Он стоял – высокий, словно могучее дерево, его низкий голос эхом отзывался под сводами затененного зала, и Уилл не мог оторвать от него глаз. Тьма наступает. Да, именно это он почувствовал прошлой ночью. И сейчас он испытывал нечто похожее: какое-то зловещее покалывание в подушечках пальцев и вдоль позвоночника, но, хоть убей, не мог произнести ни звука. Мерримен начал говорить нараспев, что мало вязалось с его могучей статной фигурой, и слова его были похожи на детскую песенку:
Когда подступит Тьма, шестеро остановят ее,
Трое из Круга, трое с дороги;
Дерево, бронза, железо; вода, огонь, камень;
Пятеро вернутся, а один уйдет.
Затем он вышел из тени, прошел мимо ясноглазой пожилой леди, спокойно восседавшей в кресле, одной рукой поднял толстую белую свечу из горящего круга на столе, а другой развернул Уилла к высокой каменной стене.
– Не ослабляй внимания ни на минуту, Уилл, – сказал он. – Сейчас ты увидишь Носителей Света, и они напомнят тебе о том, что скрыто глубоко внутри тебя. Взгляни на каждого из них.
Мерримен стал медленно двигаться по залу рядом с Уиллом, высоко подняв свечу и поочередно поднося ее к каждому из висящих на стенах гобеленов. И всякий раз, когда мягкий свет падал на вышитое полотно, перед Уиллом, словно по команде, представал прекрасный образ, да так ярко и отчетливо, словно он смотрел сквозь оконное стекло на залитый солнцем пейзаж. И Уилл увидел…
Он увидел майское дерево, все в цвету, растущее из покрытой соломой крыши, огромные серые камни, стоящие на зеленом мысе над морем. Он увидел белый череп коня с пустыми глазницами и оскаленными зубами, массивный гнутый рог рос у него на лбу, а челюсти были обвиты красными ленточками. Он увидел молнию, ударившую в огромное буковое дерево, а после – сильный пожар, охвативший опустошенный склон холма под черным небом.
Он увидел лицо мальчика примерно одного с ним возраста; тот с любопытством разглядывал себя самого: смуглое лицо под выгоревшими темными волосами, странные желтые кошачьи глаза, зрачки с бледной каймой… Он увидел широкую, вышедшую из берегов реку, а рядом – сухонького, морщинистого старика, сидящего на огромной лошади.
Мерримен настойчиво продолжал водить Уилла от одной картины к другой, и вдруг, похолодев от ужаса, мальчик оказался лицом к лицу с самым ярким и запоминающимся образом из всех увиденных: это был мужчина в маске, с головой оленя, лицом человека, глазами совы, ушами волка и телом лошади. Изображение словно набросилось на Уилла, вызывая из глубин его сознания забытые воспоминания.
– Запомни их, – сказал Мерримен, – они дадут тебе силу.
Уилл кивнул и тут же застыл на месте, услышав странный шум, который нарастал за пределами зала. Он вдруг с пугающей ясностью осознал, почему некоторое время назад его охватило странное беспокойство. Пожилая леди по-прежнему неподвижно сидела в своем кресле, а Мерримен вновь вернулся к камину. Через секунду огромный зал наполнился чудовищным смешением стонов, мычания и скрипучих завываний, словно вырвались наружу заточенные в клетку голоса дьявольского зоопарка. Этот звук был самым отвратительным из всех, которые Уилл когда-либо слышал.
Волосы зашевелились у него на макушке, но тут внезапно все стихло. Только дрова потрескивали в камине. Уилл почувствовал, что дрожит всем телом. И в этой тишине новый неведомый звук донесся из-за дальней стены зала. Это был жалобный вой брошенной собаки, молящей о помощи. Этот звук напомнил ему, как его собственные псы, Раг и Ки, скулили, когда были щенками и оставались одни в темноте. Уилл почувствовал прилив нежности и повернулся в ту сторону, откуда доносился вой.
– Откуда они взялись? Бедняжки…
Глядя на непроницаемую каменную стену, он увидел, как в ней появляется дверь, но не та, огромная, исчезнувшая, через которую он вошел в зал, а маленькая и узкая, с одной створкой, совершенно не подходящая к этому величественному месту. Но мальчик знал, что, открыв ее, он поможет бездомным собакам. Теперь в голосах животных слышалось еще более сильное страдание: они скулили громче и жалобнее, а временами громко завывали.
Уилл импульсивно рванулся вперед и побежал к двери. Но на полпути он остановился, услышав голос Мерримена, мягкий, но в то же время холодный, как камень на морозе:
– Постой. Если ты увидишь, как выглядит эта бедная несчастная собачка, ты очень удивишься. И это будет последнее, что ты увидишь в своей жизни.
Уилл стоял на месте и ждал, с недоверием глядя на Мерримена. Снова раздался протяжный вой, затем все стихло. На секунду воцарилась тишина. Но уже в следующий миг он услышал голос своей матери, зовущий его из-за двери.
– Уилл? Уи-и-лл… Помоги мне, Уилл!
Он не мог ошибиться – это был ее голос. Но в нем звучала какая-то незнакомая интонация, нотки страха и паники, что очень напугало Уилла. Голос зазвучал снова:
– Уилл! Ты нужен мне… где ты, Уилл? Пожалуйста, Уилл, приди, помоги мне…
В конце этой фразы мальчик услышал звук, похожий на горестное всхлипывание.
Уилл не мог вынести этого. Сломя голову он бросился к двери. Голос Мерримена догнал его, словно хлестнул кнутом.
– Стой!
– Но я должен идти, разве вы не слышите ее? – гневно закричал Уилл. – Они похитили мою маму, я должен ее спасти!
– Не открывай эту дверь! – В голосе Мерримена слышалось отчаяние, и Уилл инстинктивно понял его причину. Мерримен знал, что на этот раз он не в силах остановить мальчика.
– Это не твоя мать, Уилл, – отчетливо произнесла пожилая леди.
– Пожалуйста, Уилл, – голос матери умолял из-за двери.
– Я иду! – Уилл бросился к тяжелой задвижке на двери, но в спешке оступился, наткнулся на высокий подсвечник и ударился о него рукой. Он почувствовал обжигающую боль в предплечье, вскрикнул и опустился на пол, не в силах оторвать глаз от внутренней стороны своего запястья, где, причиняя мучительную боль, пылал ожог в форме круга с перекрестьем внутри. И снова железный Знак на его ремне поймал его врасплох, жестоко ужалив холодом. Казалось, на этот раз круг достиг температуры белого каления в своем яростно-кричащем предупреждении о близком присутствии зла – присутствии, о котором Уилл знал, но забыл. Мерримен и пожилая леди по-прежнему не двигались. Уилл поднялся на ноги и слушал, как за дверью голос его матери жалобно причитал, потом становился озлобленным и сыпал угрозами; затем снова смягчался и звучал ласково, пока, наконец, не растворился в протяжном рыдании. Эти звуки перевернули душу мальчика, хотя его ум и чувства говорили ему, что этот голос был всего лишь иллюзией.
И дверь исчезла, постепенно растаяла, словно в тумане, а серая каменная стена стала сплошной и нерушимой, как раньше. Снаружи снова зазвучал наводящий ужас хор нечеловеческих голосов, стонущий и завывающий.
Леди поднялась и пересекла зал, складки ее длинного зеленого платья мягко покачивались при ходьбе. Она взяла обожженную руку Уилла и положила на нее прохладную ладонь своей правой руки. Потом она отпустила его. Боль в руке Уилла исчезла, а на поврежденном огнем запястье он увидел гладкую светлую кожу без единого волоска, какая обычно остается на месте зажившего ожога. Но форма шрама была очень четкой, и он знал, что след от этого ожога останется у него на всю жизнь как своеобразная метка.
Звуки из ночного кошмара за стеной становились громче и превращались в какофонию.
– Мне очень жаль, – расстроенно произнес Уилл.
– Мы в осаде, как ты понял, – пояснил Мерримен, приблизившись к мальчику и леди. – Они хотят одержать над тобой верх, пока твоя сила еще не окрепла. Но испытания только начинаются. В этом году в период зимнего солнцестояния силы Тьмы будут неуклонно расти, и древняя магия сможет нейтрализовать их только на время Рождества. А сразу после Рождества их силы прибудут, и они не сдадут свои позиции до Двенадцатого дня и Двенадцатой ночи – ведь именно на эти сутки в старые времена приходилось Рождество, а в еще более древнюю эпоху отмечался самый великий зимний праздник.
– Что же произойдет? – спросил Уилл.
– Мы должны думать только о том, что должны делать, – ответила пожилая леди. – И в первую очередь необходимо освободить тебя из круга темной силы, сгущающейся сейчас в этом зале.
Внимательно выслушав ее слова, Мерримен сказал:
– Необходимо защитить тебя от любой опасности. Их первая попытка надавить на твои чувства провалилась, но они обязательно предпримут другую.
– Но ты ни в коем случае не должен бояться их, – предупредила женщина. – Запомни это, Уилл. Очень часто они будут пытаться напугать тебя, но ты не должен поддаваться. Силы Тьмы способны на многое, но они не в состоянии разрушить тебя. Они не могут убить тех, кто служит Свету. Если только они не получат полную власть над всей землей. И задача Носителей Света – и твоя, и наша – предотвратить это. Не дай им вселить в тебя ужас или заставить отчаяться.
Она продолжала говорить, но ее голос тонул, как скала, которую захлестнула высокая волна прилива; ее слова растворялись в звуках зловещего хора, который выл и хрипел за стенами зала, становясь все громче, напористее и озлобленнее, превращаясь в какофонию визга и нечеловеческого хохота, криков ужаса и стонов уныния. Уилл слушал эти звуки, покрываясь холодным потом, по его спине побежали мурашки.
И, словно во сне, он услышал низкий голос Мерримена, пробившийся сквозь этот ужасающий шум, который звал Уилла. Но мальчик не смог бы даже двинуться с места, если бы старая леди не взяла его за руку и не провела через весь зал к камину, единственному источнику света в этой темной пещере. Мерримен говорил быстро и властно, склонившись к его уху:
– Стой в круге света. Повернись спиной к столу и держи нас за руки. Такой союз они не смогут разрушить.
Мерримен и леди, стоявшие в тени рядом с Уиллом, взяли его за руки. Огонь в камине потух, и мальчик краем глаза заметил, что на столе позади него пламя свечей, образующих круг, выросло и стало гигантским; оно вздымалось теперь так высоко, что, обернувшись, Уилл увидел громадную белую колонну света. Но от этого огромного столба пламени почему-то не исходил жар, и, хотя огонь горел очень ярко, пространство под столом не было освещено.
Уилл не мог видеть остальной части зала – ни стен, ни картин, ни одной из дверей. Он видел лишь черную пустоту ночи, разраставшуюся, заливавшую собой все вокруг.
Это была Тьма, которая наступала, чтобы поглотить Уилла Стэнтона до того, как он обретет силу и станет серьезным противником. При свете странных свечей Уилл крепко сжимал хрупкие пальцы старой леди и жесткую кисть Мерримена. Звуки Тьмы становились поистине невыносимыми: теперь к завываниям и реву прибавилось победоносное ржание. И Уилл уже знал, хотя и не мог этого видеть, что во тьме перед ними вставал на дыбы огромный черный жеребец, точно так же, как в лесу, около хижины. Жеребец нес на своей спине Всадника, готового уничтожить любого, кто встанет у него на пути. И белая кобылица не спустится сейчас с небес, чтобы спасти мальчика.
Он услышал, как Мерримен закричал:
– Столб пламени, Уилл! Нанеси удар пламенем! Вспомни, как ты говорил с огнем в камине! Поговори с пламенем, и пусть оно нанесет удар!
Отчаяние охватило Уилла, но он все же подчинился и нарисовал в своем уме картину: свечи, расположенные по кругу, и высокое пламя над ним, как белый столб света. Представляя себе этот образ, он почувствовал, что мужчина и женщина, стоявшие рядом с ним, делают то же самое, поддерживая его. Уилл понял, что втроем, все вместе, они способны сделать гораздо больше, чем он когда-либо мог себе представить. Он почувствовал, что Мерримен и леди еще крепче сжали его руки, и мысленно устремился к колонне света и сильно ударил ею, точно гигантским хлыстом. Над его головой сверкнула мощная грохочущая вспышка белого света, и длинные огненные стрелы понеслись вперед и вниз, как удары молнии. Из темноты, оттуда, где находились Всадник и черный жеребец, раздался пронзительный вопль, и обе фигуры начали стремительно уменьшаться, пока не растаяли полностью.
В темноте образовался просвет, и, часто моргая ослепленными вспышкой глазами, Уилл увидел деревянную резную дверь, через которую он впервые проник в зал.
В наступившей тишине Уилл вдруг услышал свой собственный голос, разлетевшийся по залу победным кличем. Мальчик бросился вперед, высвобождаясь из рук тех, кто стоял рядом с ним, и побежал к двери. Мерримен и старая леди хором закричали, предупреждая его об опасности, но было уже поздно. Уилл разрушил круг и стоял сейчас один. Но прежде, чем он это понял, у него закружилась голова, он пошатнулся и прижал руки к ушам, в которые начал проникать какой-то странный дребезжащий звук. Еле передвигая ноги, он шаткой походкой подошел к двери, прислонился к ней и слабо постучал по ней кулаком. Дверь не двинулась. Зловещий звук в его голове становился громче. Он увидел, что Мерримен пытается приблизиться к нему, двигаясь с большим трудом, наклоняясь вперед, как будто борясь с сильным порывом ветра.
– Глупый, – задыхаясь, говорил Мерримен, – глупый Уилл.
Он начал толкать дверь обеими руками и так напрягся, что извилистые вены на его висках налились кровью и стали похожими на толстые проволоки. Пытаясь открыть дверь, он поднял голову и командным голосом выкрикнул длинную фразу, но Уилл не понял ее смысла. Однако дверь не поддавалась. Уилл почувствовал слабость. Какая-то сила давила на него и пригибала к полу, словно он был снеговиком, таявшим под лучами солнца.
Последовавшие за этим события вернули Уиллу сознание, прервав его погружение в транс. Однако их было невозможно описать или даже просто хорошо запомнить. Уилл почувствовал вдруг, как исчезает печаль, как дисгармония превращается в гармонию, словно посреди унылого серого дня его вдруг посетило прекрасное настроение, и он понял, что выглянуло солнце. Эта тихая музыка проникла в сознание Уилла и вернула его в реальность, которая исходила от пожилой леди. Без слов она разговаривала с ним. Она разговаривала и с Меррименом, и еще с темнотой. Оглянувшись, мальчик с удивлением увидел, что леди казалась выше и прямее, ее спина еще больше выпрямилась, вся ее фигура увеличилась. Золотистый ореол окружал леди, и сияние это явно шло не от круга свечей на столе.
Уилл пытался лучше разглядеть женщину, но полупрозрачная дымка словно отделяла его от нее. Он уловил голос Мерримена. На этот раз его слова звучали очень нежно, в них слышались грусть и сострадание:
– Будьте осторожны, Мадам, пожалуйста, будьте осторожны.
Ответа не последовало. Высокая светящаяся форма, которая напоминала пожилую леди, но все-таки сильно отличалась от нее, медленно двинулась в направлении двери, и на мгновение Уилл снова услышал тот самый чарующий музыкальный мотив, который никак не мог сохранить в памяти. Створки двери медленно отворились. Снаружи был серый свет и тишина, дул холодный ветерок.
Пламя свечей, стоявших на столе, потухло, и на месте пылающего круга была темнота. Уилл спиной чувствовал эту тревожную пустую тьму, он понимал, что на прежнем месте зала больше нет. И внезапно он заметил, что светящаяся золотистая фигура перед ним тоже постепенно пропадала, таяла, как туман, становилась все прозрачнее и прозрачнее и вот-вот должна была исчезнуть совсем. На секунду вспыхнуло красноватым блеском большое кольцо, которое старая леди носила на пальце, но затем блеск потускнел, и уже ничто больше не напоминало о присутствии этой необыкновенной женщины. Уилл погрузился в отчаяние, его охватило горькое чувство потери. Ему почудилось, что весь окружавший его мир был поглощен Тьмой, и он громко закричал.
Чья-то рука дотронулась до его плеча. Мерримен стоял рядом с ним. Они прошли через дверь. Огромные резные створки закрывались медленно, и Уилл успел ясно увидеть, что это была та же самая таинственная дверь, которая открылась перед ним ранее на пустынном склоне Чилтернского холма. Дверь захлопнулась и в тот же миг исчезла. Мальчик не мог видеть ничего, кроме серого снега, отражавшего серое небо. Перед ним снова простиралась заснеженная лесистая местность – мир, в который он шагнул сегодня рано утром.
С волнением он повернулся к Мерримену:
– Где она? Что с ней случилось?
– Ей было очень тяжело. Напряжение оказалось слишком велико даже для нее. Никогда раньше я такого не видел, никогда. – Его голос стал хриплым и резким, он гневно смотрел перед собой.
– Они… они забрали ее? – От страха Уилл с трудом подбирал слова.
– Нет! – пренебрежительно и насмешливо воскликнул Мерримен. – Леди им неподвластна. Ты не станешь задавать таких вопросов, когда узнаешь больше. Он ушла на время. Все дело в том, что дверь была открыта вопреки силе, которая держала ее запертой. И хотя Тьма не смогла разрушить леди, она иссушила ее, оставила пустой, как раковина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28