Мимо нее, словно не заметив, протолкался Сетис. В руках у него был список пергамента; он небрежно отстранил охранника и сказал мальчикам:
— Здесь перечислены ваши имена. Вы пойдете на Избрание в том порядке, какой я назову. Поняли?
Мальчики встали, испуганно переминаясь с ноги на ногу.
— Погодите-ка, — заволновался стражник. — Меня ни о чем таком не предупреждали...
Окинув его презрительным взглядом, Сетис извлек из кармана клочок папируса и сунул ему под нос.
— Вот разрешение. Подписано самим Аргелином.
Стражник тупо уставился на листок. Наступило неловкое молчание. Потом солдат пробормотал:
— Думаю...
— И правильно. — Сетис быстро убрал папирус. От дыхания Мирани запотела бронзовая чаша, которую она все еще сжимала в руках. Стражник не умел читать! Но откуда у Сетиса такая уверенность в этом?
«Мирани!»
На миг ей показалось, будто Алексос произнес ее имя вслух. Но он уже подошел к двери. «Мирани. Уходи. Скорее!»
— Алексос! — прошептала она. Он не обернулся. Сетис уже достал маски Претендентов и теперь раздавал их мальчикам. Он бросил на нее один-единственный взгляд.
«Пора, Мирани. Он идет!»
Она принялась проталкиваться сквозь толпу, но народу было слишком много: они пихали ее локтями, наступали на ноги, не давали пройти, и вдруг она, зажатая между необъятной толстухой и стариком на костылях, почувствовала, как чья-то крепкая рука схватила ее за локоть и развернула.
Мирани сдавленно ахнула. Генерал! Его глаза были жесткими, безжалостными.
Он схватил ее за волосы и резко дернул. Его яростный шепот защекотал ей ухо.
— Думаешь, смогла меня провести?! Где твои сообщники? Где они?!
— Не знаю...
— Толстяк?! Писец?! — Он дернул сильнее, на глаза навернулись слезы боли. — Мальчишка?!
Взревели горны. Толпа с ревом подалась вперед, и Мирани сумела вырваться. Она кинулась прочь, изо всех сил работая локтями и прижимая к груди чашу.
В круг входили мальчики. Их было девять, лица скрывались под масками — серебряными, торжественны ми и красивыми. Одеты они были в одинаковые белые туники. Ноги у всех были босыми, волосы скрыты под колышущимися перьями и хрустальными Подвесками масок.
Даже роста они были одинакового.
И различить их было невозможно!
Девятый Дом затих. Солнце нещадно палило, обрушивалось на толпу удушающей периной, многократно усиленной встроенными в потолок зеркалами. Целая кольцевая система зеркал, будто сверкающий круг, отражала солнечные лучи, направляла свет и тепло внутрь Дома, превращая его в настоящий Храм Солнца.
Гласительница, высокая и царственная, прошлась вдоль шеренги мальчиков, внимательно вглядываясь в каждого. Одни из них опускали глаза, другие смело встречали ее взгляд. Пятый мальчик высоко поднял голову. Седьмой сложил руки на груди. Сумел ли Сетис поставить Алексоса в шеренгу?! Где он?
"Не волнуйся. Все случится так, как хочу я... "
«А чего хотим мы, тебя не интересует?» — мысленно возопила она.
Он, казалось, улыбнулся.
«Не могу ничего обещать. Людей очень много, и все они хотят разного. Ты, Аргелин, Орфет... В этой толпе так много разных мыслей, так много желаний. Как Богу выбрать среди них, Мирани?»
Гермия отступила на шаг. Да Гермия ли это?! Стоящая перед строем Претендентов девушка гораздо выше: это было заметно даже несмотря на роскошный головной убор, ослепительно сверкающий на солнце. Она распростерла руки.
Толпа восторженно взревела, В тяжелое платье Гласительницы были вшиты мириады крохотных стеклянных бусинок; они сияли на солнце, переливаясь тысячами мерцающих радуг. Наряд Царицы Дождя словно промок от сверкающих капелек, и голос, донесшийся из-под золоченой маски, произносящий слова Бога, звенел, будто журчание ручейка. Мирани изумленно распахнула глаза. На другом конце зала встрепенулся Аргелин.
Это был не голос Гермии!
Из-под маски Гласительницы взирали глаза, темные и незнакомые. Они пробежали по шеренге мальчиков, потом скользнули по застывшему в напряженном ожидании генералу. Мирани дрожала, руки стали скользкими от пота. Это была не Гермия!
В дверях, отчаянно ругаясь со стражником, появилась разъяренная Ретия.
«Повелевать дождем нельзя! Она приходит и уходит, когда сама того пожелает».
— Кто она?!
«Та, Кто Избирает, Мирани».
Женщина протянула белоснежную руку. На кончиках ее ногтей дрожали хрустальные капельки. Она двинулась вдоль шеренги, прошла мимо первого мальчика, мимо второго... Толпа затаила дыхание. Мимо третьего. Возле пятого она остановилась.
Никто не издал ни звука.
Она пошла дальше. Шестой и седьмой мальчики в ужасе замерли. Восьмой храбро встретил ее взгляд. Девятый смотрел себе под ноги.
В абсолютной тишине она вернулась к середине шеренги. Пятый мальчик ждал, высоко подняв голову, опустив руки вдоль туловища. Внезапно налетевший ветер шевельнул перья на его маске.
Гласительница бросила взгляд на Аргелина. Гладкое лицо генерала превратилось в застывшую маску.
Потом она протянула руку и коснулась хрустальным ногтем пятого мальчика.
— Внимайте! — молвила она. — Вот он, Бог. Бог вступил в Дом Архона!
Толпа заколыхалась. Кто-то закричал. Снаружи, пугающе громко, зарокотал гром.
Мальчик снял маску, и у Мирани подкосились ноги.
Это был Алексос!
"Откуда ты знаешь? — лукаво произнес голос. — Может быть, они все Алексосы?"
Аргелин издал яростный рев, но он потонул в приветственных воплях толпы. Люди кинулись вперед, простирая руки, протягивая хворых детей. Солдаты, выставив копья, из последних сил сдерживали натиск.
Лицо Алексоса осветилось робкой радостью; увидев Мирани, он улыбнулся, потом поднял глаза на Шакала, в изумлении замершего на переполненной галерее. Обезьянка соскочила с его плеча, и Алексос радостно подхватил ее на руки.
В следующий миг толпа пришла в смятение. В Дом, заслоняя солнечный свет, хлынули солдаты. Аргелин протолкался в круг и схватил Алексоса за руку.
— НЕТ! — завопил он. — Это не Архон! Этот мальчишка даже не был Претендентом! Предательство! Мой народ, вас предали! Не допустим же скверны, а не то Бог разгневается на нас! Слышите голос его гнева?
Загрохотал гром. Ослепительная вспышка молнии выбелила липа и руки, поразила толпу ужасом. Аргелин обернулся к Гласительнице.
— Госпожа, скажи им! Это не Архон!
Она приблизилась к нему, из-под маски властно сверкнули темно-синие глаза.
— Господин генерал, Бог сообщил мне, кого надо избрать. Ты желаешь оспорить его выбор?
Он смотрел на нее, кипя от гнева.
— Знаешь что, Гермия...
Она предостерегающе поднесла к его губам хрустальный палец.
— Я не Гермия!
На какой-то миг Мирани показалось, что сейчас он сорвет с нее маску. Он поднял руку, схватился за маску, но пальцы тут же отдернулись, словно обожглись, дотронувшись до чего-то раскаленного.
Или мокрого...
— Кто ты?! — прошептал он.
— Та, кого должна была изображать Гермия. Царица Дождя...
Грациозно кивнув, она отвернулась, и Девятеро вы строились в круг. Народ расступился, давая им дорогу. Возле дверей Мирани увидела Сетиса, он с жаром махал ей.
— Я этого не допущу! — проревел Аргелин.
Он все еще держал Алексоса, но тут ему на шею опустилась чья-то мощная длань; генерал вцепился в нее, пытаясь оторвать от горла могучие пальцы. Со всех сторон ему на выручку кинулись телохранители. Орфет взревел:
— Еще один шаг — и я сломаю ему шею!
И тихо шепнул Аргелину на ухо:
— На сей раз, генерал, я не оплошаю.
Кто еще выдержит такое?
Орфет!
Мирани шагнула вперед, все еще прижимая к себе чашу.
— Оставь его! Алексос избран Архоном! Все закончилось!
Великан язвительно расхохотался, все сильнее пригибая Аргелина к земле.
— Неужели?! Так говорит Бог, так говорит Гласительница, но генерал-то не согласен. Вокруг Города расставлены солдаты. Власть нынче принадлежит Аргелину, госпожа.
Она оглянулась. Народ безмолвствовал.
— Не смотри на них, — прорычал Орфет. — Какой от них прок? Они пойдут за любым, кто командует войском. Кто взимает налоги, следит за колодцами. Я знаю, как мыслят бедняки. Встань за мной, Мирани. И ты, Архон, тоже.
Она неохотно послушалась. Алексос покрепче обхватил обезьянку, и они медленно направились к дверям. Орфет тащил упирающегося Аргелина, сотник и его люди, как тени, следовали за ними по пятам.
Кто-то тронул ее за локоть; обернувшись, она увидела Сетиса.
— Ты мог бы убежать, — с удивлением прошептала она.
Он горестно пожал плечами.
— Поздно, — пробормотал он и кивнул в сторону галереи. Проследив за его взглядом, она увидела, что там, в толпе, стоят его отец, бледный от страха, и Телия.
Внезапный порыв ветра раздул ее платье; она поняла, что вышла наружу. В небе громоздились тучи; то тут, то там сквозь них пробивались ослепительные лучи света.
По площади суетливо бегали люди. На крепостных стенах выстроились стрелки, держа наготове луки с натянутой тетивой. В огромных Вратах толпились солдаты с копьями наперевес. Пути к бегству были отрезаны.
— Орфет, — прошептала она.
Музыкант улыбнулся.
— Не волнуйся. На этот раз я не подведу...
— Но как? Нас всех убьют!
— Вот это, госпожа, я вам обещаю, — процедил Аргелин сквозь стиснутые зубы.
Она обернулась к нему.
— Ты не можешь отрицать волю Бога. Народ тебе не позволит!
— Он не Архон. Выбор был подстроен, и ты это знаешь. Народ поверит мне! — Он холодно улыбнулся.
— Убей меня — и увидишь, что будет.
И тут Орфет застыл на месте, ибо Алексос вышел у него из-за спины и встал возле Аргелина, на открытом месте, держа на плече обезьянку, которая весело теребила его за волосы.
Все копья, все луки нацелились на него.
— Архон! — Голос Орфета был полон смертельного ужаса.
— Отпусти его, Орфет.
— Что?!
— Отпусти его. Пришла пора народу увидеть, кто я такой.
Великан замер в нерешительности; тогда Сетис осторожно протянул руку и разжал его одеревеневшие пальцы. Аргелин тотчас же вырвался; шея его покраснела, лицо пылало от ярости. Он обернулся к фаланге лучников.
— Уничтожить их! — взревел он. — Живо!
Мирани вскрикнула; Сетис зажмурился, но, устыдившись, снова открыл глаза. Никто не шелохнулся.
В наступившей тишине торжественно заговорил Алексос:
— Мне кажется, генерал, ты скоро поймешь, чего хотят люди. Они хотят увидеть, правдиво ли то, в чем ты меня обвиняешь. Мирани, дай мне, пожалуйста, чашу.
Она испуганно взглянула на Орфета, облизала губы и подошла, неся чашу, на дне которой одиноко позвякивал рубиновый скорпион.
Площадь застыла в ожидании.
Алексос высоко поднял руки, словно привлекая внимание народа, и без того сконцентрированное на его хрупкой фигурке. Потом неторопливо опустил пальцы в чашу.
По толпе прокатился ропот. Какая-то женщина завизжала от страха Мирани чуть не зарыдала, крепко держа внезапно потяжелевший сосуд.
Алексос спокойно ждал.
— Он живой! — ахнул Сетис, но она не слышала его. Ее взгляд был прикован к сверкающему членистоногому существу, которое медленно вскарабкалось на край чаши, перебралось на тонкую руку Архона, уцепилось за кайму белой туники. Смертоносная тварь, оживший камень.
Обезьянка, взвизгнув от страха, соскочила с плеча Алексоса и метнулась к Орфету. Алексос улыбнулся, подошел к Аргелину, и тот испуганно отпрянул. Скорпион был живым. Его панцирь сиял ограненными рубинами, на угрожающе приподнятом хвосте блестела капелька яда. Он заметался по плечу Алексоса, потом вскарабкался ему на голову, спрятался в волосах, и мальчик сурово произнес:
— Как ты думаешь, генерал, другие претенденты могут подойти и выдержать это испытание?
Аргелин застыл как вкопанный; Алексос обернулся к кучке перепуганных мальчишек, сгрудившихся на другом конце площади, и призывно махнул им рукой. Никто не тронулся с места. Скорпион прополз по его лицу, неуклюже свалился на плечо и крепко вцепился в тунику. Толпа застонала от ужаса. Мальчик осторожно выпутал ожившую драгоценность из белоснежного полотна и, посадив на ладонь, поднял высоко в воздух.
— Видите?! — крикнул он. — Архон — это я!
Толпа взревела, приветствуя нового Архона. Чаша в руках у Мирани дрожала; она боялась, что выронит ее. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди.
Алексос стоял молча, словно купаясь в заливающих площадь криках, и не сводил глаз с лица Аргелина.
— Склонись передо мной, — прошептал он.
Генерал не шелохнулся. Мирани опустила чашу. Се тис обвел глазами площадь — исчезали в колчанах стрелы, опускались копья. Кто-то в толпе затянул радостны гимн.
Аргелин медленно опустился на колени. Лицо его осунулось, он с трудом сдерживал переполняющий его гнев. Он склонился перед Алексосом, коснулся лбом дорожной пыли, и темные глаза Архона сурово взирал на него странным, каким-то неземным взглядом.
— Ты и вправду Архон, — прошептал Аргелин.
— Мирани, — сказал Алексос, не поворачивая головы. — Теперь мы должны дать им дождь.
Солдаты подошли ближе, преклонили колени, побросали оружие. Толпа благоговейно пала ниц.
Мирани заглянула в чашу; та медленно наполнилась водой. Вскоре она стала очень тяжелой, вода начала переливаться через край, выплескиваться на пол.
С радостным вскриком она подняла чашу как можно выше, и на ее лицо и руки обрушился целый водопад. В небе прогрохотал гром; по пыли застучали большие тяжелые капли. Она открыла глаза, запрокинула голову и долго пила, пила небесную влагу, потому что это был дождь. Дождь.
В считанные секунды люди промокли до нитки. На Город обрушился яростный ливень, он хлестал по обнаженным рукам и плечам, и люди на площади словно ожили; они бегали с радостными криками, танцевали, плакали, целыми семьями высыпали из окрестных домов, а дождь шелестел, заглушая все прочие звуки, окутывая весь мир живительной пеленой брызг.
Мирани откинула назад мокрые волосы, вода стекала по ушам и шее. Послышался чей-то крик:
— Опусти чашу, Мирани. — Это был Сетис, струйки дождя сбегали по его лицу.
Она послушалась, и он радостно обнял девушку.
— Готово! Получилось! У нас получилось! У тебя получилось!
Пошатываясь, поднялся с колен насквозь промокший Аргелин. Она прошептала: «Да», — но в первый миг душу ее наполнял лишь чудовищный страх, затем нахлынула усталость, внезапно закружилась голова. Ей было холодно, мокро и весело, она падала с ног от изнеможения. Ликующие люди выносили из домов чаши, сосуды, подставляли их под отвесно падающие струи, радуясь дождю. А ливень хлестал по мостовой, кружился водоворотами около зиккурата, заливал ступени могучей пирамиды...
А вдалеке, в дверях Девятого Дома, стоял, скрестив руки, Шакал.
Мирани сказала:
— Мы завели слишком много врагов. Аргелин не допустит, чтобы Шакал остался в живых. И нам не даст покоя.
— Аргелину некуда деваться! — голос Сетис был чист и силен. С его подбородка капала вода. Он взял ее за руку. — Ты станешь Гласительницей, и все пойдет как надо. Поверь, Мирани, все наладится! Теперь он ничего не сможет сделать: народ, солдаты — все видели чудо!
Снова зарокотал гром. Орфет обнял Архона, и на мокрые камни площади, звякнув, упал скорпион. Музыкант нагнулся и поднял его — скорпион был рубиновый.
— Диву даюсь, как ты это сделал, дружок, — рассмеялся великан, с наслаждением протягивая ладони под дождь. — Но теперь все переменится!
— Конечно, переменится! — В голове Аргелина звучало ледяное спокойствие. Он обернулся, взял что-то у сотника и подошел к Алексосу, не обращая внимания на грозную фигуру музыканта.
Он повысил голос, чтобы перекричать шум ливня, и весь народ услышал его слова.
— Это принадлежит тебе, Архон. И теперь ты должен ее носить. Потому что, если ты Архон, то обязан принимать все, что с этим связано. С этого дня ты будешь жить вдали от людей, ни с кем не разговаривая. Если Бог призовет тебя, ты пойдешь к нему. Если люди тебя попросят, ты умрешь ради них.
Неторопливо и почтительно он надел на мальчика тяжелую маску и отступил на шаг. Потом заговорил снова, и на этот раз голос его был полон яда.
— И с этого дня, господин, люди никогда больше не увидят твоего лица!
И Алексоса накрыла божья красота, золотая и спокойная. Лишь темные глаза под прорезями маски оставались живыми.
И в тишине слышалось его дыхание.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24