Я всегда говорил тебе, твое призвание – философия.– Никогда не узнаешь, о чем он думает, – с нежностью сказала Дезире. Машина остановилась у их дома. – Но я знаю точно, – продолжала она, – что могла бы сидеть и сидеть на этой лужайке и любоваться океанской далью! Хоть всю жизнь! А эти люди, понимают ли они свое счастье?Длинные розовые, серебряные, золотые полосы словно накрыли собою гладь моря. Горизонт надвинулся и поглотил солнце. Четыре человека сидели на лужайке, остальные разъехались и любовались открывающимся их взорам великолепием.Первой заговорила Марджори, старательно выделяя существительные:– Не знаю, как вы, но у меня нет сил! Поддерживать беседу, и с этой женщиной тоже! Да о чем вообще говорить!? Этот Николас – самый лучший в этой компании. Джентльмен. Он почти такой же, как мы. Хотя нет, конечно, не такой!– На тебя это не похоже, – упрекнул ее Фрэнсис. – У Марджори добрый нрав, – виновато объяснил присутствующим Фрэнсис, – она не так выразила свою мысль. Она не расистка.– Нет, – настаивала Марджори. – Нет. Я сказала то, что думаю. Мне не нравится, когда мой дом используют для политических сборищ. Сплошное притворство, фальш! Потерянный вечер. Да что общего может быть у нас с ними? А что объединяет их с нами?Отец Бейкер спокойно ответил:– Независимо от наших нравственных устоев, необходимо считаться и с их взглядами – нам все равно не избежать общения с ними. Рано или поздно они придут к власти. Это произойдет даже раньше, чем мы предполагаем. Британская империя распадается. Уже откололась Индия. То же произойдет и с другими колониями, сомнений нет.Марджори была настроена весьма критически:– Не понимаю, почему вы так легко сдаете позиции, носитесь с этими «проповедниками»? Сами знаете, не так уж плохо они живут. Благоприятнейший климат – лучше не бывает! Да пойдите на рынок и посмотрите на изобилие чудесных фруктов, рыбы и…– Уж вам ли не знать, что всего этого изобилия на всех не хватит, да и нет денег, чтобы купить все это! – прервал ее отец Бейкер.– Хватило бы, – упрямо продолжала Марджори, – если бы они не плодили столько детей… детей без мужа. Отвратительно! Да, конечно, в Африке и вовсе не существовали брачные отношения, и я думаю…– Да разве вы не знаете, что мужчины не могут найти работу, ее просто нет, – вступила в разговор Кэт. – Поэтому многие уезжают отсюда.Женщины разошлись не на шутку, подумал Фрэнсис.– Они совсем, как дети, – сменила тему разговора Марджори. – На прошлой неделе одна моя служанка смертельно напугала меня. Она истерично кричала, вопила, что духи швыряют мебель в ее доме, они погубят ее ребенка. Я подумала, что она лишилась рассудка, но Озборн объяснил мне, что это все колдовство. Ну что с ними поделаешь? И они хотят сформировать правительство!– Вы говорите совсем как Лионель, – процедила Кэт сквозь зубы.Они презирали друг друга. Фрэнсис заерзал в кресле. Скорей бы уж гости уезжали! Было семь тридцать. Через час они могли бы благопристойно удалиться. Хотя Марджори и раздражала его, в данной ситуации он был на ее стороне.– А что плохого в этом? – спросила Марджори. – Ваш муж обвинял. Я преклоняюсь перед ним и восхищаюсь им!– Да, он – замечательный во всех отношениях, – ответила Кэт.– Меня восхищает его способность наслаждаться жизнью. Он много работает. А его отношение к деньгам… без всяких комплексов вины и тому подобное! Он просто тратит их!Их беседа была подобна движению волн: после шторма – затишье, зыбь, волны отступают и разгоняются, чтобы обрушиться с новой силой. О, как ему хотелось, чтобы все уехали домой, а его жена отправилась спать – и оставила его в покое! Они своим поведением расстроили его. А жаль! Этот вечер был так прекрасен: он получил истинное наслаждение. А столкновение мыслей и взглядов, столь отличных от его собственных…!– Да, они оба учились у меня, – говорил отец Бейкер. – Я чувствую некоторую ответственность за их судьбу, слежу за их успехами. Меня всегда интересовали темнокожие одаренные мальчики. Что тут объяснять? Жалость, сочувствие и простое человеческое любопытство.– Очевидно, Николас – самый способный, – сказала Марджори.– Да, способный, умный. Но Патрик – мыслитель, философ. Не такой энергичный, менее честолюбивый, да вообще никакого честолюбия, но… Впрочем, время покажет, – ответил отец Бейкер.– В нем что-то есть, какая-то внутренняя красота, глубина, необъяснимая сила. Я это чувствую. А его глаза…! – Фрэнсис обернулся и увидел взгляд Кэт, устремленный на него.– Да, – ответила она, отворачиваясь.– Джулия и Герберт пишут вам? – спросила Марджори, словно вспомнив, что несмотря ни на что, она все же – хозяйка дома. – Мы получили от них письмо несколько месяцев тому назад.– Да, Джулия пишет, что они были бы очередной супружеской парой, живущей в колонии, если бы не образование Герберта. Он получил его в Англии. Вы понимаете, что жители колоний не высший свет. Да просто смешно, как эти глупцы дают характеристики друг другу: «Я умнее, лучше, чем он, а он – чем она». А эти важные дамы в городских клубах! Особенно иностранки. Такие величественные и самодовольные своей благотворительностью! Да они хуже, чем мы – все, кто родился здесь!– Мне так не показалось, – сухо ответила Марджори. – Я подружилась со многими. Жаль, что мы живем так далеко. Как бы мне хотелось, чтобы Фрэнсис купил дом с садом в городе! Такой старый дом, окруженный забором, на какой-нибудь узкой улочке!– Ты же знаешь, я должен жить здесь, – сказал Фрэнсис.– Да у тебя же есть Озборн. Ты сам не раз говорил, что на него можно положиться.– Да, конечно, можно. Но заменить-то он меня не заменит.Марджори вздохнула, и Фрэнсису снова пришла на ум мысль, что она должна родить ребенка. Эта мысль, собственно, не покидала его, да и ее тоже. Нервы у нее не в порядке. В Нью-Йорке они оба проходили обследование, и врачи не выявили никакой патологии и противопоказаний к беременности. У всех их знакомых были дети. Крепкие, загорелые, со здоровым румянцем на лице и выгоревшими на солнце волосами! Их радости и горести – неизбежная тема разговоров родителей. Иногда ему казалось, хотя, может быть, он и ошибался, что Марджори страдает не столько от того, что у нее нет детей, сколько от самого факта, что она не может родить ребенка. Да, он прекрасно понимал страдания жены.– Становится прохладно, – сказала Марджори. – Давайте попьем кофе в доме!– Ты сыграешь нам, Кэт? – спросил отец Бейкер. – Помню, ребенком, ты неплохо исполняла вальсы «Мелодии любви».– Да я уж давно не играла.– Ну сыграй, пожалуйста!Она села за пианино. Со своего места у окна Фрэнсис хорошо видел ее профиль. Красивые волнистые волосы, струящиеся по плечам. Да, наверное, мастерство ее исполнения было достаточно высоким, он не был специалистом. Он мог лишь судить об этом по тому, как захватывала его музыка, музыка Брамса. Он не работал по субботам и совсем не устал. Но как ему хотелось этого состояния физической усталости, легкого утомления! Он оставил чашечку с кофе, откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Звучала музыка, она рассказывала о самом простом и близком: о месяце мае, о весне, ручьях, садах и первой любви. Ветер доносит сладкие запахи жасмина и свежесть мокрой травы.Внезапно музыка оборвалась и зазвучала другая, печальная. Будто что-то омрачило настроение музыканта. Да, так оно и есть. Он припомнил теперь, что не раз видел тень задумчивой печали на ее лице.… и поэтому он женился на мне! Он ясно представил ее: неожиданно серьезная и озорная, решительная. Он слышал интонации ее голоса и слова, которые она произносила. Забавная, отважная малышка. Забияка, бесстрашная забияка. И все же… Он не переставал думать о ней все это время, вернее не думать, а надеяться, что однажды он случайно встретит ее в городе, приехав туда по своим делам, или на улице. Но увы! Этого не произошло. Или, может быть, на какой-нибудь шумной званой вечеринке, ведь она – нет-нет да мелькала у него подобная мысль – могла быть в числе приглашенных. Но нет, не встретил!Конечно, все это чушь, блажь, какое-то умопомрачение. Рано или поздно это происходит в жизни всякого мужчины. Приходит и уходит. Он открыл глаза. Марджори внимательно и задумчиво смотрела на него. Музыка кончилась. Прозвучал последний аккорд. Кэт закрыла крышку рояля.– Уже поздно, – сказала она. – Пора ехать, святой отец.Стало совсем темно. У машины Кэт остановилась и посмотрела вверх: на безлунном небе мерцали голубые звезды.– Ни звука. Ни дуновения ветра, – промолвила Кэт. – Так необычно. Движутся, вращаются миллионы звезд. И абсолютное безмолвие. Тишина.Ему показалось, что в глазах ее были слезы, но, возможно, это был их естественный блеск.– И мы ничего не знаем!? – она села в машину. Он шел по дорожке туда, где ждала его Марджори.Она стояла, прислонившись к двери и тоже смотрела на небо.– Какая гнетущая ночь! До чего же тоскливо! – сказала она.– Тоскливо?– Да, да. Скажи мне, ты веришь, что у нас когда-нибудь будет ребенок?Он обнял ее. Он чувствовал ее упругое тело сквозь мягкую ткань платья.– Не знаю, – начал было он, – хотя…– До чего же глупо с моей стороны задавать подобные вопросы. Тебе-то откуда знать? – она заплакала. – Я так устала от самой себя, Фрэнсис! Да какие оправдания можно найти для женщины, не способной выполнить свое истинное предназначение! Как же мне жить дальше?! Общаться с друзьями, делать вид, что все нормально, все хорошо – притворяться? Или, как идиотке, суетиться, сновать по округе со своими прожектами, как Кэт Тэрбокс?Рука его, ласкавшая ее плечи, замерла.– Что ты имеешь против Кэт? Что она тебе сделала?– Я не верю ей. Он тихо заговорил:– Неужели женщины не могут относиться друг к другу с сочувствием и состраданием? Ты же знаешь, семейная жизнь ее не удалась.– Но это не дает ей никакого права вмешиваться в чужие дела.– Вмешиваться? Марджори, но это – чистейший вздор!А может быть, и правда? Взгляды, молчаливое понимание, непреодолимое влечение и неуверенность в своих чувствах – это был их бессловесный язык общения.Неуверенно он потянулся к жене, но она отпрянула от него.– Извини, что заставил тебя жить здесь так долго. – Она молчала, Фрэнсис продолжал: – Думаю, надо уехать отсюда, вернуться домой.– Ты не сделаешь этого: тебе слишком хорошо здесь. Да, так оно и было. А смог бы он с такой легкостью все бросить и уехать за ней туда, где бы она могла претворять в жизнь свои замыслы, посвятить себя делу, составляющему смысл ее жизни?! Да, – признался он себе, смог бы. Он не кривил душой, он мог бы поступить так. Значит и он не требует от нее великого самопожертвования? Нет, наверное, нет.Она словно почувствовала, что тема исчерпана, вздохнула:– Я пойду в дом. А ты?– Через минуту, – ответил Фрэнсис.Он понял, что она хочет заниматься любовью. И не только потому, что ее преследовала навязчивая идея забеременеть. Ей нужны были подтверждения того, что она по-прежнему желанна и любима, что их брак удачен. Совсем как в книгах, которые она читала. Он почувствовал это, если не разумом, так собственной плотью.Да, что-то произошло, что-то изменилось в их отношениях. И совсем не от того, что они жили здесь… Не здесь, так в другом месте. Хорошо жить можно где угодно, ведь личное счастье от местожительства не зависит. И причина была не в ее приступах ревности, он поклялся, что всегда будет верен ей. Достаточно было примера отца – чего он только не вытворял! Может быть, причина проста: потому, что они бездетны?Он почувствовал волнение в груди, дыхание его участилось. Ослепительными осколками мерцало далеко внизу море, отражаясь в буйной листве. Подул ветер, прорываясь сквозь кроны высоких мастиковых деревьев. Блуждающие, беспорядочные воспоминания, ассоциации, словно навеянные шумом ветра, осаждали Фрэнсиса. Марджори держит его за руку. Порыв ветра… она, смеясь, откидывает с лица свадебную вуаль.Когда же и почему все изменилось? Этого он не знал. Он вдруг подумал, что так, с ностальгией по прошлому, и приходит старость. Он почувствовал одиночество и уныние. Он не мог двинуться с места, пусть скорее уйдут эти воспоминания!Ну хватит! Только глупец надеется, что можно пронести через всю жизнь таинственную восторженность молодости!И Фрэнсис, так бывало всегда, вскинул руки, словно подчиняясь зову безмолвного дыхания ночи. Все было сине вокруг: далекие тусклые звезды, деревья, их черно-синие тени на траве. Какая-то неспящая еще птичка вывела чистую веселую нотку – и успокоилась. Улеглось и волнение в душе молодого человека.Он вздохнул, как Марджори, вошел в дом и прикрыл за собой дверь. Глава 11 – Вокруг столько дел, – недовольно произнес Николас, оторвавшись от многочисленных бумаг и документов, в идеальном порядке сложенных на его столе, – а ты запираешь себя в сельской школе. Растрачиваешь попусту свои силы, возможности.На книжных полках его кабинета стояли книги по правовым вопросам и красиво оформленные документы. Над окнами висел длинный желто-зеленый плакат, на котором были начертаны слова:ПРОГРЕССИВИСТЫ НОВОГО ДНЯ – ЗА СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕНиколас поймал взгляд Патрика.– Нравится?– Да, конечно, это бросается в глаза.– Ну, а что ты думаешь насчет нашего недавнего разговора?Патрик отчаянно «защищался»:– Ни один честный труд не может быть бесполезным, напрасным. Я всегда хотел преподавать, ты ведь знаешь.– Да и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы не раз уже обсуждали это. Неужели ты не видишь, насколько бесполезны, тщетны твои попытки научить их тому, что никогда не понадобится им в будущем?– Тем не менее, если ты сумеешь подобрать ключик даже к одному ученику и увлечь его…– Да, да, я знаю. Блажен, кто верует! Но ведь это может сделать и любой другой. Ты же способен на большее! Хочешь ли ты улучшить условия жизни? Так подумай о силе, могуществе, власти прессы! Ты хорошо пишешь, у тебя есть чувство стиля, а нашей партии необходима газета, выражающая наши взгляды. Да и острову тоже нужна газета. Ты только послушай, – Николас выбрал номер «Клариена». – Первая полоса: «В прошлую среду в доме у миссис Клары Питт был отмечен юбилей мисс Эмми Лоу Грейс». А вот редакционное сообщение: «Состояние площади в базарный день оставляет желать лучшего… рыбьи головы для бродячих кошек!» – смеясь, он отбросил газету. – Сладкий примитив, сюсюканье. И ничего об образовании, и жилищной проблеме, ни слова о независимости, через два года – это максимум – мы обретем ее. Патрик, у меня достаточно денег, чтобы начать выпуск газеты, позже она окупит себя. В прошлом году умер мой отец, он оставил много денег, больше, чем я ожидал. Посмотри, я содержу все это помещение, я арендовал его для партии. Я хочу поручить тебе издание нашей газеты. Я хочу, чтобы она завоевала широкий круг читателей и подписчиков, пока этого не сделала какая-нибудь другая партия.– Да они ни на что не способны. Ни руководства, ни программ, ничего кроме недовольного брюзжания!– Совершенно верно. Но так не может продолжаться вечно. Когда мы добьемся независимости, даже раньше этого момента, мы хотим и должны быть первыми. Ты идеалист. Но что толку в твоих идеалах, если все ограничивается лишь пустой болтовней о них?! У тебя есть шанс, реальная возможность претворить свои мечты, идеалы в жизнь.Патрик выглянул в окно, словно пытаясь уйти от ярких проницательных глаз своего собеседника. Напротив, мимо бухты пронеслась моторная лодка, оставив треугольный след на водной глади. Зазвонили и замолчали колокола собора. Над городом опустилась воскресная тишина, обволакивающая своей мечтательной томностью, уводящая от напористо-энергичного Николаса с его неотложными решениями, требованиями.Я не обладаю такой энергией, и не столь решителен, снова подумал Патрик.– Ты говорил обо мне со своим тестем?– Да, – хитро улыбнулся Патрик. – Он велел передать тебе, что он терпим к тебе, потому что ты хорошо одеваешься и говоришь с английским акцентом.Николас засмеялся:– Значит, он одобряет?– Ну ты же знаешь, он хочет, чтобы правительство защищало интересы людей труда. Только в этом случае он поддержит тебя.– Хорошо. Ну а как насчет газеты?– Очевидно, очень важно получить доступ к прессе. Землевладельцы, несомненно, будут отстаивать свои интересы.– Исключение составляют лишь Фрэнсис Лютер, ну и несколько ему подобных чудаков.– Клэренс сомневается, следует ли доверять Фрэнсису. Но я не согласен.– Не доверяет ему! – воскликнул Николас.– Клэренс стар и мудр. Он много повидал на своем веку. Хотя и допускает, что, может быть, он подходит ко всему слишком критично. Он же – большой циник.– Да, да, конечно. Послушай, наша задача – показать, насколько невыносимы условия жизни, что так больше продолжаться не может! Наша сила – в убеждении. Наивно полагать, что белые землевладельцы – наши кровные враги или что их невозможно «перетянуть» на свою сторону. Да… я не сказал тебе самого главного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46