Обстановка сразу накалилась, но Эбахон шел напролом:
— Я был вынужден сделать это из-за некомпетентности мистера Штангера…
Штангер презрительно скривил губы, откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
— …и потому, что мне стало известно об антиправительственном заговоре, в который мистер Штангер вовлек вас с целью захвата власти. Улики против заговорщиков собраны достаточно веские!
Он взглянул на шефа военной полиции, и тот похлопал ладонью по толстой красной папке, лежащей перед ним на столе.
— В случае удачного наступления на Уарри мистер Штангер намеревался арестовать меня и создать Директорию, самому же провозгласить себя Верховным правителем Поречья, — продолжал чеканить слова Эбахон.
— И тогда бы здесь был порядок, — яростно выкрикнул Штангер, — железный порядок! Уж я-то бы договорился с англичанами, а не ломался, как потаскуха, набивая себе цену!
Глаза Эбахона вспыхнули, он вскочил, стиснул кулаки, но, взглянув на бесстрастные лица сидящих рядом с ним южно-африканцев, сдержался.
— Чтобы спасти мой народ от истребления, я готов принять помощь хоть от самого дьявола. Но цинизм, лицемерие и жадность английских друзей мистера Штангера не имеют границ. Они предали нас в трудный час и побежали сторговываться с федералами… — Он смахнул ладонью капельки пота, выступившие у него на лбу: — Что ж, зато теперь мы нашли настоящих, принципиальных друзей, которые пришли к нам сегодня на помощь… — (Полупоклон в сторону южноафриканцев). Такой же полупоклон в сторону Дювалье и Френдли, любезно улыбающихся рядом с сияющим Аджайи.
— Короче, вы хотите разорвать с нами контракты, сэр? — не выдержал Браун. — Отказаться от наших услуг?
— Джентльмены неправильно поняли президента, — неожиданно заговорил старший из южноафриканцев, совершенно седой, с широкими, по-военному развернутыми плечами. — Те, кто захочет остаться, войдут в состав регулярных частей, которые мы перебросим сюда в ближайшие дни. Мы ценим ваш энтузиазм, джентльмены, но — увы! — в борьбе свободного мира потив красной заразы на нашем континенте сегодня нужны уже более эффективные меры. Время любительства прошло, ему на смену идет современная, хорошо налаженная военная машина. И если вы хотите влиться в наши ряды…
— Мне хватало этого трепа, когда я тянул лямку в армии — раздраженно проворчал Мак Икс, но сидящий с ним рядом Браун не поддержал его.
— Если будут платить по-прежнему… — заинтересованно протянул он.
— Мы — вольные «серые гуси», — вызывающе поднял голову Ренар. — А вы хотите загнать нас в гусятник…
— Месье Ренар забывает о тех, кто выпустил их, «серых гусей», из этого самого гусятника… когда понадобились именно вольные птицы…
Все разом обернулись к сказавшему это Аджайи.
— И теперь тем, кто доказал 'свою полезность свободному миру, пора вернуться не в гусятник, а я бы сказал… точнее выразился бы… на современную механизированную ферму. Конечно, это потребует отказа от кое-каких привычек, компрометирующих порой идеи, за которые мы боремся… — Аджайи взглянул на Эбахона. — К сожалению, нам приходится считаться со всякими условностями. И расстрел наемников… этим, как его… маньяком Кэнноном… История с Ули и, наконец, авантюра с прорывом на Уарри… Все это нам приходится как-то объяснять избирателям.
— Ули? — злорадно ухватился за это слово Штангер. — Вот это уж была затея самого президента… и ваша. Клянусь дьяволом, у меня будет что рассказать об этом, когда я вернусь в Европу.
И он встал, отбросив стул, с грохотом полетевший на пол. Бэм и Ренар сделали то же самое, и теперь они стояли все трое плечом к плечу.
Эбахон обвел взглядом холл:
— Есть ли джентльмены, кто еще хочет сегодня же ночью покинуть Поречье? Разумеется, мое правительство оплатит им и месяцы, еще остающиеся по контракту…
Встал Мак Икс, за ним, поколебавшись, Уильяме, Биллуа. Тяжелый взгляд Эбахона остановился на Жаке:
— А вы, полковник Френчи?
— Меня никто нигде не ждет, — вежливо улыбнулся Жак. — И мне хотелось бы досмотреть этот фильм до конца.
Эбахон довольно кивнул и обернулся к седому южноафриканцу
— Мой лучший офицер… полковник Френчи. — И, перехватив колючий взгляд седого, брошенный на Жака, а затем на Петра, добавил: — И его русский друг… журналист Питер Николаев. Мы… (кивок в сторону Аджайи) питаем к Питеру самим нам непонятную слабость.
Южноафриканец сухо кивнул.
— Итак, джентльмены, вы свободны, — продолжал Эбахон. — Отправляйтесь к себе и готовьтесь к отлету. Деньги, которые вам должно мое правительство, будут вручены на аэродроме.
ГЛАВА 8
— К Элинор? — спросил Жак, когда они вышли из виллы и сели в «джип», подогнанный услужливым Манди прямо к воротам, несмотря на угрозы осмелевшей после посрамления Штангера охраны.
— Ты слышал, что сказал Штангер об Ули? Элинор должна об этом узнать. Сейчас же!
Жак молча повернул ключ зажигания.
Улицы Обоко поражали своей пустотой. Редкие прохожие испуганно жались к стенам при виде «джипа» с двумя белыми и свирепым чернокожим командосом на заднем сиденье. Город вымер, его жители бежали в соседние леса в ожидании прихода федералов: о поражении на дороге к Уарри уже всем было известно.
«Джип» миновал городскую тюрьму — мрачное, обнесенное высокими стенами каменное строение, сооруженное еще колонизаторами, и выскочил на дорогу, выводящую из города. Несколько раз встречались патрули, Жак снижал скорость и выкрикивал сегодняшний пароль — «Бамуанга». «Эбахон», — отвечали патрульные и пропускали машину. Вид у них был неуверенный.
До лепрозория доехали без приключений — за полчаса до наступления темноты. К самому административному зданию подъехать не удалось — дорога была забита грузовиками и автобусами, и с полмили пришлось идти лесом, затоптанным, загаженным.
То слева, то справа виднелись большие палатки, трещали костры, мелькали белые халаты…
Элинор добилась-таки своего, выгнала армию и устроила в лепрозории госпиталь…
Элинор они нашли в той самой комнате, в которой Штангер в свое время проводил совещания наемников. Сейчас здесь проходило совещание врачей, фельдшеров и миссионеров, белых и черных, но все с повязками Красного Креста на рукаве. *
Жак и Петр заглянули было в дверь, но Элинор решительно махнула рукой: подождать! Жак выругался, но подчинился. Совещание, видимо, уже подходило к концу, потому что уже через несколько минут мимо них заторопились люди в белых халатах.
— Мистер Николаев! — остановилась возле Петра молоденькая африканка в шелковом халатике, с высоким белым тюрбаном на голове. — Вы меня не узнаете?
Петр неуверенно покачал головой.
— Мария. Меня зовут Мария! — напомнила девушка. — Помните, мы танцевали с вами в «Луна Росса».
— Мария! — удивился Петр. — Что вы здесь делаете?
— А вы думали, что принцессы в Африке только пляшут в кабаках венценосных родителей? Я же студентка медицинского колледжа. То есть была, в Луисе.
— А ведь в тот вечер…
— Да, — лицо девушки стало печальным, — погиб мой жених. Майор Даджума.
— Я тебе рассказывал, как это произошло, — обернулся Петр к Жаку. — Как меня вдруг пригласили встретиться…
Внезапно ему пришла неожиданная мысль:
— Майор сам… лично просил вас договориться о встрече со мною? И предложил встретиться именно в бассейне?
Девушка неуверенно пожала плечами:
— Да… Но, по-моему… может быть, я ошиблась… Я думала, будто это вы хотели с ним встретиться. Именно в бассейне, а он должен был дать согласие…
Она наморщила лоб, вспоминая:
— Конечно же, когда мы виделись (в голосе ее послышалось смущение)… я была у него дома около шести часов, он вертел в руках какую-то записку. До сих пор я была уверена, что она была от вас. Да! Он говорил о русском, который прилетел в тот день из Луиса. Конечно же, это были вы… А когда он узнал, что отец устраивает в «Луна Росса» прием для журналистов… он просил меня передать вам, что согласен на встречу и… — Мария подняла на Петра вдруг ставшие испуганными глаза: — Значит… кто-то заманил вас обоих в бассейн, чтобы…
Да, именно это пришло в голову Петру. Кто-то от его имени отправил записку Даджуме, чтобы заманить его ночью в бассейн, и майор поверил, что ее написал Петр. Кто-то заранее хорошо спланировал это убийство… И теперь Мария будет считать, что она тоже виновата в смерти Даджумы…
— А как его величество Макензуа Второй? — поспешил он переменить тему.
— Отец в Уарри, — последовал неприязненный ответ. — Вернулся к федерелам неделю назад. Говорит, что там у него бизнес. Да и другие подались в свои… королевства. — Лицо Марии стало жестким: — Наша элита думала поживиться на расколе, а когда поняла, что дело не выгорело…
— И много таких, которые рассуждают вот так, как вы? — прищурился Жак. — Ведь был погром… Вы не боитесь погрома?
Мария тряхнула головой:
— В народе говорят, что погромщиков нанимал Эбахон и англичане.
— А что говорят в народе об Ули? Глаза девушки гневно сверкнули:
— Деревню вырезал Кэннон, которому хорошо заплатили. Надо же было как-то снова открыть воздушный мост. А насчет того, много ли таких, как я… Загляните как-нибудь в городскую тюрьму…
— И последний вопрос, мадемуазель. Вы говорили когда-нибудь… вот то, что сейчас сказали нам… мисс Карлисл?
— Любовнице тирана? — возмутилась Мария. — Пусть с ней разговаривает на эти темы ее боров. А я здесь, чтобы помогать моим землякам…
— Жак!
Сестра Цецилия вышла из кабинета Элинор и радостно бросилась к Жаку:
— Жив!
— До свидания, — сразу же сухо кивнула Мария.
— А у нас здесь столько раненых! Столько раненых! — тараторила сестра Цецилия, не отпуская смутившегося Жака. — И везут, везут… Медикаментов не хватает, а те, что посылает Красный Крест через «Зет», куда-то деваются… — Сестра Цецилия понизила голос: — Говорят, что военные перепродают их в соседние страны… — И опять защебетала: — А вы сюда надолго? К мисс Карлисл? И даже не попьете со мной чаю? — Она надула губки. — Нет, я вас к ней не пущу. Пусть идет ваш друг, а вы сейчас же пойдете со мною!
И, вцепившись в руку Жака, потащила его, ошеломленного таким натиском, за собою.
— Ты иди, Питер, — смущенно пробормотал Жак. Петр улыбнулся и открыл дверь в кабинет Элинор.
Она сидела за легким письменным столиком в старомодных очках и водила пальцем по страницам большой амбарной книги, лежащей перед нею. Увидев Петра, поспешно сняла очки и сунула их под обложку.
— Хэлло, Питер! Где вы пропадаете? Впрочем, всему Поречью известно, что полковник Френчи покровительствует вам и не отпускает ни на шаг. Я даже ревную! — Она засмеялась и достала из-под стола большой термос. — Хотите чаю?
Элинор отвернула колпачок термоса, налила в него чай и протянула Петру:
— Пейте же! Да возьмите стул… я совсем забыла предложить вам сесть. Тут со всеми госпитальными делами забываешь о самых элементарных вещах.
— Спасибо. — Петр взял чашку. — Я приехал, чтобы поговорить с вами, Элинор. Вы должны отсюда уехать!
Лицо Элинор помрачнело.
— Вы же знаете, Питер, что это невозможно. Мне доверились люди, и я не могу оставить их в беде.
Петр вздохнул, осторожно подбирая слова:
— Я понимаю вас, понимаю все, что вы делали до сих пор.
Но сейчас положение изменилось… — Он помолчал, собрался с духом, и продолжал: — Эбахон обманул вас. Сегодня я сам слышал, как Штангер во всеуслышание заявил, что резня в Ули организована Эбахоном и этой хитрой лисой Аджайи, чтобы открыть «воздушный мост». По их приказанию это сделал Кэннон перед тем, как скрыться… конечно, тоже по договоренности с ними. Элинор обхватила руками свои плечи и зябко поежилась.
— Теперь Эбахон пригласил сюда южноафриканцев, — продолжал Петр. — Это значит, что кровопролитие будет продолжаться. И не во имя безопасности народа идонго, а во имя…
— Я знаю, — прошептала Элинор. — Я все знаю, Питер.
— И что же? Вы не хотите уехать… бежать отсюда, чтобы затем разоблачить перед всем миром…
Элинор сидела молча, безучастная, не поднимая глаз.
— Сегодня утром Жак предложил мне бежать. Он говорит, что знает тут одну дорогу… Ее называют Дорогой рабов. Когда-то работорговцы вели по ней рабов к Бамуанге. Это широкая и удобная тропа, «джип» пройдет по ней, как говорит Манди. Манди из тех мест — даже дорога выходит к его родной деревне на берегу. Мы возьмем пирогу и спустимся вниз по течению… До границы, а там — соседнее государство…
Петр говорил уверенно, повторял план Жака — такой простой и четкий, хорошо продуманный. Элинор медленно подняла глаза.
— Нет, — еле слышно выдохнула она. — Я выхожу замуж… за Эбахона. И скоро! Очень скоро!
…Петр вышел на крыльцо. Уже давно стемнело, сквозь неплотно закрытые маскировочные шторы из окон здания тянулись узкие лучи несильного света.
— Мистер Николаев?
Какая-то тень возникла перед ним из темноты, и сейчас же на него обрушился тяжелый удар по затылку.
Очнулся он от тряски и понял — его куда-то несут. Руки и ноги были больно стянуты, во рту кляп, глаза завязаны. Он мог только слышать… Несли его двое, быстро, задыхаясь от бега. По лицу то и дело хлестали ветки, под ногами носильщиков чавкала грязь.
Лес кончился, теперь Петра несли по обочине шоссе, от нагревшегося за день асфальта поднималось тепло.
— На заднее сиденье, — сдавленно сказал кто-то. Петр почувствовал, что его приподнимают, переваливают через металлическую стенку, и упал вниз, на жесткое сиденье «джипа». Сейчас же рядом сели двое, стиснув его с обеих сторон.
— Поехали! — приказал жесткий и властный голос, к «джип» рывком сорвался с места.
«Как глупо, — думал Петр. — Элементарно. Теперь пулю в затылок, и в болото. И никто ничего не узнает».
«Джип» несся, не снижая скорости на поворотах. Петра мотало из стороны в сторону. Прошло минут тридцать. Запахло жильем — потянуло чадом жаровен, жареным мясом, пальмовым маслом. «Джип» остановился.
— Открывай! — крикнул все тот же голос, который Петр уже успел запомнить. Заскрипели ржавые петли — видимо, открывали тяжелые ворота и «джип», прошелестев шинами по гравию, остановился.
Похитители выволокли Петра из машины, схватили под руки и потащили куда-то. Опять заскрипели петли, пахнуло спертым, сдавленным воздухом, остро пахнущим аммиаком.
«Тюрьма, — догадался Петр. — Я в тюрьме».
Его бросили на сырой каменный пол, оставили одного. Петр попытался пошевелиться, хотя бы ослабить путы, но не смог. Скоро опять заскрипели петли, щелкнул выключатель, и кто-то вошел, грохоча коваными каблуками по каменному полу, остановился над Петром. Тронул его связанные ноги — натянул путы, и они разом ослабли, словно их перерезали одним ударом острого ножа.
— Руки, маста… — произнес добродушный голос, и через мгновение были свободны и руки.
Петр сразу же сорвал с глаз повязку, освободился от кляпа… Он был в тесной комнате, скорее похожей на канцелярию, чем на тюремную камеру: дешевый двухтумбовый письменный стол, стеллажи, уставленные пронумерованными папками, два-три простых стула.
На него с интересом глядел африканец в черном мундире тюремного ведомства с ножом в руках — им-то он и перерезал веревки, валявшиеся теперь на полу.
— С прибытием, сэр, — почтительно сказал он и протянул Петру руку, помогая встать на затекшие ноги.
— Это… тюрьма?
Петр кивнул на толстую решетку на нешироком окне, за которым вплотную стояла ночная темень.
— Йе, са… — вежливо кивнул тюремщик.
— На каком основании? — начал было протестовать Петр, но тюремщик лишь вздохнул и пожал плечами, и Петр понял, что говорить с ним бесполезно.
— Прошу, сэр! — зазвенел тюремщик связкой ключей. — Я отведу вас в камеру к хорошим людям…
Они вышли в длинный, плохо освещенный коридор, по обе стороны которого тянулись тяжелые двери с глазками и металлическими цифрами. Пройдя всего несколько шагов, тюремщик остановился у двери с цифрой 34, позвенел ключами, выбирая нужный, и принялся ее отпирать.
ГЛАВА 9
Тюремщик нажал на дверь плечом, и она тяжело подалась внутрь. Перед Петром было довольно просторное помещение, освещенное тусклой лампочкой под самым потолком. Там же наверху тянулось длинное узкое окно с толстыми металлическими прутьями. Вдоль правой стены — деревянные нары, на которых сидели и лежали люди в куртках и шортах, бывших когда-то белыми.
Заключенные лежали на полу, на циновках из рафии, так плотно, что между ними некуда было ступить.
— Профессор! — гаркнул тюремщик зычным голосом, которого Петр у него не мог и предположить. — Принимай новенького… — И учтиво обернулся к Петру: — Если что-нибудь будет нужно, сэр… пиво, сигареты… Постучите… Правда, это дорого, сэр… Но…
Он развел руками, поклонился и, окинув камеру грозным взглядом, вышел. Загремели ключи, громко щелкнул замок.
Бородатый человек с умными, грустными, как у большой и доброй собаки, глазами слез с нар и теперь пробирался к Петру между спящими арестантами, которых не разбудило даже рыканье гюремщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Я был вынужден сделать это из-за некомпетентности мистера Штангера…
Штангер презрительно скривил губы, откинулся на стуле и скрестил руки на груди.
— …и потому, что мне стало известно об антиправительственном заговоре, в который мистер Штангер вовлек вас с целью захвата власти. Улики против заговорщиков собраны достаточно веские!
Он взглянул на шефа военной полиции, и тот похлопал ладонью по толстой красной папке, лежащей перед ним на столе.
— В случае удачного наступления на Уарри мистер Штангер намеревался арестовать меня и создать Директорию, самому же провозгласить себя Верховным правителем Поречья, — продолжал чеканить слова Эбахон.
— И тогда бы здесь был порядок, — яростно выкрикнул Штангер, — железный порядок! Уж я-то бы договорился с англичанами, а не ломался, как потаскуха, набивая себе цену!
Глаза Эбахона вспыхнули, он вскочил, стиснул кулаки, но, взглянув на бесстрастные лица сидящих рядом с ним южно-африканцев, сдержался.
— Чтобы спасти мой народ от истребления, я готов принять помощь хоть от самого дьявола. Но цинизм, лицемерие и жадность английских друзей мистера Штангера не имеют границ. Они предали нас в трудный час и побежали сторговываться с федералами… — Он смахнул ладонью капельки пота, выступившие у него на лбу: — Что ж, зато теперь мы нашли настоящих, принципиальных друзей, которые пришли к нам сегодня на помощь… — (Полупоклон в сторону южноафриканцев). Такой же полупоклон в сторону Дювалье и Френдли, любезно улыбающихся рядом с сияющим Аджайи.
— Короче, вы хотите разорвать с нами контракты, сэр? — не выдержал Браун. — Отказаться от наших услуг?
— Джентльмены неправильно поняли президента, — неожиданно заговорил старший из южноафриканцев, совершенно седой, с широкими, по-военному развернутыми плечами. — Те, кто захочет остаться, войдут в состав регулярных частей, которые мы перебросим сюда в ближайшие дни. Мы ценим ваш энтузиазм, джентльмены, но — увы! — в борьбе свободного мира потив красной заразы на нашем континенте сегодня нужны уже более эффективные меры. Время любительства прошло, ему на смену идет современная, хорошо налаженная военная машина. И если вы хотите влиться в наши ряды…
— Мне хватало этого трепа, когда я тянул лямку в армии — раздраженно проворчал Мак Икс, но сидящий с ним рядом Браун не поддержал его.
— Если будут платить по-прежнему… — заинтересованно протянул он.
— Мы — вольные «серые гуси», — вызывающе поднял голову Ренар. — А вы хотите загнать нас в гусятник…
— Месье Ренар забывает о тех, кто выпустил их, «серых гусей», из этого самого гусятника… когда понадобились именно вольные птицы…
Все разом обернулись к сказавшему это Аджайи.
— И теперь тем, кто доказал 'свою полезность свободному миру, пора вернуться не в гусятник, а я бы сказал… точнее выразился бы… на современную механизированную ферму. Конечно, это потребует отказа от кое-каких привычек, компрометирующих порой идеи, за которые мы боремся… — Аджайи взглянул на Эбахона. — К сожалению, нам приходится считаться со всякими условностями. И расстрел наемников… этим, как его… маньяком Кэнноном… История с Ули и, наконец, авантюра с прорывом на Уарри… Все это нам приходится как-то объяснять избирателям.
— Ули? — злорадно ухватился за это слово Штангер. — Вот это уж была затея самого президента… и ваша. Клянусь дьяволом, у меня будет что рассказать об этом, когда я вернусь в Европу.
И он встал, отбросив стул, с грохотом полетевший на пол. Бэм и Ренар сделали то же самое, и теперь они стояли все трое плечом к плечу.
Эбахон обвел взглядом холл:
— Есть ли джентльмены, кто еще хочет сегодня же ночью покинуть Поречье? Разумеется, мое правительство оплатит им и месяцы, еще остающиеся по контракту…
Встал Мак Икс, за ним, поколебавшись, Уильяме, Биллуа. Тяжелый взгляд Эбахона остановился на Жаке:
— А вы, полковник Френчи?
— Меня никто нигде не ждет, — вежливо улыбнулся Жак. — И мне хотелось бы досмотреть этот фильм до конца.
Эбахон довольно кивнул и обернулся к седому южноафриканцу
— Мой лучший офицер… полковник Френчи. — И, перехватив колючий взгляд седого, брошенный на Жака, а затем на Петра, добавил: — И его русский друг… журналист Питер Николаев. Мы… (кивок в сторону Аджайи) питаем к Питеру самим нам непонятную слабость.
Южноафриканец сухо кивнул.
— Итак, джентльмены, вы свободны, — продолжал Эбахон. — Отправляйтесь к себе и готовьтесь к отлету. Деньги, которые вам должно мое правительство, будут вручены на аэродроме.
ГЛАВА 8
— К Элинор? — спросил Жак, когда они вышли из виллы и сели в «джип», подогнанный услужливым Манди прямо к воротам, несмотря на угрозы осмелевшей после посрамления Штангера охраны.
— Ты слышал, что сказал Штангер об Ули? Элинор должна об этом узнать. Сейчас же!
Жак молча повернул ключ зажигания.
Улицы Обоко поражали своей пустотой. Редкие прохожие испуганно жались к стенам при виде «джипа» с двумя белыми и свирепым чернокожим командосом на заднем сиденье. Город вымер, его жители бежали в соседние леса в ожидании прихода федералов: о поражении на дороге к Уарри уже всем было известно.
«Джип» миновал городскую тюрьму — мрачное, обнесенное высокими стенами каменное строение, сооруженное еще колонизаторами, и выскочил на дорогу, выводящую из города. Несколько раз встречались патрули, Жак снижал скорость и выкрикивал сегодняшний пароль — «Бамуанга». «Эбахон», — отвечали патрульные и пропускали машину. Вид у них был неуверенный.
До лепрозория доехали без приключений — за полчаса до наступления темноты. К самому административному зданию подъехать не удалось — дорога была забита грузовиками и автобусами, и с полмили пришлось идти лесом, затоптанным, загаженным.
То слева, то справа виднелись большие палатки, трещали костры, мелькали белые халаты…
Элинор добилась-таки своего, выгнала армию и устроила в лепрозории госпиталь…
Элинор они нашли в той самой комнате, в которой Штангер в свое время проводил совещания наемников. Сейчас здесь проходило совещание врачей, фельдшеров и миссионеров, белых и черных, но все с повязками Красного Креста на рукаве. *
Жак и Петр заглянули было в дверь, но Элинор решительно махнула рукой: подождать! Жак выругался, но подчинился. Совещание, видимо, уже подходило к концу, потому что уже через несколько минут мимо них заторопились люди в белых халатах.
— Мистер Николаев! — остановилась возле Петра молоденькая африканка в шелковом халатике, с высоким белым тюрбаном на голове. — Вы меня не узнаете?
Петр неуверенно покачал головой.
— Мария. Меня зовут Мария! — напомнила девушка. — Помните, мы танцевали с вами в «Луна Росса».
— Мария! — удивился Петр. — Что вы здесь делаете?
— А вы думали, что принцессы в Африке только пляшут в кабаках венценосных родителей? Я же студентка медицинского колледжа. То есть была, в Луисе.
— А ведь в тот вечер…
— Да, — лицо девушки стало печальным, — погиб мой жених. Майор Даджума.
— Я тебе рассказывал, как это произошло, — обернулся Петр к Жаку. — Как меня вдруг пригласили встретиться…
Внезапно ему пришла неожиданная мысль:
— Майор сам… лично просил вас договориться о встрече со мною? И предложил встретиться именно в бассейне?
Девушка неуверенно пожала плечами:
— Да… Но, по-моему… может быть, я ошиблась… Я думала, будто это вы хотели с ним встретиться. Именно в бассейне, а он должен был дать согласие…
Она наморщила лоб, вспоминая:
— Конечно же, когда мы виделись (в голосе ее послышалось смущение)… я была у него дома около шести часов, он вертел в руках какую-то записку. До сих пор я была уверена, что она была от вас. Да! Он говорил о русском, который прилетел в тот день из Луиса. Конечно же, это были вы… А когда он узнал, что отец устраивает в «Луна Росса» прием для журналистов… он просил меня передать вам, что согласен на встречу и… — Мария подняла на Петра вдруг ставшие испуганными глаза: — Значит… кто-то заманил вас обоих в бассейн, чтобы…
Да, именно это пришло в голову Петру. Кто-то от его имени отправил записку Даджуме, чтобы заманить его ночью в бассейн, и майор поверил, что ее написал Петр. Кто-то заранее хорошо спланировал это убийство… И теперь Мария будет считать, что она тоже виновата в смерти Даджумы…
— А как его величество Макензуа Второй? — поспешил он переменить тему.
— Отец в Уарри, — последовал неприязненный ответ. — Вернулся к федерелам неделю назад. Говорит, что там у него бизнес. Да и другие подались в свои… королевства. — Лицо Марии стало жестким: — Наша элита думала поживиться на расколе, а когда поняла, что дело не выгорело…
— И много таких, которые рассуждают вот так, как вы? — прищурился Жак. — Ведь был погром… Вы не боитесь погрома?
Мария тряхнула головой:
— В народе говорят, что погромщиков нанимал Эбахон и англичане.
— А что говорят в народе об Ули? Глаза девушки гневно сверкнули:
— Деревню вырезал Кэннон, которому хорошо заплатили. Надо же было как-то снова открыть воздушный мост. А насчет того, много ли таких, как я… Загляните как-нибудь в городскую тюрьму…
— И последний вопрос, мадемуазель. Вы говорили когда-нибудь… вот то, что сейчас сказали нам… мисс Карлисл?
— Любовнице тирана? — возмутилась Мария. — Пусть с ней разговаривает на эти темы ее боров. А я здесь, чтобы помогать моим землякам…
— Жак!
Сестра Цецилия вышла из кабинета Элинор и радостно бросилась к Жаку:
— Жив!
— До свидания, — сразу же сухо кивнула Мария.
— А у нас здесь столько раненых! Столько раненых! — тараторила сестра Цецилия, не отпуская смутившегося Жака. — И везут, везут… Медикаментов не хватает, а те, что посылает Красный Крест через «Зет», куда-то деваются… — Сестра Цецилия понизила голос: — Говорят, что военные перепродают их в соседние страны… — И опять защебетала: — А вы сюда надолго? К мисс Карлисл? И даже не попьете со мной чаю? — Она надула губки. — Нет, я вас к ней не пущу. Пусть идет ваш друг, а вы сейчас же пойдете со мною!
И, вцепившись в руку Жака, потащила его, ошеломленного таким натиском, за собою.
— Ты иди, Питер, — смущенно пробормотал Жак. Петр улыбнулся и открыл дверь в кабинет Элинор.
Она сидела за легким письменным столиком в старомодных очках и водила пальцем по страницам большой амбарной книги, лежащей перед нею. Увидев Петра, поспешно сняла очки и сунула их под обложку.
— Хэлло, Питер! Где вы пропадаете? Впрочем, всему Поречью известно, что полковник Френчи покровительствует вам и не отпускает ни на шаг. Я даже ревную! — Она засмеялась и достала из-под стола большой термос. — Хотите чаю?
Элинор отвернула колпачок термоса, налила в него чай и протянула Петру:
— Пейте же! Да возьмите стул… я совсем забыла предложить вам сесть. Тут со всеми госпитальными делами забываешь о самых элементарных вещах.
— Спасибо. — Петр взял чашку. — Я приехал, чтобы поговорить с вами, Элинор. Вы должны отсюда уехать!
Лицо Элинор помрачнело.
— Вы же знаете, Питер, что это невозможно. Мне доверились люди, и я не могу оставить их в беде.
Петр вздохнул, осторожно подбирая слова:
— Я понимаю вас, понимаю все, что вы делали до сих пор.
Но сейчас положение изменилось… — Он помолчал, собрался с духом, и продолжал: — Эбахон обманул вас. Сегодня я сам слышал, как Штангер во всеуслышание заявил, что резня в Ули организована Эбахоном и этой хитрой лисой Аджайи, чтобы открыть «воздушный мост». По их приказанию это сделал Кэннон перед тем, как скрыться… конечно, тоже по договоренности с ними. Элинор обхватила руками свои плечи и зябко поежилась.
— Теперь Эбахон пригласил сюда южноафриканцев, — продолжал Петр. — Это значит, что кровопролитие будет продолжаться. И не во имя безопасности народа идонго, а во имя…
— Я знаю, — прошептала Элинор. — Я все знаю, Питер.
— И что же? Вы не хотите уехать… бежать отсюда, чтобы затем разоблачить перед всем миром…
Элинор сидела молча, безучастная, не поднимая глаз.
— Сегодня утром Жак предложил мне бежать. Он говорит, что знает тут одну дорогу… Ее называют Дорогой рабов. Когда-то работорговцы вели по ней рабов к Бамуанге. Это широкая и удобная тропа, «джип» пройдет по ней, как говорит Манди. Манди из тех мест — даже дорога выходит к его родной деревне на берегу. Мы возьмем пирогу и спустимся вниз по течению… До границы, а там — соседнее государство…
Петр говорил уверенно, повторял план Жака — такой простой и четкий, хорошо продуманный. Элинор медленно подняла глаза.
— Нет, — еле слышно выдохнула она. — Я выхожу замуж… за Эбахона. И скоро! Очень скоро!
…Петр вышел на крыльцо. Уже давно стемнело, сквозь неплотно закрытые маскировочные шторы из окон здания тянулись узкие лучи несильного света.
— Мистер Николаев?
Какая-то тень возникла перед ним из темноты, и сейчас же на него обрушился тяжелый удар по затылку.
Очнулся он от тряски и понял — его куда-то несут. Руки и ноги были больно стянуты, во рту кляп, глаза завязаны. Он мог только слышать… Несли его двое, быстро, задыхаясь от бега. По лицу то и дело хлестали ветки, под ногами носильщиков чавкала грязь.
Лес кончился, теперь Петра несли по обочине шоссе, от нагревшегося за день асфальта поднималось тепло.
— На заднее сиденье, — сдавленно сказал кто-то. Петр почувствовал, что его приподнимают, переваливают через металлическую стенку, и упал вниз, на жесткое сиденье «джипа». Сейчас же рядом сели двое, стиснув его с обеих сторон.
— Поехали! — приказал жесткий и властный голос, к «джип» рывком сорвался с места.
«Как глупо, — думал Петр. — Элементарно. Теперь пулю в затылок, и в болото. И никто ничего не узнает».
«Джип» несся, не снижая скорости на поворотах. Петра мотало из стороны в сторону. Прошло минут тридцать. Запахло жильем — потянуло чадом жаровен, жареным мясом, пальмовым маслом. «Джип» остановился.
— Открывай! — крикнул все тот же голос, который Петр уже успел запомнить. Заскрипели ржавые петли — видимо, открывали тяжелые ворота и «джип», прошелестев шинами по гравию, остановился.
Похитители выволокли Петра из машины, схватили под руки и потащили куда-то. Опять заскрипели петли, пахнуло спертым, сдавленным воздухом, остро пахнущим аммиаком.
«Тюрьма, — догадался Петр. — Я в тюрьме».
Его бросили на сырой каменный пол, оставили одного. Петр попытался пошевелиться, хотя бы ослабить путы, но не смог. Скоро опять заскрипели петли, щелкнул выключатель, и кто-то вошел, грохоча коваными каблуками по каменному полу, остановился над Петром. Тронул его связанные ноги — натянул путы, и они разом ослабли, словно их перерезали одним ударом острого ножа.
— Руки, маста… — произнес добродушный голос, и через мгновение были свободны и руки.
Петр сразу же сорвал с глаз повязку, освободился от кляпа… Он был в тесной комнате, скорее похожей на канцелярию, чем на тюремную камеру: дешевый двухтумбовый письменный стол, стеллажи, уставленные пронумерованными папками, два-три простых стула.
На него с интересом глядел африканец в черном мундире тюремного ведомства с ножом в руках — им-то он и перерезал веревки, валявшиеся теперь на полу.
— С прибытием, сэр, — почтительно сказал он и протянул Петру руку, помогая встать на затекшие ноги.
— Это… тюрьма?
Петр кивнул на толстую решетку на нешироком окне, за которым вплотную стояла ночная темень.
— Йе, са… — вежливо кивнул тюремщик.
— На каком основании? — начал было протестовать Петр, но тюремщик лишь вздохнул и пожал плечами, и Петр понял, что говорить с ним бесполезно.
— Прошу, сэр! — зазвенел тюремщик связкой ключей. — Я отведу вас в камеру к хорошим людям…
Они вышли в длинный, плохо освещенный коридор, по обе стороны которого тянулись тяжелые двери с глазками и металлическими цифрами. Пройдя всего несколько шагов, тюремщик остановился у двери с цифрой 34, позвенел ключами, выбирая нужный, и принялся ее отпирать.
ГЛАВА 9
Тюремщик нажал на дверь плечом, и она тяжело подалась внутрь. Перед Петром было довольно просторное помещение, освещенное тусклой лампочкой под самым потолком. Там же наверху тянулось длинное узкое окно с толстыми металлическими прутьями. Вдоль правой стены — деревянные нары, на которых сидели и лежали люди в куртках и шортах, бывших когда-то белыми.
Заключенные лежали на полу, на циновках из рафии, так плотно, что между ними некуда было ступить.
— Профессор! — гаркнул тюремщик зычным голосом, которого Петр у него не мог и предположить. — Принимай новенького… — И учтиво обернулся к Петру: — Если что-нибудь будет нужно, сэр… пиво, сигареты… Постучите… Правда, это дорого, сэр… Но…
Он развел руками, поклонился и, окинув камеру грозным взглядом, вышел. Загремели ключи, громко щелкнул замок.
Бородатый человек с умными, грустными, как у большой и доброй собаки, глазами слез с нар и теперь пробирался к Петру между спящими арестантами, которых не разбудило даже рыканье гюремщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32