда.
Он обвел глазами большую кухню, размышляя, знает ли она, что Питер Сноу только и дожидается его отъезда.
Л вслух сказал:
– Ты так думаешь? Ты правда хочешь, чтобы я вернулся?
Она так искренне изумилась, что он понял, как беспочвенны его подозрения.
Он быстро поднялся, не дожидаясь ее ответа:
– А знаешь, эта кухня напоминает мне нашу на Артемии.
Она довольно улыбнулась.
– Я понимаю. Кухня Евы.
– Да. – Он поднял чемодан. Вот почему она была так счастлива на Артемии: там все напоминало ей Кил и «Рыбный домик». Она была существом преданным.
Он предупредил:
– Не выходи – ветер страшный. Еще Эми простудится. – Он дружески приобнял ее и повернулся к двери.
– Послушай, Мэг… – Он нахмурился, пытаясь, чтобы слова звучали помягче. – Если что-нибудь случится… То есть если тебе захочется чего-нибудь иного… в будущем… пожалуйста, помни о том, что наш союз – всего лишь брак по расчету. Он не должен стоять у тебя на пути.
Она, совсем растерявшись, уставилась на него.
– Эми сказала, что это брак по дружбе.
– Моя дорогая Мэг… – Он тяжело сглотнул. – Мы могли бы оставаться друзьями и безо всякого брака. – Он распахнул дверь, волоча за собой чемодан. – Просто запомни то, что я сказал. Не чувствуй себя со мной связанной. Или виноватой. Или ответственной. – Он натянуто засмеялся. – Будь счастлива. – И он решительно закрыл за собой дверь.
Питер наблюдал его отъезд из окна мансарды. Он заметил и лондонский костюм, и багаж на заднем сиденье. Он закрыл глаза и постарался дышать ровнее. Потом он слишком быстро вскочил на ноги и ударился головой о притолоку – как он ударялся все прежние годы. Это показалось ему хорошим предзнаменованием. Может быть, и балка была прежней. Он погладил вскочившую шишку и стал медленно спускаться вниз, неся свою боль к Мэг, как ребенок, идущий просить прощения.
Она оторвала Эми от ее игрушек и, взяв ее на руки, опустилась на колени, чувствуя себя как лодочка, которую несет по воле ветра и волн. Подозрение, что Чарльзу надоело заниматься домашним хозяйством, приглядывать за чужой семьей, быстро переросло в убеждение. Ее ужаснуло, с какой доверчивостью она воспринимала его поддержку и преданность. Ведь он не святой; он был женат и не обязан хранить верность Мэг, хотя она и думала, что может ему дать что-то – заполнить пустоту в его жизни. И все это куда-то уплывало…
Она уткнулась лицом в нежную ямку между шейкой и плечиком Эми и тихонько застонала. Какого черта она чувствовала себя такой довольной на Артемии и особенно здесь, сейчас? И здесь все было напутано и испорчено, и никто не мог ничего решить.
Эми, хрюкнув, потянулась, как и всегда, к носу. Нашла его и захрюкала еще радостнее. Зареванная, с мокрыми глазами, Мэг тоже засмеялась и поднялась, чтобы отнести дочку наверх, для утреннего сна. Начинался бесконечный день; она напомнила себе, сколько всего необходимо переделать – и прежде всего смыть соль с наружных стекол, – но после отъезда Чарльза руки у нее опускались. Она так и стояла с Эми на руках, пока та засовывала в сморщенный ротик большой палец ноги, затем опустила ее в кроватку и принялась слоняться по дому как потерянная. Она заставила себя заняться обедом и как раз чистила овощи над раковиной, когда заявился Питер. Сначала кто-то поскребся у двери, ведущей во двор, потом она приоткрылась, и на пороге – невероятно! – возник он.
Она так и. застыла: морковка в одной руке, нож в другой, рот открыт от изумления. Она не видела его уже почти полтора года, и он, несомненно, изменился за эти месяцы; но последние недели изменили его еще сильнее. Он страшно исхудал, борода его была немытой и нечесаной, а волосы скатались в крысиные хвостики, падающие на плечи. Она воскликнула:
– Питер! – А потом, бросив морковку и ножик и автоматически вытерев руки о передник, произнесла: – Дорогой мой. Ты болен.
Он и без того не знал, что сказать, а она, со своим обычным сочувствием, совсем лишила его мужества. Он изо всех сил закачал головой.
– Я не болен. Я страдаю. Единственное, что я могу, это рисовать. Это похоже на ту детскую игру, о которой ты мне рассказывала. Я должен был рисовать, чтобы найти подтверждение. Ответ. Какой-то путь, чтобы… начать, собственно, новую жизнь.
– Ах, мой дорогой, – повторила она, совершенно измученная. Она подвинула ему стул. – Иди. Сядь тут. Разреши… – Она ловко стянула с него негнущуюся куртку из ослиной шкуры и проводила его к стулу.
Он не мог унять дрожь. Куртка была пропитана водой. Значит, шел дождь? Он благодарно потянулся к теплу.
– Мне нужно было увидеть тебя, Мэг. Ты единственная… Я должен поговорить с тобой. Ты меня выслушаешь?
– Разумеется. Ты что, спал на улице?
– Нет. У миссис Паску. Откуда я мог наблюдать, как Ковак возит детей в школу и обратно. Я видел, что сегодня утром он уехал совсем.
– Ах Боже мой… Тут есть немного супа, я подогрею.
– С этим ничего нельзя поделать, Мэг. Он чужак. Даже Миранда… Вот Миранда понимает это. Она знает, что я собирался увидеться с тобой.
Она на мгновение закрыла глаза и включила плитку. Та довольно заурчала. Она отыскала в холодильнике суп, перелила его в кастрюльку. Потом заметила:
– Твоя куртка. Она же насквозь мокрая!
– Я рисовал в Галвеле. Пару недель назад. Лил дождь.
– И она все еще мокрая. Миссис Паску должна бы была…
– Я ей не позволял подниматься наверх. Иногда она приносила еду. Поначалу я даже ел, но теперь я не могу выносить пищи.
– Ей следовало бы послать за врачом.
– Нет. Она на моей стороне.
Она налила суп в тарелку и подвинула ему.
– Мы все на твоей стороне, – тихо промолвила она. – А теперь поешь, и тогда мы сможем поговорить.
Он начал глотать, сначала медленно, потом все быстрее, словно распробовав собственный голод. Она опустилась на колени и разула его. Едкий запах ударил ей в нос. Она набрала в таз горячей воды и опустила туда его ноги. К тому времени, когда он управился с супом, она смогла снять с него сопревшие носки, сползавшие клочками, как кожа.
– Мэг, прости меня, – сказал он. – Я запустил себя. Прости меня.
– Должна же быть причина, Питер.
– Да. Действительно… – Голос его звучал спокойно, почти официально. – Действительно, я и сам думаю, что схожу с ума.
– Возможно. – Она тоже постаралась говорить бесстрастно. – Наверное, переработал. Сначала ты здесь весь погряз в делах, потом кинулся с головой в работу, в живопись…
– Мэг, но я столько всего сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Да. И поэтому я здесь.
Миранда откинула волосы назад и обхватила себя руками:
– Слушай, Питер. Мне скоро пора идти. Пойдешь со мной? Представление начинается в половине восьмого.
– Нет. Я хочу сначала где-нибудь перекусить.
– А когда ты ел в последний раз?
– Вчера? Нет… Что-то не помню.
– Ах Боже мой! То-то я смотрю, с тобой творится что-то неладное. Слушай, от горничной тут ничего не добьешься. Выйдешь отсюда, поверни направо, там будет кафешка под названием «Клюковка». Там пекут отличные пироги.
– Прекрасно. Счастливо тебе, Миранда. И… спасибо. Она подошла к нему и подставила свое лицо. Он очень нежно поцеловал ее в губы. А потом она ушла.
Роль была небольшая, но она одна могла петь, и она пропела заклинание, не хуже Титании защищая Питера.
Она была похожа на легкую паутинку, со своими развевающимися волосами и воздушным шелком, залитым светом прожекторов. Она хотела, чтобы ее представление стало предложением и решением для Питера. Она желала продемонстрировать ему, что теперь она может быть независимой.
Он не пришел за кулисы. Актеры его знали, но никто его не видел. Миранда не стала никого дожидаться. Она поймала машину и взлетела наверх, в свою мансарду. На столе лежала записка:
«Любимая, на каминной доске я нашел ключи от машины и узнал у драконши-привратницы, где ты ее поставила. Я собираюсь куда-нибудь съездить. Сам не знаю куда. Хочу чего-нибудь новенького. Пришлю известия о себе Глэдис Пак. Питер».
Она медленно села и опустила голову на руки.
На самом же деле Питер вернулся в Ньюлин, поставил машину у миссис Паску и обосновался в своей прежней мастерской. Каждое утро он наблюдал, как Чарльз Ковак отвозит его детей в Пензанс, и каждый вечер он видел, как он же привозит их обратно. В промежутке он уходил на этюды и без устали писал скалы, выработанные старые шахты. Он не осмеливался пойти в кафе, опасаясь, что Мэг узнает, что он поблизости. Он позвонил Глэдис и попросил передать Миранде, чтобы она не возвращалась домой, пока он все не прояснит. И он выжидал.
Мэг разыскала старый цветастый манеж Себастьяна, и теперь малышка Эми могла ползать в нем и наслаждаться собственными достижениями. Ребятишки сидели вокруг стола и подбрасывали ей куски лакомств, как маленькому щенку.
– Отведай-ка моего тостика, Эми. – Себастьян терпеть не мог поджаристых корок, а Эми они нравились.
Она потянулась к нему, радостно пуская пузыри, а Кэти тем временем выкрошила в ложку яичный желток, чтобы скормить его Эми.
Чарльз покачал головой:
– Этот ребенок прибавит вдвое в весе к нашему возвращению.
Себастьяна, как обычно, мучили тяжелые предчувствия:
– Но ведь вы не собираетесь уезжать домой прямо сейчас?
– Мы побудем, пока не приедут мамочка и папочка, – успокоил его Чарльз.
Кэти замерла с Ложкой в руке.
– Мы никогда не называем Миранду и Питера мамочкой и папочкой, – объяснила она. – Алекс и Себ зовут их мама и папа или просто ма и па.
Алекс пытался протестовать:
– Ма – это сокращенное для Миранды, а па… Но вмешалась Мэг.
– Мы останемся до их приезда, – заверила она. Она наблюдала за их сборами. Себастьян воспринял переход в новую школу с поразительной легкостью; было что-то успокоительное в том, как основательно он всякий раз нахлобучивал свою шапку. У Алекса пока еще оставались неясными результаты, и он с каждым днем все сильнее нервничал, но хорошо это скрывал. Кэти, оставаясь вечно невозмутимой, изображала пресыщенность. Не было заметно, чтобы кого-то из них волновало отсутствие родителей; Мэг не знала, радоваться этому или огорчаться.
После того как Чарльз увозил детей, она убиралась внизу и поднималась с Эми наверх, чтобы заправить постели и стереть пыль. Она подносила девочку к окошку, чтобы она помахала возвращавшемуся Чарльзу. Эми бодро распевала и барабанила по стеклу растопыренной ладошкой. Как было приятно наблюдать за смеющимся ей в ответ Чарльзом. Как приятно было, что он чувствовал себя здесь как дома. Так же приятно, как бывало на Артемии.
Она спускалась вниз, они пили кофе, а Чарльз играл с малышкой. Потом он клал девочку, работал за кухонным столом, а Мэг готовила продукты для ужина, и они время от времени обменивались репликами.
После легкого обеда они шли гулять с Эми, вывозя ее в старой коляске Себастьяна. На ухабах она подскакивала, так что лунная песенка Эми перебивалась явственной икотой; Чарльз, смеясь, наклонялся к ней, и она заливалась ему в ответ.
Мэг порывисто сказала:
– Я так рада, что ты здесь, Чарльз! И Эми тоже!
Он казался всецело поглощенным крутым спуском по прибрежной аллее к гавани.
– Да. И конечно, это больше похоже на настоящий дом, чем любая, даже отличная квартира. – Он взглянул на нее. – Мэг, послушай. Если ты вернешься, то мы продадим ее и переедем. В какое-нибудь более домашнее место. И я отпущу Магду на пенсию. В любом случае ей должно быть уже около семидесяти.
Она была ошеломлена.
– Разумеется, я вернусь – уж не думаешь ли ты, что я здесь навсегда?
– Не знаю, – проронил он с унылым видом. – Это место… ведь здесь же твое сердце, Мэг. Я не могу не видеть этого – глупо было бы не понять, что это так. В общем, увидев все это, я вполне понял твои чувства.
– Чарльз! Ради Господа Бога! Ведь это же все в прошлом! Мы договорились…
– Отбой. Мы навсегда останемся друзьями, что бы ни случилось. Не говори ничего больше. Но запомни это.
Ей почти приходилось бежать, чтобы идти вровень с ним.
– Я скажу, непременно скажу! Разумеется, я возвращаюсь домой! И разумеется, мы не станем переезжать! И разумеется, совсем не нужно отправлять на пенсию Магду! Ты ведь не оставляешь нам – квартире, Магде, мне – даже полшанса! Все было против нас, когда мы вернулись с Артемии. И вот мы привыкли, а теперь… – Она задохнулась. – Просто подожди и посмотри! И давай пойдем помедленнее, пожалуйста!
Он засмеялся.
– Извини. – Он остановился и повернул коляску так, что Эми смогла видеть море. – Ты понимаешь, что год назад я и думать не мог, что буду гулять по этим холмам?
– Да. А ты понимаешь, что я перестала произносить слова вроде «цирроза» и «холестерина» с тех пор, как прошлым летом ты появился на Артемии?
Он подхватил:
– Когда ты уехала из Англии, я вернулся к заведенному порядку. – Он засмеялся. – А что мне еще было делать, чтобы выжить?
– Ах, Чарльз.
– Это было предложение маман. Я рассказал ей, что надеюсь на то, что мы поженимся, и тогда она заявила весьма недвусмысленно, – что только слепая может желать выйти за меня замуж!
– Я тебе не верю!
– Это правда. Маман бывает такой же искренней, как Эми Смизерс. Представляю, как они ругались в прежние времена!
– И все же они стали друзьями.
– И лучшими. – Он снова двинулся и мимоходом заметил: – Потому что они умеют быть откровенными. И честными. Даже когда это причиняет боль. Вот как мы.
– Мы? Ты хочешь сказать мне что-нибудь неприятное, Чарльз? – Она нервно рассмеялась.
– Нет. Но мне хочется, чтобы ты честно призналась мне, что ты думаешь о квартире. И о Магде. – Он улыбнулся, когда Эми радостно подпрыгнула. – Смотри, она опять хочет поскакать по кочкам! – Он покатил коляску легкими толчками. – Я буду честным, Мэг. Я знаю, что тебе хорошо здесь с детьми. Боюсь, что ты захочешь остаться.
– Здесь для меня нет места. Ты это знаешь.
– Да, но… А ты хочешь остаться?
– Ну… а ты? Я думала, у нас все идет отлично. То есть так же хорошо, как тогда на Артемии. И нам не нужна бабушка, чтобы… чтобы учить нас, как себя вести!
Он засмеялся в ответ. Они вернулись к кочкам, и Эми ликующе зауакала. Он сказал:
– Лучше я поеду за детьми. Уже половина четвертого. – Они свернули на Рыбную улицу. Он продолжал: – Здесь чудесно, Мэг. Но это и в самом деле место не для меня. А потом, в Лондоне меня ждет работа. Не могу же я остаться тут на неопределенный срок.
Она коснулась его руки.
– Я тоже, – сказала она.
Но он-то знал, что Миранда так не думает. Миранда была умна. И хитра. И так близка к Мэг, как никто. Хотел бы он знать, что она задумала. Он узнал это на следующий день.
Алекс сходил с ума от радости весь вечер. Он уже наверняка получил место в колледже Труро, и Зеч отправлялся вместе с ним. Наутро с почтой пришел список необходимых школьных принадлежностей, одежды и спортивного инвентаря. Выглядел список весьма внушительно.
– Мама должна приехать домой, чтобы купить мне все это! – задиристо объявил Алекс.
– Или Питер. – Кэти просмотрела список с поистине материнской заботливостью. – Питер даже больше бы пригодился. В экипировке для регби он явно понимает лучше.
Чарльз поднялся и утер мордочку Эми. Миранда и в самом деле очень умна. И хитра. Теперь Чарльз знал наверняка, что, как только он покинет Кил, сюда заявится Питер. Пока Кэти продолжала рассуждать, он совершенно явственно понял, что если бы не встретил Мэг в аэропорту Хитроу, то Питер непременно был бы здесь.
Он сказал:
– И все же школу никто не отменял, старики. Пора вам собираться.
– Я что, не могу остаться дома и отметить это дело? – спросил Алекс. – Вот был бы па здесь, он обязательно разрешил бы мне остаться сегодня дома.
– Вот уж не думаю.
Чарльз улыбался вполне дружелюбно, но все трое ребятишек немедленно отправились наверх за одеждой. Алекс громко заявил:
– Вероятно, у них нет подобных школ, в их Венгрии. А Кэти отозвалась:
– Питер ни за что не разрешил бы тебе остаться, Алекс. Ты бы помешал ему рисовать!
Чарльз вышел, чтобы завести машину. Хотелось бы ему знать, где сейчас притаился Питер Сноу. И наставляет ли его Миранда. И как. Он подождал ребят в машине. Это было совсем как тогда, когда он прятался в кладовке на лестничной площадке. Но он не мог преодолеть себя.
На следующий день он уехал. Ему в любом случае надо было ехать – позвонил Трэдлс, спрашивал о цвете для иллюстраций Мэг. Насколько он помнил, с цветом все было в порядке. Он ни о чем не стал говорить Мэг. Только что перед обедом он уезжает, но Билли Мейджер обещал забрать детей из школы.
Он отчаянно – безнадежно – старался говорить беспечно.
– К концу недели от тебя останутся только глаза, Мэг. Почему бы тебе не позвонить в заведение этой мисс Пак и не потребовать, чтобы Миранда возвращалась домой?
– Посмотрим. – Она ободрительно пожала ему руку. – Не беспокойся о нас, пожалуйста, Чарльз. Уладь там все – всю эту неразбериху – и поскорее возвращайся сюда.
Он обвел глазами большую кухню, размышляя, знает ли она, что Питер Сноу только и дожидается его отъезда.
Л вслух сказал:
– Ты так думаешь? Ты правда хочешь, чтобы я вернулся?
Она так искренне изумилась, что он понял, как беспочвенны его подозрения.
Он быстро поднялся, не дожидаясь ее ответа:
– А знаешь, эта кухня напоминает мне нашу на Артемии.
Она довольно улыбнулась.
– Я понимаю. Кухня Евы.
– Да. – Он поднял чемодан. Вот почему она была так счастлива на Артемии: там все напоминало ей Кил и «Рыбный домик». Она была существом преданным.
Он предупредил:
– Не выходи – ветер страшный. Еще Эми простудится. – Он дружески приобнял ее и повернулся к двери.
– Послушай, Мэг… – Он нахмурился, пытаясь, чтобы слова звучали помягче. – Если что-нибудь случится… То есть если тебе захочется чего-нибудь иного… в будущем… пожалуйста, помни о том, что наш союз – всего лишь брак по расчету. Он не должен стоять у тебя на пути.
Она, совсем растерявшись, уставилась на него.
– Эми сказала, что это брак по дружбе.
– Моя дорогая Мэг… – Он тяжело сглотнул. – Мы могли бы оставаться друзьями и безо всякого брака. – Он распахнул дверь, волоча за собой чемодан. – Просто запомни то, что я сказал. Не чувствуй себя со мной связанной. Или виноватой. Или ответственной. – Он натянуто засмеялся. – Будь счастлива. – И он решительно закрыл за собой дверь.
Питер наблюдал его отъезд из окна мансарды. Он заметил и лондонский костюм, и багаж на заднем сиденье. Он закрыл глаза и постарался дышать ровнее. Потом он слишком быстро вскочил на ноги и ударился головой о притолоку – как он ударялся все прежние годы. Это показалось ему хорошим предзнаменованием. Может быть, и балка была прежней. Он погладил вскочившую шишку и стал медленно спускаться вниз, неся свою боль к Мэг, как ребенок, идущий просить прощения.
Она оторвала Эми от ее игрушек и, взяв ее на руки, опустилась на колени, чувствуя себя как лодочка, которую несет по воле ветра и волн. Подозрение, что Чарльзу надоело заниматься домашним хозяйством, приглядывать за чужой семьей, быстро переросло в убеждение. Ее ужаснуло, с какой доверчивостью она воспринимала его поддержку и преданность. Ведь он не святой; он был женат и не обязан хранить верность Мэг, хотя она и думала, что может ему дать что-то – заполнить пустоту в его жизни. И все это куда-то уплывало…
Она уткнулась лицом в нежную ямку между шейкой и плечиком Эми и тихонько застонала. Какого черта она чувствовала себя такой довольной на Артемии и особенно здесь, сейчас? И здесь все было напутано и испорчено, и никто не мог ничего решить.
Эми, хрюкнув, потянулась, как и всегда, к носу. Нашла его и захрюкала еще радостнее. Зареванная, с мокрыми глазами, Мэг тоже засмеялась и поднялась, чтобы отнести дочку наверх, для утреннего сна. Начинался бесконечный день; она напомнила себе, сколько всего необходимо переделать – и прежде всего смыть соль с наружных стекол, – но после отъезда Чарльза руки у нее опускались. Она так и стояла с Эми на руках, пока та засовывала в сморщенный ротик большой палец ноги, затем опустила ее в кроватку и принялась слоняться по дому как потерянная. Она заставила себя заняться обедом и как раз чистила овощи над раковиной, когда заявился Питер. Сначала кто-то поскребся у двери, ведущей во двор, потом она приоткрылась, и на пороге – невероятно! – возник он.
Она так и. застыла: морковка в одной руке, нож в другой, рот открыт от изумления. Она не видела его уже почти полтора года, и он, несомненно, изменился за эти месяцы; но последние недели изменили его еще сильнее. Он страшно исхудал, борода его была немытой и нечесаной, а волосы скатались в крысиные хвостики, падающие на плечи. Она воскликнула:
– Питер! – А потом, бросив морковку и ножик и автоматически вытерев руки о передник, произнесла: – Дорогой мой. Ты болен.
Он и без того не знал, что сказать, а она, со своим обычным сочувствием, совсем лишила его мужества. Он изо всех сил закачал головой.
– Я не болен. Я страдаю. Единственное, что я могу, это рисовать. Это похоже на ту детскую игру, о которой ты мне рассказывала. Я должен был рисовать, чтобы найти подтверждение. Ответ. Какой-то путь, чтобы… начать, собственно, новую жизнь.
– Ах, мой дорогой, – повторила она, совершенно измученная. Она подвинула ему стул. – Иди. Сядь тут. Разреши… – Она ловко стянула с него негнущуюся куртку из ослиной шкуры и проводила его к стулу.
Он не мог унять дрожь. Куртка была пропитана водой. Значит, шел дождь? Он благодарно потянулся к теплу.
– Мне нужно было увидеть тебя, Мэг. Ты единственная… Я должен поговорить с тобой. Ты меня выслушаешь?
– Разумеется. Ты что, спал на улице?
– Нет. У миссис Паску. Откуда я мог наблюдать, как Ковак возит детей в школу и обратно. Я видел, что сегодня утром он уехал совсем.
– Ах Боже мой… Тут есть немного супа, я подогрею.
– С этим ничего нельзя поделать, Мэг. Он чужак. Даже Миранда… Вот Миранда понимает это. Она знает, что я собирался увидеться с тобой.
Она на мгновение закрыла глаза и включила плитку. Та довольно заурчала. Она отыскала в холодильнике суп, перелила его в кастрюльку. Потом заметила:
– Твоя куртка. Она же насквозь мокрая!
– Я рисовал в Галвеле. Пару недель назад. Лил дождь.
– И она все еще мокрая. Миссис Паску должна бы была…
– Я ей не позволял подниматься наверх. Иногда она приносила еду. Поначалу я даже ел, но теперь я не могу выносить пищи.
– Ей следовало бы послать за врачом.
– Нет. Она на моей стороне.
Она налила суп в тарелку и подвинула ему.
– Мы все на твоей стороне, – тихо промолвила она. – А теперь поешь, и тогда мы сможем поговорить.
Он начал глотать, сначала медленно, потом все быстрее, словно распробовав собственный голод. Она опустилась на колени и разула его. Едкий запах ударил ей в нос. Она набрала в таз горячей воды и опустила туда его ноги. К тому времени, когда он управился с супом, она смогла снять с него сопревшие носки, сползавшие клочками, как кожа.
– Мэг, прости меня, – сказал он. – Я запустил себя. Прости меня.
– Должна же быть причина, Питер.
– Да. Действительно… – Голос его звучал спокойно, почти официально. – Действительно, я и сам думаю, что схожу с ума.
– Возможно. – Она тоже постаралась говорить бесстрастно. – Наверное, переработал. Сначала ты здесь весь погряз в делах, потом кинулся с головой в работу, в живопись…
– Мэг, но я столько всего сделал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56