Лицо Лоран исказилось от боли. Путь любви — неволя… Хотя нет, Мел немного в стороне. Может, она ошибается?— Посмотри, Рыско, — указала наверх девушка. — Что ты видишь?— Мел, затем Тур — «могущество», и Энгвар — «слабость». Кажется: любовь сильного есть слабость.— Как это верно! — Лоран с судорожным всхлипом отвратилась от потолка. И здесь тычут ей в лицо её же ошибками… Но почему? Почему она хочет, жаждет, мечтает быть слабой, только чтобы её любили… Нет, нельзя быть слабой!— Что-то случилось, Лора? — Рыско в беспокойстве нахмурился.Девушка вздрогнула — она ненавидела это сокращение её имени. Но ведь сокурсник не специально — он видит, что ей плохо, хочет ей помочь, утешить. Но… Принимать утешение — тоже слабость.— Нет, ничего, Рыско. Ничего существенного… — во избежание дальнейших вопросов Лоран, изображая живейший интерес к стеклянному дереву, двинулась в центр зала. Запутавшийся в хрупких ветвях шар неожиданно засветился. Сначала робко, незаметно, но с каждым шагом Лоран свет внутри артефакта разгорался всё сильнее и сильнее. Наконец, сияние заполнило весь зал, при этом оно не мешало видеть, не слепило глаза. — Рыско, какое чудо!Неподдельное восхищение пробудило настоящее любопытство — и Лоран, позабыв просьбу Зелна, протянула руки к шару, сняла с дерева… и охнув, чуть не выронила. Шар оказался тяжеловат для девушки. К счастью, Рыско успел подскочить и подхватить артефакт, чтобы в свою очередь не удержать.— Он жжётся! — воскликнул подмастерье.Шар с глухим звоном упал на пол, покатился прочь… и натолкнулся на сапоги чёрной кожи.— Рыско! Ты, случаем, не с башни Тревоги грохнулся?! Это же тебе не мяч по полу гонять! — Тин нагнулся и без чрезмерных усилий поднял артефакт, тот, было погаснув, вновь засиял всё тем же ярким, но не яростным светом. Что, откровенно признать, тёмному магу явно не понравилось. — Это же Печать… или Ключ, по-вашему.Он уверенной походкой двинулся к дереву и вернул шар на прежнее место.— И, кстати, что ты здесь делаешь, Рыско? Подмастерьям ход в Радужный зал запрещён!— Вот именно, подмастерьям, — светлый чародей насмешливо приподнял бровь. — Тинни, сам-то ты, зачем сюда пожаловал?— Мне почудилось, что я слышал голос Лоран. Лоран Орлеш. Ты её не видел? Нам поговорить надо!— Не о чём нам с тобой говорить, Тинни, — отрезала девушка.Юноша озадаченно моргнул — он только сейчас заметил магиню и был несказанно и искренне удивлён.— Но…— Дама сказала, что вам не о чём разговаривать, — оборвал его Рыско. — Значит, вали-ка отсюда, тёмный!Как ни странно, гневная отповедь подействовала на Тина. Он понимающе кивнул и направился к двери. Плечи юноши опустились, светлые длинные волосы поникли сальными космами, а сам он весь как-то съёжился, растерял свою гордость, вечное презрение ко всему Миру… А было ли это презрение? А не та же ли это раковина-доспех, из которой Тин выбрался ради Лоран?Видя его такого зашибленного, непривычно слабого, магиня хотела крикнуть… Постой! Я тебя ни в коем случае не простила, но ты побудь со мной, поговори. Дай мне посмотреть на себя… Найди слова, чтобы я передумала… Но вместо зова изо рта вырвался душераздирающий вопль. Боль в спине достигла апогея — и Лоран позабыла всё.
Тин отлично понимал, что за последнюю выходку, миг какого-то безумного помрачения, он не заслуживает ни внимания, ни тем более прощения, и, получив недвусмысленный отказ даже в разговоре, не стал спорить. Нет у него на то права. Уже за огромными дверьми матового стекла чародей услышал полный муки крик Лоран. Юноше слишком хорошо было известно, что это означает. Он кинулся обратно, на помощь.Путь вновь преградил Рыско.— Она не хочет тебя видеть.— Идиот! Ей больно! — Тин не стал объяснять, а просто оттолкнул бестолкового сокурсника. Раздался звон разбитого стекла, но чародей видел лишь катающуюся по полу Лоран, его Лону, в безумном припадке.Обнять, прижать, успокоить.— Лона. Лоночка! Я здесь! Я рядом! Я не уйду! Никогда! Я просто кретин. Прости! Я не хотел! — Тин сжал в своих объятиях девушку и гладил её по голове, путаясь пальцами в роскошных волосах, ласкал её спину.Ему хотелось вопить и плакать, но как и прежде он не смел, иначе Лона поймёт, что боль никуда не уходит, не исчезает. Она просто-напросто переселяется в другое тело. Тело Тина. Как и кошмары — в его разум и сны. Лона запретила бы исцелять, но Тин не мог допустить, чтобы его возлюбленная мучилась. Её страдания из-за него — вот он и будет за них платить!— Солнышко моё! Душа моя!.. Свет мой! Я люблю тебя! Я люблю тебя всем сердцем!Она, дрожа, подняла на него свои медовые глаза.— Какая же я всё-таки дура!— Что? — не понял Тин.— Скажи, — Лона запрокинула голову. — Скажи, Тин, что ты видишь?— Мел, — он вгляделся в потолок с рунами-искрами. — Любовь — это сила слабого.— А я, дура, перепутала…От её крика листья на стеклянном дереве зазвенели. Тин попытался отнять боль, но на этот раз ничего не вышло — Лоран билась в его руках, а он ничем не мог ей помочь.— Контакт. Нужен контакт с кожей… — он сдёрнул шаль и разодрал платье Лоран. Девушка вдруг резко затихла. — Их нет, Лона. Они пропали! Исчезли!— Конечно, — она шептала сорванным голосом куда-то в грудь Тина. — Я излечила их.— Но как? Не понимаю.— Я приняла себя. Приняла себя такой, какая я есть — пусть и магиня, но всё-таки слабая женщина. И я приняла свою любовь к тебе, Тин. К тебе, мужчине и чёрному магу. И куда более сильному, нежели я, чародею… — Лона отстранилась, чтобы видеть его глаза. — Только не обижай меня больше, ладно?— Никогда. Обещаю!Как?! Как же ей теперь сказать всю правду?!— Бзо и шуршевый медвежонок!!! Что же тут за разврат массовый творится? Да прямо под Ключом!! Вам келий своих недостаточно?!!!Подмастерья, разом вздрогнув, обернулись на гневный голос. Зелн со стеклянным, заполненным водой ведром и половой тряпкой в руках смотрелся бы комично, если бы не белое от дикой ярости лицо.— Рыско! А ты-то что?! Взрослый мужик — схватил бы этих кроликов и на мороз вышвырнул. Вот пусть там и тискаются!Тин было вскочил, но догадался посмотрел на Лону. Та в разодранном и разъехавшемся платье выглядела, как жертва необузданной страсти. И всё равно прекрасная… Спохватившись, Тин стянул с себя камзол и облачил в него девушку. Та несмело улыбнулась.— Выметайтесь отсюда!!! — рявкнул Зелн.— С удовольствием… — Тин поднялся.— Нет, — холодно возразил Рыско. В подбородок тёмному подмастерью ткнулось нечто холодное, продолговатое, наполненное магией. Жезл. Чужой, потому опасный. — Сначала мы кое-что отсюда возьмём. И прогуляемся. * * * Когда Лоран выгнала прочь Тина, а тот, в свою очередь, ушёл, почти уполз побитой уличной шавкой, Угрюмец понял — Свет на его стороне, на стороне его любви и красть Ключ не имеет смысла… тем более что в руки артефакт не давался, а левитация, как и прочая магия, на него не действовала. Но потом Лоран закричала — припадочная! — и Тин прибежал к ней.Они целовались-миловались, лепетали о любви, чуть не отдались друг другу прямо на глазах Угрюмца. По всей видимости, это доставляло им удовольствие… Ну что же! Раз так, то здесь Угрюмцу искать больше нечего, ибо способ выкрасть Ключ был отыскан. Только вот, Зелн вернулся не вовремя, но что может ученик против подмастерья…— Рыско? Ты сдурел? — поинтересовался Старший Белого отделения. — Ты опять нажрался?— Стой, где стоишь, Язва!— Иначе что? Ты заклеймишь Тинни Светом и личной силой через свой жезл? — хмыкнул Зелн. — Да пожалуйста! Никогда не питал к нашему господину Презрение дружеских чувств…Угрюмец осознал, что с захватом тёмного подмастерья дал промашку — Старшие двух враждующих Отделений славились особой, неповторимой «теплотой» отношений. Впрочем, не беда — для заложника есть кандидатура получше и доступней. Резко оттолкнув от себя Тина, Угрюмец переместился к Лоран — девушка даже не успела подумать о сопротивлении, когда на нежную шейку дохнуло холодом металла.— Звёздочка ассасинов, — прошептал тёмный подмастерье. Какое наслаждение видеть ужас в его глазах!— Именно, Тинни, — подтвердил Угрюмец. — И по всем правилам она смазана ядом. Убивающим Свет… ведь ассасины принадлежат Тьме. Не так ли?— Нет! Они принадлежат Ненависти! И ты тоже! — вместо молодого чародея ответил Зелн. — Поэтому яд не причиняет тебе вреда… Как ты мог, Рыско? Зачем тебе? Зачем ты стал магом Ненависти… ты — День… зачем?!— Что ты несёшь, Язва? Какая Ненависть?.. Впрочем, неважно. Сейчас я заберу Ключ, — Угрюмец дёрнул висящую безвольным кулем Лоран за волосы. — Тинни, если не желаешь, чтобы твоя простыночка засмердела, возьми Ключ. Мы немного прогуляемся по Главели.— Не трогай Лону, пожалуйста! — прошептал Тин и медленно, стараясь не терять из виду Угрюмца, двинулся к дереву, осторожно взял в руки шар. Тот вновь засиял. — Что мне делать дальше?— Иди за мной. Зелн отвали!Старший ученик сдвинулся в сторону и неуклюже задел ведро с водой. Оно упало, со звоном разбиваясь вдребезги — от неожиданного звука рука Угрюмца дёрнулась и полоснула звёздочкой беззащитную шейку Лоран. Однако раны нанести так и не успела.Тин, видя, что его возлюбленной грозит теперь уж точно неминуемая смерть, отбросил злосчастный артефакт и кинулся на помощь, но он не мог опередить быструю руку… Зато это сумела вырвавшаяся вдруг из его груди птица — она чуть заметно искривлённым клювом выхватила у Угрюмца смертоносную звёздочку. В следующий миг Лоран и Тин оказались на полу, негодные к сопротивлению, но живые и очень далеко от ассасина. Щеку тёмного подмастерья рассекала тонкая кровоточащая царапина.Рядом был только мокрый Зелн, который сплёл пальцы в замысловатой фигуре и произнёс первое слово неведомого заклинания.— Язва, ты полагаешь, что ученик способен справиться с подмастерьем? — хмыкнул Угрюмец и тотчас нанёс магический удар, однако ничего не произошло. Более того, его спеленали воздухом как мумию бинтами да к тому отрезали от силы.— С таким, как ты, смогу, — Зелн даже не вспотел. И от Старшего веяло такой мощью, каковая Угрюмцу не виделась и во снах.— Что ты делаешь? Помогаешь тёмному?!— Нет. Во-первых, я спасаю двух представителей Гильдии. А, во-вторых, да, помогаю. Друзьям.— Тинни — твой друг?— Представь себе, Угрюмец. И если бы ты хоть сколько-нибудь интересовался делами Школы или умел шевелить мозгами, ты бы сообразил, что Тин не имел возможности проходить на территорию Белого отделения без моего на то разрешения, — неожиданно Зелн усмехнулся и обернулся ко всё ещё лежащей паре. — Вот только не понимаю, чем они там занимались по ночам целых четыре года!— Изучали на примере процесс размножения, — сплюнул на сверкающий пол ассасин.— Я также думал до сего дня, но, Рыско, — нет. Знаешь ли, Ключа может коснуться лишь чистый телом и помыслами.Оказавшийся в центре внимания удивлённых глаз, в том числе и глаз Лоран, Тин явственно покраснел.— Э-э, насчёт помыслов — это вряд ли, — пролепетал он.— Ай, — отмахнулся Зелн. — Лично я считаю, что хотение своей женщины — помысел почище, чем наоборот… тем более — жениху свойственно желать невесту.— Невесту? Жениху?— Ну да, Рыско. Перед тобой младший граф Яруш — Тиллон — и его невеста Лоран, урождённая Орлеш. А ты не знал?— Этого и я не знала! — магиня вскочила.— Ой, — от неожиданного открытия Зелн чуть было не растерял концентрацию и не упустил пленника, но к счастью в Радужный зал вошёл Мехен Златоликий. — Мастер! Нам нужна ваша помощь!— Вижу, — хмыкнул боевой маг, и Зелн отлетел в ближайшую колонну, чары с Угрюмца исчезли. — Кто из них?— Оба. Но Лоран просто не под силу долго нести шар.— Значит, девку убей. А вы, граф Тиллон, поднимаете Ключ и, не сопротивляясь, идёте впереди меня.— Обойдёшься, — хмыкнул Эфель Душевный и приложил белого чародея по голове ручкой от своего кукри. — Всегда мечтал это сделать. * * * Вызов на общий сбор Круга Старших пришёл к Керлику, когда Чёрный замок погрузился в тишину (наконец-то!) и уставший, расслабившийся маг уже засыпал.Чародей вздохнул, но покорно оделся, однако на сбор отправился не сразу. Сначала Керлик подготовил пути отступления — прошлого перемещения в Главель за глаза хватило — и просветил остающихся в замке об их обязанностях.Для Литы отец оставил записку. * * * Двойная смена «власти» в Радужном зале произошла на редкость быстро и незаметно. Убедившись, что физическая расправа им не грозит, Тин обернулся к Лоне. Теперь она знает правду. Теперь она вряд ли поверит объяснениям и уверениям, она даже слушать не станет — слишком долго ей лгал Тин. А Лона — гордая дочь Орлов. Тогда он хотя бы в последний раз на неё посмотрит.Запомнит.Шелковистые длинные волосы непривычного для имперской аристократки коричневого оттенка. Иногда даже почти чёрные, порой янтарные. Кое-где пробивались тонкие нити серебра — нет, не символ пережитого позора и страха, а касание магии. До Тина доходили россказни, что Лона вначале своего ученичества, не без помощи сокурсников-мальчишек, напутала состав какого-то зелья, в результате чего осеребрила себе волосы. Краска оказалась долгоиграющей — родной коричневый цвет вернулся быстро, но время от времени какой-нибудь отдельно взятый волос или даже целая прядь принимали на себя зачарованное серебро. Лону прозвали на Отделении Среброволосой — для мага почётное имя.Белоснежную кожу лица, шеи, рук. Это только по зиме. Лона от природы, как и всякий Орлеш, была смуглой и летом, на ярком солнце облачалась в лёгкую одежду янтарного загара. Отличительная черта, родовая гордость и признак Орлов.Тонкие пальчики, на которых никогда не сверкнёт обручальное кольцо Ярушей. Такие нежные, ласковые. Когда они касались лица Тина… даже в заслуженной пощёчине… он забывал обо всём. Как приятно было ощущать эти пальчики, зарывающиеся в его волосы. Как он любил прятать маленькие ладошки Лоны в своих ладонях… Сейчас эти изящные пальчики стиснуты в гневные кулаки на двойном кулоне — орёл древнего рода и хрусталь белых магов — и прижаты к груди.Стыдно признаться… Тин никому и не признавался. Он в первую очередь обратил внимание на грудь Лоны, тогда такую маленькую, только появляющуюся. Но Тин был всего лишь мальчишкой, который впервые видел столько разнообразных женщин вокруг — раньше юного графа держали взаперти в нескольких комнатах, одного, к нему пускали лишь троих слуг. Всяко — не женщин. Слишком ужасен оказался дар маленького Тина. Ужасен в своей бешеной несдержанности. И только к первому совершеннолетию дядя уговорил отца отдать молодого чародея в Гильдию, в столицу, под пригляд и прямую ответственность дяди.При первом взгляде Тин заметил в Лоне женщину, непонятное ещё для себя существо, а при втором — страдающего человека, нуждающегося в помощи. Тогда гибельный, неподвластный хозяину дар вдруг сделал хорошее дело, воистину хорошее…Тин навсегда запомнит и тот момент, и ту Лону. И сегодняшнюю — тоже.Губы. Нечувственные — тоже отличие Орлов. Как и Ястребов, но Тин не унаследовал от отца этой черты. Губы Лоны кривились в высокомерной ухмылке, но Тин видел, что скрывается за этой маской, и пытался стянуть её, выставить напоказ всем нежную приятную улыбку… Хотя сам понимал, что пока не избавится от своего грима-презрения, ничего не выйдет и с Лоной.А затем взгляд зацепился за глаза. И уже не было возможности оторваться от них.Непостижимого цвета — медовые. Они зимой напоминали о лете, а весной — об осени, но никак не наоборот. Они мерцали по ночам и темнели днём. Они притягивали, заставляли замереть и смотреть, тонуть. Только бы видеть их! И чтобы ни одной, ни единой даже очень маленькой капельки слёз…Вот на миг мёд исчез за ресницами, и Тин зажмурился. Он боялся заметить искру гнева и ярости, он хотел запомнить Лону ласковой и нежной. Нет…Глаза распахнулись под напором слёз, рот растворился, чтобы выдавить крик-писк, — ухо обожгло мимолётной болью.— Всё, — тихо проговорила Лона и отпустила Тина.— Что?Она повела глазами вниз. Юноша послушно посмотрел на орла — одного из хвостовых перьев не хватало. Серьга. Если невестам дарили кольца, то женихам — серьгу. Обычай, пришедший в незапамятные времена с Юга и распространившийся повсеместно по империи. Серьга — приметна, почти часть тела, её так просто не снимешь, чтобы забыть.— Что?— Я ведь это знала, — то ли ответила, то ли высказала собственные мысли Лона. — Догадывалась, но снова боялась себе признаться, объяснить, что оно значит. Ведь ты пел мне колыбельные, изгонял кошмары, а я слышала клёкот. Клёкот ястреба!— Ты…Девушка осторожно взяла лицо Тина в свои ладони, заставляя молчать.— Бедненький! Что же ты чувствовал, узнав мою историю! Но ты ведь не виноват — это был исключительно мой выбор.А потом она просто взяла и поцеловала его. Голова закружилась, и Тин повалился на пол. Или он там и находился? Тин ничего уже не замечал, не понимал. Его занимало только одно — даже зная правду, Лона любит его!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62