— Это не мы, — твердо сказал Филька.
— Вот для того, чтобы в этом убедиться, я и прошу вас пройти осмотр.
Филька поднялся, демонстрируя готовность пройти любые освидетельствования. Цыганков побледнел. В коридоре приотстал, жарко зашептал Фильке на ухо:
— Фил, я не могу!
— Почему?
— Я-то Поле сегодня правил!
— На кой?!
— Я ж тебе сказал: Машке Голиковой билет хороший сделал. Ну, и себе. Я билеты знал, конечно, но так, на всякий случай…
— Будет тебе сейчас на всякий случай, — сказал Филька и догнал Савельева, чтоб доложить ситуацию.
Савельев не удивился и успокоил Цыганкова: мол, форма импульса у каждого корректировщика своя собственная, неповторимая. Разберутся.
Лоханыч усадил в кресла сразу обоих. Филька был чист, как младенец. Полюбовались на жутковатый график его потенциальных возможностей — четвертая ступень. У Цыганкова остаточки были. Но Бондарчук, глянув на монитор Лоханыча, махнул рукой:
— Да его-то я сразу узнал. У него “шишак” специфический. Как у его группы экзамен, я его всякий раз беру. Всегда одно и то же. Одинарный вход на первой полной, ноль пять секунды в Поле. Там кто-то кроме него поработал. В базе похожие сигналы есть, но очень нечеткие.
Перед Филькой и Цыганковым извинились. Те даже не подумали обижаться. Когда вернулись в комитет, Филька спросил у Цыганкова:
— Ты кому рассказывал про экзамен, что там уже все схвачено?
— Никому.
— Врешь.
— Ну, Лильке… А что такого? Царев Машке тоже все рассказывает!
— Вот только у Службы после этого проколов не случается. А у нас — вот вам, на блюдечке, распишитесь в получении! Короче, все контакты твоей Лильки — мне на стол. Да, и в Америку ты не поедешь.
— Да я уж понял. Моравлин поедет?
— Именно. А мы потом придумаем, что еще сделать, чтоб все это сгладить… А ты чего стоишь? Я ж тебе сказал: все контакты твоей Лильки — мне на стол!

* * *
07 мая 2083 года, пятница
Селенград
Началось с того, что ей приснился кошмар. Будто в Академии к ней подходит Павел и говорит: “Оль, ты знаешь, Моравлин погиб. Попал под машину”. Она все уроки проревела. В Академии все ходили на цыпочках, с вытянувшимися лицами, говорили шепотом, и все знали о его смерти. На первом этаже в главном корпусе темно, на окнах черные плотные портьеры, над вахтой — здоровенная такая триграфия. Даже не на “Заборе” или еще где, а именно над вахтой. Оля никак не могла поверить, что его больше нет, и все думала, что же теперь будет.
Но дальше — хуже. Оля проснулась и, несмотря на все усилия, не смогла отделаться от этого гнетущего впечатления, что Илья действительно погиб в автокатастрофе, и чем ближе подъезжала к Академии, тем сильнее было это ощущение. Даже страшно было заходить. Оля не выдержала, попросила Наташу зайти, посмотреть, все ли в порядке в холле. Наташа сказала, что все как обычно.
Поднимаясь в аудиторию, Оля с Наташей этажом выше увидели Илью и Сашку Кленова, Наташиного парня. У Оли отлегло от сердца, но потом она заметила, что ребята мило болтают с девушками с топливной химии, Ларисой и ее подругой — эти две красотки на химии считались самыми крутыми. Илья, между прочим, Олю видел, но не поздоровался. Оле стало невыносимо обидно, и Наташа тоже сказала, что с Сашкой больше разговаривать не станет. Сидели на геополитике и всю пару ревновали. К перемене Оле уже вовсе наплевать на Илью стало, Наташа тоже к своему Сашке охладела. Нет, а чего они?
После уроков Оля с Наташей заглянули в деканат, чтобы сдать неиспользованные допуски — все равно они одноразовые, на определенную дату. Рядом с секретаршей сидел Илья, а Сашка Кленов ковырял замок сейфа. Секретарша не обращала внимания: там все равно ничего нет. Оля с Наташей немного поболтали с секретаршей, Илья с Сашкой временами вставляли реплики, но их гордо игнорировали. Недостойны. Пусть к своим химичкам катятся.
А поздно вечером Оле позвонила Наташа:
— Оль, сон свой помнишь? Сейчас Сашка ко мне приехал…
Оля осела на стул, побелела как стена.
— Да нет, все в порядке, — быстро заговорила Наташа. — Только перепугались все. У парня с технологического случился припадок, эпилепсия, и он упал прямо на проезжую часть. Считай, под колеса. Моравлин полез его вытаскивать, и сам…
Оля еле сдержала крик. Наташа забеспокоилась:
— Оль, ты чего, да все нормально! Все живы, честно! Парня в больницу отправили, а Илью Сашка до дому довез, тот то ли от шока, то ли еще от чего на ногах не стоял. Сашка какие-то намеки насчет безопасников кидал… Как-то он так высказался — постовые безопасники, что ли… Я впервые слышу, что безопасники на постах стоят. Ты не в курсе? — осторожно спросила Наташа.
Оля с трудом перевела дух:
— Нет. Если честно, вообще толком не понимаю, какое отношение к этому могут иметь безопасники. Если только эпилептик этот — из Службы. Но туда вроде больных не берут. А впрочем, я не знаю.
— А Лариса эта с топливной химии, — добавила Наташа, — сама к ним пристала. Она давно на них вешается, никак не может решить, кто ей больше нравится. Сашка клянется, что она не в его вкусе. А Моравлин ее ночной бабочкой обозвал. Ты знаешь, что это такое?
— Понятия не имею.
— Наверное, что-то неприличное. Ладно, я у Сашки потом спрошу. В общем, Крыска-Лариска в пролете. Так ей и надо, — злорадно закончила Наташа.

* * *
27 мая 2083 года, четверг
Селенград
Сегодня ужасный день, решила Оля с самого утра, хотя никаких позывов к этому не наблюдалось. Она не проспала, не встала разбитой, но почему-то твердо знала, что будет плохо.
На “Казацкой запруде” в вагон, где ехала Оля, села Рита. Оля очень удивилась, обычно Рита ехала позже и садилась на “Айвазовской”, где был переход на линию до ее “Речного вокзала”. Рита бухнулась на сиденье рядом, объяснила, что едет из Улан-Удэ — провожала “американцев” в стратопорт. Они сегодня отбыли на стажировку.
— Одного парня с военки в последний момент забраковали, — рассказывала Рита, — пришлось срочно готовить документы на резервиста.
Оля вдруг испугалась:
— Не на Моравлина?
Рита посмотрела на нее с подозрением:
— Ты что, до сих пор с ним встречаешься?
— Да нет, — Оля принялась оправдываться, — мы просто друзья, даже не друзья, просто хорошие знакомые.
— Как ты можешь! — ужаснулась Рита. — Слушай, он такое говно!
Что она рассказала про Моравлина! Оказалось, его ненавидела вся группа. Когда он вылетел в резерв, он наябедничал одному дружку своего отца, тот какая-то шишка в городе. Тот пошел к ректору, но все равно ничего не добился.
— Стою как-то, разговариваю с ребятами с третьего курса. Нашими, с роботехники. Идет Моравлин. У всех моментально меняются лица, все с ехидненьким видом здороваются. Он проходит, один из ребят сказал: “До самой смерти с таким лицом здороваться с ним буду”. Все говорят, что он плохой парень. Остальные “американцы” очень не хотели, чтобы он поехал с ними. Ты помнишь, он тогда подрался с Цыганковым, да? Оказывается, твой Моравлин подставил девчонку, которая училась с ними, и девчонку отчислили. А в прошлом году она попала в тюрьму, и Вася об этом узнал, поэтому и пошел выяснять отношения. Потому что если б не Моравлин, с ней ничего не случилось бы. Он и Цыганкова в свое время подставил, тот с подработки вылетел. А поехать не смог как раз Цыганков, и когда узнали, что первым кандидатом вместо него — Моравлин, все “американцы” восстали. Голосованием выбрали девчонку с технологического.
Оле было очень трудно поверить в это. Илья — предатель и мерзавец? А с другой стороны, роботехники славились своей справедливостью. Они — очень объективные ребята, и вся группа, кроме того, не будет просто так ненавидеть одного человека. Значит, это правда… А Оля еще ревновала к Лариске-химичке, ой, дурища, ой, стыдно как.
Вот так все и кончилось, подумала Оля. И это даже хорошо, что ей про него все рассказали. Хуже, если бы она и дальше смотрела на него ослепшими глазами. Несколькими словами убита вся симпатия к человеку, и хорошо, что это произошло сейчас, а не позже.
Наташа уже ждала Олю на их обычном месте встречи, сообщила, что Илья приехал в предыдущем поезде, шел с последнего вагона. Оле чуть плохо не стало: она с самого начала хотела войти в этот поезд и как раз в последний вагон, но потом передумала и поехала на следующем. Если б послушалась желаний, так и ходила бы в розовых очках. Бросив сумки в аудитории энергосетей, девушки направились в туалет — утренние академические сплетни узнать. На обратном пути навстречу им попался Илья. Поздоровался, Оля прошла мимо молча, хотя видела его, и он понял, что она его видела и слышала. Наташа шепотом удивилась, Оля рассказала ей. Наташа ничего не сказала.
После энергосетей надо было идти в другой корпус — на физику. Оля посмотрела, в холле было полно ребят из В-3012, среди них — Илья. Идти в гардероб сразу расхотелось. Подумала, что можно бы и без плаща добежать до другого корпуса, но тут же опомнилась: до корпуса без плаща она не замерзнет, а вот как потом на большую перемену?
Илья стоял за спиной Кати Добрушиной и смотрел в упор грустными глазами. Оля чувствовала себя неловко, как будто ударила младенца. Тут же напомнила себе все, что говорила Рита. Плохо помогло. Тогда она вцепилась в Катю, вспомнив, что физик поручил Оле шефствовать над ней. Спрашивала преувеличенно строго. Катя отмахнулась со всегдашней своей улыбкой.
Наконец они оказались на улице. И тут Катя громко, как никогда громко спросила:
— Что ж ты не здороваешься со своим Ильюшей?
Оля онемела от неожиданности: Катя, вообще-то, сообразила, где задавать такие дурацкие вопросы — в двух шагах позади нее шли ребята из В-3012, и Илья с ними. А она второй раз, еще громче. Оля сквозь зубы прошипела:
— Молчи! Так надо.
Схватила ее под руку, потащила в сторону. А там, на безопасном расстоянии, высказала все, что думала. Едва не поругались. Странная эта Катя: то молчит, то выдает такое, что хоть стой, хоть падай. И даже после объяснения Катя упорно продолжала считать, что Оля категорически неправа.
Перед второй парой Олю поймал Ковалев. Злой. Вообще-то Оля с ним не разговаривала после двухнедельной давности ссоры. Тогда Ковалев вытащил ее с контрольной по международному языку под предлогом МолОтских дел, но говорил исключительно о личном. Оля его послала — а не фига ее с контрольной вытаскивать! — и он, оскорбленный, гордо удалился. Помня об этом, Оля сейчас сделала вид, что не замечает его, но Ковалев заговорил первым:
— Ты подготовила группу к политаттестации?
— Какой? — изумилась Оля.
— Я ж тебе еще две недели назад сказал!
— Ты?! Тебе повторить, что ты мне неделю назад говорил, да?!
— Все равно, — отмахнулся Ковалев. — Незнание закона не освобождает от ответственности. Второго июня — политаттестация. Чтоб все были.
— Все — это только члены МолОта? — уточнила Оля.
— Все — это вся группа, — сказал Ковалев. — Так и быть, подскажу. Вопросы в основном по положению на Венере будут.
После уроков Оля с Наташей решили наведаться в “Букинист” на “Южной” — нравилось иногда порыться в бумажной пыли. Проводили Катю до “Академической”. Оля у станции вдруг застыла. Ей прямо-таки до боли захотелось войти туда, отчего-то она была уверена, что Илья там, причем ждет ее.
— Надеюсь, у Моравлина хватит ума не дожидаться меня, пока я вернусь из “Букиниста”, — сказала Оля непонятно кому.
Катя спустилась вниз, в вестибюль метро, а Оля с Наташей пешком прогулялись до “Южной”. Когда поехали по домам, Оля очень внимательно смотрела в окно вагона — не стоит ли кто на “Академической”? Конечно, платформа была почти пуста.

* * *
27 мая 2083 года, четверг
Селенград
— Я последний раз спрашиваю: кому ты говорила?
В гневе Цыганков был страшен. Лилька забилась в угол, плакала навзрыд, но больше от страха, чем от боли. Какая там боль, если он только раз дал ей пощечину и оторвал рукав от платья?
Блин, овца чертова, ему хотелось немилосердно искалечить ее. Но знал, что даже синяка не оставит. Не мог он допустить рукоприкладство и подвести Фильку, да и жалко ее было. И тем более он не мог позволить себе сорваться, что помнил про Моравлина.
Цыганков на всю жизнь запомнил тот взгляд этого чертова моралиста — во, даже фамилия созвучна! — когда тот узнал о том, что Цыганков на чемпионате искалечил соперника. И больше Цыганкову не хотелось такого. Очень неприятно. Блокада — конфетки по сравнению с этим. Что блокада? Дело обыденное, все всех на самом деле страхуют от глупостей. Говорят, Иосыч и Моравлина как-то блокировал. А вот такое презрение — это уже за рамками.
Моравлин. Цыганков сам чуть не рыдал, когда узнал, что для того поездка сорвалась окончательно. Блин! Даже он, антикорректор, располагавший помимо этого кучей полномочий от Фильки, не смог повлиять на группу. Взбунтовались, сволочи. Потребовали голосования. Результат — два голоса “за”, это Слободкин и Голикова, и двадцать один — “против”.
А Моравлин только усмехнулся. Сказал, что и сам уже давно расхотел. И вообще, у него тут дел полно. Вон, Поле мерцать взялось. Тут уж не до поездок. Тем более, Слободкина отправили в приказном порядке, он попытался было устроить демонстрацию протеста — тоже ж блокатор, почуял вмешательство антикорректора. Ну и кто остался бы, если б Моравлин поехал? Он же на сегодня сильнейший в области. И Цыганков ему поверил. Не потому, что так удобно, а потому что чувствовал — да, обидно, но на самом деле не столь уж важно.
Лилька стенала и причитала. Но выдавать, кому проболталась, не спешила. Цыганков начал орать, кидать на пол разные предметы, временами подбегая к Лильке и замахиваясь ногами. Лилька жмурилась и замирала, но в конце концов крикнула:
— Ну Рите я сказала, и что такого?!
Цыганков разом остыл:
— А кто такая Рита?
Лилька всхлипывала. Даже с красным от слез носом она все равно оставалась красивой, зараза.
— Рита Орлова, ты ее видел. С черными волосами, с роботехники, а раньше на военке училась.
Цыганков вспомнил. Действительно, видел. И часто. Она антикорректор, это Цыганков взял на заметку сразу. А вот на внешность внимания не обращал — а фиг ли тратить время на тех, кто явно не в его вкусе? Какая-то мужицки угловатая, с медвежьей походкой, на рожу ничего, только спать, знаете ли, приходится не с одной рожей. Тут лучше чтоб задница и сиськи качественными были, а рожа — уж какая прилагается.
— Давай, выкладывай.
— Я уже все сказала! — истерически выкрикнула Лилька.
Цыганков сходил на кухню, принес воды. Полстакана выплеснул Лильке в лицо, оставшееся вместе с посудой сунул в руки. Пусть попьет, успокоится.
— С какой радости ты ей вообще про стажировку сказала?
— Она спросила.
— Просто так?
Цыганков сменил гнев на милость. Заметил, что Лилька трясется в нервном ознобе, затащил ее на кровать, обнял, прижал к себе, начал укачивать. Лилька не сопротивлялась, приникла к нему. Цыганков подумал, что ему крупно повезло с несоответствующей дару психологией. Будь он антикорректором не только по режиму, но и по духу, — не было бы в его жизни самых простых радостей. А так — есть.
— Ну давай, рассказывай, — потребовал он уже совсем другим тоном.
— Вась, а это важно?
Он высокомерно промолчал. Лилька принялась торопливо излагать, и от того, что услышал, Цыганков то истерически ржал, то шалел от несусветной глупости Лильки. Правда, насчет последнего он вовремя опомнился: в Ритины россказни верили и весьма даже умные люди, порой и хитрые. Но — верили.
Если верить Лильке, получалось, что все началось со ссоры между Моравлиным и Ритой. Встречались они около трех лет, Моравлин все время вел себя как пай-мальчик, а тут чего-то стал Рите нервы трепать. По этому поводу Цыганков гомерически хохотал, чуть сам не расплакался. Ну не мог он представить, чтоб у Моравлина хоть когда-то был дурной вкус! Не говоря уже о том, что буквально всех его пассий Цыганков знал. Три года назад Моравлин сох по Алке Сердюковой, которая, хоть и антикорректорша подобно Рите, но зато красивая антикорректорша!
— Потом поссорились. Моравлин, чтоб досадить Рите, принялся крутить шашни с девчонкой из ее бывшей группы, — рассказывала Лилька. — Да ты ее знаешь, Олей ее зовут! Вот, а Рите, разумеется, на это наплевать было, потому что она встретила парня своей мечты. Из той же группы.
— Это кто же?
— Ты не знаешь. Пашка Котляков.
У Цыганков глаза на лоб полезли:
— Кто?! Котляков?!
— Ну да. У Риты с ним все в порядке, они уже живут вместе и поженятся, как только Академию закончат.
— Котляков с ней живет?! И собрался на ней жениться?!
— А что такого? — с вызовом спросила Лилька. — Они друг другу подходят. У них даже дни рождения одновременно: у Риты тридцатого ноября, а у него — третьего декабря. Представляешь, как здорово?
Цыганков, слегка обалдевший от этого расклада, только молча кивнул.
— А Моравлин Рите мстит. Познакомился с Пашкой и начал ему рассказывать, что Рита гулящая и все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55