– Билл, я хочу знать, замешан ли ты в политике? Билл пристально посмотрел на него:– Почему ты спрашиваешь?– Потому что я беспокоюсь. Я не оспариваю твоего права верить в то, во что ты веришь, а я знаю, во что ты веришь. Но боюсь, в настоящее время небезопасно говорить все, что думаешь.– В настоящее время? Мне казалось, что у нас демократическое правительство. Свобода слова, свобода мысли и все такое, – в словах Билла звучала издевка.Патрик почувствовал, что ему опять приходится защищаться:– Это демократическое общество! Но, чтобы придти к полной демократии, требуется время…– У каждого из нас только одна жизнь, – перебил его Билл. – Сколько прикажешь ждать?! А между тем не происходит никаких изменений. Возьми Фрэнсиса или Тэрбоксов. Рабочий выращивает бананы, а прибыль течет в роскошный дом в Англии, а может, на Ривьере или куда-нибудь еще, где эти люди чувствуют себя, как дома.Снова семья Фрэнсиса. Всегда семья Фрэнсиса. Удар за ударом. Билл это умеет!– Скажи мне, ты доволен тем, что имеешь с тех пор как Мибейн пришел к власти? – потребовал мальчик.– Не совсем. Но никогда не забывай, что пока мы не удовлетворены, мы способны менять положение. Тайное голосование – наше самое большое достижение, наша защита. Когда подумаешь, что немногие народы в мире имеют право голоса, начинаешь ценить то, что имеешь.– Голосовать за того или за другого – не имеет значения. Я за кубинский путь развития, а ты можешь оставаться со своим тайным голосованием.– Не спорю, большое искушение! Никаких выборов, всего один человек, который с помощью множества комитетов и разговоров делает все быстро и эффективно! Справедливость и равенство одним росчерком пера великого человека! Только это не есть равенство. Послушай, ну почему ты считаешь, что эти режимы обеспечивают людям равенство? Несколько человек купаются в королевской роскоши, о которой остальные даже не имеют представления. Более того, эти несколько распоряжаются жизнью и смертью миллионов. Равенство!– Жизнь и смерть! – произнес Билл. Он был абсолютно спокоен. Стоял, небрежно облокотившись на комод, на котором были расставлены хрупкие фарфоровые статуэтки – бело-голубые пастушки и молочницы. В течение многих лет Дезире покупала их у Да Кунья и очень ими дорожила.– Ты, конечно, знаешь, чем занимаются «Красные ребята»? – спросил он наконец.– Занимаются? – повторил Патрик.– Да, – Билл казался терпеливым и старым.Он никогда не был молодым, подумал Патрик, и ответил:– Пожалуй, их слишком много…– Ты ничего не видишь, – перебил его Билл. – Не знаешь, что они делают, когда снимают свою форму. Есть еще сотни, которые не носят никакой формы. И об этом ты не знаешь. А говоришь о власти над жизнью и смертью… – он остановился. – Ты ничего не хочешь слышать, потому что Николас твой друг.– Он был мне братом, – медленно произнес Патрик, словно говоря сам с собой.– Хорошо. Но братья тоже совершают странные поступки.Сколько же он знает, чтобы быть таким циничным в семнадцать лет!– Ты – член правительства, но не имеешь ни малейшего представления о его деятельности. Ты хоть понимаешь, что происходит за твоей спиной? В прошлом месяце сестры Даниэль погибли в аварии. Ты подумал, что это несчастный случай?– Все так подумали.– Не все, – поправил его Билл. – Автомобиль вовсе не потерял управление. Сестер застрелили «Красные ребята», которые и сбросили машину с горы. Вот что было на самом деле.– Но почему?– Они держали публичный дом, шикарное местечко для туристов на Вестбрук-роуд. Их убили, потому что они осмелели и перестали платить Альфреду Клеру. Он – двоюродный брат Мибейна, ты, естественно, знаешь об этом. Тебе не кажется, что вся семейка заодно и выжимает из страны все соки?– Откуда ты это знаешь, Билл? Как ты можешь говорить подобные вещи?– Говорю, потому что это правда, – Билл улыбнулся, улыбка получилась тоскливой. – Мои друзья и я – у нас есть возможность получать информацию.Кэт и ее источники, подумал Патрик. Он был ошеломлен. От демократии к Кубе и коммунизму, а теперь о публичных домах и убийствах – и все за полчаса! Кто же говорит правду?– Не знаю, верить тебе или нет, – сказал он.И снова Билл улыбнулся странной, трогательной улыбкой.– Поверь, – сказал он. * * * – У Мибейнов будет новоселье, – объявила Дезире.Дом Николаса поднялся в новом квартале в районе мыса Молино. От Дезире Патрик знал, как продвигаются работы, об итальянском кафеле, о бассейне и большой комнате неправильной формы. Похожа на нос корабля, доложила она.– Я не хочу идти, – сказал он.– Что? О чем ты думаешь? Бог с ними, с моими чувствами, с отношением Дорис, но как это будет выглядеть? Единственный член правительства, который не пришел. А кроме того, ты в исполнительном комитете.– Исполнительный комитет не собирался уже несколько месяцев, да и его заседания – просто профанация, насколько я понимаю. Я – в меньшинстве, состоящем из одного человека, – с горечью закончил он.– Может, ты сам в этом виноват? В конце концов, какое это имеет отношение к новоселью?Разумеется, она была права. Если он не пойдет, это покажется странным и подозрительным. Он заставил себя одеться и пойти.Дом Николаса был схож с орлиным гнездом. На плато на вершине горы расположились несколько новых домов. Их выстроили отошедшие от дел промышленники из Северной Америки, Германии, Швеции. Отсюда открывался вид на бескрайний океан. Дом Мибейнов стоял рядом с жилищем Юргенсов. В просвете между кустарником видны были павлины Юргенсов, во всей красе показывающие свои хвосты, которые поблескивали в свете спрятанных в водоемах фонариков.Патрик прошел в дальний конец террасы и сел на парапет. Буфеты в комнатах были уставлены едой, украшены цветами, сверкали серебром. На террасе гости танцевали под звуки музыки, льющейся из музыкальной стереоаппаратуры. Он отвернулся и стал смотреть вниз на спокойное, черное море. Безусловно, он никогда не был против музыки, вина и танцев! Но сегодня что-то неуловимое стояло между ним и этими людьми.Здесь на высоте было прохладно, почти холодно. Холод освежил его.Неужели никого из здесь присутствующих не заботит, что происходит в стране? Без сомнения, они все видят, но молчат! Слова недовольства и надежды доносятся только снизу, из деревень.Со времени Дня независимости страна пришла в движение. В поисках лучшей жизни из деревни в город устремились потоки людей. Мрачный, неблагополучный район, называемый Тренч, переполнен. Группы дерзких мальчишек слоняются по городу, пристают к прохожим, занимаются воровством. Что, никто не видит надписей на стенках? Он с такой силой сжал кулаки, что ногти вонзились в ладони.В какой момент, когда и как Николас Мибейн, который всегда был разумным и чистым человеком, превратился в коррумпированного дельца или он был втянут обманным путем? Патрик перебирал воспоминания, уходя все дальше в прошлое. Только ли власть вызвала в нем такую перемену? Или долгие годы эти черты его характера просто ждали своего часа, невидимые для тех, кто любил его?О, люди меняются, все меняется! Это единственное, в чем можно быть точно уверенным. Фрэнсис Лютер. Лучше о нем не думать. Подумай лучше о себе. Подумай о Дезире и о своей любви к ней, в которой больше нет трепета юности, но которая стала глубже, чище и нежнее. Милая, добрая, глупая Дезире, как она радуется каждому новому платью, бедная женщина-ребенок, увлеченная всей этой… этой мишурой!Да, люди меняются. Но не так, как Николас.Сколько лет прошло с тех первых дней в школе? Пообедай у нас, сказал он, и я пошел и принял его аккуратный дом на Лайбрери-хилл за дворец.За живой изгородью раздался резкий крик павлина. Патрик встал, снова отворачиваясь от болтовни и блеска, и посмотрел на темное море. Провел ладонями по лицу. Он готов был заплакать.Хозяин этого дома стал опасным человеком.Что делать, если приходится признаться себе, что боишься? Он чувствовал себя совершенно беспомощным. Три или четыре раза он попытался поговорить с другими членами правительства, но они уходили от разговора, то ли боялись, то ли просто не хотели.И тогда внезапно разразилась буря. В один день газеты всего мира сделали Сен-Фелис знакомым миллионам людей, тем, кто никогда не слышал о нем, и тем, кто давно забыл, что когда-то встречал это название.Известный автор одного популярного журнала приехал на остров, а затем направил в свою страну статью, в которой написал об усиливающейся на Сен-Фелисе диктатуре. Два дня спустя он был застрелен в саду гостиницы Кейда. Его тело нашел один из официантов.Патрику хотелось бы остаться в стороне, но что-то подтолкнуло его поехать в старую гостиницу и посмотреть на то место. Заведение Кейда пришло в упадок. Новые отели, сверкающие стеклом и сталью, неоном и пластиком, были более привлекательными для туристов. Но именно сюда он привел Дезире в тот день, когда они в первый раз пообедали вдвоем. А сахарницы здесь по-прежнему стояли в сосудах с водой, чтобы туда не проникли муравьи. Как все связано – его жизнь с Дезире, убитый приезжий, старая гостиница… Все мы, все – в едином потоке времени.Что же делать?Он сел в машину и поехал, сам не зная куда. Ему нужно было двигаться. Он ехал по дороге и замечал то, что раньше ускользало от его внимания. Мертвая собака. Надеюсь, она погибла быстро и безболезненно. По обеим сторонам дороги поднялся сахарный тростник, он увидел рабочих, которые медленно, шаг за шагом, попарно продвигались в этих зарослях. Донесся обрывок мелодии – он узнал напев, который помогает во время уборки урожая. С этими людьми он жил в одной деревне, когда был мальчишкой. И его охватил порыв любви ко всем людям, ко всем живым существам.Внезапно он понял, что должен делать. Он развернулся и на большой скорости поехал назад, в Коувтаун, поставил автомобиль около Дома правительства и бросился вверх по лестнице через две ступеньки. Он вспомнил, как Билл однажды сказал, что цвет кожи людей, заседающих в этом доме ничего не меняет.Его провели в красивую квадратную комнату, где его встретил Николас.– Николас, что с тобой случилось? Я хочу знать.– Сядь, – успокаивающе сказал Николас. – Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду.Патрик отодвинул свой стул от света. Он вспомнил, что если хотят смутить посетителя, то сажают его так, чтобы свет бил ему в лицо.– Что происходит с нашим правительством? Вдруг – или не вдруг – события стали развиваться не по тому пути.– Не по тому пути? – Николас вопросительно поднял брови. – А ты не драматизируешь обстоятельства?– Не пытайся отделаться от меня. Ты давал обещания – мне, всем нам. И ты их не держишь.– Что ты от меня хочешь? Чтобы потер лампу Аладина и в мгновенье ока осуществил твои желания? Я не могу этого сделать.– Я сказал, не пытайся отделаться от меня, Николас. В этой стране стало дурно пахнуть. Во всем мире такое зловоние называют фашизмом.Николас через стол посмотрел на Патрика. На расстегнутый ворот его рубашки, его он, Патрик, знал, не одобряет у своих подчиненных, оглядел комнату, перевел взгляд на связку ключей, лежащую перед ним, и, наконец, на собственный палец, на котором сверкал бриллиант на узком золотом ободке. Затем он заговорил.– Весь мир, то есть орава газетчиков, не имеет представления, о чем он говорит. Если и воняет чем-то, как ты выразился, то ветерок дует совсем с другой стороны. Боже милосердный, да ты хоть знаешь, что происходит? Ты же знаешь, что Москва с помощью Кубы путем терроризма пытается подчинить себе этот регион. Послушай меня, мой друг. Мы стоим перед серьезными трудностями. Ты, пожалуй, и не представляешь, насколько серьезными. Ты знаешь, что ввозят контрабандой в нашу страну? Оружие, Патрик, винтовки и ручные гранаты. Высаживаются на наших пляжах ночь за ночью. Я не хотел делать эти сведения достоянием гласности, потому что эти люди уцепятся за малейшее волнение, будь то забастовка учителей, к примеру, все, что угодно. Поэтому мы должны поддерживать железный порядок, чтобы не допустить никаких инцидентов и не спровоцировать беспорядки. Против силы приходится бороться силой. Только решительное правительство…Когда-то Николас мог заворожить его своими речами, но это время прошло.– Не существует никакого «решительного правительства». Существует прогнившее правительство.– Мне не нравятся эти слова, Патрик.– А мне, ты думаешь, нравятся? О, Николас, что встало между нами? С самого начала, после всех наших надежд, ты постоянно затыкаешь мне рот, отклоняешь мои предложения. Дал мне должность и избавился от меня. Почему?– Потому что с первых же дней я понял, что ты не способен действовать. Ты живешь во взрослом мире, а ведешь себя, как ребенок. Это твое основное качество. Тебе нужна утопия – и прямо сейчас. Но Санта-Клауса нет, Патрик.Через окно Патрику была видна бледно-зеленая вода залива, возвышающиеся горы. На фоне ясного неба резко выделялись отель «Ланабелл» и металлические каркасы строящихся зданий. Он указал на них и сказал:– Я так понимаю, что ты совладелец всего этого. Николас пристально посмотрел на него:– Я? Кто тебе сказал?– Вначале Дорис сообщила Дезире. Но сейчас, подозреваю, уже все об этом знают.Николас наклонился к нему через стол:– Бабья болтовня! Чертовы бабы!Глаза, как куски угля, подумал Патрик, жесткие и тусклые. Он в ярости.– Да, я вложил понемногу там и тут. По-моему, это не твое дело, куда я вкладываю свои деньги?– Да. Столкновение интересов, – голос Патрика сорвался, как у мальчика, и ему пришлось откашляться.– Ты придираешься. Я возглавляю правительство, пытаюсь обеспечить стабильное будущее для тысяч людей, а ты выходишь из себя, потому что у меня появилась какая-то собственность.– Ты планируешь будущее только для себя. Тебе нужны только деньги и власть, чтобы их делать. Тебе что, не хватает? – опять его голос сорвался и зазвучал умоляюще.– Тебе пора взрослеть, Патрик, – злоба Николаса пропала. – И держись подальше от политики. Ты в этом ничего не понимаешь. И никогда не поймешь. Тебе лучше вернуться назад в классную комнату, пока еще не поздно.– Уже поздно.– Уходи, Патрик. Не заставляй меня применить силу.– Я не уйду. И не позволю тебе выбросить меня отсюда.– Позволь дать тебе совет. Что тебе следует сделать, так это уехать в Штаты. У нас здесь могут наступить тяжелые времена. Уезжай в Штаты и пережди там. Кстати, ты мог это сделать, когда мы были в Англии.– Я не мог и не могу, а если бы мог, то не уехал бы.– Конечно, имея Дезире, это трудновато сделать, – Николас улыбнулся. – Но ты мог бы избавиться от нее, если бы захотел. Вместо нее с тобой могла бы поехать Кэт Тэрбокс.– Ублюдок! Кто уедет отсюда, так это ты. Да, когда ты все здесь опоганишь проституцией, азартными играми и наркотиками, так что здесь невозможно будет жить, ты уедешь, чтобы соединиться со своими деньгами где-нибудь в Швейцарии.Я попал. Он перепрыгнет через стол и бросится на меня.Но злоба словно сковала Николаса:– Если бы моя жена не была подругой твоей жены, если бы у меня не сохранились воспоминания о нашей детской дружбе, я бы заставил тебя заплатить за все, что ты тут наговорил.– Да, ты бы застрелил меня, как того беднягу в гостинице Кейда.– А что, ты думаешь, сделало бы с ним коммунистическое правительство? Мы только разговариваем, а что случилось бы с такой женщиной, как Кэт Тэрбокс? Думаешь, я не знаю, что она говорит? Ее счастье, что она ничего не напечатала в своей газетке. Кроме того, у нее друзья среди плантаторов, а многие из них – мои друзья. Так что не имеет значения, что я думаю о ее лжи…– Она не лжет, Николас.Мужчины стояли друг против друга, лицом к лицу.– Я хочу тебе еще кое-что сказать, Патрик. Не знаю, почему я это делаю, может быть в память о той дружбе, которую ты здесь упоминал. Мы всё знаем о твоем сыне Билле. Знаем о его встречах и планах. Те, с кем он общается, скользкие люди, но даже скользкая рыба в конце концов попадает в сеть. Скажи ему об этом.– Я ничего не могу поделать с Биллом, – сердце Патрика учащенно забилось. – Он безобидный мальчик…Николас ответил ему насмешливым взглядом.– Николас, приближаются выборы. Я выставлю свою кандидатуру и буду бороться против тебя.Черные глаза по-прежнему насмехались.– Я верил тебе, – спокойно сказал Патрик, – но всему есть предел. Теперь я собираюсь бороться с тобой.Николас улыбнулся.– Попробуй. Ты немногого добьешься. Глава 21 Стоя в холле Элевтеры, Фрэнсис и Николас вели доверительный разговор.– Я прекрасно понимаю, что он вам не нравится, Фрэнсис. Несколько вульгарен, не спорю. Но его стоит послушать, хотя бы один раз. Они приехали из Штатов и не ограничены в деньгах. Ваш дядя Лионель собирается заключить с ними сделку, вы знаете.– Да, он мне говорил.Лионель был необычайно воодушевлен в последнее время.– Первое предложение, и такое многообещающее, – говорил он.Его трудно было винить. На один только доход с капитала за проданные на Сен-Фелисе земли он сможет уехать в Англию и безбедно жить там до конца своих дней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46