«Мерримен!» Музыка тут же прекратилась, и оба, Мерримен и Пол, встревожено обернулись. Уилл понял, что совершил ошибку. Он мог позвать Мерримена мысленно, как это делали Носители Света. Но он поступил опрометчиво, выкрикнув его имя вслух.
Всадник и Мэгги Барнс мгновенно исчезли. Пол очень встревожился:
– Что случилось, Уилл? Ты поранился?
Мерримен быстро и учтиво произнес из-за его плеча:
– Я думаю, он оступился.
И Уиллу пришлось изобразить на лице гримасу страдания, согнуться, словно от боли, и схватиться за локоть.
Послышались шаги бегущего человека, и Робин ворвался в зал из коридора, а за ним следом и Барбара.
– Что случилось? Мы слышали ужасный крик… – Робин посмотрел на Уилла и в недоумении замедлил шаг. – С тобой все в порядке, Уилл?
– У-у-у, – простонал Уилл, – я, у-у-у, я ударился локтем. Извините. Ужасно болит.
– Ты кричал так, будто тебя убивают, – укоризненно произнесла Барбара.
Уилл опустил руку в карман и проверил, цел ли третий Знак. Ему было очень стыдно, и он не знал, как себя вести.
– Простите, что испугал вас, – дерзко сказал он, – но я жив, и все в порядке. Я просто ударился и закричал, вот и все. Мне жаль, что вы напугались зря. Нет причин для такого переполоха.
Робин пристально посмотрел на него:
– В следующий раз я не побегу спасать тебя по первому твоему зову, – произнес он сухо.
– Вспомни о мальчике, который кричал: «Волк!», – процедила сквозь зубы Барбара.
– Я думаю, – мягко проговорил Мерримен, закрывая шкаф и поворачивая ключ в замке, – мы все должны пойти и спеть мисс Грейторн еще один гимн.
Забыв о том, что он просто дворецкий, они все почтительно пошли к выходу из зала под его присмотром. Уилл обратился к нему, на этот раз мысленно, не произнося ни слова:
– Но мне надо поговорить с вами! Всадник был здесь! И ведьма!
Мерримен передал ему свою мысль:
– Я знаю. Позже. Тьма может слышать даже такие разговоры, помни.
И он пошел дальше, оставив Уилла дрожать от гнева и тревоги.
В дверях Пол остановился, крепко взял Уилла за плечо и посмотрел ему в глаза:
– С тобой правда все в порядке?
– Правда. Извини за шум. Флейта звучала просто классно!
– Да, фантастическая штука, – Пол отпустил его и обернулся, с тоской глядя на шкаф с инструментами. – Я никогда не слышал ничего подобного. И, конечно же, не играл на таком инструменте. Не знаю, Уилл, я не могу описать это ощущение – инструмент невероятно стар, но звучит, будто совершенно новый. А его настройка…
Голос Пола был проникнут каким-то странным томлением, и душа Уилла вдруг наполнилась состраданием, идущим, казалось, из глубокой древности. Он понял, что каждый Носитель Света обречен вечно испытывать нечто похожее: неистребимое, неопределенное устремление к чему-то недосягаемому, к неведомой части жизни.
– Я бы все отдал, – признался Пол, – чтобы однажды обладать такой флейтой.
– Почти все, – мягко поправил его Уилл.
Пол посмотрел на брата с удивлением; и Носитель Света внутри Уилла неожиданно, но слегка запоздало понял, что это были не слова маленького мальчика. Он засмеялся, показал Полу язык и шмыгнул в коридорчик, возвращаясь назад, к нормальным отношениям и нормальному миру.
Они спели «Первую новеллу» в качестве финального гимна, потом попрощались и снова очутились на заснеженной улице, на колючем морозном воздухе, и безмятежная улыбка Мерримена исчезла за закрытой дверью поместья. Уилл стоял на широких каменных ступеньках и смотрел вверх. Небо наконец очистилось от облаков, и звезды сияли, словно стежки огненной нити на черном полотне ночи; все загадочные небесные узоры, которые были тайной для него всю его жизнь, теперь имели бесконечно важный смысл.
– Посмотри, как ярко горят сегодня Плеяды, – мягко сказал он.
Мэри изумленно посмотрела на него и переспросила:
– Что?
Мысли Уилла спустились с неприступных темных небес в маленький, освещенный желтым светом электрических фонарей мир, где, спев рождественские гимны, Стэнтоны возвращались домой. Он шел среди них безмолвно, как во сне. Все решили, что он устал, но он был погружен в свои мысли. Сейчас у него были три Знака Силы. И еще знания, как использовать дар магии: тысячелетняя мудрость, данная ему в один миг застывшего времени. Он уже не был прежним Уиллом Стэнтоном. Отныне и навсегда он жил по иной шкале времени, чем все, кого он знал и любил… Но он поспешил отвлечься от этой темы и от двух вторгшихся в поместье зловещих фигур Тьмы. Ведь наступало Рождество, необыкновенное, сказочное время для него и для всех в мире. Пока волшебство этого веселого, уютного праздника окутывает мир, его семья и дом будут надежно защищены от всех темных вторжений.
В доме сияла и переливалась огнями елка, музыка Рождества витала в воздухе, пряные запахи выплывали из кухни, а в большом очаге в гостиной корень рождественского полена горел и потрескивал. Уилл улегся на спину на ковер перед камином и наблюдал, как дым тянется вверх по дымоходу. Неожиданно ему очень захотелось спать. Джеймс и Мэри тоже из всех сил старались не зевать, и даже Робин выглядел так, словно у него слипались глаза.
– Слишком много пунша, – сказал Джеймс, когда его братец, зевая, растянулся в кресле.
– Отстань, – любезно попросил Робин.
– Кто хочет пирога? – поинтересовалась миссис Стэнтон, входя в комнату с кружками какао на подносе.
– Джеймс уже съел шесть кусков, – сообщила Мэри с наигранным неодобрением. – В поместье.
– Сейчас будет восемь, – сосчитал Джеймс, держа в каждой руке по куску пирога.
– Ты растолстеешь, – сказал Робин.
– Это лучше, чем уже быть толстым, – с полным ртом ответил Джеймс, уставившись на Мэри, которая в последнее время была очень недовольна своей пухлой фигурой.
Рот Мэри скривился, потом она плотно сжала губы и двинулась на Джеймса.
– Эй-эй-эй, – мрачно сказал Уилл, лежа на полу. – Хорошие дети никогда не ссорятся в Рождество.
И поскольку Мэри была очень близко к нему, он схватил ее за лодыжку. Она свалилась на пол рядом с ним, весело хохоча.
– Осторожнее с огнем, – произнесла миссис Стэнтон годами заученную фразу.
– Ой! – закричал Уилл, когда сестра пихнула его в живот, и откатился подальше.
Мэри вдруг успокоилась и села, с любопытством глядя на брата.
– Что это у тебя так много пряжек на ремне? – удивилась она.
Уилл быстро закрыл ремень свитером, но было слишком поздно. Мэри протянула руку и снова задрала свитер.
– Какие забавные штучки. Что это такое?
– Просто украшения, – резко ответил Уилл, – я сделал их в школе на уроке металлообработки.
– Никогда не видел, чтобы ты этим занимался, – произнес Джеймс.
– Да ты сроду не интересовался, чем я занимаюсь.
Мэри ткнула пальцем в стальной круг на ремне Уилла и с визгом отдернула руку.
– Он обжег меня! – закричала она.
– Возможно, Уилл и его ремень очень долго находились около огня, – предположила мама. – И вы оба в него угодите, если будете так баловаться. Давайте-ка приступайте: рождественские напитки – рождественский пирог – рождественский сон.
Благодарный Уилл поднялся на ноги:
– Я принесу свои подарки, пока какао остывает.
– И я тоже, – Мэри пошла за ним.
На лестнице она сказала:
– Эти пряжки очень симпатичные. Ты мне сделаешь такую для брошки?
– Думаю, смогу, – произнес Уилл и улыбнулся про себя. Любопытство Мэри не было опасным. Ее вопросы всегда заканчивались одним и тем же.
Они поднялись в свои спальни и вскоре спустились вниз, нагруженные пакетами, которые добавили к растущей куче подарков под елкой. Уилл старался не смотреть на эту волшебную горку с тех самых пор, как они вернулись после пения гимнов, но это было невероятно трудно. Особенно после того, как он увидел огромную коробку, на которой было написано имя, совершенно точно начинавшееся на букву У. Чье еще имя начинается на У, в конце концов? Он решительно сгрузил свою охапку пакетов немного в стороне от елки.
– Ты подсматриваешь, Джеймс, – закричала Мэри позади него.
– Нет, – возразил Джеймс. Но поскольку все же был канун Рождества, он сказал: – Ладно, я подсматривал. Извините.
Миролюбивое поведение брата застигло Мэри врасплох, и в полном молчании, не зная, что и подумать, она начала раскладывать свои коробки.
В рождественскую ночь Уилл всегда ночевал в комнате вместе с Джеймсом. Здесь по-прежнему стояли две кровати, хотя Уилл и перебрался в мансарду Стефана. Джеймс забросал бывшую кровать Уилла подушками и называл ее «мой шезлонг». Все прекрасно понимали, что в рождественский вечер хочется находиться в веселой компании, перешептываться с кем-то и вместе мечтать о подарках, развешивая пустые чулки на спинке кровати, а потом провалиться в уютное забытье, которое рассеется только с приходом чудесного рождественского утра.
Пока Джеймс плескался в ванне, Уилл снял свой ремень, свернул его вокруг трех Знаков и положил под подушку. Это казалось благоразумным, хотя он знал, что никто и ничто не осмелится потревожить его дом этой ночью. Сегодня вечером он снова стал обычным мальчишкой, вероятно, в последний раз.
Звуки музыки и гул голосов доносились снизу. Исполняя торжественный ритуал, Уилл и Джеймс привязали рождественские чулки к столбикам кровати: драгоценные коричневые чулки из толстой мягкой материи, которые их мать носила в незапамятные времена, были уже порядком потрепаны за годы службы рождественскими сумками. Наполненные подарками, они станут очень тяжелыми и не смогут больше висеть; их обнаружат величественно лежащими у ножек кровати.
– Спорим, я знаю, что мама и папа тебе подарят, – сказал Джеймс. – Это…
– Ты не посмеешь сказать, – зашипел на него Уилл, а брат хихикнул и спрятался под покрывалом.
– Спокойной ночи, Уилл.
– Спокойной. Счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества.
И все было как обычно, когда Уилл лег, уютно свернувшись под мягким теплым одеялом, обещая себе, что не заснет до тех пор, пока…
И вот уже в утренний полумрак комнаты начал проникать сквозь занавески тусклый свет. Уилл проснулся и не в силах был увидеть или услышать в окружавшем его пространстве ничего сказочного, потому что все его чувства были сконцентрированы на ощущении тяжести: у своих ног, укрытых одеялом, он заметил странные выпуклости, незнакомые угловатые формы, которых не было там, когда он ложился спать. Наступил день Рождества.
POЖДECTBO
Когда он опустился на колени около рождественской елки и сорвал пеструю оберточную бумагу с коробки, на которой было написано «Уилл», то обнаружил, что внутри была вовсе не коробка, а деревянный ящик. Из радиоприемника на кухне тихо доносилось веселое пение рождественского хора; в это время по традиции вся семья собиралась вместе перед завтраком, и каждый открывал по одному подарку, лежавшему под елкой. Все остальные коробки будут лежать пестрой горкой в гостиной и дразнить домочадцев, пока после обеда не наступит наконец их очередь.
Уилл был самым младшим и поэтому должен был первым открыть подарок. Он сразу же подошел к большой коробке: во-первых, ее размеры были очень соблазнительны, а во-вторых, он надеялся, что это подарок от Стефана. Мальчик обнаружил, что кто-то уже вытащил гвозди из деревянной крышки, чтобы он мог легко открыть ящик.
– Робин вытащил гвозди, а мы с Барб положили сверху бумагу, – сказала Мэри у него за плечом, сгорая от нетерпения. – Но мы не заглядывали внутрь. Давай быстрее, Уилл, ну давай же.
Он снял крышку с ящика.
– Она полна сухих листьев. Это тростник или что-то в этом роде.
– Это пальмовые ветви, – сказал отец, заглянув внутрь. – Я думаю, это для упаковки. Береги свои пальцы, их концы могут быть очень острыми.
Уилл вытаскивал пригоршнями шуршащую листву, пока не почувствовал что-то твердое под руками. Предмет был странной неправильной формы, коричневый, гладкий, как ветка, он, казалось, был сделан из твердого папье-маше. По всей видимости, это был рог, похожий на олений. Уилл резко остановился. Сильное и совершенно неожиданное чувство пробудилось в нем, когда он прикоснулся к рогу. Этого чувства он никогда раньше не испытывал в присутствии своей семьи; его можно было описать как смесь восхищения, радости и робости. То же самое ему доводилось чувствовать в компании Носителя Света.
Он увидел конверт, торчавший из ящика, и открыл его. Письмо было написано на фирменном бланке корабля, на котором плавал Стефан.
«Дорогой Уилл!
С днем рождения! Счастливого Рождества! Я всегда обещал не смешивать эти два праздника, не так ли? А сейчас делаю это. Позволь объяснить тебе, почему. Не знаю, поймешь ли ты меня, особенно после того, как увидишь подарок. Но, возможно, поймешь. Ты всегда немного отличался от других. Я не имею в виду, что ты глупее! Просто ты другой.
Вот как все случилось. Это было в древнейшей части Кингстона в один из дней карнавала – грандиозного веселья, отголоски которого расходятся кругами и живут еще долгое время. Я смешался с процессией, вокруг были смеющиеся люди, танцоры в сумасшедших костюмах, бренчали и звенели шумовые оркестры, игравшие на канистрах, бочках и другой утвари… И я встретил одного старика.
Его внешность невозможно забыть: у него была очень смуглая кожа и полностью седые волосы. Он появился словно ниоткуда, схватил меня за руку и потянул прочь из толпы танцующих. Я уверен, что никогда прежде не видел его. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты Стефан Стэнтон, служишь в военно-морских силах Ее Величества. У меня есть кое-что для тебя. Вернее, не для тебя самого, а для твоего младшего брата, седьмого сына в вашей семье. Ты отправишь ему это в качестве подарка на день рождения и Рождество одновременно. Это будет твоим подарком брату, и он знает, что с ним делать, хотя сам ты не будешь знать этого».
Его слова были странными и неожиданными, они окончательно сбили меня с толку. Все, что я мог сказать: «Кто вы? Откуда вы меня знаете?» Но старый человек лишь посмотрел на меня серьезными карими глазами так, словно смотрел сквозь меня в послезавтрашний день, и сказал: «Я бы узнал тебя в любом случае. Ты брат Уилла Стэнтона. Это видение, которым обладаем мы, Носители Света. Ваше семейство тоже причастно к этому».
Вот так все произошло, Уилл. Больше он ничего не сказал. Последние его слова вообще лишены всякого смысла, я это понимаю, но именно так он сказал. Затем он скрылся в карнавальной процессии, потом снова вынырнул, и в его руках, вернее сказать, он нес это на себе, было то, что ты найдешь в коробке.
Я посылаю тебе этот предмет. Как мне и сказали. Это кажется сумасшествием, и я думаю, есть масса других вещей, которые ты хотел бы получить в подарок. Но так уж вышло. Что-то необычное было в этом человеке, и я просто обязан сделать то, о чем он просил меня.
Надеюсь, тебе понравится этот сумасшедший подарок, дружище. Буду вспоминать о тебе оба праздника.
С любовью,
Стефан».
Уилл медленно свернул письмо и положил его обратно в конверт. «Это видение, которым обладаем мы, Носители Света…» Итак, Круг охватывает весь мир. Да, так и должно быть, иначе в нем не было бы никакого смысла. Он очень обрадовался, что его новая жизнь каким-то образом коснулась и Стефана. Так и должно быть.
– Ну давай же, Уилл, – Мэри просто подпрыгивала от любопытства, юбка ее платья колыхалась. – Открывай, открывай!
Уилл вдруг понял, что его ни о чем не подозревающая семья терпеливо ждала целых пять минут, пока он читал письмо. Используя крышку ящика как поднос, Уилл быстро выгружал на нее все больше и больше пальмовых ветвей, пока наконец предмет, находившийся внутри, не открылся взгляду полностью. Он вытащил его из коробки, немного пошатнувшись под его тяжестью, и тут все буквально открыли рты от удивления.
Это была гигантская карнавальная маска, карикатурная и блестящая. Она была сделана уверенной рукой из папье-маше или, возможно, из какого-то гладкого дерева, раскрашена ярко и даже аляповато. И это не была голова человека. Скорее маска имела форму оленьей головы, на которой красовались ветвистые рога, но уши позади рогов были собачьими или, возможно, волчьими. Лицо же принадлежало человеку, но глаза на нем были птичьими – круглыми с клиновидными уголками. На лице был прямой человеческий нос; на тонких губах, тоже человеческих, играла едва различимая улыбка. Больше, однако, ничего человеческого в этом образе не было. На лице росла бородка, но ее скорее можно было принять за козлиную. Вид этой маски мог показаться устрашающим, и, когда Уилл вытащил ее из ящика, Мэри даже вскрикнула и закрыла руками лицо. Но Уилл чувствовал, что воздействие этого образа тем сильнее, чем дольше смотришь на него. Дело было не во внешнем виде. Маска не выглядела красивой или уродливой, пугающей или смешной. Это образ был создан, чтобы вызвать реакцию из глубин сознания. Это была вещь в духе Старожилов.
– Боже правый! – воскликнул отец.
– Хорошенький подарочек, – усмехнулся Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Всадник и Мэгги Барнс мгновенно исчезли. Пол очень встревожился:
– Что случилось, Уилл? Ты поранился?
Мерримен быстро и учтиво произнес из-за его плеча:
– Я думаю, он оступился.
И Уиллу пришлось изобразить на лице гримасу страдания, согнуться, словно от боли, и схватиться за локоть.
Послышались шаги бегущего человека, и Робин ворвался в зал из коридора, а за ним следом и Барбара.
– Что случилось? Мы слышали ужасный крик… – Робин посмотрел на Уилла и в недоумении замедлил шаг. – С тобой все в порядке, Уилл?
– У-у-у, – простонал Уилл, – я, у-у-у, я ударился локтем. Извините. Ужасно болит.
– Ты кричал так, будто тебя убивают, – укоризненно произнесла Барбара.
Уилл опустил руку в карман и проверил, цел ли третий Знак. Ему было очень стыдно, и он не знал, как себя вести.
– Простите, что испугал вас, – дерзко сказал он, – но я жив, и все в порядке. Я просто ударился и закричал, вот и все. Мне жаль, что вы напугались зря. Нет причин для такого переполоха.
Робин пристально посмотрел на него:
– В следующий раз я не побегу спасать тебя по первому твоему зову, – произнес он сухо.
– Вспомни о мальчике, который кричал: «Волк!», – процедила сквозь зубы Барбара.
– Я думаю, – мягко проговорил Мерримен, закрывая шкаф и поворачивая ключ в замке, – мы все должны пойти и спеть мисс Грейторн еще один гимн.
Забыв о том, что он просто дворецкий, они все почтительно пошли к выходу из зала под его присмотром. Уилл обратился к нему, на этот раз мысленно, не произнося ни слова:
– Но мне надо поговорить с вами! Всадник был здесь! И ведьма!
Мерримен передал ему свою мысль:
– Я знаю. Позже. Тьма может слышать даже такие разговоры, помни.
И он пошел дальше, оставив Уилла дрожать от гнева и тревоги.
В дверях Пол остановился, крепко взял Уилла за плечо и посмотрел ему в глаза:
– С тобой правда все в порядке?
– Правда. Извини за шум. Флейта звучала просто классно!
– Да, фантастическая штука, – Пол отпустил его и обернулся, с тоской глядя на шкаф с инструментами. – Я никогда не слышал ничего подобного. И, конечно же, не играл на таком инструменте. Не знаю, Уилл, я не могу описать это ощущение – инструмент невероятно стар, но звучит, будто совершенно новый. А его настройка…
Голос Пола был проникнут каким-то странным томлением, и душа Уилла вдруг наполнилась состраданием, идущим, казалось, из глубокой древности. Он понял, что каждый Носитель Света обречен вечно испытывать нечто похожее: неистребимое, неопределенное устремление к чему-то недосягаемому, к неведомой части жизни.
– Я бы все отдал, – признался Пол, – чтобы однажды обладать такой флейтой.
– Почти все, – мягко поправил его Уилл.
Пол посмотрел на брата с удивлением; и Носитель Света внутри Уилла неожиданно, но слегка запоздало понял, что это были не слова маленького мальчика. Он засмеялся, показал Полу язык и шмыгнул в коридорчик, возвращаясь назад, к нормальным отношениям и нормальному миру.
Они спели «Первую новеллу» в качестве финального гимна, потом попрощались и снова очутились на заснеженной улице, на колючем морозном воздухе, и безмятежная улыбка Мерримена исчезла за закрытой дверью поместья. Уилл стоял на широких каменных ступеньках и смотрел вверх. Небо наконец очистилось от облаков, и звезды сияли, словно стежки огненной нити на черном полотне ночи; все загадочные небесные узоры, которые были тайной для него всю его жизнь, теперь имели бесконечно важный смысл.
– Посмотри, как ярко горят сегодня Плеяды, – мягко сказал он.
Мэри изумленно посмотрела на него и переспросила:
– Что?
Мысли Уилла спустились с неприступных темных небес в маленький, освещенный желтым светом электрических фонарей мир, где, спев рождественские гимны, Стэнтоны возвращались домой. Он шел среди них безмолвно, как во сне. Все решили, что он устал, но он был погружен в свои мысли. Сейчас у него были три Знака Силы. И еще знания, как использовать дар магии: тысячелетняя мудрость, данная ему в один миг застывшего времени. Он уже не был прежним Уиллом Стэнтоном. Отныне и навсегда он жил по иной шкале времени, чем все, кого он знал и любил… Но он поспешил отвлечься от этой темы и от двух вторгшихся в поместье зловещих фигур Тьмы. Ведь наступало Рождество, необыкновенное, сказочное время для него и для всех в мире. Пока волшебство этого веселого, уютного праздника окутывает мир, его семья и дом будут надежно защищены от всех темных вторжений.
В доме сияла и переливалась огнями елка, музыка Рождества витала в воздухе, пряные запахи выплывали из кухни, а в большом очаге в гостиной корень рождественского полена горел и потрескивал. Уилл улегся на спину на ковер перед камином и наблюдал, как дым тянется вверх по дымоходу. Неожиданно ему очень захотелось спать. Джеймс и Мэри тоже из всех сил старались не зевать, и даже Робин выглядел так, словно у него слипались глаза.
– Слишком много пунша, – сказал Джеймс, когда его братец, зевая, растянулся в кресле.
– Отстань, – любезно попросил Робин.
– Кто хочет пирога? – поинтересовалась миссис Стэнтон, входя в комнату с кружками какао на подносе.
– Джеймс уже съел шесть кусков, – сообщила Мэри с наигранным неодобрением. – В поместье.
– Сейчас будет восемь, – сосчитал Джеймс, держа в каждой руке по куску пирога.
– Ты растолстеешь, – сказал Робин.
– Это лучше, чем уже быть толстым, – с полным ртом ответил Джеймс, уставившись на Мэри, которая в последнее время была очень недовольна своей пухлой фигурой.
Рот Мэри скривился, потом она плотно сжала губы и двинулась на Джеймса.
– Эй-эй-эй, – мрачно сказал Уилл, лежа на полу. – Хорошие дети никогда не ссорятся в Рождество.
И поскольку Мэри была очень близко к нему, он схватил ее за лодыжку. Она свалилась на пол рядом с ним, весело хохоча.
– Осторожнее с огнем, – произнесла миссис Стэнтон годами заученную фразу.
– Ой! – закричал Уилл, когда сестра пихнула его в живот, и откатился подальше.
Мэри вдруг успокоилась и села, с любопытством глядя на брата.
– Что это у тебя так много пряжек на ремне? – удивилась она.
Уилл быстро закрыл ремень свитером, но было слишком поздно. Мэри протянула руку и снова задрала свитер.
– Какие забавные штучки. Что это такое?
– Просто украшения, – резко ответил Уилл, – я сделал их в школе на уроке металлообработки.
– Никогда не видел, чтобы ты этим занимался, – произнес Джеймс.
– Да ты сроду не интересовался, чем я занимаюсь.
Мэри ткнула пальцем в стальной круг на ремне Уилла и с визгом отдернула руку.
– Он обжег меня! – закричала она.
– Возможно, Уилл и его ремень очень долго находились около огня, – предположила мама. – И вы оба в него угодите, если будете так баловаться. Давайте-ка приступайте: рождественские напитки – рождественский пирог – рождественский сон.
Благодарный Уилл поднялся на ноги:
– Я принесу свои подарки, пока какао остывает.
– И я тоже, – Мэри пошла за ним.
На лестнице она сказала:
– Эти пряжки очень симпатичные. Ты мне сделаешь такую для брошки?
– Думаю, смогу, – произнес Уилл и улыбнулся про себя. Любопытство Мэри не было опасным. Ее вопросы всегда заканчивались одним и тем же.
Они поднялись в свои спальни и вскоре спустились вниз, нагруженные пакетами, которые добавили к растущей куче подарков под елкой. Уилл старался не смотреть на эту волшебную горку с тех самых пор, как они вернулись после пения гимнов, но это было невероятно трудно. Особенно после того, как он увидел огромную коробку, на которой было написано имя, совершенно точно начинавшееся на букву У. Чье еще имя начинается на У, в конце концов? Он решительно сгрузил свою охапку пакетов немного в стороне от елки.
– Ты подсматриваешь, Джеймс, – закричала Мэри позади него.
– Нет, – возразил Джеймс. Но поскольку все же был канун Рождества, он сказал: – Ладно, я подсматривал. Извините.
Миролюбивое поведение брата застигло Мэри врасплох, и в полном молчании, не зная, что и подумать, она начала раскладывать свои коробки.
В рождественскую ночь Уилл всегда ночевал в комнате вместе с Джеймсом. Здесь по-прежнему стояли две кровати, хотя Уилл и перебрался в мансарду Стефана. Джеймс забросал бывшую кровать Уилла подушками и называл ее «мой шезлонг». Все прекрасно понимали, что в рождественский вечер хочется находиться в веселой компании, перешептываться с кем-то и вместе мечтать о подарках, развешивая пустые чулки на спинке кровати, а потом провалиться в уютное забытье, которое рассеется только с приходом чудесного рождественского утра.
Пока Джеймс плескался в ванне, Уилл снял свой ремень, свернул его вокруг трех Знаков и положил под подушку. Это казалось благоразумным, хотя он знал, что никто и ничто не осмелится потревожить его дом этой ночью. Сегодня вечером он снова стал обычным мальчишкой, вероятно, в последний раз.
Звуки музыки и гул голосов доносились снизу. Исполняя торжественный ритуал, Уилл и Джеймс привязали рождественские чулки к столбикам кровати: драгоценные коричневые чулки из толстой мягкой материи, которые их мать носила в незапамятные времена, были уже порядком потрепаны за годы службы рождественскими сумками. Наполненные подарками, они станут очень тяжелыми и не смогут больше висеть; их обнаружат величественно лежащими у ножек кровати.
– Спорим, я знаю, что мама и папа тебе подарят, – сказал Джеймс. – Это…
– Ты не посмеешь сказать, – зашипел на него Уилл, а брат хихикнул и спрятался под покрывалом.
– Спокойной ночи, Уилл.
– Спокойной. Счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества.
И все было как обычно, когда Уилл лег, уютно свернувшись под мягким теплым одеялом, обещая себе, что не заснет до тех пор, пока…
И вот уже в утренний полумрак комнаты начал проникать сквозь занавески тусклый свет. Уилл проснулся и не в силах был увидеть или услышать в окружавшем его пространстве ничего сказочного, потому что все его чувства были сконцентрированы на ощущении тяжести: у своих ног, укрытых одеялом, он заметил странные выпуклости, незнакомые угловатые формы, которых не было там, когда он ложился спать. Наступил день Рождества.
POЖДECTBO
Когда он опустился на колени около рождественской елки и сорвал пеструю оберточную бумагу с коробки, на которой было написано «Уилл», то обнаружил, что внутри была вовсе не коробка, а деревянный ящик. Из радиоприемника на кухне тихо доносилось веселое пение рождественского хора; в это время по традиции вся семья собиралась вместе перед завтраком, и каждый открывал по одному подарку, лежавшему под елкой. Все остальные коробки будут лежать пестрой горкой в гостиной и дразнить домочадцев, пока после обеда не наступит наконец их очередь.
Уилл был самым младшим и поэтому должен был первым открыть подарок. Он сразу же подошел к большой коробке: во-первых, ее размеры были очень соблазнительны, а во-вторых, он надеялся, что это подарок от Стефана. Мальчик обнаружил, что кто-то уже вытащил гвозди из деревянной крышки, чтобы он мог легко открыть ящик.
– Робин вытащил гвозди, а мы с Барб положили сверху бумагу, – сказала Мэри у него за плечом, сгорая от нетерпения. – Но мы не заглядывали внутрь. Давай быстрее, Уилл, ну давай же.
Он снял крышку с ящика.
– Она полна сухих листьев. Это тростник или что-то в этом роде.
– Это пальмовые ветви, – сказал отец, заглянув внутрь. – Я думаю, это для упаковки. Береги свои пальцы, их концы могут быть очень острыми.
Уилл вытаскивал пригоршнями шуршащую листву, пока не почувствовал что-то твердое под руками. Предмет был странной неправильной формы, коричневый, гладкий, как ветка, он, казалось, был сделан из твердого папье-маше. По всей видимости, это был рог, похожий на олений. Уилл резко остановился. Сильное и совершенно неожиданное чувство пробудилось в нем, когда он прикоснулся к рогу. Этого чувства он никогда раньше не испытывал в присутствии своей семьи; его можно было описать как смесь восхищения, радости и робости. То же самое ему доводилось чувствовать в компании Носителя Света.
Он увидел конверт, торчавший из ящика, и открыл его. Письмо было написано на фирменном бланке корабля, на котором плавал Стефан.
«Дорогой Уилл!
С днем рождения! Счастливого Рождества! Я всегда обещал не смешивать эти два праздника, не так ли? А сейчас делаю это. Позволь объяснить тебе, почему. Не знаю, поймешь ли ты меня, особенно после того, как увидишь подарок. Но, возможно, поймешь. Ты всегда немного отличался от других. Я не имею в виду, что ты глупее! Просто ты другой.
Вот как все случилось. Это было в древнейшей части Кингстона в один из дней карнавала – грандиозного веселья, отголоски которого расходятся кругами и живут еще долгое время. Я смешался с процессией, вокруг были смеющиеся люди, танцоры в сумасшедших костюмах, бренчали и звенели шумовые оркестры, игравшие на канистрах, бочках и другой утвари… И я встретил одного старика.
Его внешность невозможно забыть: у него была очень смуглая кожа и полностью седые волосы. Он появился словно ниоткуда, схватил меня за руку и потянул прочь из толпы танцующих. Я уверен, что никогда прежде не видел его. Он посмотрел на меня и сказал: «Ты Стефан Стэнтон, служишь в военно-морских силах Ее Величества. У меня есть кое-что для тебя. Вернее, не для тебя самого, а для твоего младшего брата, седьмого сына в вашей семье. Ты отправишь ему это в качестве подарка на день рождения и Рождество одновременно. Это будет твоим подарком брату, и он знает, что с ним делать, хотя сам ты не будешь знать этого».
Его слова были странными и неожиданными, они окончательно сбили меня с толку. Все, что я мог сказать: «Кто вы? Откуда вы меня знаете?» Но старый человек лишь посмотрел на меня серьезными карими глазами так, словно смотрел сквозь меня в послезавтрашний день, и сказал: «Я бы узнал тебя в любом случае. Ты брат Уилла Стэнтона. Это видение, которым обладаем мы, Носители Света. Ваше семейство тоже причастно к этому».
Вот так все произошло, Уилл. Больше он ничего не сказал. Последние его слова вообще лишены всякого смысла, я это понимаю, но именно так он сказал. Затем он скрылся в карнавальной процессии, потом снова вынырнул, и в его руках, вернее сказать, он нес это на себе, было то, что ты найдешь в коробке.
Я посылаю тебе этот предмет. Как мне и сказали. Это кажется сумасшествием, и я думаю, есть масса других вещей, которые ты хотел бы получить в подарок. Но так уж вышло. Что-то необычное было в этом человеке, и я просто обязан сделать то, о чем он просил меня.
Надеюсь, тебе понравится этот сумасшедший подарок, дружище. Буду вспоминать о тебе оба праздника.
С любовью,
Стефан».
Уилл медленно свернул письмо и положил его обратно в конверт. «Это видение, которым обладаем мы, Носители Света…» Итак, Круг охватывает весь мир. Да, так и должно быть, иначе в нем не было бы никакого смысла. Он очень обрадовался, что его новая жизнь каким-то образом коснулась и Стефана. Так и должно быть.
– Ну давай же, Уилл, – Мэри просто подпрыгивала от любопытства, юбка ее платья колыхалась. – Открывай, открывай!
Уилл вдруг понял, что его ни о чем не подозревающая семья терпеливо ждала целых пять минут, пока он читал письмо. Используя крышку ящика как поднос, Уилл быстро выгружал на нее все больше и больше пальмовых ветвей, пока наконец предмет, находившийся внутри, не открылся взгляду полностью. Он вытащил его из коробки, немного пошатнувшись под его тяжестью, и тут все буквально открыли рты от удивления.
Это была гигантская карнавальная маска, карикатурная и блестящая. Она была сделана уверенной рукой из папье-маше или, возможно, из какого-то гладкого дерева, раскрашена ярко и даже аляповато. И это не была голова человека. Скорее маска имела форму оленьей головы, на которой красовались ветвистые рога, но уши позади рогов были собачьими или, возможно, волчьими. Лицо же принадлежало человеку, но глаза на нем были птичьими – круглыми с клиновидными уголками. На лице был прямой человеческий нос; на тонких губах, тоже человеческих, играла едва различимая улыбка. Больше, однако, ничего человеческого в этом образе не было. На лице росла бородка, но ее скорее можно было принять за козлиную. Вид этой маски мог показаться устрашающим, и, когда Уилл вытащил ее из ящика, Мэри даже вскрикнула и закрыла руками лицо. Но Уилл чувствовал, что воздействие этого образа тем сильнее, чем дольше смотришь на него. Дело было не во внешнем виде. Маска не выглядела красивой или уродливой, пугающей или смешной. Это образ был создан, чтобы вызвать реакцию из глубин сознания. Это была вещь в духе Старожилов.
– Боже правый! – воскликнул отец.
– Хорошенький подарочек, – усмехнулся Джеймс.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28