– У меня нет сведений о генетическом прошлом Хетер, Бобби. Если хочешь, я могу выяснить…
– Не надо. Спасибо.
Он откинулся на спинку сиденья. Глупый вопрос, что и говорить.
Наверняка в семействе Хетер у кого-то были голубые глаза.
Наверняка.
Машина мчалась, углубляясь в недра огромной сгущающейся ночи.

/14/
СВЕТОВЫЕ ГОДЫ

Хайрем расхаживал по маленькой комнате Давида. Его силуэт то и дело возникал на фоне ночного неба в витражном окне. Он наугад взял со стола лист бумаги с выцветшей фотокопией и прочитал заглавие:
– «Червоточины» Лоренца Лоренц Хендрик Антон (1853-1928) – нидерландский физик, создатель классической электронной теории, разработчик электродинамики движущихся сред. Вывел пространственно-временные преобразования, названные его именем. Нобелевская премия (1902 г.).

из гравитационно-сжатого вакуума». Новая замороченная теория?
Давид сидел на диване, недовольный и раздраженный неожиданным визитом отца. Он понимал, что Хайрему нужно с кем-то пообщаться, чтобы сбросить накопившийся адреналин, чтобы выбраться из аквариума, в который превратилась его жизнь, из аквариума, находившегося под пристальными взглядами множества людей. Все это Давид понимал. Ему просто не хотелось, чтобы Хайрем вторгался в его личное пространство.
– Хайрем, хочешь чего-нибудь? Кофе или…
– Неплохо бы бокал вина. Только не французского.
Давид направился к холодильнику.
– Есть у меня бутылочка «шардоне». Несколько виноградников в Калифорнии вполне приличные.
Он наполнил бокалы и принес их к дивану.
– Так значит, – проворчал Хайрем, – «червоточины» Лоренца?
Давид откинулся на спинку дивана и почесал макушку.
– Правду сказать, мы близки к тупику. У метода Казимира, судя по всему, существуют врожденные ограничения. Равновесие двух сверхпроводящих пластин конденсатора, баланс между силами Казимира и электрическим сопротивлением нестабилен и легко теряется. А электрические разряды, которые приходится передавать, настолько высоки, что зачастую происходят сильнейшие выбросы электричества в окружающую среду. Хайрем, уже три человека погибли со времени начала внедрения технологии червокамеры. Собственно, это должно быть тебе известно от страховых компаний. Для червокамер следующего поколения потребуется что-то попроще. А будь у нас это, мы бы сразу смогли приступить к производству гораздо более дешевых моделей червокамер и дальнейшей разработке технологии.
– И что, есть такой способ?
– Вероятно. Инжекторы Казимира – довольно-таки громоздкий способ производства отрицательной энергии, он просто-таки из позапрошлого века. Но оказывается, подобные области могут существовать естественно. Если пространство достаточно сильно искажено, квантовый вакуум и другие флуктуации можно увеличивать до тех пор… Ладно. Существует небольшой квантовый эффект. Он называется сжатым вакуумом. Беда в том, что самая лучшая теория, которой мы пока располагаем, говорит о том, что для получения достаточно сильного гравитационного поля необходима квантовая черная дыра. Поэтому…
– Поэтому ты ищешь теорию получше. – Хайрем порылся в бумагах, задержал взгляд на рукописных заметках Давида – уравнениях, связанных между собой фигурными скобками. Затем он обвел комнату сердитым взглядом. – И ни единого софт-скрина. Ты вообще-то им пользуешься? Хоть когда-нибудь? А когда ты с помощью смарт-драйва едешь домой с работы и на работу из дома, ты что же, свои пыльные бумажки перебираешь, да? С того самого момента, как ты сюда попал, ты засунул свою франко-американскую голову в свою здоровенную задницу, и с тех пор она так там и торчит.
Давид вспыхнул.
– Тебя это разве касается, Хайрем?
– Ты знаешь, насколько я завишу от твоей работы. Но никак не могу отделаться от впечатления, что ты упускаешь из виду самое важное.
– Самое важное? Самое важное насчет чего?
– Насчет червокамеры. А самое главное в ней то, что она делает вон там.
И он указал на окно.
– В Сиэтле?
Хайрем рассмеялся.
– Везде. И между прочим, это происходит еще до того, как на полную мощность заработает временной аспект червокамеры. – Он словно бы принял решение. Поставив бокал на столик, он сказал: – Послушай. Прокатись-ка со мной завтра.
– Куда?
– На завод, где делают «боинги». – Он протянул Давиду карточку со штрих-кодом смарт-драйва. – В десять утра?
– Хорошо. Но…
Хайрем встал.
– Я чувствую себя ответственным за завершение твоего образования, сынок. Я тебе покажу, на что способна червокамера.

Бобби привел Мэри, свою сводную сестренку, в опустевший кабинет Кейт в «Червятнике».
Мэри обошла вокруг письменного стола, прикоснулась к выключенному софт-скрину, потрогала акустические колонки. Все здесь было стерильно-аккуратно и безлико.
– Все так и было?
– Все ее личные вещи убрали. Полицейские унесли кое-что, связанное с работой. Все остальное мы отправили посылками ее родственникам. А с тех пор сюда то и дело наведывались криминалисты.
– Похоже на череп, который выкопали и вылизали дочиста.
Бобби усмехнулся.
– Хороший образ.
– Правда, да?
– Да, но…
«Но все равно, – подумал он, – что-то тут от Кейт все равно осталось – и в этом безликом письменном столе, и в этом стуле, словно за месяцы, проведенные здесь, ей удалось каким-то образом запечатлеть себя в этом скучном куске пространства-времени. Интересно, скоро ли это ощущение выветрится?»
Мэри пристально смотрела на него.
– Тебя это огорчает, да?
– Ты догадлива. И на редкость откровенна.
Мэри ухмыльнулась. Сверкнули бриллиантики (скорее всего, фальшивые), вставленные в ее передние зубы.
– Мне пятнадцать лет. Это моя работа. А правда, что червокамеры могут заглядывать в прошлое?
– Где ты об этом слышала?
– Ну, правда?
– Да.
– Покажи мне ее.
– Кого?
– Кейт Манцони. Я ее никогда не видела. Покажи мне ее. У вас же тут есть червокамеры?
– Конечно. Это «Червятник».
– Все знают, что можно смотреть в прошлое с помощью червокамеры. А ты знаешь, как с ней обращаться. Или ты боишься? Как боялся прийти сюда…
– Засунула бы ты свой язычок сама знаешь куда. Пошли.
Злясь на девочку, он повел ее к клети лифта, с помощью которого можно было добраться до рабочего места Давида двумя этажами ниже.
Сегодня Давида на работе не было. Дежурный инженер поздоровался с Бобби и предложил свою помощь. Убедившись в том, что энергетическая аппаратура работает, от другой помощи Бобби отказался. Он сел на вертящееся кресло перед столом Давида и начал процесс загрузки. Его пальцы не слишком ловко управлялись с ручной клавиатурой, горящей на софт-скрине.
Мэри подвинула стул и села рядом.
– Какой отвратительный интерфейс. Этот Давид, наверное, жутко отсталый урод.
– Могла бы проявить больше уважения. Он мой сводный брат.
Мэри фыркнула.
– За что мне его уважать? Только за то, что старикашка Хайрем с какой-то теткой поделился своими сперматозоидами? И вообще: чем Давид тут весь день занимается?
– Давид работает над новым поколением червокамер. Что-то такое под названием «технология сжатого вакуума». Вот. – Он взял со стола пару исписанных листков бумаги и показал Мэри. Она быстро пробежала глазами выписанные мелким почерком уравнения. – Если все получится, скоро мы сможем открывать «червоточины» так, что нам не понадобится громадный цех, набитый сверхпроводящими магнитами. Все будет гораздо дешевле и меньше…
– Но все равно червокамеры останутся в лапах правительства и крупных корпораций. Так?
Большой софт-скрин, соединенный с тем маленьким терминалом, который лежал перед ними на столе, озарился вспышкой пикселей. Бобби расслышал гул генераторов, обеспечивавших энергией здоровенные, громоздкие инжекторы Казимира, установленные в углублении внизу, почувствовал резкий запах озона, исходивший от мощных электрических полей; оборудование вырабатывало высокую энергию, и Бобби, как обычно в эти моменты, овладел прилив волнения и ожидания.
А Мэри, к превеликому облегчению Бобби, утихла – хотя бы на время.
Пурга статики на софт-скрине улеглась, и появилось изображение – немного угловатое, но вполне узнаваемое.
Они смотрели на кабинет-выгородку Кейт, расположенный в «Червятнике» на пару этажей выше кабинета Давида.
Но теперь они видели перед собой не выпотрошенную скорлупку. Кабинет был полон жизни. На рабочем столе под углом к крышке лежал включенный софт-скрин, по дисплею бежали строчки, а в углу в рамке шло что-то вроде выпуска новостей. Говорящая голова, микроскопические титры. Имелись и другие признаки ведущейся работы: банка от газировки с отпиленным верхом, приспособленная в качестве стаканчика для карандашей и ручек, карандаши и ручки, разбросанные по всему столу, стопки желтой бумаги для заметок, пара сложенных и прикрепленных к подставкам газет.
Но еще больше волновали всякие мелочи – личные вещи и даже мусор, обозначавшие, что это пространство принадлежит Кейт, и никому больше: дымящийся кофе в чашке с терморегулятором, смятая оберточная бумага, настольный календарь, старые часы с круглым циферблатом выпуска девяностых годов, фотография в сувенирной рамке – Бобби и Кейт на фоне экзотики «Мира Откровения», – пришпиленная ради смеха к одному из софт-скринов.
Стул был отодвинут от стола и все еще медленно вращался.
«Мы упустили ее, опоздали на несколько секунд», – подумал Бобби.
Мэри не спускала глаз с изображения. Она сидела с открытым ртом, зачарованно глядя в это окошко в прошлое. В первый раз с таким выражением на подобное зрелище смотрел бы любой.
– Мы ведь только что там были. Все совсем по-другому. Невероятно.
… И тут Кейт вошла в кабинет, как и ожидал Бобби. На ней было простое рабочее платье. Светлая прядь упала ей на глаза. Она нахмурилась, задумалась и еще сесть не успела, а ее пальцы уже забегали по клавиатуре.
– Знаю, – выдавил Бобби.

Цех завода компании «Боинг», где производилось оборудование для виртуальной реальности, оказался помещением с множеством рядов открытых стальных клеток. По подсчетам Давида, их было около сотни. За стеклянными стенами инженеры в белых халатах двигались вдоль ярко освещенных панелей компьютерного оборудования.
Клетки были установлены так, что могли двигаться в трех измерениях, и внутри каждой из них находилась конструкция из резины и стали, оборудованная датчиками и манипуляторами и повторяющая контуры человеческого тела. Давида крепко-накрепко пристегнули к одной такой конструкции, и, как только его ноги и руки потеряли способность двигаться, у него возникло острейшее чувство клаустрофобии. От устройства, накрывавшего гениталии, – до смешного большущего, похожего на вакуумный баллон, – Давид наотрез отказался.
– Не думаю, что это мне понадобится в путешествии…
Женщина-инженер поднесла к его голове шлем – напичканную электроникой оболочку. Прежде чем шлем опустился на голову Давида, он поискал глазами Хайрема. Отец находился внутри клетки в другом конце ряда.
– Ты далековато от меня.
Хайрем поднял руку в перчатке, пошевелил пальцами.
– Когда погрузимся, это уже не будет иметь значения. – Его голос эхом отлетал от стен, как в пещере. – Что скажешь о цехе? Впечатляет, а?
Он подмигнул сыну.
Давид вспомнил об «Оке разума», простом устройстве системы Бобби – металлическом обруче весом всего в несколько сот граммов. Это устройство, напрямую взаимодействуя с нервной системой, могло заменить всю эту замысловатую боинговскую конструкцию. Похоже, Хайрем снова вышел победителем.
Инженер надела Давиду на голову шлем, и он погрузился в темноту…
И темнота начала медленно, вяло рассасываться. Он увидел перед собой лицо отца, озаренное неярким красным светом.
– Первые впечатления, – отрывисто произнес Хайрем, сделал шаг в сторону, и перед Давидом предстал пейзаж.
Давид огляделся по сторонам. Водное пространство, холмистая каменистая равнина, красное небо. Если он двигал головой слишком резко, изображение дергалось и рассыпалось на пиксели, и тогда он ощущал тяжесть шлема.
Линия горизонта круто изгибалась, будто он смотрел на местность с большой высоты. На горизонте виднелись низкие, изборожденные оврагами горы, и их склоны отражались в воде.
Воздух показался Давиду разреженным, ему стало холодно.
– Первые впечатления? – переспросил он. – Побережье на закате… Но я такого солнца никогда не видел.
Солнце представляло собой шар, излучавший алое сияние, ближе к центру становившееся оранжевым. Шар висел над резкой, без всякого тумана или дымки линией горизонта и, видимо, из-за рефракции выглядел немного сплюснутым. Но он был огромен, намного больше земного солнца. Грандиозный купол охватывал, вероятно, десятую часть неба.
«Наверное, это красный гигант, – подумал Давид. – Раздувшаяся, стареющая звезда».
И краски на небе были ярче и глубже, чем на земном небе в час заката: в вышине небо было окрашено в яркий багрянец, садящееся солнце окружало алое гало, ниже лежала черная полоса. Но и вокруг солнца горели звезды – на самом деле Давид вскоре понял, что звезды просвечивают даже сквозь разреженную массу солнца.
Справа от солнца располагалось четкое созвездие, на вид очень знакомое. Очертания буквы W. Конечно, Кассиопея – одно из самых легко узнаваемых созвездий. Вот только слева от привычного W горела еще одна звезда, из-за этого созвездие превращалось в неровный зигзаг.
Давид сделал шаг вперед. Под ногами вполне убедительно захрустел гравий, он даже почувствовал под подошвами острые камешки, но подумал, совпадает ли давление на его стопы с той картиной расположения камешков, которую он видит глазами.
Он сделал еще несколько шагов к кромке воды. На прибрежных скалах лежал лед, небольшие льдины вдавались в воду примерно на метр. Поверхность воды была ровной, почти неподвижной, лишь изредка море лениво поднимало едва заметную волну. Давид наклонился, стал рассматривать гальку. Твердые, черные, сильно обточенные морем камешки. Базальт? Под слоем гальки проглядывал слой какого-то кристаллического вещества – возможно, это была соль. Какая-то яркая звезда, светившая позади, отбрасывала на камешки бело-желтые лучи и даже создавала тень.
Давид выпрямился и бросил камешек в воду. Камешек летел долго, но медленно (малая сила притяжения?) и в конце концов даже со всплеском упал в воду. От места падения по воде разошлись широкие круги.
Хайрем подошел и встал рядом с Давидом. Он был одет в простой рабочий комбинезон с эмблемой компании «Боинг» на спине.
– Еще не догадался, где находишься?
– Это сцена из научно-фантастического романа, который я читал когда-то. Видение времен конца света.
– Нет, – покачал головой Хайрем, – никакой научной фантастики. Это не игра. Все это реально… Пейзаж, по крайней мере.
– Вид через червокамеру?
– Ага. С кучей виртуальных увеличений, усилений и наложений, чтобы была возможность интерактивного взаимодействия с местностью. Ну вот, к примеру, так, как было, когда ты камешек подобрал.
– Я так понимаю, что мы не в Солнечной системе. Я мог бы здесь дышать?
– Нет. Воздух – почти сплошной углекислый газ. – Он указал на округлые вершины гор. – Там еще есть кое-какая вулканическая активность.
– Но это маленькая планета. Я вижу, как искривляется линия горизонта. И сила притяжения здесь мала: как летел брошенный мной голыш… Но почему же эта маленькая планета не потеряла все свое внутреннее тепло, как Луна? А, понятно. Звезда. – Давид указал на шар, опускающийся за горизонт. – Видимо, мы находимся слишком близко к здешнему солнцу и приливные силы не дают ядру планеты остыть. Как на Ио, спутнике Юпитера. На самом деле это должно означать, что звезда представляет собой не гигант, как я думал. Она – красный карлик. И мы находимся близко от нее – достаточно близко для того, чтобы здесь сохранилась вода. Если, конечно, в этом озере или море плещется вода.
– Вода, вода. Пить, правда, не рекомендую. Верно, мы на маленькой планете, обращающейся вокруг красного карлика. Год здесь равен примерно девяти нашим суткам.
– А жизнь здесь есть?
– Ученые, исследующие эту планету, не нашли здесь никаких форм жизни, не нашли и ископаемых останков. Жаль.
Он поднял с земли еще один базальтовый камешек. Тот отбросил две тени на его ладонь – серую и расплывчатую от пухлой красной звезды и другую, еще более бледную, но при этом более резкую от источника света позади.
Что же это за источник света?
Давид обернулся. В небе горела двойная звезда – ярче любой звезды и планеты, какую можно увидеть с Земли, но все же из-за огромного расстояния она казалась крошечной. Яркий свет слепил глаза, и Давид поднял руку, чтобы заслониться.
– Красиво, – сказал он, развернулся и посмотрел на созвездие, которое для себя назвал Кассиопеей, – созвездие с яркой дополнительной звездочкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41