Почти «засранец». Надо сказать Джейку, чтобы сменил название планеты) принимает сигналы земного космического корабля за код, посланный Великим Императором Сермахлона, и спешит в императорский дворец, где его… Нет, не убивают, это слишком просто. Назна-чают Главным Хранителем Ключа, или Печати, или Левой Тапочки Императора. Лишь бы не кольца, а то беднягу Джейка обвинят в плагиате, и у кого, спаси, боже, — у самого ДРРТ! (М-да, те еще инициалы: не то старый мопед заводится, не то имечко бедняги-инопланетянина). После чего толпа фанатиков-толкиенистов разорвет моего друга на части за святотатство. Но Джейк, и стоя на костре, будет записывать план нового сюжета привязанной к столбу рукой. Если эта бумажка успеет спикировать на землю до того, как вспыхнет огонь, представляете, за какую сумму она уйдет на аукционе через пару лет?
По тому, какая чушь лезла в голову, я определил свое настроение как замечательное и твердо решил продолжать путь в Монтану. Рубашка, проведя ночь на полу, опасно балансировала на грани с категорией «тряпка». Чемодан ночевал в машине, я пошел за ним в одних джинсах, и, едва спустился с крыльца, из соседнего домика высунулась курчавая дама средних лет в пе-1стром халате. Ей явно никто не говорил, что пялиться на людей неприлично. А может, у нее, как у моей мамы, была короткая память. — Отличный загар! — крикнула дама. — Каким кремом пользуешься? — Подойти и принюхаться, чтобы выяснить, чем именно она с утра взбодрилась, я не рискнул. — Сапожным светло-коричневым, — ответил с самой милой улыбкой, на какую был способен. — Хотите натереть спинку?
Дама захлопала глазами. Я вытащил чемодан и возвращался в домик, когда до нее наконец дошло. Вопль «Обманщик!» услышали, наверное, в кафе через дорогу. Я понадеялся, что леди еще не так пьяна, чтоб посчитать свой тон кокетливым. Что-то щелкнуло меня по спине и стукнулось об асфальт. Я оглянулся — на дорожке лежала крышечка от пластиковой бутылки с надписью «Спрайт».
— Не могли винную пробку бросить? — возмутился я. — Или вы ее сжевали на закуску?
— Я не пью вина, — гордо ответила дама. — «Четыре розы», милый мой, — и ничего больше.
Она с грохотом опустила раму, тут же задернув шторы, будто упоминанием о вине я оскорбил ее лучшие чувства. Потрясающий типаж. Я посмеялся, но название виски засело у меня в голове, и я только за завтраком понял, почему. Этот же сорт пил старик, который посоветовал Джейку изменить путь. Если бы я верил в мистику, я бы сейчас, пожалуй, уже стучался в домик общительной леди, чтобы выяснить, не знаком ли ей старый бродяга с библейской внешностью. Черт, надо рассказать Джейку об этом совпадении — он тут же начнет новый роман. Инопланетные разведчики заброшены на землю, им придали облик землян, поведение отработано до мелочей и речь ничем не отличается от речи ваших соседей, но пить эти суперразведчики могут только «Четыре розы». Это их «топливо», единственная подходящая им пища на нашей планете, их лекарство, любимая сласть и противозачаточное средство. Разведчики выполняют задание на «отлично», и наконец вся группа собирается в условленном месте. В таком же мотеле, как этот, но сияющая тарелка не прилетает в назначенное время, потому что вокруг бушуют ливни, синоптики в ужасе, а парни из спасательной службы уже забыли, когда видели своих жен и детишек. Инопланетяне — ребята дисциплинированные, готовы ждать, но вдруг выясняется, что в округе нет «Четырех роз». Любые другие сорта — пожалуйста, но именно этого — ни капельки, и поступлений не будет. Дороги размыты вторую неделю, а голубка даже не пытается взлететь, сколько ни выталкивай ее из клетки. Двое разведчиков, не получив любимого виски, отдают концы, и остальные принимают решение отбросить маскировку и уйти на поиски «Четырех роз» в виде огромных бирюзовых рептилий — так они выглядят на семейных фотографиях. А их засекает патрульный, который как раз спасал женщину, рискнувшую выехать в разгар потопа, чтобы отвезти больного ребенка к врачу…
Конец главы. Книга станет бестселлером, а когда до нее доберется Голливуд, в этом месте будет затемнение. Или конец серии. Блин, а бирюзовые твари будут отлично смотреться на школьных тетрадках! И на плакатах в каждом баре — с бутылкой в лапах.
На пять минут мне самому захотелось засесть за фантастику. Но это был бы самый верный шанс погибнуть от руки друга. И ты, Брут! И ты пытался работать в моем жанре, подлец!
Я двинулся на север, улыбаясь людям, деревьям и небу, отбивая на баранке ритм «Бич бойз», которые из радиоприемника напоминали мне, что любовь уходит слишком быстро, и жалея, что не купил кабриолет.
* * *
Следующую ночь я провел в мотеле недалеко от границы Монтаны. Уставший и снедаемый сожалением о том, что поборол искушение задержаться в Солт-Лейк-Сити, я все же был благодарен Джейку за его бестолковое письмо. И еще сильнее благодарен Энни за ее внезапный аврал. Письмо плюс аврал, плюс паршивый вечер дали в результате один из самых лучших дней в моей жизни. Ехать целый день, слушать музыку, воображать встречу с лучшим другом и захлебываться красотой пейзажей — если кому-то это не кажется эквивалентом рая, я с таким человеком и разговаривать не стану. Какой идиот еще ищет лекарство от хронической усталости? Вот оно.
Единственной чайной ложкой дегтя в бочке меда было поначалу отсутствие телефонных звонков. Не в стиле Энни откладывать выяснение отношений. И еще пара знакомых могла бы позвонить до полудня, пригласить пообедать или на выставку — а я их огорошу… Но после короткой инспекции карманов и бардачка «Корветта» я огорошил самого себя: мобильника не было. Точно помню — положил его в холле на полку около входной двери, когда пришел домой. А когда выходил с сумкой… Задел ею за косяк, уронил ключи, потом проверил, не забыл ли Джейково послание. Ну, и решил, что мобильник уже в кармане! Сам туда прыгнул, увидев, что у хозяина в спешке ум за разум зашел.
Но так как высокие технологии не дошли еще до производства мобильных телефонов, скачущих вслед за владельцем, я проглотил неприятную пилюлю и утешил себя тем, что множество людей обходятся без сотовой связи. Вон Джейк пишет, что в облюбованном им раю вообще телефонов нет — так что моя рассеянность только поможет сохранить своеобразность деревни. А если понадобится срочно связаться с грешным миром, какой-нибудь способ обязательно найдется. В крайнем случае, буду подавать дымовые сигналы.
Когда стемнело, у меня руки ныли от непривычно долгого напряжения, еще немного — и дым от ладоней пошел бы, но усталость не победила азартное настроение. Устроившись в маленьком ресторанчике мотеля, я сообщил официантке, что буду пить «Четыре розы». Идея насчет инопланетных разведчиков и потопа слегка размылась, затушеванная массой дорожных впечатлений, но заказать именно «Четыре розы» показалось мне замечательной шуткой.
— Такого нет, — скучно ответила официантка. В ее прическе черные пряди проглядывали из-под каштановых так же настырно, как морщины из-под пудры.
Сюжеты — в жизнь! Будь на моем месте Джейк, он бы завизжал от восторга. Я сдержался. Попросил принести «Джи энд Би» и за час благополучно набрался: сыграла свою роль усталость. Джейк, может, и успевал делать какие-то пометки для будущих романов, но мне не хотелось вспоминать о существовании букв. Куда приятнее думать о постели, о том, как голова проминает подушку, а комната стоит на одном месте, и пальцы напрасно сгибаются в поисках рулевого колеса. Все, до утра с колесами кончено. А заодно с романами, друзьями и поисками Америки.
* * *
Я вскочил с кровати, будто меня пнули. Плоские электронные часы на стене показывали пять минут третьего. Мои наручные с ними соглашались. Не знаю, как я сумел разглядеть циферблат в темноте. Не знаю, что вообще происходило. По коже струйками талого снега бежал холодок, ступни кололо иглами. Я завертел головой, выставил перед собой руки и сделал шаг вперед, теперь влево, там выключатель, сейчас включу свет и… Я ни до чего не дотронулся, как вдруг по нервам резанул звон разбитого стекла. «Уолт, быстрее! — заорал совсем рядом голос Джейка. — Вытащи меня! Быстрее!» Джейк Риденс был в соседнем номере, отделенный от меня тонкой фанерной стенкой, и я, не задумываясь, ударил кулаком по этой хилой преграде. От удара полоса выцветших обоев отклеилась и свалилась на меня. С нее свисали носовые платки паутины, толстые пауки сердито пыхтели, а самый большой, размером с фалангу моего пальца, упал мне на плечо и быстро переполз на шею. Отвратительные мохнатые лапки щекотали кожу, а за стенкой продолжал вопить Джейк. Я ударил по фанере второй раз, третий — и стена повалилась вперед, как картонка. Я не сломал ее — вышиб целиком весь оклеенный обоями прямоугольник, но гордиться неожиданно появившейся силой Геракла не было времени. Джейк сжался в комок в углу номера и прикрыл голову руками. Я не видел, от чего он прячется, но сама комнатенка была мерзкой донельзя: стены измазаны засохшей грязью и облеплены раздавленными тараканами. Над головой Джейка по обоям растеклись внутренности… воробья, что ли. Среди присохших кишок торчали маленькие коричневые перья. Такие же были разбросаны по полу вперемешку с использованными презервативами и окаменевшим человеческим дерьмом. Я зажал рот, стараясь удержать рвоту, и сквозь ладонь крикнул: «Идем отсюда, Джейк!» — но он не среагировал. Вопил, прижимая руки к голове все сильнее, терся спиной о стену, словно собирался просочиться наружу — или счистить с обоев дохлятину. Черт! «Джейк, вставай!» — я пошел к нему, не решаясь бежать: паника отступила, а наступить босой ногой на дерьмо не хотелось. Вставай, ради бога!
Пришлось схватить его за руку и дернуть изо всех сил, чтобы увидеть лицо. Вернее, его остатки: кто-то изрезал лицо Джейка, и теперь из кровавого месива свешивались лоскуты кожи и мышц, а на лбу и скулах выпирали голые кости. Я закричал от ужаса, мы орали в унисон, хотя один бог знает, как Джейк мог орать в таком состоянии. И вдруг мне на шею легла тяжелая горячая рука и чей-то чужой голос произнес: «Хочешь шо-коладного мороженого, парень?»
Я помню, что подпрыгнул, вырываясь, — и проснулся с ощущением этого прыжка. Сердце выскакивало из груди, я обливался потом и вслух твердил: «Не хочу, не хочу, не хочу!» Темнота давила, я зажмурился, чтобы не видеть ее, но с закрытыми глазами было еще хуже. Хоть бы какие-то звуки снаружи! Пусть кто-то закричит, пусть постояльцы за стеной (стена на месте, все в порядке, она на своем месте, целая, а за ней такой же аккуратный номер, как и тот, что достался мне) поругаются или займутся любовью, да так, чтоб их вопли в соседнем городке услышали. Но было тихо. Господи, как Джейк орал! Это только сон, кошмарный сон, та— кое с каждым время от времени случается, но как же он орал!
Ноги дрожали, ощущение прыжка не уходило. Я ле-жал в постели, отбросив одеяло, и до смерти хотел вскочить, отпрыгнуть, выскользнуть наконец из хватки маньяка, который исполосовал ножом лицо моего друга и уже приготовился вонзить окровавленное лезвие мне в глаз.
Оставаться в постели я не мог. Натянул джинсы и выскочил из номера. Во дворе никого не было, свет фонарей у въезда и над офисом показался добрым и спасительным. Маяки нормального мира, отсекающие бурю кошмара. Я уже почти на берегу, я сумел ввести свой бриг в тихую бухту. Все будет хорошо, осталось всего две-три минуты — и все будет хорошо. Надо идти спокойно, не сорваться на бег ни в коем случае. От фонаря к фонарю, медленно. Сжимай и разжимай руки, Уолт, и повторяй про себя какую-нибудь ерунду. Стишок, любой детский стишок! Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди»… Вот так. Нет, не беги! Дыши поглубже. Разожми кулаки, а то снова заколотишься от ужаса. Мне на хвост дельфин наступит… пусть наступит, зато ножа у дельфина точно нет. Держи спину ровно, шаги медленней. Говорит треска улитке…
Я почти пришел в себя, когда на крыльце офиса появилась хозяйка в длинном синем халате нараспашку поверх синей же пижамы и спросила, может ли она мне помочь. Наверное, ее спальня располагалась над офисом. Или за ним, в задней комнате. Нет, тогда она бы не услышала, как я брожу здесь бормочущим привидением.
Если я промолчу еще три секунды, мадам позовет мужа. «У нас хороший мотель, — скажет он, делая вид, что бейсбольную биту (или дробовик) прихватил совершенно случайно. — Нам не нужны неприятности, сэр». Классическая получится ситуация. Но у меня нет ни пистолета под мышкой, ни дискеты, тайно вынесенной из Пентагона подкупленным клерком, а в чемодане вместо пяти миллионов наличными — одежда, так что триллер отменяется.
— Бессонница замучила, — несчастным голосом проскулил я. — Простите, миз, но мне будто спичками веки подперли, а вертеться с боку на бок уже не могу. Обычно мне помогает маленькая прогулка, дома я хожу по собственному двору. Подумал, никого не побеспокою, если четверть часа поброжу здесь.
— Вы противник таблеток?
— Нет, что вы, — я вздохнул, невинная жертва, которую пытают, заодно обвиняя в мазохизме. — Это моя жена отрицает снотворное. Считает, что оно вредно влияет на мозг, и следит, чтобы в доме ничего такого не было. Я уже настолько привык обходиться прогулками, что не сообразил купить таблеток, когда отправлялся в дорогу. Тут ведь жены нет, а мне… — в голове у меня еще отдавались вопли Джейка, так что поморщился я очень естественно. — Мне кажется, я с ума сойду, пытаясь задремать.
Была она человеколюбивой от природы, пожалела несчастного подкаблучника или ей нравились мужчины, которые до такой степени подчиняются женам, но она попросила подождать минутку и вынесла две таблетки, уже без упаковки. Как последний идиот, я проглотил обе, даже не спросив, как они называются. Благо-дарно улыбаясь, выдал три «спасибо» подряд и поплелся в свою комнату. Голова тяжелела с каждой секундой, а кошмар, как таракан, сплющился под ногой подступающего сна, брызнув напоследок желтой жижей: как же он орал, как орал…
На сей раз снов я не видел. Провалился в пропасть без единого лучика света и выкарабкался из нее только к четырем часам дня с гудящей головой. Умывание было сушим наказанием, меня слегка пошатывало и тошнило. Но ясно вспомнить подробности ночного кошмара я уже не мог, а это искупало головную боль. Зашел в ресторанчик, где не держали «Четыре розы», заставил себя сжевать яичницу с беконом и выпил кофе, который не справился с тяжестью в висках. Придуманная ночью жена была права: искусственный сон — дрянь. Но, уезжая, я еще раз поблагодарил свою спасительницу и не сказал ей, что в синем халате она выглядит в десять раз лучше, чем в бледно-розовом платье, пусть ночью ее лицо блестело белыми пятнами не впитавшегося в кожу крема.
Сорок миль в час, аспирин куплен в первом же городишке, попавшемся по дороге, и плевать мне на красоты Скалистых Гор. Я убеждал себя, что все в порядке. Самый лучший день, самая худшая ночь. Железная логика, космическое равновесие действует, око за око, гамбургер за чизбургер, а теперь, приятель, я угошаю — эй, бармен, повтори!
Но улыбаться я не рисковал. Свернул с мемориального шоссе ветеранов на сорок первое, с него на девяностое и к вечеру остановился в небольшом мотеле на окраине Боузмена. И за ночь окончательно пришел в себя. Наверное, позавчера съел что-то испорченное, вот и промучился сутки. Кошмарные сны и головная боль — вполне обычные последствия пищевых интоксикаций.
Придя к такому выводу, я внимательно рассмотрел заказанный на завтрак бекон, обнюхал его — и когда представил, как выгляжу со стороны, расхохотался во весь голос. Оладьи подвергать исследованию не стал. Дал двойные чаевые краснощекой официантке, залил бак «Корветта» доверху, вернулся в кафе и купил бутылку «Уайлд теркл» и шоколадку — подарок для Джейка.
В университете мы постоянно покупали друг другу шоколадки: себе их покупать казалось недостойным (другое дело — презервативы и пиво), но почему бы не купить для друга, скорчив при этом снисходительную мину? Мачизм сохранялся в первозданной гордости, а мы наслаждались шоколадом, заталкивая в рот полплитки сразу. Когда стали постарше, бросили выделываться, но сегодня я вспомнил именно те давние покупки, свое небрежное: «Вот, решил сделать тебе подарок, сладкоежке несчастному!» — а на следующий день внезапный вопль Джейка: «Блин, Уолт, чуть не забыл: я же тебе, обжоре, „Кэдбери“ купил!»
Слова «вопль Джейка» промелькнул в сознании, не вызвав неприятных ассоциаций. И вообразить комнату из сна я уже не мог. Мозг отбросил кошмар в дальний закуток памяти, а там на него свалились потертые воспоминания о виденных в детстве фильмах, контрольных, которые я выполнял в начальной школе, и о том, как порвалась веревочка, за которую я, трехлетний, тянул игрушечный грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
По тому, какая чушь лезла в голову, я определил свое настроение как замечательное и твердо решил продолжать путь в Монтану. Рубашка, проведя ночь на полу, опасно балансировала на грани с категорией «тряпка». Чемодан ночевал в машине, я пошел за ним в одних джинсах, и, едва спустился с крыльца, из соседнего домика высунулась курчавая дама средних лет в пе-1стром халате. Ей явно никто не говорил, что пялиться на людей неприлично. А может, у нее, как у моей мамы, была короткая память. — Отличный загар! — крикнула дама. — Каким кремом пользуешься? — Подойти и принюхаться, чтобы выяснить, чем именно она с утра взбодрилась, я не рискнул. — Сапожным светло-коричневым, — ответил с самой милой улыбкой, на какую был способен. — Хотите натереть спинку?
Дама захлопала глазами. Я вытащил чемодан и возвращался в домик, когда до нее наконец дошло. Вопль «Обманщик!» услышали, наверное, в кафе через дорогу. Я понадеялся, что леди еще не так пьяна, чтоб посчитать свой тон кокетливым. Что-то щелкнуло меня по спине и стукнулось об асфальт. Я оглянулся — на дорожке лежала крышечка от пластиковой бутылки с надписью «Спрайт».
— Не могли винную пробку бросить? — возмутился я. — Или вы ее сжевали на закуску?
— Я не пью вина, — гордо ответила дама. — «Четыре розы», милый мой, — и ничего больше.
Она с грохотом опустила раму, тут же задернув шторы, будто упоминанием о вине я оскорбил ее лучшие чувства. Потрясающий типаж. Я посмеялся, но название виски засело у меня в голове, и я только за завтраком понял, почему. Этот же сорт пил старик, который посоветовал Джейку изменить путь. Если бы я верил в мистику, я бы сейчас, пожалуй, уже стучался в домик общительной леди, чтобы выяснить, не знаком ли ей старый бродяга с библейской внешностью. Черт, надо рассказать Джейку об этом совпадении — он тут же начнет новый роман. Инопланетные разведчики заброшены на землю, им придали облик землян, поведение отработано до мелочей и речь ничем не отличается от речи ваших соседей, но пить эти суперразведчики могут только «Четыре розы». Это их «топливо», единственная подходящая им пища на нашей планете, их лекарство, любимая сласть и противозачаточное средство. Разведчики выполняют задание на «отлично», и наконец вся группа собирается в условленном месте. В таком же мотеле, как этот, но сияющая тарелка не прилетает в назначенное время, потому что вокруг бушуют ливни, синоптики в ужасе, а парни из спасательной службы уже забыли, когда видели своих жен и детишек. Инопланетяне — ребята дисциплинированные, готовы ждать, но вдруг выясняется, что в округе нет «Четырех роз». Любые другие сорта — пожалуйста, но именно этого — ни капельки, и поступлений не будет. Дороги размыты вторую неделю, а голубка даже не пытается взлететь, сколько ни выталкивай ее из клетки. Двое разведчиков, не получив любимого виски, отдают концы, и остальные принимают решение отбросить маскировку и уйти на поиски «Четырех роз» в виде огромных бирюзовых рептилий — так они выглядят на семейных фотографиях. А их засекает патрульный, который как раз спасал женщину, рискнувшую выехать в разгар потопа, чтобы отвезти больного ребенка к врачу…
Конец главы. Книга станет бестселлером, а когда до нее доберется Голливуд, в этом месте будет затемнение. Или конец серии. Блин, а бирюзовые твари будут отлично смотреться на школьных тетрадках! И на плакатах в каждом баре — с бутылкой в лапах.
На пять минут мне самому захотелось засесть за фантастику. Но это был бы самый верный шанс погибнуть от руки друга. И ты, Брут! И ты пытался работать в моем жанре, подлец!
Я двинулся на север, улыбаясь людям, деревьям и небу, отбивая на баранке ритм «Бич бойз», которые из радиоприемника напоминали мне, что любовь уходит слишком быстро, и жалея, что не купил кабриолет.
* * *
Следующую ночь я провел в мотеле недалеко от границы Монтаны. Уставший и снедаемый сожалением о том, что поборол искушение задержаться в Солт-Лейк-Сити, я все же был благодарен Джейку за его бестолковое письмо. И еще сильнее благодарен Энни за ее внезапный аврал. Письмо плюс аврал, плюс паршивый вечер дали в результате один из самых лучших дней в моей жизни. Ехать целый день, слушать музыку, воображать встречу с лучшим другом и захлебываться красотой пейзажей — если кому-то это не кажется эквивалентом рая, я с таким человеком и разговаривать не стану. Какой идиот еще ищет лекарство от хронической усталости? Вот оно.
Единственной чайной ложкой дегтя в бочке меда было поначалу отсутствие телефонных звонков. Не в стиле Энни откладывать выяснение отношений. И еще пара знакомых могла бы позвонить до полудня, пригласить пообедать или на выставку — а я их огорошу… Но после короткой инспекции карманов и бардачка «Корветта» я огорошил самого себя: мобильника не было. Точно помню — положил его в холле на полку около входной двери, когда пришел домой. А когда выходил с сумкой… Задел ею за косяк, уронил ключи, потом проверил, не забыл ли Джейково послание. Ну, и решил, что мобильник уже в кармане! Сам туда прыгнул, увидев, что у хозяина в спешке ум за разум зашел.
Но так как высокие технологии не дошли еще до производства мобильных телефонов, скачущих вслед за владельцем, я проглотил неприятную пилюлю и утешил себя тем, что множество людей обходятся без сотовой связи. Вон Джейк пишет, что в облюбованном им раю вообще телефонов нет — так что моя рассеянность только поможет сохранить своеобразность деревни. А если понадобится срочно связаться с грешным миром, какой-нибудь способ обязательно найдется. В крайнем случае, буду подавать дымовые сигналы.
Когда стемнело, у меня руки ныли от непривычно долгого напряжения, еще немного — и дым от ладоней пошел бы, но усталость не победила азартное настроение. Устроившись в маленьком ресторанчике мотеля, я сообщил официантке, что буду пить «Четыре розы». Идея насчет инопланетных разведчиков и потопа слегка размылась, затушеванная массой дорожных впечатлений, но заказать именно «Четыре розы» показалось мне замечательной шуткой.
— Такого нет, — скучно ответила официантка. В ее прическе черные пряди проглядывали из-под каштановых так же настырно, как морщины из-под пудры.
Сюжеты — в жизнь! Будь на моем месте Джейк, он бы завизжал от восторга. Я сдержался. Попросил принести «Джи энд Би» и за час благополучно набрался: сыграла свою роль усталость. Джейк, может, и успевал делать какие-то пометки для будущих романов, но мне не хотелось вспоминать о существовании букв. Куда приятнее думать о постели, о том, как голова проминает подушку, а комната стоит на одном месте, и пальцы напрасно сгибаются в поисках рулевого колеса. Все, до утра с колесами кончено. А заодно с романами, друзьями и поисками Америки.
* * *
Я вскочил с кровати, будто меня пнули. Плоские электронные часы на стене показывали пять минут третьего. Мои наручные с ними соглашались. Не знаю, как я сумел разглядеть циферблат в темноте. Не знаю, что вообще происходило. По коже струйками талого снега бежал холодок, ступни кололо иглами. Я завертел головой, выставил перед собой руки и сделал шаг вперед, теперь влево, там выключатель, сейчас включу свет и… Я ни до чего не дотронулся, как вдруг по нервам резанул звон разбитого стекла. «Уолт, быстрее! — заорал совсем рядом голос Джейка. — Вытащи меня! Быстрее!» Джейк Риденс был в соседнем номере, отделенный от меня тонкой фанерной стенкой, и я, не задумываясь, ударил кулаком по этой хилой преграде. От удара полоса выцветших обоев отклеилась и свалилась на меня. С нее свисали носовые платки паутины, толстые пауки сердито пыхтели, а самый большой, размером с фалангу моего пальца, упал мне на плечо и быстро переполз на шею. Отвратительные мохнатые лапки щекотали кожу, а за стенкой продолжал вопить Джейк. Я ударил по фанере второй раз, третий — и стена повалилась вперед, как картонка. Я не сломал ее — вышиб целиком весь оклеенный обоями прямоугольник, но гордиться неожиданно появившейся силой Геракла не было времени. Джейк сжался в комок в углу номера и прикрыл голову руками. Я не видел, от чего он прячется, но сама комнатенка была мерзкой донельзя: стены измазаны засохшей грязью и облеплены раздавленными тараканами. Над головой Джейка по обоям растеклись внутренности… воробья, что ли. Среди присохших кишок торчали маленькие коричневые перья. Такие же были разбросаны по полу вперемешку с использованными презервативами и окаменевшим человеческим дерьмом. Я зажал рот, стараясь удержать рвоту, и сквозь ладонь крикнул: «Идем отсюда, Джейк!» — но он не среагировал. Вопил, прижимая руки к голове все сильнее, терся спиной о стену, словно собирался просочиться наружу — или счистить с обоев дохлятину. Черт! «Джейк, вставай!» — я пошел к нему, не решаясь бежать: паника отступила, а наступить босой ногой на дерьмо не хотелось. Вставай, ради бога!
Пришлось схватить его за руку и дернуть изо всех сил, чтобы увидеть лицо. Вернее, его остатки: кто-то изрезал лицо Джейка, и теперь из кровавого месива свешивались лоскуты кожи и мышц, а на лбу и скулах выпирали голые кости. Я закричал от ужаса, мы орали в унисон, хотя один бог знает, как Джейк мог орать в таком состоянии. И вдруг мне на шею легла тяжелая горячая рука и чей-то чужой голос произнес: «Хочешь шо-коладного мороженого, парень?»
Я помню, что подпрыгнул, вырываясь, — и проснулся с ощущением этого прыжка. Сердце выскакивало из груди, я обливался потом и вслух твердил: «Не хочу, не хочу, не хочу!» Темнота давила, я зажмурился, чтобы не видеть ее, но с закрытыми глазами было еще хуже. Хоть бы какие-то звуки снаружи! Пусть кто-то закричит, пусть постояльцы за стеной (стена на месте, все в порядке, она на своем месте, целая, а за ней такой же аккуратный номер, как и тот, что достался мне) поругаются или займутся любовью, да так, чтоб их вопли в соседнем городке услышали. Но было тихо. Господи, как Джейк орал! Это только сон, кошмарный сон, та— кое с каждым время от времени случается, но как же он орал!
Ноги дрожали, ощущение прыжка не уходило. Я ле-жал в постели, отбросив одеяло, и до смерти хотел вскочить, отпрыгнуть, выскользнуть наконец из хватки маньяка, который исполосовал ножом лицо моего друга и уже приготовился вонзить окровавленное лезвие мне в глаз.
Оставаться в постели я не мог. Натянул джинсы и выскочил из номера. Во дворе никого не было, свет фонарей у въезда и над офисом показался добрым и спасительным. Маяки нормального мира, отсекающие бурю кошмара. Я уже почти на берегу, я сумел ввести свой бриг в тихую бухту. Все будет хорошо, осталось всего две-три минуты — и все будет хорошо. Надо идти спокойно, не сорваться на бег ни в коем случае. От фонаря к фонарю, медленно. Сжимай и разжимай руки, Уолт, и повторяй про себя какую-нибудь ерунду. Стишок, любой детский стишок! Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди»… Вот так. Нет, не беги! Дыши поглубже. Разожми кулаки, а то снова заколотишься от ужаса. Мне на хвост дельфин наступит… пусть наступит, зато ножа у дельфина точно нет. Держи спину ровно, шаги медленней. Говорит треска улитке…
Я почти пришел в себя, когда на крыльце офиса появилась хозяйка в длинном синем халате нараспашку поверх синей же пижамы и спросила, может ли она мне помочь. Наверное, ее спальня располагалась над офисом. Или за ним, в задней комнате. Нет, тогда она бы не услышала, как я брожу здесь бормочущим привидением.
Если я промолчу еще три секунды, мадам позовет мужа. «У нас хороший мотель, — скажет он, делая вид, что бейсбольную биту (или дробовик) прихватил совершенно случайно. — Нам не нужны неприятности, сэр». Классическая получится ситуация. Но у меня нет ни пистолета под мышкой, ни дискеты, тайно вынесенной из Пентагона подкупленным клерком, а в чемодане вместо пяти миллионов наличными — одежда, так что триллер отменяется.
— Бессонница замучила, — несчастным голосом проскулил я. — Простите, миз, но мне будто спичками веки подперли, а вертеться с боку на бок уже не могу. Обычно мне помогает маленькая прогулка, дома я хожу по собственному двору. Подумал, никого не побеспокою, если четверть часа поброжу здесь.
— Вы противник таблеток?
— Нет, что вы, — я вздохнул, невинная жертва, которую пытают, заодно обвиняя в мазохизме. — Это моя жена отрицает снотворное. Считает, что оно вредно влияет на мозг, и следит, чтобы в доме ничего такого не было. Я уже настолько привык обходиться прогулками, что не сообразил купить таблеток, когда отправлялся в дорогу. Тут ведь жены нет, а мне… — в голове у меня еще отдавались вопли Джейка, так что поморщился я очень естественно. — Мне кажется, я с ума сойду, пытаясь задремать.
Была она человеколюбивой от природы, пожалела несчастного подкаблучника или ей нравились мужчины, которые до такой степени подчиняются женам, но она попросила подождать минутку и вынесла две таблетки, уже без упаковки. Как последний идиот, я проглотил обе, даже не спросив, как они называются. Благо-дарно улыбаясь, выдал три «спасибо» подряд и поплелся в свою комнату. Голова тяжелела с каждой секундой, а кошмар, как таракан, сплющился под ногой подступающего сна, брызнув напоследок желтой жижей: как же он орал, как орал…
На сей раз снов я не видел. Провалился в пропасть без единого лучика света и выкарабкался из нее только к четырем часам дня с гудящей головой. Умывание было сушим наказанием, меня слегка пошатывало и тошнило. Но ясно вспомнить подробности ночного кошмара я уже не мог, а это искупало головную боль. Зашел в ресторанчик, где не держали «Четыре розы», заставил себя сжевать яичницу с беконом и выпил кофе, который не справился с тяжестью в висках. Придуманная ночью жена была права: искусственный сон — дрянь. Но, уезжая, я еще раз поблагодарил свою спасительницу и не сказал ей, что в синем халате она выглядит в десять раз лучше, чем в бледно-розовом платье, пусть ночью ее лицо блестело белыми пятнами не впитавшегося в кожу крема.
Сорок миль в час, аспирин куплен в первом же городишке, попавшемся по дороге, и плевать мне на красоты Скалистых Гор. Я убеждал себя, что все в порядке. Самый лучший день, самая худшая ночь. Железная логика, космическое равновесие действует, око за око, гамбургер за чизбургер, а теперь, приятель, я угошаю — эй, бармен, повтори!
Но улыбаться я не рисковал. Свернул с мемориального шоссе ветеранов на сорок первое, с него на девяностое и к вечеру остановился в небольшом мотеле на окраине Боузмена. И за ночь окончательно пришел в себя. Наверное, позавчера съел что-то испорченное, вот и промучился сутки. Кошмарные сны и головная боль — вполне обычные последствия пищевых интоксикаций.
Придя к такому выводу, я внимательно рассмотрел заказанный на завтрак бекон, обнюхал его — и когда представил, как выгляжу со стороны, расхохотался во весь голос. Оладьи подвергать исследованию не стал. Дал двойные чаевые краснощекой официантке, залил бак «Корветта» доверху, вернулся в кафе и купил бутылку «Уайлд теркл» и шоколадку — подарок для Джейка.
В университете мы постоянно покупали друг другу шоколадки: себе их покупать казалось недостойным (другое дело — презервативы и пиво), но почему бы не купить для друга, скорчив при этом снисходительную мину? Мачизм сохранялся в первозданной гордости, а мы наслаждались шоколадом, заталкивая в рот полплитки сразу. Когда стали постарше, бросили выделываться, но сегодня я вспомнил именно те давние покупки, свое небрежное: «Вот, решил сделать тебе подарок, сладкоежке несчастному!» — а на следующий день внезапный вопль Джейка: «Блин, Уолт, чуть не забыл: я же тебе, обжоре, „Кэдбери“ купил!»
Слова «вопль Джейка» промелькнул в сознании, не вызвав неприятных ассоциаций. И вообразить комнату из сна я уже не мог. Мозг отбросил кошмар в дальний закуток памяти, а там на него свалились потертые воспоминания о виденных в детстве фильмах, контрольных, которые я выполнял в начальной школе, и о том, как порвалась веревочка, за которую я, трехлетний, тянул игрушечный грузовик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44