— Когда будет этот праздник? — спросил он. — Ты сказала, что скоро? Мы успели?
Их глаза встретились. В конце коридора каркнула и захлопала крыльями ворона.
— Завтра, — ответила она. — Он начинается завтра на рассвете.
Когда они подошли к Та-Кхуре, уже стемнело. Темнота была неспокойной, рождавшей страх. На улицах лежали трупы, ожидая собак, под головами их были подушки, в холодных руках застыли молитвенники. Таков был обычай.
По совету Церинга они шли от консульства пешком — на лошадях они бы привлекли к себе внимание. Уинтерпоул поначалу не хотел идти с ними, но Кристофер настоял. Он не настолько доверял Уинтерпоулу, чтобы оставить его одного.
По мере того, как они отыскивали дорогу в запутанном лабиринте тихих улочек, направляясь к центру, стены священного города все больше наступали на них. Из храмов, ярко освещенных лампами, доносились читаемые нараспев молитвы. Повсюду монахи готовились к завтрашнему празднику. По большим улицам все еще шли пилигримы, направляясь к зимнему дворцу Кхутукхту — кто шел, кто хромал или прыгал на одной ноге, кто полз.
Было непонятно, как Церинг находит дорогу, петляя по темным улочкам без лампы: он шел, не сбиваясь с пути, словно видел в темноте как сова или кошка. Луна еще не взошла, а слабый свет звезд почти не освещал узкие дорожки, по которым они шли медленным, неуверенным шагом.
Церинг и Кристофер шли впереди, Чиндамани и Уинтерпоул как бы прикрывали их сзади. По пути к Та-Кхуре Кристофер рассказал монаху об обстоятельствах смерти его брата. Он скрыл от него тот факт, что Цевонг был обращен в христианство и что после смерти на нем нашли серебряное распятие, когда-то принадлежавшее отцу Кристофера. «Не настоятелю Дорже-Ла, — подумал он, — а моему отцу, который действительно погиб много лет назад в снегах за перевалом Натху-Ла».
— Я не знаю, почему он покончил жизнь самоубийством, — признался Кристофер. — Он не оставил никакой записки, никакой разгадки. Возможно, причину знал миссионер, у которого он остановился. Но тот отрицал, что знает твоего брата.
— Да, — заметил Церинг. — Я так и знал, что в конце концов он откажется от него.
— Я не понял. Ты говоришь так, словно знал его. Словно ты знал Карпентера.
Церинг кивнул; в сгущавшейся тьме он был для Кристофера лишь смутно различимым силуэтом.
— Да, я знал его. Он однажды пришел в Дорже-Ла. Вы не знали об этом? Это было около шести лет назад, примерно за год до того, как я покинул Тибет, чтобы учиться здесь. Возможно, он был там еще — госпожа Чиндамани должна знать.
— Я никогда не говорил с ней о нем. Зачем он пришел в Дорже-Ла?
Монах молчал, замедляя шаг.
— Он узнал, — не знаю, где, — что настоятель Дорже-Ла чужеземец и что он когда-то был христианином. Возможно, он думал, что настоятель все еще остается христианином или что он миссионер вроде Карпентера, — я не знаю. В любом случае, он пришел к нам в разгар лета, прося разрешения посетить монастырь. Он прожил там несколько недель: его путешествие было тяжелым, он был измучен, и его лихорадило. Когда он отдохнул и попил настой лекарственных трав, ему разрешили посетить Дорже Ламу. Они провели вместе целый день. Затем Ка-Рпин-Те вернулся в отведенную ему комнату и сказал, что хочет уйти. Настоятель сказал, что мой брат должен быть проводником и провести его через перевалы до Сиккима.
Он пошел еще медленнее, глядя, как темнота мягко окружает его снова, а тихая ночь окутывает его воспоминания о покойном брате.
— Когда он вернулся, — продолжал он, — мы долго разговаривали вдвоем. Цевонг сказал, что учитель-чужеземец обратил его в свою веру, что он стал христианином. — Он остановился и посмотрел на Кристофера. — После этого в голове его никогда не было покоя. Эта чужая вера, ее умирающий бог и мир, погруженный в кровь, были для него непосильной ношей. Монашеская жизнь никогда не приносила ему счастья, но и новая вера не сделала его счастливым. Он боролся с ними, словно они пожирали его. Я думаю, что однажды он рассказал настоятелю о своей дилемме, но не знаю, о чем был их разговор.
Кристофер ощутил серебряный крест, висевший у него на груди. Он предположил, что его отец должен был прекрасно понимать ту ситуацию, в которой оказался Цевонг.
Они все шли, темнота все сгущалась. Уинтерпоул поменялся с Кристофером местами, дав ему возможность идти рядом с Чиндамани.
Чиндамани держалась как можно ближе к Кристоферу, взяв его за руку, ища безопасности, тепла или чего-то еще, чего он, находясь в нервном состоянии, вряд ли мог ей дать. Как-то раз она быстро прикоснулась губами к его губам — это было, когда они остановились на узком перекрестке, где источал сильный аромат какой-то невидимый в темноте цветок. Он не знал, объяснила ли она Церингу, какие между ними отношения, но до того, как стемнело, он видел, что монах все еще выказывает должное уважение воплощению богини Тары, рядом с которой он шел.
Что касалось его самого, то он обнаружил, что он все больше воспринимает Чиндамани как обычную женщину. Он думал о ней с меньшим благоговением, чем раньше. За пределами Дорже-Ла жившая в ней богиня как-то отступила на второй план. Хотя это было не совсем так. Просто открытые равнины и неспокойные просторы Монголии частично лишили ее того наивного чувства самодостаточности, которое в ней воспитали узкие коридоры и темные, раскрашенные комнаты монастыря.
Глава 56
Они без труда нашли ограду, о которой говорил Церинг, хотя Кристофер и не заметил, чем она внешне отличалась от других. Урга на самом деле была обычным лагерем кочевников, сильно разросшимся и постепенно ставшим постоянным поселением. Многие храмы находились в палатках и, в случае необходимости, их легко можно было перевезти в другое место. Большинство зданий составляли геры, круглые юрты из толстого войлока, установленные на тонких решетках из березы.
Перебраться через стену не составляло труда: она была предназначена скорее для того, чтобы отделиться от других юрт, чем для того, чтобы защищать от грабителей. Даже в такие беспокойные времена случаев воровства здесь почти не было. Они перелезли через стену и скользнули в тень, наблюдая, прислушиваясь, не подаст ли кто признаков жизни. У Кристофера был револьвер, который он нашел в консульстве. Он держал его наготове, но молил Бога, чтобы ему не пришлось стрелять. Он хотел найти Самдапа и Уильяма, если он тоже был там, и тихо увести их с минимальным шумом. Замятин может подождать. Кристофер подозревал, что без Самдапа русский перестанет что-то представлять собой.
Перед ними, едва различимые в темноте, стояли две юрты, одна маленькая, одна очень большая. Они неясно вырисовывались во мраке ночи, круглые, с куполообразным верхом, словно заточенные окружавшими их стенами.
— Какая из них? — шепотом спросил Кристофер у Церинга.
— Большая. В маленькой хранят топливо и еду. Мальчик или в большой юрте, либо в деревянном доме, который находится за ней, — точно не знаю. Сначала надо посмотреть в юрте.
Они двинулись вперед, низко пригибаясь и идя на цыпочках. Под ногами была хорошо утрамбованная глина, крепкая и упругая, поглощавшая звук их шагов. В юрте было тихо. Вдалеке бешено лаяли собаки, кружа по городу в поисках еды: недостатка в ней не было.
Внезапно Церинг напрягся и застыл на месте, пригнувшись еще ниже, чем прежде. Он показал Кристоферу и Чиндамани, чтобы они последовали его примеру. На юго-восточном углу палатки, там, где находилась дверь, они увидели нечеткую фигуру человека. Он опирался на что-то, что могло казаться винтовкой, и, казалось, был часовым.
— Обойдите палатку сзади, — прошептал Церинг. — Ждите меня там.
Он беззвучно скользнул в темноту.
— Вы вдвоем идите, — прошептал Уинтерпоул. — Я пойду с монахом и прикрою его, пока он будет разведывать обстановку.
Уинтерпоул исчез вслед за Церингом. Кристофер и Чиндамани обогнули неровный край палатки. Здесь было еще темнее. Они присели, напряженно вслушиваясь в темноту.
Прошло не больше пяти минут, прежде чем вернулся Церинг, хотя казалось, что прошло намного больше времени.
— Там только один часовой, — прошептал он. — Мы можем пробраться внутрь под пологом: он никак не закреплен, просто прижат приготовленными на зиму деревянными колодами.
Он нагнулся и начал убирать куски дерева с кхайя, нижнего слоя толстого войлока, который образует край юрты. Кристофер присоединился к нему.
— Где Уинтерпоул? — спросил он.
Церинг посмотрел на него.
— Разве он не здесь?
— Нет, он пошел с тобой, чтобы прикрыть тебя.
Церинг опустил кусок дерева на землю.
— Он не пошел со мной, — возразил он. — Я думал, что он остался с вами.
Они огляделись по сторонам, но Уинтерпоула нигде не было видно.
— Мне это не нравится, — сказал Кристофер Чиндамани. — Я знал, что ему нельзя доверять. Как ты думаешь, куда он мог пойти?
— Куда угодно. Но я думаю, что нам нельзя здесь задерживаться.
Она нагнулась и стала помогать им. Поднять край юрты было секундным делом. Она была освещена тусклым светом.
Внутри юрта была такой же, как и другие: в центре стоял очаг, в котором горел сильный огонь. Перед очагом лежали ковры и выложенные треугольником подушки. Вдоль стен стояли шкафы и сундуки, а справа от двери был буддийский алтарь необычной конструкции, покрытый изображениями богов и другими орнаментами. В целом юрта была слабо освещена.
Кристофер пополз вперед, опустившись на четвереньки. Поначалу юрта показалась ему пустой, но затем он разобрал очертания двух маленьких фигурок, сидевших на подушках возле двери. Сердце его подпрыгнуло в груди, когда он узнал Уильяма и Самдапа. Рядом с ними был монгол-охранник. Он сидел спиной к Кристоферу и вроде бы дремал. Над левым плечом виднелся ствол винтовки.
Кристофер продолжал ползти. Внезапно он застыл. Уильям заметил его. Он отчаянно замахал мальчику, показывая, чтобы тот сидел тихо. Но Уильям не мог сдержать радость. Он протянул руку к Самдапу и начал радостно показывать ему на Кристофера.
То, чего так боялся Кристофер, все же произошло. Внезапная перемена в поведении мальчика привлекла внимание охранника. Он встал, повернулся и заметил Кристофера и тех, кто был с ним.
Охранник крикнул и вскинул винтовку. Он выстрелил слишком поспешно, не успев даже прицелиться. Пуля просвистела далеко от Кристофера, но он тем не менее пригнулся. Ответный выстрел, предназначенный охраннику, достиг своей цели. Тот пошатнулся, выронил винтовку и упал назад, на алтарь, опрокинув все, что стояло на нем.
Внезапно распахнулась дверь, и в юрту вбежал второй охранник, дежуривший снаружи. Кристофер выстрелил, прежде чем глаза часового успели привыкнуть к освещению в юрте.
— Быстро! — крикнул Уайлэм, подбегая к мальчикам. — Нам надо убраться отсюда, прежде чем кто-нибудь появится здесь.
Но, несмотря на всю поспешность, он не мог не остановиться, чтобы обнять Уильяма и убедиться, что его сын жив и здоров. Сзади подбежала Чиндамани, обняв Самдапа и подняв его на руки.
Снаружи послышались голоса. Кристофер опустил Уильяма на землю и подбежал к двери.
— Пошли! — сказал он, протягивая Уильяму руку. — Надо уходить!
Но Уильям смотрел на него со слезами на глазах.
— Я не могу! — крикнул он. — Посмотри!
Кристофер посмотрел туда, куда показывал Уильям. На его ноге был железный обруч, к которому была прикреплена цепь, в свою очередь намертво прикрепленная к тяжелому сундуку, стоявшему в метре от них. Самдап тоже был прикован к нему.
Кристофер зарычал от ярости. Он нагнулся и подобрал винтовку охранника, намереваясь сбить цепь с сундука при помощи приклада.
В этот момент снаружи донесся топот бегущих людей. Дверь распахнулась, и вбежали несколько мужчин. Все они были вооружены. Последний придерживал дверь. Через мгновение внутрь вошел Замятин.
Кристофер выронил винтовку и пистолет. Замятин улыбнулся.
— Вы как раз вовремя, — сказал он. — Праздник начинается через несколько часов. Я уже запланировал, как его отметить.
Глава 57
В последнее время он столько раз замечал, что кашляет кровью, что когда он сплюнул в миску и снова увидел кровь, это его совсем не испугало. Это страшно разозлило его, но злость была бессильной, ибо против него восстало его собственное тело, и он вряд ли мог приказать вывести свою оболочку из палатки и пристрелить. Он намеревался умереть на поле боя, даже если бы ему пришлось ползти туда на карачках; но каждый раз, когда он харкал кровью, в голове его поселялись сомнения. То, что пожирало его легкие, могло в конце концов обмануть его и не дать умереть смертью героя, о которой он мечтал. Он не находил особой славы в том, чтобы умереть, сплевывая розовую жидкость в металлическую миску.
Мальчик выскользнул из расставленных им сетей. Из получаемых им сейчас докладов стало ясно, что мальчик и мужчина пересекли огромные равнины между Улиассутаем и Ургой и, по всей вероятности, уже были здесь, в городе, незаметные среди скопления людей, прячущиеся, скрывающиеся, перемещающиеся в темной ночи по неосвещенным улочкам.
Ему присылали головы, десятки маленьких голов, которыми можно было набить десять огромных, окованных медью сундуков, и даже больше, но головы нужного мальчика среди них не было. Головы прибывали каждый день, зашитые в куски кожи или мешковину, с засохшей на них липкой кровью, а с ними приходили доклады о том, что мальчика видели далеко на востоке или что он скрывается в юртах, отстоящих от большой дороги. Предпринимались огромные усилия, чтобы найти его, но он ускользнул и теперь готовился бросить ему вызов здесь, в самом сердце принадлежавшего Унгерну королевства. Пришло время снова встретиться с Кхутукхту. Пришло время предупредить его о возможных последствиях в том случае, если мальчик не будет найден в ближайшие сорок восемь часов.
Услышав, как кто-то приближается к юрте, он быстро накрыл миску куском ткани. Он услышал, как щелкнул каблуками часовой, и голос, отдавший команду «вольно». Полог распахнулся и вошли двое: Сепайлов и европеец в белом костюме. Почему Сепайлов сам не может разобраться с этими людьми, подумал он. Ведь он знает, что не нуждается в разрешении генерала, для того чтобы выпороть человека или даже повесить, как, видимо, требовала того нынешняя ситуация.
Сепайлов отдал честь; Унгерн подумал, что он делает это неаккуратно. Форма полковника была грязной и местами разорванной. Только за это его следовало бы расстрелять, подумал Унгерн. Он ненавидел русских, особенно военных. Он хотел вести войну, опираясь на бурят, татар и калмыков. Остальные могут убираться в ад — ему было все равно. Они были просто пассажирами, и некоторые из них даже не удосужились оплатить проезд.
— Да, полковник Сепайлов? — спросил он. — Кто этот человек? Почему вы привели его ко мне?
Сепайлов с трудом проглотил вставший в горле комок. Он заметил на столе миску, стоявшую рядом с бумагами, которые он ранее принес барону на подпись. Унгерн считал, что никто, кроме него и врача, не знает о болезни. Но Сепайлов знал. Он также знал, что когда у Унгерна идет горлом кровь, он становится еще более неуравновешенным, чем обычно.
Уинтерпоул не стал ждать, пока полковник представит его.
— Я майор Симон Уинтерпоул из британской военной разведки. Вы, возможно, помните, генерал, что мы встречались чуть больше года назад, когда ябыл у вас в Даурии. Я тогда прибыл с официальной миссией к атаману Семенову. Мы оказывали содействие вашим людям в нашей совместной борьбе против большевиков.
— Вы должны извинить меня, майор, но я вас не помню. Жизнь в Даурии была очень напряженной. Ежедневно я встречался с десятками людей. С представителями нескольких иностранных держав. А теперь вы, может быть, объясните мне, что делает агент британской военной разведки в Урге. Без моего разрешения.
— Но я отправил вам телеграмму почти две недели назад. Вы должны были знать о моем появлении.
Унгерн покачал головой.
— Нет, сэр, я не получал никакой телеграммы ни от вас, ни от кого-либо другого, кто был бы связан с британской военной разведкой.
Он опустил руку в карман и вынул серебряный портсигар. Фамильная монограмма сильно стерлась. Наверное, это было к лучшему: он подумал, что у него определенно не будет детей.
— Я понимаю. — Уинтерпоул задумался о том, правильно ли сделал, придя непосредственно к Унгерну.
— Итак? Я жду вашего объяснения. Я занятой человек, майор. Все, что я знаю о вас сейчас: что вы шпион, и признались в этом, и в течение неустановленного количества времени действовали в районе, находящемся в моей юрисдикции, — говорит не в вашу пользу. Мне кажется, что вам надо кое-что объяснить мне.
— Уверяю вас, генерал, что я приехал сюда не с разведывательным заданием. Я занимаю в военной разведке чисто административный пост.
Унгерн выдохнул длинную, напоминающую змею, струю серого ароматного дыма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47