А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Задавлю, с-собор парижской богоматери!» «Осторожно! – отвечают ему из крепости. – Двери закрываются!» Это уже по-нашему, по-хозяйски. Молодцы, ребята! Бей их, коли! По забралу! По забралу ему дай, чтоб не откупоривалось! Вперёд! В атаку, друзья! За прочный мир! Нет войне! Руки прочь от Венеры Милосской! Да здравствует «Ура!» Шайбу! Шай-бу бы!
Центр нападения переместился на крайний фланг. Идёт последняя минута битвы. А вот и отбойный сигнал английского рожка. Окончательный счет убитых 104:102. Убедительная победа хозяев поля.
Ну, а пока молоденькие санитарки перевязывают раны трупам, вернемся к самой картине. Все полотно в трещинах, порезах, дырах, перемазано чем-то красным. Веришь, что художник находился в самой гуще событий, писал кровью своего сердца. А может, и кровью других.
Жаль только, что он так рано ушел из живописи и ещё раньше – из жизни, – как, впрочем, и все участники этого захватывающего зрелища.
Но тут уж ничего не попишешь: искусство требует жертв!

Ножновка. Отчет конструкторского бюро.
Нашему бюро было предложено усовершенствовать пилу для спиливания деревьев.
Теоретическим путем мы установили, что ножные мышцы толще ручных, и разработали модель ножной пилы: «Ножновка». Два пильщика ложились на спину и пилили ногами. Правда, в среде пильщиков началась повальная эпидемия ревматизма.
Тогда мы предложили прикреплять к дереву сиденья и пилить по-прежнему ногами, но сидя. Правда, в конце распиловки пильщики не успевали соскакивать с дерева и падали вместе с ним.
Тогда мы предложили к сиденью прикрепить колесо, а сбоку – пилу. Пильщик объезжал вокруг дерева – и дерево падало. Правда, сам пильщик не успевал вовремя откатываться от ствола, и ствол откатывался по нему.
Тогда мы предложили к сиденью и колесу прикрепить второе колесо, соединить их рамой, поставить руль, звонок, цепную передачу и две педали. Цепь от педалей шла на пилу. Звонок сообщал о конце распиловки и давал старт пильщикам от падающего дерева. На такой пиле стало возможным прибывать к месту пилования. Правда, к концу распиловки пильщик полностью обрезал конечности, хотя и нижние.
Тогда мы окончательно усовершенствовали модель, отделив пилу от двухколесного приспособления. Теперь пильщик берет пилу в руки и спокойно пилит в лес на велосипеде.
Куча. Лекция из цикла «Эвбулид и его парадоксы»
Товарищи! Сегодняшняя наша лекция посвящена «Куче» – парадоксу, открытому древнегреческим философом Эвбулидом из Милета. Смысл его в следующем. Одно зерно кучи не составляет. Прибавим ещё одно зерно – кучи опять нет. Так с какого же зерна начинается куча?
Вопрос поставлен интересно. Действительно – с какого зерна начинается куча?
1 зерно – куча? Нет, не куча.
А 2 зерна? Тоже не куча.
Может быть – 3? Нет, и 3 зерна ещё не куча.
А 4? И 4 – тоже.
Наконец – 5 зерен. Нет, не куча.
Тогда, может быть, – 6? Очень может быть. Давайте посмотрим. Несложный подсчет показывает нам, что и 6 зерен – ещё не куча.
Неужели – 7? Не будем спешить с ответом. 7 зерен, безусловно ближе к куче, но все же не куча.
8 зерен. ещё ближе к куче, но пока ещё не куча.
9 зерен. Как ни печально, не куча.
10 зерен. Здесь надо быть внимательней, товарищи! 10 зерен, конечно, очень хочется назвать кучей, но и это, к сожалению, ещё не куча.
11 зерен. Куча? Теоретически – да, математически – нет.
Пойдем в наших рассуждениях дальше.
12 зерен. Не куча. Доказано в моей докторской диссертации.
13 зерен. Не куча. Из газет.
14 зерен. Не куча. Доказано в моей кандидатской диссертации.
15 зерен. Не куча. Установлено эмпирическим путем пионерами совхоза «Светлый путь».
16 зерен. ещё один опасный виток мышления! Но мы благополучно минуем и его.
17 зерен. Не куча. Смотрите мои пометки на оригинале рукописи «Сочинения Эвбулида».
18 зерен. Не куча. Проверено на крысах.
19 зерен. Не куча. Опрос свидетелей. Всего 19 подписей.
20 зерен. Не куча. Доказано Эвбулидом из Милета (IV век до н. э.).
21 зерно. Но не 21 очко. А потому и не куча.
22 зерна. Мы уже на пути к победе.
23 зерна. ещё один трудный шаг.
24 зерна. Мы уже вплотную прибилизились к куче!
25 зерен. Тяжелое испытание. Назвать бы все это кучей – и дело с концом! Но долг ученого заставляет нас продолжать исследование дальше.
26 зерен. Не куча. Протокол допроса сторожа Лукина.
27 зерен. Не куча. Речь профессора Лукина по случаю открытия памятника Эвбулиду.
28 зерен. Я родился в 28-м году, но это не куча.
29 зерен. Не куча. Академик Лукин. Посмертное завещание.
30 зерен. Юбилей.
31 зерно. Моя речь по случаю открытия памятника академику Лукину.
32 зерна. Дураку ясно, что не куча.
33 зерна. О-о-о! Это очень похоже на кучу, но в действительности кучей здесь и не пахнет. Куча нас ждёт вперёди.
34 зерна. Не куча. Наполеон.
35 зерен. Куча! Шутка.
36 зерен. Спорнем, что не куча?
37 зерен. Жена сказала, что – куча, – и уехала к матери.
38 зерен. Ставлю бутылку, что не куча!
39 зерен. Непонятно. Я звонил брату в Иркутск, он сказал, что – куча и пора завязывать.
40 зерен. Неужели – куча?! Нет, мираж. Поверьте мне, старику, что и это ещё не куча.
41 зерно. Я звонил Эвбулиду – он послал меня к Фейербаху.
42 зерна. Куча. Большая китайская энциклопедия.
43 зерна. Пропускаю.
44 зерна. Это тоже неинтересно.
45 зерен. Всю ночь лил дождь.
46 зерен. Умер внук. Диагноз: поздний склероз.
47 зерен. Отпуск.
49 зерен. Отпуск.
50 зерен. Похудел на 100 г и поправился на 7 кг.
51 зерно. Куча! Указ Президиума Академии наук.
Убедительная победа научной мысли! Именно так ведется поиск рационального зерна.
Приношу благодарность всем, кто помог мне в этом нелегком труде. Поздравляю всех с кучей!

Теория информации. Популярная статья
Информация – это передача сведений.
Иными словами, информация – это передача по каналу связи сообщений, которые не известны заранее с полной определенностью.
Выражаясь ясней, информация – это передача неопределенных сообщений, которые допускают количественные выражения, а не конкретную природу самих сообщений, определяющих возможность их передачи.
Попросту говоря, информация – это фиксирование некоторой последовательности сообщений в кодированной форме, при которой данная последовательность однозначно восстанавливается, если принять в качестве меры среднее значение длины кодовой цепочки.
Чтобы лучше понять это, попробуйте зрительно представьте себе определенную величину такого множества, которое обладает формальными свойствами асимптотического характера, то есть, грубо говоря, соответствует разнице между совокупностями бесконечно малых величин, направляющих их деятельность в сторону совместной плотности.
А как вам хорошо известно из повседневного опыта, правильная передача суждений путем индексирования вектора при элементарном критерии и обратного перевода легко можно реализовать. Чем? Да хоть тем же дескриптором. А чтобы сделать это с абсолютной точностью, качественными особенностями раздельных условий контрафактического множества в общем-то можно и пренебречь.
На практике все выглядит гораздо проще – и передача конверсного суждения при помощи мультиполярной просеквенции сводится к такому бытовому вопросу, с которым мы сталкиваемся буквально на каждом шагу: как монадический предикат в номологическом высказывании преобразует интразитивные отношения в контрадикторные? Ну, все мы учились в школе и хорошо знаем, что в качестве рекурсии обычно используется ингерентный демиктон.
Что я хочу этим сказать? Этим я хочу напомнить одну старую добрую истину, которая гласит: каузальная импликация полуструктурного антецендента (а говоря короче, цинерарный штейгер эмульгаторного шеврета) партиципирует мажоритарный ноумен в коннекторный амфис, что понятно и ребёнку.
Думаю, каждому доставит удовольствие – взять первую попавшуюся экспонибилию, субсумция которой выше обычного сигнитивного релатума (а честно говоря, просто-напросто с большей жоквенцией) и неспеша чилибухать цугельфаком до её полной импредикабельности.
Многие, конечно, будут смеяться, если я возьму на себя смелость утверждать, что каскадный эксфолиатор инкорпорирует когнитивную инскрипцию, хотя и не очень дымбирольно. Но такова суровая правда жизни: адулярный катафорез в дарсонвализационном амблигоните, как ни печально, н все-ж-таки гренажирует боскетный матриомикоз.
Таким образом, в данной статье я попытался в живой, доступной форме, не прибегая к строгой научной терминологии, изложить некоторые основы теории информации.

Психические болезни. Докторская диссертация
В ходе своей многолетней практики лечения психических болезней я сделал несколько открытий. Начну с МАНИИ ПРЕСЛЕДОВАНИЯ.
Мания преследования – это такая мания, когда больному кажется, что его преследуют. А потому он принимает ненужные меры предосторожности, как то: не спит, боясь ограбления; не ест, боясь отравления, и т. п.
Тетрадь с этим открытием я всегда ношу с собой.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Такая мера предосторожности вызвана тем, что некоторые лица хотят присвоить себе мое открытие. Не случайно в столовой мне долго не дают обед. Ведь нужно время на то, чтобы растолочь алмаз и всыпать его в пищу.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Второе мое крупное открытие связано с МАНИЕЙ ВЕЛИЧИЯ. Я открыл, что мания величия – это такая мания, когда больному кажется, что он сын царя, или сын полководца, или сын буфетчицы, или сделал великое открытие. Кстати, поскольку это великое открытие сделано мною лично, хотелось бы, чтобы и названо оно было моим именем.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
История этого великого открытия такова. Ко мне пришёл человек и назвался внуком писателя Толстого. Хотя известно, что внуков у Толстого не было, а был лишь один правнук. И им, как вы знаете, являюсь я. О чем я неоднократно заявлял публично и что может подтвердить мой друг – отец Достоевского.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Когда я объяснил самозванцу, что у него обыкновенная мания величия, он стал показывать мне какие-то бумаги, документы и фотографии.
Тут я сразу открыл, что мания величия сопровождается агрессивностью. Это новое открытие возбудило во мне такую творческую энергию, что я сказал грубияну: «Ты глуп как сивый мерин!» – и вытолкал из кабинета непрошенного гостя.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Далее. Я открыл, правда, не помню, при каких обстоятельствах, болезнь, которая называется… как же она называется?.. которая называется ПОТЕРЯ ПАМЯТИ. К сожалению, я забыл, где потерял тетрадь с этим открытием, и поэтому сразу перехожу к другому заболеванию – СКАЧКООБРАЗНОСТИ МЫШЛЕНИЯ.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
От скачкообразности мышления я сразу перехожу к следующей болезни – ВЕРБАЛЬНЫМ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯМ, то есть слуховым обманам чувств.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
При этом заболевании больной слышит навязчивый…
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Больной слышит навязчивый голос, которого нет.
Эта болезнь была открыта случайно. Я шел по коридору и думал о научных открытиях. Вдруг из шкафа кто-то мне говорит: «У тех, кто много думает, возникают слуховые обманы чувств. Садись и пиши диссертацию!»
Я, конечно, ответил: «Вы что-то сказали? Да? Спасибо!» И под его диктовку записал все, о чем я здесь говорил.
Надеюсь, вы не оставите мои открытия без внимания… мания… мания… мания…

Загадочный портрет. История одной находки
На картине мировой живописи есть ещё белые пятна, иными словами – темные места. Таким темным местом явился для меня один портрет, яркий документ своей эпохи. Но какой эпохи? – оставалось загадкой. Месяцы кропотливого труда в БАНе, а говоря точней в Библиотеке Академии наук – не принесли заметных результатов.
Тогда я вновь посетил тот зал и посредством одного из пальцев стал осторожно осматривать картину. Здесь-то мне и пришла на помощь служительница, проснувшаяся от шума.
«Что вы делаете?! – закричала она. – Это же XIX век!»
«Как?! – ахнул я. – Этот яркий документ эпохи дошел до нас из XIX века?!»
И служительница объяснила: "Мы барахло не вешаем! У нас сугубо XIX век! Потому как при входе в зал – объявление: «Искусство XIX века»!
Загадка была разгадана. Оставалось только узнать, кто же он, автор этого портрета? Месяцы кропотливого труда в БАНе, а говоря короче – в Библиотеке Академии наук – не принесли заметных результатов. Был только установлен размер полотна.
И вновь я посетил тот зал и посредством указательного ногтя стал осторожно колупать краску. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся служительница.
«Не хапай пальцами картину Кипренского!» – закричала она.
«Как?! – ахнул я. – Это полотно принадлежит кисти Ореста Адамовича Кипренского, художника самобытного дарования?»
И служительница объяснила: «Внизу подпись. Очи-то разуй!»
Я снял очки: действительно внизу стояла подпись – Кипренский.
Загадка была разгадана окончательно. Оставалось только узнать, кто же изображен на портрете. Я уже запарился в БАНе, а попросту говоря – в Библиотеке имени Академии наук, – но картина не прояснялась. Было установлено только, что портрет – задумчив, кучеряв, в бакенбардах и с руками, сложенными на груди.
И вновь я посетил тот уголок и посредством верхних конечностей стал осторожно ощупывать бесценное полотно. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся служительница.
«Руки прочь от Пушкина, бурбон!» – закричала она.
«Как?! – ахнул я. – Это портрет отца нашей литературы Пушкина?»
И служительница объяснила: «Вот же табличка присобачена!»
Я снял с очков пот: действительно рядом была присобачена табличка: «Кипренский. Портрет Пушкина».
Страшная догадка мелькнула в моей голове! Я положил руку на плечо скромного труженика охраны памятников старины и сказал: «Знаете ли вы, старина, немым свидетелем чего сейчас являетесь? Вы являетесь свидетелем разгадки портрета Пушкина, автора текста к песне „Подъезжая под Ижоры“».
И служительница сказала: «Идите в баню!»
И я действительно пошел отмываться в баню при Библиотеке Академии наук.
Загадка была почти разгадана. Оставалось только узнать, чьи отпечатки пальцев на замечательном портрете Пушкина?

Волосы не зубы – отрастут. Воспоминания писателя
Писать я начал рано: когда стал лысым. Тогда, знаете ли, гимназисты были другими: их стригли до основания и каждый день. Об этом-то я и написал свой первый рассказ. Но показать его товарищам не решился и потому прочел им вслух. Гимназисты слушали молча и засмеялись только в одном месте – над фразой: «Волосы не зубы – отрастут».
Тогда-то я и понял, что мое призвание – литература, – и помчался к Аркадию Аверченко – редактору тогдашнего «Сатирикона». В редакции я страшно волновался: не знал, куда деть руки, ноги, глаза, что прочесть – какую именно строчку из рассказа. Но Аверченко прочел сам и сказал:
– Рассказ не получился. Но есть удачная фраза: «Волосы не зубы – отрастут».
Эти слова крупного литератора (он уже тогда весил килограммов сто) вдохновили меня, и, спустя четыре года, я переделал фразу в стихотворение.
Долго я не решался показать его известному поэту тех лет Сергею Есенину. Наконец я встретил его на Невском проспекте, воспетом с такою чудной силой Блоком. Есенин по обыкновению своёму был в лаптях, в цилиндре, с собакой Качалова и с женщиной, смутно напоминавшей мне Шаганэ. Сергей Александрович восторженно принял революцию, но, прочтя мое стихотворение, хрипло сказал:
– Голубая… Голубая муть! Кроме последней фразы: «Волосы не зубы – отрастут».
Именно тогда я понял: только трудом можно достичь сияющих вершин драматургии, – и развернул полюбившуюся всем фразу в пьесу.
Долго я не решался её показать агитатору и горлану нашей литературы Маяковскому. Но когда пришёл к нему в седьмой раз, Владимир Владимирович, уже освободившийся от оков футуризма, пригласил меня к себе и, прочтя мою пьесу прямо на лестнице, в течение минуты, сказал во весь голос, не разжимая папиросы:
– Д-д-дрянь! Есть, впрочем, одна фраза: «Волосы не зубы – отрастут».
Взрастивший не один десяток писателей, Горький в это время болел, и врачи ему строго-настрого запретили читать мой роман-трилогию под названием «Волосы не зубы – отрастут». Но, человек высокой культуры, Алексей Максимович прочел его прямо на моих руках и сказал, с трудом налегая на "о":
– Зоголовок хорош. А все остольное, батенька, плохо. Очень плохо.
Больше он меня не видал. А я – его.
Семьдесят лет я отдал литературе. Все говорили мне, что пишу я плохо. Но я не падал духом, а писал, писал и писал. И не о чем попало, а куда нужно.
И сейчас, когда волосы у меня не только выросли, но и выпали, а зубы появились, но чужие, выходит в свет моя первая книга – «Встречи с великими (воспоминания писателя)».
Эпиграфом к ней послужила фраза, которую в детстве я услышал от одного гимназиста:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33