Было бы хорошо завтра осмотреть крепость, послезавтра базар Хан-Халил, а на следующий день — мечеть Аль-Ажар. А потом они сделают все сразу.
— Времени у нас уйма, — успокоила его Ванесса. Гвидо лег на кровать, позвонил горничной и, заказав виски, наконец снял брюки.
— Какая красота! — мысленно поздравил себя Гвидо, с должной беспристрастностью поглядев на свое мужское оснащение. — Он прекрасен!
Пальцы Гвидо коснулись вздутой вены, пробежали по ней от корня до конца, и он блаженно вздохнул. Гвидо сжал ствол своей пальмы и сдвинул кожу к самой ее вершине, потом опять к основанию, потом начал снова, испытывая прежнее блаженство.
Он подумал, что нужно уделить внимание ритму — не разгоняться и избежать соблазна кончить раньше времени. Но и не передерживать слишком долго. Не превращать удовольствие в работу.
— Не веди себя как женщина! — посоветовал Гвидо своему надежному инструменту. — Женщины всегда жалуются, что занятия любовью прекращаются раньше, чем они успевают начаться.
Несколько минут он энергично мастурбировал, полузакрыв глаза. Потом сделал перерыв, отметив попутно, что совершенно безразличие, как заниматься любовью: с высокой или маленькой, спереди или сзади, внутри или снаружи. Ведь это сплошной оргазм от начала и до конца.
Он опять начал постукивать по собственному острию, сжал головку, потом всунул указательный палец глубоко в задний проход и, испуская тихие стоны, принялся его возбуждать.
— Все равно я не зайду так далеко, что мне это начнет нравиться! — сказал Гвидо, пораженный собственным распутством. — Роль педика — не мое амплуа.
Эта мысль так возбудила Гвидо, что он снова начал ритмично самоублажаться.
Ни он сам, ни его рука не контролировали этого движения — ими управлял его сексуальный инстинкт. И был этот инстинкт таким сильным, что безошибочно находил самый подходящий ритм, заставлявший Гвидо стонать в экстазе, не доводя, однако, дело до преждевременной эякуляции. Этот инстинкт был хозяином пространства и времени, тела и духа. Он стоил того, чтобы ради него жить, служа ему с благодарностью, отдавая повелителю все, чего он захочет: иногда руку или лоно, иногда нежный рот, а иногда — тугой и бархатистый задний проход. Или теплый животик, на который можно излиться, груди, меж которых тоже можно войти. Приятный песок пляжа.
Чистую простыню гостиничного номера. Тесную кабину машины, когда вы ночью слушаете стереокассеты — один или с девушкой в вечернем платье, груди и ноги которой вы гладите, пока она вас отталкивает или берет в рот. Или когда вы наблюдаете, как она занимается сексом со своим дружком…
Гвидо захлестывали волны физического и духовного наслаждения. Он страстно желал, чтобы официант (все равно, мужчина или женщина) вошел сейчас в номер, неся виски, до того, как он кончит мастурбировать. Гвидо продолжит свое занятие перед ним. Он не попросит его ни присоединиться к нему, ни прикасаться к его телу — только наблюдать. И достигнет оргазма у него на глазах.
Эта картина зачаровала Гвидо и потрясла его. Кондиционер одобрительным ворчанием поздравлял итальянца с тем, что он так хорошо знает, как довести себя до экстаза.
— Сегодня лягу спать пораньше и проделаю это снова, — решил он. — А потом еще раза два-три. Надо будет сказать Ванессе, что у меня деловое свидание.
Он принял душ, надел чистую одежду и снова отправился ее разыскивать, чувствуя себя гораздо бодрее, чем все последние дни.
Каир, в конце концов, не так уж плох! Никто так и не принес ему виски.
* * *
Ванесса внимательно разглядывала свое отражение.
— В чем мои недостатки? — спросила она и ответила, как всегда: — У меня нет недостатков.
После этого она попыталась выкрасить свои маленькие твердые соски и груди губной помадой.
— Наверное, так в прежние времена выглядели куртизанки, — задумчиво сказала она. — Хорошо воспитанная женщина Востока не обманет надежд очаровательного чужеземца.
В следующую минуту она стерла помаду шерстяной тряпочкой.
— Я не женщина Востока, —сказала она своему обнаженному отражению. — И нельзя сказать, что я хорошо обучена. К тому же он человек, которого я люблю. От этих слов сердце ее сжалось.
— Это все, что мне нужно! — изумленно сказала она. — Неужели я действительно способна полюбить?
Такая перспектива не очень привлекала Ванессу, и она сказала об этом вслух:
— Я была вполне счастлива раньше. Зачем же позволять себе этот идиотизм?
Ванесса постаралась оценить факты, в которых была уверена:
— Он меня не любит, это точно. Но самое неприятное, что я сама теперь не понимаю, чего хочу и что делаю. Я уже почти решилась жениться на Мидж!
Она от души расхохоталась, с наслаждением сжимая свои груди. Потом, поглаживая клитор, Вана сказала своему двойнику:
— Две женщины, живущие вместе, — это полная противоположность обычному гибриду семейного очага и зверинца.
Она насмешливо взглянула на свое отражение, которое ответило, презрительно надув губки:
— Кого ты пытаешься поразить этими разглагольствованиями?
— Себя саму!
— Ну и как?
— Ни черта не получается.
— А что станет с твоей экс-кандидаткой в жены? Вана грустно вздохнула и спросила обнаженную девушку в зеркале:
— Закончу ли я, как и все остальные, как, возможно, и Мидж, банальной рутиной гетеросексуально совокупляющейся пары? Или мне удастся скрыться от всего этого дерьма в ущельях времени?
Звонок в дверь прервал эту интимную беседу. Одним быстрым движением Вана надела тоненькие полотняные джинсы, которые почти не скрывали ее наготу, а скорее меняли цвет кожи с янтарного на бледно-голубой. Грудь Ваны, когда она открыла дверь, оставалась обнаженной.
«Я действительно люблю его! — подумала она, целуя Гвидо в губы. — Умилительная картинка!»
Он рассеянно извинился за опоздание. Вана восхищенно глядела на него.
— Умилительно! — повторила она вслух и спросила: — Ты хочешь прогуляться со мной?
Гвидо несколько смущал ее полуобнаженный вид.
— В таком виде?
— Ты что, стыдишься меня?
Не давая ему времени на возражения, Вана спустила джинсы, освободилась от них, подняв поочередно свои длинные ноги, и пинком запустила ненужную одежду в полет через всю комнату. Потом двумя пальцами распушила темную поросль.
— Ты прав, — сказала она. — Ты будешь больше мною гордиться, если сможешь демонстрировать меня всю.
Она взяла итальянца под руку и подтолкнула к двери, спрашивая:
— Куда мы идем?
Гвидо нашел спасение в бегстве — рассказал о встрече с чиновником.
— Если верно то, что мне сказали в посольстве, то я здесь надолго влипну в огромную кучу дерьма и должен искать работу, чтобы прокормиться.
— А что они сказали? Что Египет — полицейское государство? Если бы они поменьше шпионили за нами, то знали бы об этом чуть больше.
— Ты ведь тоже сначала ошиблась во мне. Ничего удивительного, что твои менее информированные соотечественники думают, что я «приехал с холода».
— Тогда ты должен доказать, что у тебя нет ничего ледяного, кроме бутылки виски, и что в твоей программе нет ничего подстрекательского, кроме стремления к совокуплению.
— Блестящая идея! Испытай меня немедленно. Он подошел ближе, положил руку между ног Ванессы и накрутил завиток волос на палец.
— Нет! — запротестовала она. — На любом испытании должны быть свидетели.
— Тогда собери их. У тебя же есть маленькая черная записная книжка.
Усевшись на низкую кушетку, он обвил йогами талию Ванессы и начал нежно гладить ее живот, играя с короткими волосами.
— Тебе нравятся шлюхи? — спросила она.
— Не особенно. Смотря кто.
Он попытался немного рассказать о себе.
— Мне очень нравятся чужие жены.
— А как ты отличишь шлюху? — упорно Продолжала Вана. — И кого ты называешь чужими женами? Какие у тебя взгляды на собственность? И какую рыночную оценку ты дашь любви?
Гвидо посмотрел на нее растерянно.
— Ради Бога, — пробормотал он. — Я не подготовлен к обсуждению женской диалектики.
— Ну хорошо. Ты силен в истории религии? Что ты думаешь о святом Джероме и его учении?
Гвидо расхохотался, но это ничуть не обескуражило ее.
— Этот старый отшельник, — продолжала Ванесса, — выделял три категории честности. Я назову их в порядке уменьшения достоинства. Первая — девственники, потом идут люди, склонные к воздержанию, и, наконец, супружеские пары. С тех пор прошло пятнадцать столетий, но ничего не изменилось.
— Ты чересчур драматизируешь ситуацию. Девственность устарела и вышла из моды.
— Где и когда? То, что высоко ценится и привлекает покупателей, всегда в моде.
— Что до воздержания, то многих ли ты знаешь людей, которые его придерживаются, не считая, конечно, нас с тобой в эту минуту?
— Воздержанность никогда не применялась на практике. Это могучий принцип — в том смысле, что соблюдение его обеспечивается вовсе не силой принуждения. И он опасен, как любая вера.
— Ну ладно, перейдем к супругам. Ты же не станешь отрицать, что молодые люди женятся все реже и все чаще переходят от одной связи к другой?
— А разве они больше, чем их родители, способны ко взаимной любви? Любовь и жизнь вдвоем — все равно, женатыми или нет — навсегда единственная тема песен и краеугольный камень баллад.
— А ты, так красноречиво разглагольствующая, сама-то знаешь, что такое любовь?
Вана освободилась от объятий Гвидо.
— Какой же ты нудный! — насмешливо сказала она. — Когда клиент разговаривает с проституткой, он обязательно спрашивает, как она попала в эту игру. Ему доставляет радость, что такая милая девушка так низко пала.
— Но к чему все это? Сегодня ты только и говоришь что о проститутках. Может, я сказал или сделал что-то не так и ты решила…
— Да нет, не волнуйся! Я задаю вопрос себе: быть или не быть шлюхой?
Решительным жестом Вана остановила новые возражения.
— Ответить сегодня не легче, чем во времена Гамлета, — сказала она. — Поэтому я не собираюсь решать эту проблему сегодня. Меня сейчас больше интересует, что мы будем есть. Мне нечем тебя угостить.
— Я не голоден.
— Зато я проголодалась.
Она снова влезла в свои облегающие джинсы.
— Раз тебе не нравится моя грудь… — Вана надела блузку.
— Поторапливайся! — приказала она.
* * *
Когда они вернулись из ресторана, Гвидо заколебался, открывая перед Ваной дверцу такси. Она опередила его:
— Не считай, что ты обязан заниматься со мной любовью. Мне сейчас хочется позаниматься любовью самостоятельно.
От этих слов интерес Гвидо сразу возродился.
— Можешь посмотреть, если хочешь, — предложила она.
Гвидо пошел за ней без лишних уговоров. За ужином он был рассеян, можно сказать, отсутствовал. Ванесса мысленно внушала себе: «Я не должна позволить себе отдаваться этому дураку, раз мое общество ему уже надоело! Ненадолго же его хватило! Еще один такой случай, и я превращусь в старую глупую бабу!»
Тем не менее Ванесса не смогла проглотить ни одной ложки ароматного жирного супа, который так любила. Ком стоял у нее в горле.
— У меня пропал аппетит, — оправдывалась она, хотя Гвидо не сказал ни слова о противоречивом поведении Ванессы и не встревожился из-за ее внезапного недомогания.
Потом она говорила о Мидж, чтобы посмотреть, будет ли Гвидо ревновать. Этот эксперимент тоже провалился. В отчаянии она предложила Гвидо рассказать о его путешествиях и о победах над женщинами, которые только недавно вышли замуж. А он не занимался любовью с их мужьями? Нет? Ах, она едва не уснула от скуки.
— Хочешь потанцевать? — спросил Гвидо, когда они поужинали.
Ване уже ничего не хотелось. Она спросила:
— Ты любишь танцы сами по себе или как средство перехода к конечной фазе?
— Мне нравится обнимать девушку во время танца.
— А когда ты танцуешь и обнимаешь девушку, ты испытываешь больше удовольствия от того, что за тобой наблюдают со стороны?
— Я не обращаю на это внимания.
— Жаль, — сказала Ванесса.
— Хорошо еще, что ты говоришь неправду.
— Почему? Ты думаешь, я эксгибиционист?
— Я никогда не сужу поэтому дурацкому критерию.
Гвидо забыл повторить свое приглашение. Теперь они снова оказались в квартире Ванессы. Оба чувствовали себя так тревожно, словно только что познакомились. Ванесса предприняла новую попытку.
— Я собираюсь напоить тебя, — объявила она. Гвидо не ответил, но одним глотком выпил предложенный ею манговый коктейль.
— Лучше бы ты меня изнасиловала, — сказал он, растянувшись на подушках.
— Извини, — сказала Ванесса, — но у меня свидание со мной.
Она вышла в ванную. Гвидо то ли не заметил ее ухода, то ли продолжал разговаривать сам с собой. Во всяком случае, он лениво и не очень связно говорил:
— Я действительно не все тебе рассказал, когда ты спросила, не эксгибиционист ли я. Когда я танцую с девушкой, мне очень нравится, когда на ней длинная, свободно ниспадающая юбка… какой-нибудь крепдешин. Тогда я могу во время танца задрать юбку и показать бедра и зад девушки. В Милане сейчас много таких девушек, как ты. Они никогда ничего не надевают под длинную юбку, особенно по вечерам. Ты, конечно, лучше, потому что никогда не носишь нижнего белья. Но как, скажи, увидеть твой зад, если ты приходишь на танцы в брюках? Честно говоря, я ненавижу джинсы. Я буду счастлив, если ты никогда больше не наденешь их.
Гвидо встал и увидел, что Вана лежит в метре от него на коврике. Она была в легком, почти прозрачном белом халатике, застегнутом впереди на крошечные блестящие пуговицы.
— Их там около сотни, — вслух сосчитал он.
Вана не ответила.
— Ты, наверное, очень долго их застегивала.
Вана читала. Или, скорее, перелистывала книгу. Гвидо наклонился, чтобы посмотреть.
— Понятно, — пробормотал он.
— Новая коллекция японских марок. Интересно, кто это позировал? Наверное, Фудзитити и Ахенамоо?
— Я вижу, ты совсем с этим не знаком. В честь тебя я решила освежить в памяти эротическое искусство Рима. Не узнаешь? Это репродукции рельефов.
— Рельефы, — с неожиданным удовольствием кивнул он. — Почему бы и нет, если это помогает? Тут он узнал работу, которую разглядывала Вана.
— Да. Это эротические иллюстрации к «Жизни двенадцати цезарей» Светония.
Его голова и настроение прояснились. Гвидо нежно улыбнулся Ване:
— Ты разглядываешь это из любви к искусству или чтобы возбудиться?
— Разве можно называть искусством то, что тебя не возбуждает? Гвидо снова упал на подушки.
— Какую позу ты считаешь самой художественной? — спросил он.
Ванесса протянула ему книгу. На репродукции Гвидо увидел мужчину, который, стоя во весь рост, занимался содомской любовью с другим мужчиной, в свою очередь, овладевавшим лежащей на спине женщиной. Гвидо перелистал страницы и вернул книгу Ванессе:
— А это тебе не кажется еще более привлекательным? На этот раз женщина находилась между двумя мужчинами, одновременно имевшими ее спереди и сзади.
— Я не знаю, возможно ли это на самом деле, — нерешительно сказала Ванесса.
Гвидо был поражен ее неопытностью.
— Посмотри, эта комбинация тоже хорошо известна, — заметил он, порывшись в книге.
На этой иллюстрации один из мужчин вводил свой член в рот женщины. Ванесса с удовлетворением кивнула.
— А вот здесь мы видим логическую завершенность, — продолжал Гвидо, открыв новую страницу.
На этот раз героиней одновременно овладевали трое мужчин — через рот, влагалище и анальное отверстие.
Ванесса взяла книгу и, полистав страницы, показала итальянцу юную женщину с округлой грудью и выпуклым лобком, умело и пылко выдаивавшую внушительный фаллос, гордо торчащий из мускулистых чресел обнаженного атлета.
— Этим я занималась больше всего, — призналась она.
— Наверное, когда ты была еще маленькой девочкой?
— Не только тогда.
Гвидо почувствовал, что этот ответ пробудил его собственный инструмент, во время предыдущей беседы остававшийся равнодушным и холодным. Он задал новый вопрос:
— Ты хочешь сказать, что и сейчас даешь мужчинам входить в твои руки чаще, чем в любую другую часть тела?
— Да.
— А какие еще органы ты предпочитаешь?
— Рот.
— Больше, чем влагалище?
— По-моему, да. Сказать по правде, я не веду учета.
— А что ты скажешь о своем заде?
— Ты побывал там первым.
Гвидо недоверчиво посмотрел на нее, но интуиция подсказывала ему, что Вана говорит правду. «Наружность обманчива», — подумал он.
— Неужели мои ягодицы показались тебе такими опытными? — с не меньшим удивлением спросила Ванесса, догадавшись, о чем он думает.
— Они не кажутся новичками.
— Нельзя чересчур доверять своим ощущениям, — произнесла Ванесса. — «Оцени цвет, сладость, горечь…»
Гвидо узнал цитату.
— Демокрит. Ты очень начитанна. И у тебя хороший вкус.
Вана продолжала разглядывать римские гравюры. Скоро она расстегнула свой халатик до паха — как раз настолько, чтобы можно было просунуть руку внутрь.
Гвидо не сомневался, что может позволить себе такую же вольность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— Времени у нас уйма, — успокоила его Ванесса. Гвидо лег на кровать, позвонил горничной и, заказав виски, наконец снял брюки.
— Какая красота! — мысленно поздравил себя Гвидо, с должной беспристрастностью поглядев на свое мужское оснащение. — Он прекрасен!
Пальцы Гвидо коснулись вздутой вены, пробежали по ней от корня до конца, и он блаженно вздохнул. Гвидо сжал ствол своей пальмы и сдвинул кожу к самой ее вершине, потом опять к основанию, потом начал снова, испытывая прежнее блаженство.
Он подумал, что нужно уделить внимание ритму — не разгоняться и избежать соблазна кончить раньше времени. Но и не передерживать слишком долго. Не превращать удовольствие в работу.
— Не веди себя как женщина! — посоветовал Гвидо своему надежному инструменту. — Женщины всегда жалуются, что занятия любовью прекращаются раньше, чем они успевают начаться.
Несколько минут он энергично мастурбировал, полузакрыв глаза. Потом сделал перерыв, отметив попутно, что совершенно безразличие, как заниматься любовью: с высокой или маленькой, спереди или сзади, внутри или снаружи. Ведь это сплошной оргазм от начала и до конца.
Он опять начал постукивать по собственному острию, сжал головку, потом всунул указательный палец глубоко в задний проход и, испуская тихие стоны, принялся его возбуждать.
— Все равно я не зайду так далеко, что мне это начнет нравиться! — сказал Гвидо, пораженный собственным распутством. — Роль педика — не мое амплуа.
Эта мысль так возбудила Гвидо, что он снова начал ритмично самоублажаться.
Ни он сам, ни его рука не контролировали этого движения — ими управлял его сексуальный инстинкт. И был этот инстинкт таким сильным, что безошибочно находил самый подходящий ритм, заставлявший Гвидо стонать в экстазе, не доводя, однако, дело до преждевременной эякуляции. Этот инстинкт был хозяином пространства и времени, тела и духа. Он стоил того, чтобы ради него жить, служа ему с благодарностью, отдавая повелителю все, чего он захочет: иногда руку или лоно, иногда нежный рот, а иногда — тугой и бархатистый задний проход. Или теплый животик, на который можно излиться, груди, меж которых тоже можно войти. Приятный песок пляжа.
Чистую простыню гостиничного номера. Тесную кабину машины, когда вы ночью слушаете стереокассеты — один или с девушкой в вечернем платье, груди и ноги которой вы гладите, пока она вас отталкивает или берет в рот. Или когда вы наблюдаете, как она занимается сексом со своим дружком…
Гвидо захлестывали волны физического и духовного наслаждения. Он страстно желал, чтобы официант (все равно, мужчина или женщина) вошел сейчас в номер, неся виски, до того, как он кончит мастурбировать. Гвидо продолжит свое занятие перед ним. Он не попросит его ни присоединиться к нему, ни прикасаться к его телу — только наблюдать. И достигнет оргазма у него на глазах.
Эта картина зачаровала Гвидо и потрясла его. Кондиционер одобрительным ворчанием поздравлял итальянца с тем, что он так хорошо знает, как довести себя до экстаза.
— Сегодня лягу спать пораньше и проделаю это снова, — решил он. — А потом еще раза два-три. Надо будет сказать Ванессе, что у меня деловое свидание.
Он принял душ, надел чистую одежду и снова отправился ее разыскивать, чувствуя себя гораздо бодрее, чем все последние дни.
Каир, в конце концов, не так уж плох! Никто так и не принес ему виски.
* * *
Ванесса внимательно разглядывала свое отражение.
— В чем мои недостатки? — спросила она и ответила, как всегда: — У меня нет недостатков.
После этого она попыталась выкрасить свои маленькие твердые соски и груди губной помадой.
— Наверное, так в прежние времена выглядели куртизанки, — задумчиво сказала она. — Хорошо воспитанная женщина Востока не обманет надежд очаровательного чужеземца.
В следующую минуту она стерла помаду шерстяной тряпочкой.
— Я не женщина Востока, —сказала она своему обнаженному отражению. — И нельзя сказать, что я хорошо обучена. К тому же он человек, которого я люблю. От этих слов сердце ее сжалось.
— Это все, что мне нужно! — изумленно сказала она. — Неужели я действительно способна полюбить?
Такая перспектива не очень привлекала Ванессу, и она сказала об этом вслух:
— Я была вполне счастлива раньше. Зачем же позволять себе этот идиотизм?
Ванесса постаралась оценить факты, в которых была уверена:
— Он меня не любит, это точно. Но самое неприятное, что я сама теперь не понимаю, чего хочу и что делаю. Я уже почти решилась жениться на Мидж!
Она от души расхохоталась, с наслаждением сжимая свои груди. Потом, поглаживая клитор, Вана сказала своему двойнику:
— Две женщины, живущие вместе, — это полная противоположность обычному гибриду семейного очага и зверинца.
Она насмешливо взглянула на свое отражение, которое ответило, презрительно надув губки:
— Кого ты пытаешься поразить этими разглагольствованиями?
— Себя саму!
— Ну и как?
— Ни черта не получается.
— А что станет с твоей экс-кандидаткой в жены? Вана грустно вздохнула и спросила обнаженную девушку в зеркале:
— Закончу ли я, как и все остальные, как, возможно, и Мидж, банальной рутиной гетеросексуально совокупляющейся пары? Или мне удастся скрыться от всего этого дерьма в ущельях времени?
Звонок в дверь прервал эту интимную беседу. Одним быстрым движением Вана надела тоненькие полотняные джинсы, которые почти не скрывали ее наготу, а скорее меняли цвет кожи с янтарного на бледно-голубой. Грудь Ваны, когда она открыла дверь, оставалась обнаженной.
«Я действительно люблю его! — подумала она, целуя Гвидо в губы. — Умилительная картинка!»
Он рассеянно извинился за опоздание. Вана восхищенно глядела на него.
— Умилительно! — повторила она вслух и спросила: — Ты хочешь прогуляться со мной?
Гвидо несколько смущал ее полуобнаженный вид.
— В таком виде?
— Ты что, стыдишься меня?
Не давая ему времени на возражения, Вана спустила джинсы, освободилась от них, подняв поочередно свои длинные ноги, и пинком запустила ненужную одежду в полет через всю комнату. Потом двумя пальцами распушила темную поросль.
— Ты прав, — сказала она. — Ты будешь больше мною гордиться, если сможешь демонстрировать меня всю.
Она взяла итальянца под руку и подтолкнула к двери, спрашивая:
— Куда мы идем?
Гвидо нашел спасение в бегстве — рассказал о встрече с чиновником.
— Если верно то, что мне сказали в посольстве, то я здесь надолго влипну в огромную кучу дерьма и должен искать работу, чтобы прокормиться.
— А что они сказали? Что Египет — полицейское государство? Если бы они поменьше шпионили за нами, то знали бы об этом чуть больше.
— Ты ведь тоже сначала ошиблась во мне. Ничего удивительного, что твои менее информированные соотечественники думают, что я «приехал с холода».
— Тогда ты должен доказать, что у тебя нет ничего ледяного, кроме бутылки виски, и что в твоей программе нет ничего подстрекательского, кроме стремления к совокуплению.
— Блестящая идея! Испытай меня немедленно. Он подошел ближе, положил руку между ног Ванессы и накрутил завиток волос на палец.
— Нет! — запротестовала она. — На любом испытании должны быть свидетели.
— Тогда собери их. У тебя же есть маленькая черная записная книжка.
Усевшись на низкую кушетку, он обвил йогами талию Ванессы и начал нежно гладить ее живот, играя с короткими волосами.
— Тебе нравятся шлюхи? — спросила она.
— Не особенно. Смотря кто.
Он попытался немного рассказать о себе.
— Мне очень нравятся чужие жены.
— А как ты отличишь шлюху? — упорно Продолжала Вана. — И кого ты называешь чужими женами? Какие у тебя взгляды на собственность? И какую рыночную оценку ты дашь любви?
Гвидо посмотрел на нее растерянно.
— Ради Бога, — пробормотал он. — Я не подготовлен к обсуждению женской диалектики.
— Ну хорошо. Ты силен в истории религии? Что ты думаешь о святом Джероме и его учении?
Гвидо расхохотался, но это ничуть не обескуражило ее.
— Этот старый отшельник, — продолжала Ванесса, — выделял три категории честности. Я назову их в порядке уменьшения достоинства. Первая — девственники, потом идут люди, склонные к воздержанию, и, наконец, супружеские пары. С тех пор прошло пятнадцать столетий, но ничего не изменилось.
— Ты чересчур драматизируешь ситуацию. Девственность устарела и вышла из моды.
— Где и когда? То, что высоко ценится и привлекает покупателей, всегда в моде.
— Что до воздержания, то многих ли ты знаешь людей, которые его придерживаются, не считая, конечно, нас с тобой в эту минуту?
— Воздержанность никогда не применялась на практике. Это могучий принцип — в том смысле, что соблюдение его обеспечивается вовсе не силой принуждения. И он опасен, как любая вера.
— Ну ладно, перейдем к супругам. Ты же не станешь отрицать, что молодые люди женятся все реже и все чаще переходят от одной связи к другой?
— А разве они больше, чем их родители, способны ко взаимной любви? Любовь и жизнь вдвоем — все равно, женатыми или нет — навсегда единственная тема песен и краеугольный камень баллад.
— А ты, так красноречиво разглагольствующая, сама-то знаешь, что такое любовь?
Вана освободилась от объятий Гвидо.
— Какой же ты нудный! — насмешливо сказала она. — Когда клиент разговаривает с проституткой, он обязательно спрашивает, как она попала в эту игру. Ему доставляет радость, что такая милая девушка так низко пала.
— Но к чему все это? Сегодня ты только и говоришь что о проститутках. Может, я сказал или сделал что-то не так и ты решила…
— Да нет, не волнуйся! Я задаю вопрос себе: быть или не быть шлюхой?
Решительным жестом Вана остановила новые возражения.
— Ответить сегодня не легче, чем во времена Гамлета, — сказала она. — Поэтому я не собираюсь решать эту проблему сегодня. Меня сейчас больше интересует, что мы будем есть. Мне нечем тебя угостить.
— Я не голоден.
— Зато я проголодалась.
Она снова влезла в свои облегающие джинсы.
— Раз тебе не нравится моя грудь… — Вана надела блузку.
— Поторапливайся! — приказала она.
* * *
Когда они вернулись из ресторана, Гвидо заколебался, открывая перед Ваной дверцу такси. Она опередила его:
— Не считай, что ты обязан заниматься со мной любовью. Мне сейчас хочется позаниматься любовью самостоятельно.
От этих слов интерес Гвидо сразу возродился.
— Можешь посмотреть, если хочешь, — предложила она.
Гвидо пошел за ней без лишних уговоров. За ужином он был рассеян, можно сказать, отсутствовал. Ванесса мысленно внушала себе: «Я не должна позволить себе отдаваться этому дураку, раз мое общество ему уже надоело! Ненадолго же его хватило! Еще один такой случай, и я превращусь в старую глупую бабу!»
Тем не менее Ванесса не смогла проглотить ни одной ложки ароматного жирного супа, который так любила. Ком стоял у нее в горле.
— У меня пропал аппетит, — оправдывалась она, хотя Гвидо не сказал ни слова о противоречивом поведении Ванессы и не встревожился из-за ее внезапного недомогания.
Потом она говорила о Мидж, чтобы посмотреть, будет ли Гвидо ревновать. Этот эксперимент тоже провалился. В отчаянии она предложила Гвидо рассказать о его путешествиях и о победах над женщинами, которые только недавно вышли замуж. А он не занимался любовью с их мужьями? Нет? Ах, она едва не уснула от скуки.
— Хочешь потанцевать? — спросил Гвидо, когда они поужинали.
Ване уже ничего не хотелось. Она спросила:
— Ты любишь танцы сами по себе или как средство перехода к конечной фазе?
— Мне нравится обнимать девушку во время танца.
— А когда ты танцуешь и обнимаешь девушку, ты испытываешь больше удовольствия от того, что за тобой наблюдают со стороны?
— Я не обращаю на это внимания.
— Жаль, — сказала Ванесса.
— Хорошо еще, что ты говоришь неправду.
— Почему? Ты думаешь, я эксгибиционист?
— Я никогда не сужу поэтому дурацкому критерию.
Гвидо забыл повторить свое приглашение. Теперь они снова оказались в квартире Ванессы. Оба чувствовали себя так тревожно, словно только что познакомились. Ванесса предприняла новую попытку.
— Я собираюсь напоить тебя, — объявила она. Гвидо не ответил, но одним глотком выпил предложенный ею манговый коктейль.
— Лучше бы ты меня изнасиловала, — сказал он, растянувшись на подушках.
— Извини, — сказала Ванесса, — но у меня свидание со мной.
Она вышла в ванную. Гвидо то ли не заметил ее ухода, то ли продолжал разговаривать сам с собой. Во всяком случае, он лениво и не очень связно говорил:
— Я действительно не все тебе рассказал, когда ты спросила, не эксгибиционист ли я. Когда я танцую с девушкой, мне очень нравится, когда на ней длинная, свободно ниспадающая юбка… какой-нибудь крепдешин. Тогда я могу во время танца задрать юбку и показать бедра и зад девушки. В Милане сейчас много таких девушек, как ты. Они никогда ничего не надевают под длинную юбку, особенно по вечерам. Ты, конечно, лучше, потому что никогда не носишь нижнего белья. Но как, скажи, увидеть твой зад, если ты приходишь на танцы в брюках? Честно говоря, я ненавижу джинсы. Я буду счастлив, если ты никогда больше не наденешь их.
Гвидо встал и увидел, что Вана лежит в метре от него на коврике. Она была в легком, почти прозрачном белом халатике, застегнутом впереди на крошечные блестящие пуговицы.
— Их там около сотни, — вслух сосчитал он.
Вана не ответила.
— Ты, наверное, очень долго их застегивала.
Вана читала. Или, скорее, перелистывала книгу. Гвидо наклонился, чтобы посмотреть.
— Понятно, — пробормотал он.
— Новая коллекция японских марок. Интересно, кто это позировал? Наверное, Фудзитити и Ахенамоо?
— Я вижу, ты совсем с этим не знаком. В честь тебя я решила освежить в памяти эротическое искусство Рима. Не узнаешь? Это репродукции рельефов.
— Рельефы, — с неожиданным удовольствием кивнул он. — Почему бы и нет, если это помогает? Тут он узнал работу, которую разглядывала Вана.
— Да. Это эротические иллюстрации к «Жизни двенадцати цезарей» Светония.
Его голова и настроение прояснились. Гвидо нежно улыбнулся Ване:
— Ты разглядываешь это из любви к искусству или чтобы возбудиться?
— Разве можно называть искусством то, что тебя не возбуждает? Гвидо снова упал на подушки.
— Какую позу ты считаешь самой художественной? — спросил он.
Ванесса протянула ему книгу. На репродукции Гвидо увидел мужчину, который, стоя во весь рост, занимался содомской любовью с другим мужчиной, в свою очередь, овладевавшим лежащей на спине женщиной. Гвидо перелистал страницы и вернул книгу Ванессе:
— А это тебе не кажется еще более привлекательным? На этот раз женщина находилась между двумя мужчинами, одновременно имевшими ее спереди и сзади.
— Я не знаю, возможно ли это на самом деле, — нерешительно сказала Ванесса.
Гвидо был поражен ее неопытностью.
— Посмотри, эта комбинация тоже хорошо известна, — заметил он, порывшись в книге.
На этой иллюстрации один из мужчин вводил свой член в рот женщины. Ванесса с удовлетворением кивнула.
— А вот здесь мы видим логическую завершенность, — продолжал Гвидо, открыв новую страницу.
На этот раз героиней одновременно овладевали трое мужчин — через рот, влагалище и анальное отверстие.
Ванесса взяла книгу и, полистав страницы, показала итальянцу юную женщину с округлой грудью и выпуклым лобком, умело и пылко выдаивавшую внушительный фаллос, гордо торчащий из мускулистых чресел обнаженного атлета.
— Этим я занималась больше всего, — призналась она.
— Наверное, когда ты была еще маленькой девочкой?
— Не только тогда.
Гвидо почувствовал, что этот ответ пробудил его собственный инструмент, во время предыдущей беседы остававшийся равнодушным и холодным. Он задал новый вопрос:
— Ты хочешь сказать, что и сейчас даешь мужчинам входить в твои руки чаще, чем в любую другую часть тела?
— Да.
— А какие еще органы ты предпочитаешь?
— Рот.
— Больше, чем влагалище?
— По-моему, да. Сказать по правде, я не веду учета.
— А что ты скажешь о своем заде?
— Ты побывал там первым.
Гвидо недоверчиво посмотрел на нее, но интуиция подсказывала ему, что Вана говорит правду. «Наружность обманчива», — подумал он.
— Неужели мои ягодицы показались тебе такими опытными? — с не меньшим удивлением спросила Ванесса, догадавшись, о чем он думает.
— Они не кажутся новичками.
— Нельзя чересчур доверять своим ощущениям, — произнесла Ванесса. — «Оцени цвет, сладость, горечь…»
Гвидо узнал цитату.
— Демокрит. Ты очень начитанна. И у тебя хороший вкус.
Вана продолжала разглядывать римские гравюры. Скоро она расстегнула свой халатик до паха — как раз настолько, чтобы можно было просунуть руку внутрь.
Гвидо не сомневался, что может позволить себе такую же вольность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22