– Извините, – сказала потрясенная Кэт, – я не хотела совать нос не в свое дело, поверьте.Он устыдился своей раздражительности:– Нет, это я прошу прощения. Она покачала головой:– Я действительно вторглась в личную жизнь, я знаю. Ужасная оплошность. Мне следовало бы откусить себе язык за слова о вашей бабушке.– Не откусывайте. Мне она тоже не слишком-то нравилась, когда мы несколько раз встречались с ней до этого. Полагаю, что ее невесткой быть совсем нелегко.– Она терпит меня, но с трудом. Это из-за моих предков. У меня великолепные предки, – она усмехнулась.– Расскажите!– В роду у меня с обеих сторон плантаторские семьи, которые с отменой рабства потеряли все. К тому времени, как я появилась на свет, денег просто не было. У моего отца было прекрасное образование, полученное, естественно, в Англии. Он был священником, хорошим другом отца Бейкера, который так сказать, присматривал за мной, когда умерли мои родители. Он прекрасный человек. И верит в труд.Он хотел спросить, как случилось, что она вышла замуж за Лионеля, но, конечно, не смог.И тут же она сказала, как если бы он и в самом деле задал этот вопрос:– Лионель хотел жениться на цветной девушке. Он все еще любит ее. Но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.– Понятно!– Она, конечно, умолчала об этом, потому что это стыдно, хотя это и не ее вина. Так устроен мир.– А как все узнали?– Здесь все обо всех все знают. Большинство состоит между собой в родственных связях, если покопаться. Мы, например, поколений шесть назад породнились с семьей Да Кунья. Таким образом, в моей родословной один еврей, а остальные – шотландцы и французы.Ему хотелось услышать больше, но она вдруг сказала:– Я увлекалась генеалогией в молодости. Теперь у меня есть дела поважнее.– В молодости! – насмешливо протянул он.– Мне тридцать. Я говорила вам.– Мне тоже.– Вы выглядите старше. Думаю, так было всегда. Вы чувствуете себя ответственным за события, за людей.– Так и есть, – задумчиво отозвался Фрэнсис.Полуденный покой теплой рукой накрыл маленький сад. Когда они садились за стол, на ветках щебетали птицы. Сейчас же все погрузилось в тишину, не раздавалось ни звука, кроме плеска воды в каменном фонтанчике у стены.… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне. Слова повторялись и повторялись в его голове.– Я утомила вас своими разговорами? Фрэнсис вздрогнул:– Утомили? Нет, пожалуйста, продолжайте.– Лионель говорит, что я – склад бесполезной информации.– Небесполезной для меня, – вежливо ответил Фрэнсис. – Скажите, а что это за странные деревья у той стены?– Песочные деревья. В Англии пустые стручки наполняли песком и посыпали пергамент, чтобы просохли чернила. Теперь, когда вы узнали, вам стало легче?– Намного! А вот еще: кто такие креолы?– Так называют тех, кто родился здесь, но чистокровный европеец или чистокровный белый. Что еще вы хотите узнать?– У меня сто вопросов, но в данный момент я наслаждаюсь рыбой.… но, естественно, это было невозможно. И поэтому он женился на мне.– Полагаю, вы путешествовали? – спросил он.– Мы ездили за границу в свадебное путешествие. Лионель серьезно относится к работе, поэтому мы нечасто уезжаем в отдаленные края.– А вы не чувствуете, что вам чего-то не хватает, что остров ограничивает вас?– Нет. Люди в больших городах любят говорить о своей насыщенной жизни – концерты, балеты, театры, а станешь расспрашивать – никуда-то они не ходят. У меня есть коллекция записей – это моя главная причуда – и хорошее пианино. С книгами труднее. Книжный магазин у нас маленький, книги надо заказывать. Ждешь целую вечность.– Был бы рад прислать вам книг, когда вернусь домой. Или, – поправил он себя, – это сделает Марджори, если вы дадите список.– Очень мило с вашей стороны.– Расскажите, чем вы занимаетесь, помимо чтения, игры на фортепиано, лошадей и… семейной консультации, так, кажется?– Вы не смеетесь надо мной?– Почему я должен смеяться?– Некоторые смеются, вы знаете. Меня считают эксцентричной. Непрактичной, – она подперла подбородок руками, ногти у нее были недлинные, покрытые эмалью. – Но сама я считаю себя очень практичной. Вы видели, как живут здесь люди; если даже не брать моральный аспект, неразумно оставлять все, как есть. Наступит день, когда они просто не захотят мириться с существующими условиями. Такие, как Лионель, хотят, чтобы ничего не менялось, но даже ребенок понимает, что это невозможно.– Что вы предлагаете?– Мирно и постепенно изменять настоящее положение вещей. Нам нужны школы. Легкая промышленность и новые рабочие места. Жилищное строительство. Настоящая больница. Я пыталась убедить Лионеля начать строительство дороги. У него достаточно денег, вложенных в отели на Ямайке и Барбадосе. Он может осуществить это.– Но не стал?– Он дает обещания и ничего не делает. Как правительство.– Вы чувствуете себя неудовлетворенной.– Да. Вот почему я занялась общественной деятельностью.Я чувствую, что должна что-нибудь делать. Учу родителей, как кормить детей. Занимаюсь трудными детьми. Они называют их «плохими», но все из-за того, что они растут без отцов.Ее глаза собирали свет, словно призмы. Свет пробивался сквозь листву, и они меняли цвет от фиалкового до коричневого, а потом – от темного до пронзительно голубого.– Мы также, – она смотрела прямо на Фрэнсиса, – учим их, как больше не иметь детей.– Контроль над рождаемостью?– Да. Вы не одобряете?– Если люди не хотят детей, они не должны их рожать. Для блага детей, по крайней мере.– Некоторые, и черные, и белые, просто в ярости. Они говорят, что я учу этому, потому что сама не могу иметь детей.– Это злоба и глупость.– Ужасно хотеть ребенка и не иметь его, – тихо сказала она, – но хуже, когда у тебя шестеро, которых ты не можешь накормить и одеть, – она поднялась. – Вы закончили? У вас еще есть дела, и у меня тоже.Они подошли к его машине.– Вы знаете, – сказал он, берясь за ручку дверцы, – у меня странное ощущение, что я здесь уже был.– Deja vu. Бывает.– Я всегда очень чувствителен к окружающему меня: комнатам, домам, улицам. И не потому, что они красивы или значимы. Я бывал в прекраснейших местах, которые оставили меня равнодушным, и где, я знаю, я был бы несчастлив. Но я шел по улице в маленьком городке и радость наполняла меня.– Вы чувствуете это здесь? Радость?– Да. Нелепо, учитывая, что я ничего не знаю о здешних местах.– Эти места могут быть жестокими. Нужно очень любить их, чтобы примириться с этим.– Вы говорили совсем другое, когда рассказывали о карнавале и музыке.– У медали две стороны, – ответила она.Со мной, определенно, творится что-то странное, думал он.– Не уверена, что Марджори понравилось бы здесь, – сказала Кэт, – она городской житель.Он подвел черту:– В любом случае, это всего лишь мечты. Спасибо, что согласились пообедать со мной.Он не сказал, передайте привет Лионелю. Когда он тронулся с места, она махнула рукой.Это было невозможно. И поэтому он женился на мне. Он бы отдал все, чтобы узнать больше.Черт! Как несправедлив мир!Две недели прошли в ожидании ответа от возможного покупателя. Марджори играла в теннис и плавала. Фрэнсис поехал в Элевтеру, хотя в этом не было необходимости. Он сидел в одиночестве на ступеньках террасы, а зеленые ящерицы шныряли между колонн. Он смотрел на поля и горы. Посадить на высоких местах бананы, сказала Кэт Тэрбокс. Фруктовые сады. Скот на лугу у реки.«Я нашел свое королевство», – написал первый Франсуа в своем дневнике, который так потряс маленького Фрэнсиса, «где текут чистые реки, а воздух прозрачен».Свое королевство! Крестьянин, бывший пиратом, ставший плантатором, носил в себе искорку поэзии.Осторожно, Фрэнсис, не глупи с этой «искоркой поэзии». Поэзия еще никого не накормила. Тут же перед ним встал город, шкафы в конторе, телефоны, пересчет денег. Хорошо, если ты создан для этого, а если нет?А для чего он, в таком случае, создан?Он думал: мне не к чему возвращаться, я должен начать новую жизнь. Тогда почему не здесь? Почему бы и нет?Он встал, возбуждение нарастало, как от вина. Возьми ответственность. Создай что-нибудь. Как стоит художник перед чистым холстом, как скульптор смотрит на глыбу камня, так человек может стоять перед заброшенной землей.Он начал взвешивать все «за» и «против». Не может же всё быть настолько трудным! Конечно, ему придется многому научиться, как учились Герберт и Лионель. И у него это получится так же хорошо. Он сможет помочь родителям, он сможет помочь живущим на этой земле, построит больницу, покажет, что могут сделать разум и добрая воля…– Это несерьезно, – сказала Марджори, – ты меня разыгрываешь.Они готовились лечь спать. Она скользнула в постель и поудобнее устроилась на подушках.– Я вполне серьезен. Сначала эта идея показалась дикой мне самому, но я обдумывал ее последние две недели. Я поговорил в банке о ссуде. Они считают, что у меня получится, но придется много работать. Они даже свели меня с хорошим менеджером, его фамилия Озборн. Под его началом было большое поместье на Ямайке.На лбу Марджори выступили капли пота.– К моему удивлению Джулия согласилась подписаться под гарантией, и таким образом моим родителям будет оказана помощь, пока отец не встанет на ноги. Никогда не знаешь, как покажет себя человек.– Да, не знаешь, – с горечью произнесла Марджори.– Дай мне возможность попробовать. Пожалуйста! У меня получится. Я чувствую, что смогу.– Это Кэт впутала тебя! Все эти разговоры о садах и стадах! Если это так легко, почему же никто не попытался возродить Элевтеру?– Я не говорю, что это легко. Я сказал, что это возможно. А Кэт не имеет к этому никакого отношения.Он не рассказал ей о ланче. Скорее всего, Марджори не посчитала бы их встречу случайной и придала бы событию слишком большое значение. А не рассказав сразу, не упоминал и потом.Она расплакалась. Ему стало очень жаль ее и он обнял ее за плечи.– Ты знаешь, – тихо произнес он, – ты знаешь, мне никогда не нравилось то, чем я занимаюсь. Теперь я понимаю, насколько мало мне это нравилось.– Ты никогда не говорил мне!– Думаю, до сих пор я и сам хорошенько не понимал.– Это просто смешно! Ты знаешь, сколько молодых людей из кожи вон вылезли бы, чтобы получить такую работу?– Они – не я, и я – не они, – он взглянул в окно, там шумели листья на деревьях. – Я словно был в тюрьме, меня хорошо кормили, у меня были все условия, но это была тюрьма.– Это просто смешно! – повторила Марджори. Теперь она плакала по-настоящему, и он снова обнял ее.– Ты забыла, у меня ведь больше нет работы.– Ты можешь найти другую. Не говори, что это невозможно.– Марджори, дорогая, я чувствую, что это мое. Пусть даже решающую роль сыграли эмоции, но в конечном итоге, все наши поступки основаны на эмоциях. Послушай, Марджори, это вызов, приключение. Мы достаточно молоды, чтобы попытать себя в чем-то новом. Если нам не понравится, мы всегда сможем продать поместье. Какая разница, продать его сейчас или через год?Они спорили почти всю ночь, весь следующий день и еще один день. В конце концов, получив обещание, что это будет именно эксперимент, Марджори, сохранив лицо и отчасти успокоившись, дала согласие. Фрэнсис выиграл. Глава 9 Сильный, но приятный запах дерева стоял под знойным небом. Внутри склада жара была нестерпимой.– Может полить в любую минуту, – сказал Фрэнсис. Второй мужчина посмотрел вверх. Свинцово-серые, с серебристыми краями тучи неслись в воздухе над бухтой.– Октябрь. До конца года выпадает двести дюймов осадков. Об ураганах пока не предупреждали.– Вы подвезете материалы до конца недели? Мне бы хотелось закончить ограду и пустить в загон лошадей.– Привезем. Все говорят, мистер Лютер, какие перемены! А ведь вы взялись за дело немногим больше года назад.– Почти два.– По правде говоря, если бы меня спросили, я бы сказал, что возродить это место невозможно.Когда Фрэнсис выезжал из города, на сердце у него было легко и весело. Он заслужил похвалу. Никто не верил, ни Лионель, ни он сам, что так быстро удастся избавиться от хаоса.Его решение произвело эффект разорвавшейся бомбы! В те дни отец обреченно принимал каждый новый удар, но мать была просто в шоке. Когда они с Марджори вернулись в Нью-Йорк, чтобы организовать переезд, она умоляла их не делать этого. Ему удалось успокоить ее так же, как и жену: это не навсегда, если не получится, они скоро вернутся.Дела отца в конце концов наладились. Друзья нашли ему место в другой брокерской конторе, а скандал, как и говорила Тереза, был скоро забыт, уступив место другим новостям.Родители продали загородный дом и отослали мебель в Элевтеру к великой радости Марджори.– Мы сами никогда бы не купили такого, у нас нет ни времени, ни денег, – прокомментировала она, распаковывая один за другим контейнеры и обозревая резные кровати, восточные дорожки, серебро времен королевы Анны.Ричард не хотел расставаться с картинами Да Куньи, но Тереза смогла убедить его, что они должны находиться в Элевтере. И теперь, сидя за обеденным столом, Фрэнсис мог видеть в окне перед собой Морн Блю, а ее копия в раме висела у него за спиной.Поскольку Элевтера была большим домом, Марджори посчитала необходимым добавить кое-что из обстановки. В соответствии со своим экстравагантным вкусом она заказала у Да Куньи фарфоровые лампы, а также шторы и старинные венецианские зеркала.И хотя Фрэнсис протестовал против трат, говоря, что положение их очень шаткое, им удалось выкрутиться.И в основном Марджори спокойно и стойко перенесла огромные изменения в их жизни. Она любила повторять, что серьезные люди не жалуются.– У мистера Лютера талант к практическим делам, – говорил Озборн, который и сам был способным, честным, заслуживающим уважения и хладнокровным человеком.Поскольку денег было в обрез, Фрэнсису пришлось отказаться от планов в отношении улучшения жизни в окрестных деревнях. Но он составил список того, что он намерен сделать, и на первом месте в нем стояло строительство жилья.Большую часть своего свободного времени Марджори проводила в клубе, как и большинство жен землевладельцев. Она завела себе больше подруг, чем он себе друзей. Да Фрэнсис и не стремился к этому, он никогда не был светским человеком. А она всегда знала, когда и что говорить, и даже ее молчание было располагающим.Он свернул на горную дорогу и снова отдался своим мыслям. У него не часто выдавался свободный час, чтобы просто подумать, повспоминать.Милая, преданная Марджори. Надо бы уделять ей больше внимания, но как трудно совместить это желание со строительством, с посадками, с заготовкой кормов. А вечером нужно проверить счетные книги. Замкнутый круг.Внезапно он подумал, – мы почти не видимся с Лионелем и Кэт. Лионель по-своему неплохой человек. Все время помогал советами, а поначалу и заезжал вечерами, для чего ему приходилось делать приличный круг по горным дорогам.– Кэт занята, – обычно говорил он, хотя никто о ней не спрашивал.Когда он уезжал, Марджори принималась обсуждать Кэт.– Все знают, что она вышла за него из-за денег. У нее не было ни цента. Помнишь, она сказала, что даже свадебное платье купили ей Тэрбоксы.– Отвратительные сплетни!– Не будь святым, Фрэнсис.Он недоумевал, какая кошка пробежала между двумя женщинами. Марджори обычно была справедлива в своих суждениях. С другой стороны, иногда даже такой пустяк, как звук голоса, может сделать невыносимым общество другого человека. Или бросить друг к другу, как это было у них с Марджори. И ревности здесь не было. Марджори всегда говорила, что ревность унизительна.– Она очень странная. Не то чтобы ее планы плохи, но они не срабатывают, а она бьется над ними. Ничего удивительного, что он теряет терпение.Ему не хотелось говорить о Кэт. Да, она немного странная, думал он, отличается от других, возможно, поэтому женщины и клюют ее. С того ланча он не перемолвился с ней ни словом. На Рождество вся семья собралась вместе, потом на своего рода прощальное торжество – Джулия и Герберт уезжали в Англию, еще было четыре, нет, шесть – он пересчитал по пальцам – вечеров, где они встречались. Всего восемь раз. Хотелось бы встретиться с ней еще, именно потому, что она была другой.Он никому не сказал о той, другой женщине Лионеля, хотя Кэт не делала из этого секрета. Просто не его дело. Интересно, был ли кто-нибудь другой у нее? И это тоже не его дело.Разразился дождь. Дворники не справлялись со струями воды, и он наклонялся вперед, чтобы разглядеть дорогу. Канавы по сторонам дороги заполнились водой, он уже не мог развернуться и вернуться в город. Ему еще не приходилось попадать в такой ливень. Машину заливало. Он испугался и почувствовал стыд, что боится.Через некоторое время он понял, что где-то свернул не туда. Дорога взбиралась вверх слишком круто, не так, как та, что вела к дому, а, кроме того, посередине дороги шли большие ямы. Наверное, это одна из тех дорог, которые заканчиваются в горных деревушках и переходят там в тропы, по которым могут пройти только мулы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46