Однако секунду спустя он обрел поддержку.– Мибейн – жестокий человек, практичный, образованный зверь.Эти слова произнес племянник Уитеккера, музыкант. Возмущенные лица повернулись в его сторону, но никто не возразил, потому что Уитеккеры были одной из самых богатых семей на острове и им доставляло удовольствие посмеиваться над своим «странным» племянником. А кроме того, припомнил Фрэнсис, родственники молодого человека со стороны матери вкладывали деньги в нефть.Хозяин дома спокойно проговорил:– Более того, всё, что вы называете законностью и порядком, не более чем эвфемизмы для обозначения полицейского государства.Уитеккер открыл свой маленький розовый рот:– Ты имеешь право на свое мнение, Роб, и мой племянник тоже, но я бы посоветовал вам обоим быть осторожными в своих высказываниях. Неподходящее время для подобных разговоров.– Мистер Уитеккер прав, – четко произнес Фрэнсис. Он не намеревался говорить, он сознательно выбросил из головы мысли, не касающиеся его собственных дел, и потому сам удивился своей реакции. – Даже те из вас, кто поддерживает нынешнее правительство, не чувствуют себя в безопасности, не так ли?– Должны ли мы понять вас таким образом, – спросил кто-то, что вы голосуете за Курсона?В словах говорившего слышалась злоба, поскольку отношение Фрэнсиса к Курсону, так же как и его причина, были хорошо известны.– Я вообще не собираюсь голосовать, – коротко ответил он. – А что я думаю, так это «Чума на оба ваших дома».– Ну конечно, вы уезжаете. А для тех, кто хочет или вынужден остаться, перспектива не очень-то радужная. Лично я считаю, что Курсон разорит всех нас. У него могут быть хорошие слова и намерения, но в конце концов он пустит нас по миру.– А что у вас есть? – спросил племянник Уитеккера.В этот момент старший Да Кунья, одетый как подобает торговцу его класса, подошел к ним и сел на свободный стул. Он был заметно взволнован.– Я только что из города. Взгляните на это, – он развернул газету. – Специальный номер «Рупора», вышел сегодня днем. Я прочту вам. Слушайте, передовая написана Кэт Тэрбокс.«В течение многих месяцев мы разными способами собирали информацию о тех людях, которые управляют нами, которые смеют называть себя нашим правительством. Сегодня, накануне решающих выборов настало время обнародовать правду.Начать с того, что это вовсе не правительство. Это частное объединение джентльменов-преступников, защищаемых секретной полицией, которой хорошо платят за счет взимаемых с вас налогов, за счет вашего труда. Наша страна превратилась в тихую гавань для предприятий теневой экономики, торгующих наркотиками и оружием и отмывающих грязные деньги. Государственные средства текут в карманы премьер-министра и его друзей; они надёжно спрятаны в девятнадцати разных банках не где-нибудь, а в Швейцарии. Понадобится армия юристов и неизвестно сколько лет, чтобы вернуть их народу, которому они принадлежат.– Боже мой! – произнес Уитеккер. Да Кунья продолжал:«Эти люди почти каждый день говорят нам о коммунистической угрозе, о примере Кубы. Но они никогда не упоминают о том, что победа коммунизма на Кубе стала возможной потому, что сначала шайка воров довела страну до разрухи». Ну и дальше там еще, – сказал Да Кунья. – Возьмите, посмотрите.– Она не подписалась под этим?– Подписалась! Большими черными буквами. Здесь еще врезка: «Если вам не безразлична судьба вашей страны, если вам не безразлична собственная судьба, вы проголосуете против них. Вы проголосуете за Патрика Курсона».– Безумная женщина!– Почему? Я бы назвал это мужеством!– Разумеется, если вы называете мужеством самоубийство.Кто-то неохотно произнес:– Что ж, она, действительно, выступает за то, что думает. Этого у нее не отнимешь.– Боюсь, долго она не продержится. После такой статьи.– Плохо, что Лионель уехал в Англию. Разведенный или нет, он остановил бы ее. Он всегда обожал ее, даже после развода.– Он не смог бы ее остановить. Вы не знаете Кэт Тэрбокс. Она делает то, что хочет.– Как вы думаете, может быть, кому-нибудь следует поехать в город и… – начал Роб Фосет, когда его жена подбежала к ним.– Роб! Роб! Я только что услышала – у Эмми включено радио – они отменили выборы!– Что они сделали?– Отменили выборы! В четверг не будет выборов! По соображениям национальной безопасности, они так сказали.Племянник Уитеккера стукнул по столу:– Естественно! Курсон побеждает, разве не понятно?– Но они говорят, они говорят… один из официантов пришел недавно – он в ужасе, он сказал, что в Коувтауне творятся страшные вещи! Полиция повсюду производит аресты. Они конфисковали все экземпляры «Рупора», которые смогли найти. И он видел, – миссис Фосет содрогнулась, – как избивали человека. Они разбили ему голову. Это происходило около телефонной станции, было…Как-то внезапно торжество закончилось. В сгущающейся темноте тускло мерцали свечи, больше не казавшиеся праздничными. Все зависит от настроения наблюдающего, подумал Фрэнсис. В несколько мгновений все вокруг стало уязвимым, беззащитным. Дом с его музыкой, серебром и шелком, его стареющие обитатели – все такое ломкое, непрочное, слабое.Роб Фосет сделал усилие и бодро проговорил:– Никто из нас тут уже ничем не поможет. Поэтому мы можем поужинать. К тому же, как сказала моя жена, ужин ожидается неплохой.Внутри у Фрэнсиса всё сжалось. Они конфисковали все экземпляры «Рупора»… разбили ему голову… А я буду сидеть за столом, держа вилку для омаров и бокал с вином, в то время как она… Кровь бросилась ему в голову, не мысли, а кровь и сила, настолько властные и всепоглощающие, что он поднялся и заговорил раньше, чем мозг дал приказ его органам.Он поймал Марджори за руку:– Принеси извинения. Уитеккеры подвезут тебя до дома. Мне нужно в город.– О чем ты думаешь? В Коувтаун, сейчас?– Я должен. Пожалуйста. Я спешу.– Фрэнсис! Фрэнсис! Ты не сошел с ума? – слова Марджори отозвались в его ушах воплем испуга. – Фрэнсис, вернись!Но он уже прыгнул в автомобиль и мчался по дороге, ничего не видя и не слыша.Деревни были освещены. Группы людей стояли у больших магазинов и у пивных, будто ожидая указаний, что делать. Страх витал среди деревьев у дороги. В ночном воздухе пахло смертью. Он нажал на акселератор. Только одна мысль билась у него в голове, и ничто не могло остановить его. Он знал, он знал. Хорошо, что ни полиция, ни милиция не попалась на его пути – он сбил бы всех. Он торопился.На полной скорости он спустился в город с горы, не жалея покрышек, визжа тормозами, свернул на улицу, где так давно не был. Он резко затормозил перед ее домом и выскочил из машины.В доме было темно, однако входная дверь оказалась открытой. Он поспешил войти, включил свет и побежал по комнатам. На полу в кухне лежали собаки Кэт. Пудель был мертв, а желтая дворняжка – жестоко покалечена. Она лежала в луже крови и открыла глаза навстречу Фрэнсису, словно умоляла о помощи, затем повернула их в сторону своей миски и мячика, дорогах, знакомых вещей, вытянулась и закрыла глаза.Теперь Фрэнсис понял, что он найдет. Застыв от ужаса, он позвал ее по имени:– Кэт! Кэт!Бросился вверх по лестнице. Распахнул двери. Комнаты были пусты. Что-то заставило его открыть чулан в холле – она была там. Она лежала лицом вниз на куче обуви и какой-то одежды, голая, связанная, с кляпом во рту. Плача, он вытащил ее, его мутило от страха.– О, боже мой! – снова и снова повторял он.Кэт без движения лежала на постели. Он смотрел на нее в отчаянии. Ярость душила его, но он чувствовал себя беспомощным, он не знал, что делать. По крайней мере, она жива… Но никто из докторов не придет в такую ночь. Может быть, она умирает? Он собрался и начал действовать. Спустился вниз и нашел бренди. Что лучше, бренди или вода? В ванной комнате он набрал воды и намочил кусок ткани, чтобы обтереть ей лоб. Сев на край кровати, он осторожно и тщательно укрыл ее простыней и без конца освежал ей лицо. Кэт, моя Кэт, повторял он про себя, что они с тобой сделали!Она открыла глаза. Долго смотрела на него. Прошептала:– Я знала, что ты придешь.– Откуда ты знала?– У меня было предчувствие, что это будет наш день. Я даже позвонила тебе сегодня вечером до того, как все случилось, но мне ответили, что тебя нет дома. Они сказали, что ты уехал на прием.Радость и боль смешались в его душе.– Ты мне звонила?– Да, мне было так страшно! Я подумала, что ты будешь нужен мне… поэтому – наплевать на гордость.– О, Господи! – проговорил Фрэнсис. Она прошептала:– У меня ужасно болит спина.Он осторожно перевернул ее и увидел почему. Спину пересекли три полосы. Кожа была содрана от ударов, по краям ран запеклись капельки крови.Ему стало нехорошо:– Кэт, они… сделали с тобой что-нибудь еще?– Только то, что ты видишь.В ванной комнате он нашел склянку с просроченной, загустевшей жаропонижающей жидкостью. Он осторожно полил ею на раны.– Может, я и не так сделал, но это не повредит, пока мы не найдем доктора.– Пожалуйста, сними с меня ожерелье. Больно. Нагретые теплом ее тела, бусины скользнули сквозь его пальцы. Это было голубое ожерелье, дешевое, но милое. Странным образом оно напоминало ему роскошный изумруд, который она носила, когда они познакомились. И всё, что случилось с тех первых дней, исчезло, словно было написано на папиросной бумаге, подлежащей уничтожению. Остались только навеки запечатленные, прекрасные образы: Кэт в Элевтере, овеваемая ветром, в гостиничном саду и в этом доме. Время растворилось, рассеялись глупая злоба и гордость… всё, всё ушло.Он взял ее за руку.– Расскажи мне, что произошло, – попросил он.– От меня ушел Фрэнклин Пэрриш. Ты знаешь Фрэнклина? Он принес мне экземпляр речи для «Рупора». А потом, через несколько минут, пришли они.Их было трое. Двери у меня были заперты – я всегда так делаю, но они выбили окно в кухне и вошли. Собаки… – Кэт запнулась. – Собаки. Где они?Он не знал, как сказать ей, но в его мгновенной запинке она прочла ответ. Ему пришлось держать ее.– Не надо, не ходи вниз. Пожалуйста, Кэт, они мертвы.Она заплакала.– Ты уверен? Не ранены?Он вспомнил дворняжку, Кэт звала ее Бинз.– Я обо всем позабочусь. Я не хочу, чтобы ты видела. Кэт, моя дорогая, тебе повезло, что ты осталась жива.– Убить их? За что? Я потратила месяцы, чтобы приучить этих бедных животных доверять людям. Когда я нашла их, их били…– Я знаю. Люди бьют и детей, – он укрыл ее. – Полежи. Обещай, что никуда не пойдешь. Я буду внизу. Я постараюсь недолго.В кухне он нашел уже мертвую Бинз. Бедные создания! Бедная Кэт, которая плакала из-за них, а не из-за себя!Он нашел в кладовке фонарь и, боясь сделать свет поярче, чтобы не привлекать внимания, вышел во двор. Один Бог знает, сколько страха и ужаса в городе этой ночью.Всю неделю до этого шли дожди, поэтому земля была мягкой. За десять минут он вырыл яму нужной глубины. Затем взял два маленьких тела, все еще теплых и податливых, и осторожно уложил их в землю. Провел рукой по мягкой шерсти и взялся за лопату.И здесь, над двумя мертвыми собаками он пережил один из тех эмоциональных переломов, что случаются в жизни только раз или два. Все, что он чувствовал к жизни и живым существам, родственные отношения, доброта, сострадание – всё поглотили сожаление и стыд, что так долго он не прислушивался к тому, что только и было в нем истинного.Закончив, он отложил лопату и какое-то время стоял, глядя в небо. Оно было непроницаемо черным. По главной дороге в конце улицы промчалась, завывая, машина «скорой помощи». Потом загудели моторы и на повороте взвизгнули шины. Полиция, подумал он. Снова воцарилась тишина, такая глубокая, что, казалось, сама ночь пронизана страхом. Боится наступления утра, подумал он, как и я.Он пожалел, что у него нет пистолета. Все, что он смог найти в кухне – был разделочный нож. В холодильнике Фрэнсис увидел холодный чай и отнес его Кэт. А нож положил на пол, чтобы она его не увидела.Она пила чай, привалившись к нему – у нее совсем не осталось сил. В слабом свете ночи он различил белую одежду, висящую в чулане; он вспомнил запах мускуса.– Ты написала замечательную статью. Тебе не следовало делать этого, Кэт. Это было сумасшествием.– Я действительно обезумела, я больше не могла терпеть.Потом он услышал свой голос:– А… а Патрик знал об этом?– Нет, он бы мне не позволил. Я все решила сама… Я хочу, чтобы вы снова стали друзьями, Фрэнсис.Он не ответил и уложил ее на подушки, когда она покончила с чаем.– Я так много раз хотела позвонить тебе, – прошептала она. – Я заглядывала в телефонную книгу, чтобы только увидеть твое имя. Мы были глупцами, Фрэнсис. Пара упрямых, неуступчивых глупцов.– Да. Моей вины было больше. Тут она увидела на полу нож.– Ты думаешь, они вернутся?– Не думаю. Они выполнили то, что им приказали, – и, отвечая на незаданный вопрос, добавил, – я не собираюсь оставлять тебя.На улице по-прежнему было угрожающе тихо. Он со страхом подумал о Марджори и ребенке. По крайней мере, они не одни. С ними Озборн, в доме преданные люди. Он поднял трубку.Она нормально добралась от Фосетов? Дома все в порядке? Да? Хорошо! Нет, причин для беспокойства нет, он останется в городе в гостинице и вернется утром или как только дороги станут безопасными. Он только хотел убедиться, что дома ничего не случилось.Откинув покрывало, он лег рядом с Кэт, стараясь не коснуться ее покалеченной спины. Она уснула, а он не мог. В его голове крутилось колесо святой Катерины, колесо, на котором распинали святых, и он понял, что слишком измучился, чтобы заснуть. Сквозь сон Кэт позвала его по имени.– Я здесь, – тут же откликнулся он. – Не бойся, я здесь.Она снова уснула.Он лежал без сна, прислушиваясь к тиканью часов. Он услышал их только сейчас, в середине ночи. Ему стало казаться, что по мере того, как истекала ночь, часы убыстряли свой ход. И ему захотелось, чтобы ночь продлилась, потому что никто не знал, что принесет утро.Постепенно серый рассвет пополз по потолку. Радостно защебетали ничего не ведающие птицы. Кэт пошевелилась.– Я здесь, родная, – снова произнес он.И, повернув ее к себе, по-прежнему стараясь не дотронуться до ее спины, он положил ее голову себе на плечо. И долго лежал, касаясь щекой ее волос и чувствуя биение ее сердца.Окончательно разбудила их автоматная очередь.– Что это? – закричала Кэт.– Ничего, ничего, – успокаивающе сказал он. – Ложись и спи.Но она села, встревоженно прислушиваясь.– Выстрелы? Это были выстрелы, нет?– Да, – ответил он и подошел к окну. Там ничего не было видно. Он включил радио. Оно молчало.– Они закрыли станцию, – мрачно сказал он. – Интересно, телефон тоже отключен?Он поднял трубку, послышался гудок. Внезапно он принял решение.– Кому ты звонишь? – прошептала Кэт.– Николасу, – ответил он все так же мрачно.– Не надо! – вскрикнула она. Но Николас уже был на проводе.– Это Фрэнсис Лютер, – гнев сжигал его. – Я с Кэт Тэрбокс в ее доме.– Ах, да, конечно.– И это все, что вы можете сказать?– Нет, я могу добавить, что она очень глупая женщина и что ей повезло, что ее не убили.– Это им почти удалось. Как вы думаете, как долго человек может находиться в чулане?– Какое несчастье. Мне в самом деле жаль. Я потрясен.– Вы разговариваете не с ребенком, Николас. «Вы потрясены»! Для вас это явилось полной неожиданностью!– Если начистоту, то да. Политика – непредсказуема. Приходится иметь дело с самыми разными людьми. Кое-кому из решительных ребят не понравилось, что леди пишет обо мне лживые статьи, и они приняли соответствующие меры. Только и всего.– Николас, я повторяю, вы разговариваете не с ребенком!– Вы что, действительно считаете, что я несу ответственность за происшедшее? Нет, я по-прежнему верен своим друзьям – это одна из моих слабостей, даже если они не всегда этого заслуживают. Кэт Тэрбокс, помимо того, что глупа, бывшая жена Лионеля Тэрбокса, она – друг моего друга Патрика, у которого, к несчастью, случилось размягчение мозгов. И я вижу, давайте назовем вещи своими именами, что вы принимаете слишком близко к сердцу все, что с ней происходит, – ровный, настойчивый голос не допускал возражений. – Мне жаль, что все так случилось. Мы могли бы прекрасно ладить, мирно жить в этом красивом месте, если бы мошки, подобные Кэт Тэрбокс, не зудели над ухом, подрывая доверие…Фрэнсис вставил несколько слов:– Доверие к вашей полиции и…– Полиция была бы не нужна, если бы граждане вели себя должным образом. А сейчас, если вы извините меня, Фрэнсис, у меня впереди напряженный день.В трубке раздался щелчок.Фрэнсис повесил трубку и повернулся к Кэт. Его взгляд выражал полную беспомощность.– Вспомни, я никогда не верила ему, – тихо сказала она. – Ничего конкретного, шестое чувство. Я никогда не знала, к чему же он стремится. Лучше иметь дело с Лионелем! С ним всегда все ясно! Послушай, ты никогда не задумывался, почему Николас остался в стороне от той забастовки, пять лет назад? Он не хотел раскрываться и подвергаться риску нажить врагов с обеих сторон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46