— Спасибо за приглашение. Это я заверил тебя, и мне неловко…
— Я понимаю, ани, — быстро заговорил Оу. — У вас столько дела. Но сейчас у меня есть кое-что, возможно, интересное для вас. Учитель говорит: мысль новая. Генеральный Проблематор подтвердил его слова. Я хотел бы кое-что показать и поделиться предположениями.
— Как быть? — обратился ко мне Шелест по-русски. — Я и Хоутон будем заняты два дня, ты же знаешь…
— Не возражаю, — ответил я. — Слетаю…
— Хорошо, Оу, — повернулся к Телепатону Шелест и кивнул в мою сторону. — Вот он прилетит к тебе.
— Спасибо. Я жду тебя, долгожитель! Доставить меня на юг Урела взялся все тот же Рат, почти ежедневно бывавший у нас в гостях и узнавший о просьбе Оу.
— Я помогу тебе, ани, — предложил он. — Я тебя высажу в интернате и отправлюсь по своим делам. А на обратном пути — прихвачу… Заодно покажу тебе новинку! Пока о ней знают лишь авиаторы.
— Какую, Рат?
— Самолет, ани, — скромно ответил конструктор. — Небольшой, двухместный.
— Этим не удивишь!
— Потом скажешь… Утром я жду тебя на аэродроме Тиунэлы, в ангаре экспериментальных машин.
2
Утром, как условились, я был на месте. В узком отсеке ангара стоял… круглый фюзеляж, длиной метров десять, с классическим самолетным хвостом и крепкими, утолщенными стойками ног шасси, без колес. Не было и крыльев.
— Впервые вижу такой самолет, — смущенно улыбнулся я. — Или он еще не собран?
— Нет, ани, он готов к полету хоть вокруг Гаяны.
— И именно на нем мы сейчас отправимся?
— Да, ани.
— Со скоростью ракеты?
— Нет, ани: это же самолет. Садись…
Лезу в пилотскую кабину и располагаюсь правее Рата. Подлокотники кресла изогнулись под прямым углом внутрь и как бы законтрили меня без привязных ремней.
Рат включил двигатель. В моторном отсеке послышалось приятное жужжание. Самолет (все-таки этот недомерок впоследствии оказался превосходным самолетом!) чуть приподнялся.
Открываю форточку и выглядываю: у ног шасси выросли прозрачные голубовато-зеленые поплавки! Рат слегка увеличил мощность, и фюзеляж вырулил из ангара — поплавки переползли порожек так, будто его и не было.
— Объясни, Рат, не томи…
— Хорошо? — осклабился инженер. — Это Z-поле, сформованное специальной антенной. Смотрите дальше, ани! Есть уже и крылья…
Из фюзеляжа выползли телескопические лонжероны с ажурным набором тонких нервьюр: теперь я сам догадался, что это тоже антенны Z-поля, наподобие огромного зонта у «Юрия Гагарина», на котором мы прилетели с Земли.
Мгновение — и стали видны прозрачные фиолетово-зеленые крылья с обычным аэродинамическим профилем. Рат вырулил на старт и пошел на взлет. В момент отрыва от земли у меня екнуло сердце: фюзеляж зрительно держался на тонких трубах и чуть ли не на проволочном каркасе-антенне крыльев.
Но все было нормально, и самолет ринулся в набор. Слегка прижало к сиденью, и мне вспомнилась далекая не только во времени, но и в пространстве… моя земная юность.
Как ты сейчас поживаешь, мой родной Аэрофлот? На каких крыльях летают твои пассажиры? Какие космические рейсы прибавились в расписании? Скоро мы начнем долгий путь к тебе. Кого увижу? Нет уже, наверное, знакомых бетонных полос: на их месте пластмассовые аэродромы; новые пассажиры теснятся на перронах, незнакомые летчики в кабинах ростовских самолетов Сколько же тебе лет сейчас, Аэрофлот? На какой, по счету, твой день рождения я попаду?..
Выйдя за облака, Рат перевел машину в горизонтальный полет и стал разгонять скорость. Крылья-антенны отогнулись назад, профиль стал тоньше и изменил форму на более выгодную при сверхзвуковой скорости.
Взяв курс на юг, Рат включил автопилот и повернулся ко мне:
— Ну как, ани?
— Отлично!
— И представь себе, ани, — сказал Рат, — что это лишь первая часть новой программы нашего конструкторского бюро.
— Что же тогда будет… в последней?!..
— Надо научиться формировать из Z-поля не только крылья, но и многоцелевые роботы… Не из вещества, понимаешь, а из поля! Такие роботы проникнут в самую глубь планеты без буровых скважин, будут ремонтировать шахты, подводные туннели — что угодно, без демонтажа… Сразу не предусмотришь, где они найдут применение. Пусть пять, десять лет — задача под силу нашей науке.
3
Меня встретил Гар — руководитель интерната, невысокий (не в пример большинству Гаянцев!), моложавый.
В центре площади было несколько нарядных учебных корпусов, похожих на оранжереи, вокруг — одноэтажные домики ярких расцветок: жилье преподавателей и учеников.
— У нас каникулы, ани, — сказал Гар, — тебе не удастся побеседовать со всеми: я отвезу тебя прямо к Оу. Он никуда не уехал, во всяком случае, пока…
Познакомив меня с Оу, Гар покинул нас, а мы прошли к озеру.
За высоким сетчатым забором, на крутом берегу — вольер. В клетках без дверок, в домиках, в норах живут сотни зверьков, птиц, змей, даже насекомых. В прозрачной воде «на участке Оу» скользят рыбы с щупальцами, лениво посапывают у поверхности крупные морские животные, напоминающие дельфинов, ползают по камням прозрачные, как медузы, крабы. И вся эта живность узнавала Оу, несомненно, слушалась его, по-своему выражала радость при его появлении.
Мы присели на гладкий, точно отполированный, черный ствол старого дерева, и я по-настоящему узнал маленького гаянского Дурова.
— Ты дрессировщик, Оу?
— Не совсем, долгожитель, — ответил мальчик, хотя и понимавший, что с точки зрения Гаянцев я молод, но из-за моей предательской седины настойчиво обращавшийся ко мне так уважительно. — Как и все остальные юннаты, я использую аппаратуру… Ее лучи могут вызывать у животных ярость или испуг, возбуждать либо угнетать, могут усиливать инстинкты. Очень важно точно и вовремя дозировать облучение и знать повадки своих животных. Каждое по-разному реагирует на облучение. Я разыскиваю подходящих чуть не на всей Гаяне.
— Устраиваешь экспедиции?
— Да, долгожитель. Иногда — всей нашей командой, а когда и сам… Как-то на Уэле, возле космодрома, я отобрал несколько ваалов… Показать?
— Пожалуй…
Оу расстегнул курточку, и я увидел на нем широкий пояс, толщиной в палец, с миниатюрным пультом управления. Он нажал одну из кнопок и стал подкручивать верньер.
Я вдруг похолодел от испуга: на прочной паутиновой нити на уровне моих глаз повис мохнатый паук с черными рачьими глазами навыкате, ярко раскрашенной спиной. Шустро перебирая длинными многосуставчатыми лапами, ваал (я уже понял, кто это!), опускался с дерева к ногам мальчика.
— Не бойся, долгожитель, — поспешно успокоил меня Оу. — Они добрые…
Они?!. Я быстро огляделся и увидел, что меня окружили эти существа. Впрочем, буду справедливым: стоило немного привыкнуть, и я уже начал находить в них даже что-то симпатичное (да-да!), мне показалось, что я уже могу отличить один экземпляр от другого, и отважился подставить ладони самому крупному, пестрому, как павлиний хвост, ваалу…
Оу начал бегать пальцами по пульту, и паучок послушно замирал, переворачивался на спину или вальсировал, будто желал показать себя со всех сторон.
— Жду продолжения рассказа, Оу, — напоминаю я.
— Долгожитель, — волнуясь, проговорил мальчик, — точно в то время, когда звездолет Глебовых «Ри» трижды пробивал стену струйного течения, почти все мои ваалы были до крайности возбуждены и вели себя очень странно…
Я внимательно всмотрелся в юного первооткрывателя.
«Неужели у всех необыкновенных такие же глаза, как у него и нашего Звездолюба? — почему-то подумалось мне. — Пусть мальчик ошибается, но такая смелость мысли делает ему честь».
— Как доказать, что это совпадает во времени?
— Я запросил Генеральный Проблематор: он произвел расчеты.
— И что же?
— Сигналы дошли до моих ваалов со скоростями, равными полету «Ри» в космических струйных течениях! А это уже, по словам Боба, кое-что.
— Но…
— Извини, долгожитель: возможно, космические струйные течения иногда могут излучать Материю Величайших Пространств, но очень слабо, и никто на Гаяне не обнаружил ее, кроме ваалов.
— Ты сказал, Оу, почти все твои ваалы?..
— Да, долгожитель. Я имел в виду, что бурно реагировали только ваалы с острова Уэл, пойманные возле вашего звездолета «Юрий Гагарин». Остальные почему-то нет…
Дальше моя голова, что называется, загудела от мыслей, как печка, в которую подбросили дров. Я тут же связался с Шелестом и Хоутоном. Пока мы советовались, Оу молчал и сиял от счастья.
С того дня машина закрутилась…
Целый отряд ученых взялся проверять открытие юнната Оу. Собственно, проверить его можно было только в нашем полете на Землю. Зато удалось определенно установить, что микроорганизмы, паразитирующие в теле ваалов с острова Уэл, несколько отличались…
Получив в чистом виде обе культуры, микробиологи начинили ими капсулы — приборы для обнаружения и, возможно, измерения поля космического струйного течения. Капсулы мы назвали оутронами. Кроме них, мы возьмем несколько ваалов.
— Как это ты смекнул? — спросил меня Шелест.
— После того как Оу сказал, что реагировали ваалы, пойманные им на космодроме, неподалеку от нашего звездолета, мне ничего не оставалось, как предположить, что это — влияние его корпуса, «пропитанного» космическим струйным течением.
— А это уже кое-что! — весело резюмировал Хоутон.
4
Незадолго до расставания нас проведали Эла и Ган. Пообедали вместе и еще раз обсудили предстоящий вылет. Звездолет оборудовали новейшей аппаратурой; Ган очень рассчитывал на оутроны.
Наблюдений предстоит выполнить много, но даже если их предполагаемый объем увеличится втрое — микрозаписи уместятся в монокристалле, размером со спичечный коробок. Таких кристаллов будет несколько копий: мы возьмем их по одной.
В анабиозе мы будем находиться лишь при старте, разгонах скоростей и торможении, остальное время — бодрствовать: изучать среду, вести счисление пути — кибернетика не сумеет без нас освоиться полностью с полетом в космическом струйном течении.
— Ани, — сказала Эла, — многие советуют установить возле вашего дома художественную скульптуру… Нет ли у вас предложения?
Мы переглянулись, и Шелест ответил:
— Решайте сами.
— Тем лучше, — быстро согласилась Эла. — Признаюсь вам, ани, скульптура готова: по моему проекту…
5
Утро третьего дня… до старта. Поднимаемся рано: сегодня улетим на Уэл. У нас гостят Эла, Ган, Рат и, конечно, Ле.
После завтрака, едва успели выйти на крыльцо, — Эла, улыбаясь, говорит:
— Скульптура установлена, ани. Можно взглянуть.
Шелест махнул нам рукой и побежал к берегу…
Метрах в пятидесяти от дома синеватая вода озера незаметно переходила в крутую пластмассовую волну с белой застывшей пеной на верхушке, окутанной туманом живых брызг. Едва касаясь волны маленькой ножкой в золотой туфельке, застыло серебристо-прозрачное изваяние очаровательной девушки. Она откинула руки назад в беге, устремив взгляд к небу. Кружевное платье оттенка слоновой кости развевается на ветру.
При взгляде на нее мне вспоминаются с юности знакомые слова: «Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой… в ее… глазах стояла неподвижная точка… В ее черных волосах блестел жемчуг гребней…»
А вслед за тем, мне почудилось, будто я слышу далекий голос с моря:
«Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…»
— Фрези Грант?!. — воскликнул я.
— Да, — подтвердила Эла. — «Бегущая по волнам…»
Я знал, что первой русской книгой, которую перевела Эла с моей помощью, — был однотомник Александра Грина.
Знал, что книга имела успех. Рассказы Грина, его «Алые паруса», «Бегущая по волнам» — почти в каждом доме. Сердца Гаянцев покорили Пушкин, «все Толстые», Чехов, Маяковский, Шолохов и многие-многие другие, раскрывая шире мир Земли и доставляя эстетическое наслаждение. Но Грину особенно повезло: его первого прочитали на Гаяне.
— Эла, — сказал Шелест, не отрывая взгляда от скульптуры, — ты доставила нам радость. Но почему именно «Бегущая»?
— У нас есть легенда, ани, чем-то родственная той, что придумал Александр Грин.
— Расскажи, пожалуйста, Эла.
— В галактическом полете звездолет «Ар» отсутствовал двести лет. Вернулся домой один маленький Ло… В звездолете нашли дневник экспедиции. Штурман Нэт уверял в своих записях, что видел своими глазами светящееся объемное изображение человекоподобного существа, летевшее некоторое время за бортом звездолета… Оно почти прозрачно, но его можно было рассмотреть и увидеть даже взмах руки, якобы указавшей направление на ядро Галактики…
— Дальше, Эла, дальше!
— Загадочное свечение свободно проникло сквозь обшивку корабля, а потом исчезло. «Зовущий к Ядру» — так назвал это явление Нэт.
— А кто-нибудь еще?.. — заинтересованно спросил Шелест.
— Нет, ани. Кроме Нэта, никто не встречал в космосе «Зовущего к Ядру». Пусть лучше продолжит Ган.
— Твердого мнения у меня нет, — засмеялся Ган. — Но меня увлекло это явление. А Эла даже написала фантастический рассказ. Сюжет таков: на планете, вблизи галактического ядра, по какой-то причине погибло все население… Осталась техника. Она и посылала в космос «Зовущих к Ядру» — сгусток неизвестной нам энергии — в поисках разумных существ. Планету нужно было вновь заселить живыми людьми, без них техника, так сказать, потеряла цель, смысл… Рассказ читался год-два, а потом о нем забыли: вероятно, картина вымершей планеты оказалась мрачноватой…
— А рассказ Нэта, — закончила Эла, — превратился в легенду о «Зовущем к Ядру».
— Галлюцинация? — предположил Шелест, повернувшись к Ле.
— Возникновение зрительных образов в условиях галактического полета возможно, — уклончиво ответил Ле.
6
Далеко внизу показался знакомый Уэл. С высоты остров похож на след человека, оставленный в океане. Там, где находится «пятка», — город и Космический Центр. А за холмистым валом, на всем остальном просторе — стартовые площадки.
На одной из них заканчивали снаряжение «Роота». Мы хотели в тот. же день съездить туда, но Ле отсоветовал:
— Основное сейчас — отдых, юноши, — сказал он. — Лучше пообедаем и — на стадион: предстоит дружеская встреча футбольных команд Космического Центра и Тиунэлы.
— Это уже кое-что! — г обрадовался Хоутон.
К нашему приходу небольшой стадион полон «поземному», но трибуна для отлетающих свободна, и мы по праву занимаем ее.
… Настала пора описать гаянский футбол.
Судьи не было. Его обязанности выполняли всевозможные датчики, встроенные в пушистое пластмассовое поле, и автоматические телевизионные наблюдатели, подчиненные анализирующей машине.
Самый же мяч, таких же размеров и веса как у нас, гаянцы начинили маленькими механизмами-киберами и антигравитационным устройством.
Если кто-то сыграл не по правилам или переговаривался с игроками — со всех динамиков стадиона несся судейский свист, а мяч мгновенно выходил из игры сам и занимал ту точку, с которой надлежало бить по нему вновь. Если по ошибке его хотел ввести в игру футболист не той команды — мяч ловко избегал удара и, как ни в чем не бывало, становился на место.
Как-то Шелест шутя внес предложение, рассмешившее нас до слез. Никто, разумеется, не принял его всерьез. Никто, я хотел сказать, кроме Хоутона и… самих Гаянцев — величайших шутников из всех, каких я только встречал.
Шальная мысль командира могла найти сторонников только на Гаяне. Случись это на Земле — ее тотчас предали бы анафеме футболисты и болельщики, чьи нервы и страсти и без того накалены самой игрой.
Короче говоря, гаянцы превратили мяч из средства игры в ее радиокомментатора. Внутрь впихнули легонький кристалл, и теперь, если мяч в благоприятных для гола условиях пролетал над штангой ворот, он (мяч!) принимался весело орать: «Мазила!..», «Сапожник!» и другие слова, подчас совсем безобидные. Но в таких обстоятельствах эти слова приводили в ярость неудачника. А динамики на стадионе услужливо доносили до всех комментарии мяча.
Можно представить, с каким упорством гонялся за ним после этого обиженный. А так как в ходе игры мазил набиралось несколько с обеих сторон — проклятый же мяч отличался идеальным бесстрастием, — игра накалялась быстрее, и по мячу били, как по кровному врагу.
Узнав о присутствии Хоутона — Главного тренера планеты по футболу (такого пышного титула еще никто не удостаивался на Гаяне за всю ее историю), — игроки столицы попросили его сыграть правым нападающим в своей команде против космонавтов Уэла.
Они приехали с собственным мячом — «воспитанником» Боба, начинившего его самыми пронимающими эпитетами на трех языках: русском, английском и гаянском. Глянув на этого старого приятеля, Боб усмехнулся и — с одобрения Ле — пошел в раздевалку.
Немного погодя игроки выстроились на поле и метнули: ворота слева от нашей трибуны достались космонавтам, справа — тиунэльцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Я понимаю, ани, — быстро заговорил Оу. — У вас столько дела. Но сейчас у меня есть кое-что, возможно, интересное для вас. Учитель говорит: мысль новая. Генеральный Проблематор подтвердил его слова. Я хотел бы кое-что показать и поделиться предположениями.
— Как быть? — обратился ко мне Шелест по-русски. — Я и Хоутон будем заняты два дня, ты же знаешь…
— Не возражаю, — ответил я. — Слетаю…
— Хорошо, Оу, — повернулся к Телепатону Шелест и кивнул в мою сторону. — Вот он прилетит к тебе.
— Спасибо. Я жду тебя, долгожитель! Доставить меня на юг Урела взялся все тот же Рат, почти ежедневно бывавший у нас в гостях и узнавший о просьбе Оу.
— Я помогу тебе, ани, — предложил он. — Я тебя высажу в интернате и отправлюсь по своим делам. А на обратном пути — прихвачу… Заодно покажу тебе новинку! Пока о ней знают лишь авиаторы.
— Какую, Рат?
— Самолет, ани, — скромно ответил конструктор. — Небольшой, двухместный.
— Этим не удивишь!
— Потом скажешь… Утром я жду тебя на аэродроме Тиунэлы, в ангаре экспериментальных машин.
2
Утром, как условились, я был на месте. В узком отсеке ангара стоял… круглый фюзеляж, длиной метров десять, с классическим самолетным хвостом и крепкими, утолщенными стойками ног шасси, без колес. Не было и крыльев.
— Впервые вижу такой самолет, — смущенно улыбнулся я. — Или он еще не собран?
— Нет, ани, он готов к полету хоть вокруг Гаяны.
— И именно на нем мы сейчас отправимся?
— Да, ани.
— Со скоростью ракеты?
— Нет, ани: это же самолет. Садись…
Лезу в пилотскую кабину и располагаюсь правее Рата. Подлокотники кресла изогнулись под прямым углом внутрь и как бы законтрили меня без привязных ремней.
Рат включил двигатель. В моторном отсеке послышалось приятное жужжание. Самолет (все-таки этот недомерок впоследствии оказался превосходным самолетом!) чуть приподнялся.
Открываю форточку и выглядываю: у ног шасси выросли прозрачные голубовато-зеленые поплавки! Рат слегка увеличил мощность, и фюзеляж вырулил из ангара — поплавки переползли порожек так, будто его и не было.
— Объясни, Рат, не томи…
— Хорошо? — осклабился инженер. — Это Z-поле, сформованное специальной антенной. Смотрите дальше, ани! Есть уже и крылья…
Из фюзеляжа выползли телескопические лонжероны с ажурным набором тонких нервьюр: теперь я сам догадался, что это тоже антенны Z-поля, наподобие огромного зонта у «Юрия Гагарина», на котором мы прилетели с Земли.
Мгновение — и стали видны прозрачные фиолетово-зеленые крылья с обычным аэродинамическим профилем. Рат вырулил на старт и пошел на взлет. В момент отрыва от земли у меня екнуло сердце: фюзеляж зрительно держался на тонких трубах и чуть ли не на проволочном каркасе-антенне крыльев.
Но все было нормально, и самолет ринулся в набор. Слегка прижало к сиденью, и мне вспомнилась далекая не только во времени, но и в пространстве… моя земная юность.
Как ты сейчас поживаешь, мой родной Аэрофлот? На каких крыльях летают твои пассажиры? Какие космические рейсы прибавились в расписании? Скоро мы начнем долгий путь к тебе. Кого увижу? Нет уже, наверное, знакомых бетонных полос: на их месте пластмассовые аэродромы; новые пассажиры теснятся на перронах, незнакомые летчики в кабинах ростовских самолетов Сколько же тебе лет сейчас, Аэрофлот? На какой, по счету, твой день рождения я попаду?..
Выйдя за облака, Рат перевел машину в горизонтальный полет и стал разгонять скорость. Крылья-антенны отогнулись назад, профиль стал тоньше и изменил форму на более выгодную при сверхзвуковой скорости.
Взяв курс на юг, Рат включил автопилот и повернулся ко мне:
— Ну как, ани?
— Отлично!
— И представь себе, ани, — сказал Рат, — что это лишь первая часть новой программы нашего конструкторского бюро.
— Что же тогда будет… в последней?!..
— Надо научиться формировать из Z-поля не только крылья, но и многоцелевые роботы… Не из вещества, понимаешь, а из поля! Такие роботы проникнут в самую глубь планеты без буровых скважин, будут ремонтировать шахты, подводные туннели — что угодно, без демонтажа… Сразу не предусмотришь, где они найдут применение. Пусть пять, десять лет — задача под силу нашей науке.
3
Меня встретил Гар — руководитель интерната, невысокий (не в пример большинству Гаянцев!), моложавый.
В центре площади было несколько нарядных учебных корпусов, похожих на оранжереи, вокруг — одноэтажные домики ярких расцветок: жилье преподавателей и учеников.
— У нас каникулы, ани, — сказал Гар, — тебе не удастся побеседовать со всеми: я отвезу тебя прямо к Оу. Он никуда не уехал, во всяком случае, пока…
Познакомив меня с Оу, Гар покинул нас, а мы прошли к озеру.
За высоким сетчатым забором, на крутом берегу — вольер. В клетках без дверок, в домиках, в норах живут сотни зверьков, птиц, змей, даже насекомых. В прозрачной воде «на участке Оу» скользят рыбы с щупальцами, лениво посапывают у поверхности крупные морские животные, напоминающие дельфинов, ползают по камням прозрачные, как медузы, крабы. И вся эта живность узнавала Оу, несомненно, слушалась его, по-своему выражала радость при его появлении.
Мы присели на гладкий, точно отполированный, черный ствол старого дерева, и я по-настоящему узнал маленького гаянского Дурова.
— Ты дрессировщик, Оу?
— Не совсем, долгожитель, — ответил мальчик, хотя и понимавший, что с точки зрения Гаянцев я молод, но из-за моей предательской седины настойчиво обращавшийся ко мне так уважительно. — Как и все остальные юннаты, я использую аппаратуру… Ее лучи могут вызывать у животных ярость или испуг, возбуждать либо угнетать, могут усиливать инстинкты. Очень важно точно и вовремя дозировать облучение и знать повадки своих животных. Каждое по-разному реагирует на облучение. Я разыскиваю подходящих чуть не на всей Гаяне.
— Устраиваешь экспедиции?
— Да, долгожитель. Иногда — всей нашей командой, а когда и сам… Как-то на Уэле, возле космодрома, я отобрал несколько ваалов… Показать?
— Пожалуй…
Оу расстегнул курточку, и я увидел на нем широкий пояс, толщиной в палец, с миниатюрным пультом управления. Он нажал одну из кнопок и стал подкручивать верньер.
Я вдруг похолодел от испуга: на прочной паутиновой нити на уровне моих глаз повис мохнатый паук с черными рачьими глазами навыкате, ярко раскрашенной спиной. Шустро перебирая длинными многосуставчатыми лапами, ваал (я уже понял, кто это!), опускался с дерева к ногам мальчика.
— Не бойся, долгожитель, — поспешно успокоил меня Оу. — Они добрые…
Они?!. Я быстро огляделся и увидел, что меня окружили эти существа. Впрочем, буду справедливым: стоило немного привыкнуть, и я уже начал находить в них даже что-то симпатичное (да-да!), мне показалось, что я уже могу отличить один экземпляр от другого, и отважился подставить ладони самому крупному, пестрому, как павлиний хвост, ваалу…
Оу начал бегать пальцами по пульту, и паучок послушно замирал, переворачивался на спину или вальсировал, будто желал показать себя со всех сторон.
— Жду продолжения рассказа, Оу, — напоминаю я.
— Долгожитель, — волнуясь, проговорил мальчик, — точно в то время, когда звездолет Глебовых «Ри» трижды пробивал стену струйного течения, почти все мои ваалы были до крайности возбуждены и вели себя очень странно…
Я внимательно всмотрелся в юного первооткрывателя.
«Неужели у всех необыкновенных такие же глаза, как у него и нашего Звездолюба? — почему-то подумалось мне. — Пусть мальчик ошибается, но такая смелость мысли делает ему честь».
— Как доказать, что это совпадает во времени?
— Я запросил Генеральный Проблематор: он произвел расчеты.
— И что же?
— Сигналы дошли до моих ваалов со скоростями, равными полету «Ри» в космических струйных течениях! А это уже, по словам Боба, кое-что.
— Но…
— Извини, долгожитель: возможно, космические струйные течения иногда могут излучать Материю Величайших Пространств, но очень слабо, и никто на Гаяне не обнаружил ее, кроме ваалов.
— Ты сказал, Оу, почти все твои ваалы?..
— Да, долгожитель. Я имел в виду, что бурно реагировали только ваалы с острова Уэл, пойманные возле вашего звездолета «Юрий Гагарин». Остальные почему-то нет…
Дальше моя голова, что называется, загудела от мыслей, как печка, в которую подбросили дров. Я тут же связался с Шелестом и Хоутоном. Пока мы советовались, Оу молчал и сиял от счастья.
С того дня машина закрутилась…
Целый отряд ученых взялся проверять открытие юнната Оу. Собственно, проверить его можно было только в нашем полете на Землю. Зато удалось определенно установить, что микроорганизмы, паразитирующие в теле ваалов с острова Уэл, несколько отличались…
Получив в чистом виде обе культуры, микробиологи начинили ими капсулы — приборы для обнаружения и, возможно, измерения поля космического струйного течения. Капсулы мы назвали оутронами. Кроме них, мы возьмем несколько ваалов.
— Как это ты смекнул? — спросил меня Шелест.
— После того как Оу сказал, что реагировали ваалы, пойманные им на космодроме, неподалеку от нашего звездолета, мне ничего не оставалось, как предположить, что это — влияние его корпуса, «пропитанного» космическим струйным течением.
— А это уже кое-что! — весело резюмировал Хоутон.
4
Незадолго до расставания нас проведали Эла и Ган. Пообедали вместе и еще раз обсудили предстоящий вылет. Звездолет оборудовали новейшей аппаратурой; Ган очень рассчитывал на оутроны.
Наблюдений предстоит выполнить много, но даже если их предполагаемый объем увеличится втрое — микрозаписи уместятся в монокристалле, размером со спичечный коробок. Таких кристаллов будет несколько копий: мы возьмем их по одной.
В анабиозе мы будем находиться лишь при старте, разгонах скоростей и торможении, остальное время — бодрствовать: изучать среду, вести счисление пути — кибернетика не сумеет без нас освоиться полностью с полетом в космическом струйном течении.
— Ани, — сказала Эла, — многие советуют установить возле вашего дома художественную скульптуру… Нет ли у вас предложения?
Мы переглянулись, и Шелест ответил:
— Решайте сами.
— Тем лучше, — быстро согласилась Эла. — Признаюсь вам, ани, скульптура готова: по моему проекту…
5
Утро третьего дня… до старта. Поднимаемся рано: сегодня улетим на Уэл. У нас гостят Эла, Ган, Рат и, конечно, Ле.
После завтрака, едва успели выйти на крыльцо, — Эла, улыбаясь, говорит:
— Скульптура установлена, ани. Можно взглянуть.
Шелест махнул нам рукой и побежал к берегу…
Метрах в пятидесяти от дома синеватая вода озера незаметно переходила в крутую пластмассовую волну с белой застывшей пеной на верхушке, окутанной туманом живых брызг. Едва касаясь волны маленькой ножкой в золотой туфельке, застыло серебристо-прозрачное изваяние очаровательной девушки. Она откинула руки назад в беге, устремив взгляд к небу. Кружевное платье оттенка слоновой кости развевается на ветру.
При взгляде на нее мне вспоминаются с юности знакомые слова: «Правильное, почти круглое лицо с красивой, нежной улыбкой… в ее… глазах стояла неподвижная точка… В ее черных волосах блестел жемчуг гребней…»
А вслед за тем, мне почудилось, будто я слышу далекий голос с моря:
«Добрый вечер, друзья! Не скучно ли на темной дороге? Я тороплюсь, я бегу…»
— Фрези Грант?!. — воскликнул я.
— Да, — подтвердила Эла. — «Бегущая по волнам…»
Я знал, что первой русской книгой, которую перевела Эла с моей помощью, — был однотомник Александра Грина.
Знал, что книга имела успех. Рассказы Грина, его «Алые паруса», «Бегущая по волнам» — почти в каждом доме. Сердца Гаянцев покорили Пушкин, «все Толстые», Чехов, Маяковский, Шолохов и многие-многие другие, раскрывая шире мир Земли и доставляя эстетическое наслаждение. Но Грину особенно повезло: его первого прочитали на Гаяне.
— Эла, — сказал Шелест, не отрывая взгляда от скульптуры, — ты доставила нам радость. Но почему именно «Бегущая»?
— У нас есть легенда, ани, чем-то родственная той, что придумал Александр Грин.
— Расскажи, пожалуйста, Эла.
— В галактическом полете звездолет «Ар» отсутствовал двести лет. Вернулся домой один маленький Ло… В звездолете нашли дневник экспедиции. Штурман Нэт уверял в своих записях, что видел своими глазами светящееся объемное изображение человекоподобного существа, летевшее некоторое время за бортом звездолета… Оно почти прозрачно, но его можно было рассмотреть и увидеть даже взмах руки, якобы указавшей направление на ядро Галактики…
— Дальше, Эла, дальше!
— Загадочное свечение свободно проникло сквозь обшивку корабля, а потом исчезло. «Зовущий к Ядру» — так назвал это явление Нэт.
— А кто-нибудь еще?.. — заинтересованно спросил Шелест.
— Нет, ани. Кроме Нэта, никто не встречал в космосе «Зовущего к Ядру». Пусть лучше продолжит Ган.
— Твердого мнения у меня нет, — засмеялся Ган. — Но меня увлекло это явление. А Эла даже написала фантастический рассказ. Сюжет таков: на планете, вблизи галактического ядра, по какой-то причине погибло все население… Осталась техника. Она и посылала в космос «Зовущих к Ядру» — сгусток неизвестной нам энергии — в поисках разумных существ. Планету нужно было вновь заселить живыми людьми, без них техника, так сказать, потеряла цель, смысл… Рассказ читался год-два, а потом о нем забыли: вероятно, картина вымершей планеты оказалась мрачноватой…
— А рассказ Нэта, — закончила Эла, — превратился в легенду о «Зовущем к Ядру».
— Галлюцинация? — предположил Шелест, повернувшись к Ле.
— Возникновение зрительных образов в условиях галактического полета возможно, — уклончиво ответил Ле.
6
Далеко внизу показался знакомый Уэл. С высоты остров похож на след человека, оставленный в океане. Там, где находится «пятка», — город и Космический Центр. А за холмистым валом, на всем остальном просторе — стартовые площадки.
На одной из них заканчивали снаряжение «Роота». Мы хотели в тот. же день съездить туда, но Ле отсоветовал:
— Основное сейчас — отдых, юноши, — сказал он. — Лучше пообедаем и — на стадион: предстоит дружеская встреча футбольных команд Космического Центра и Тиунэлы.
— Это уже кое-что! — г обрадовался Хоутон.
К нашему приходу небольшой стадион полон «поземному», но трибуна для отлетающих свободна, и мы по праву занимаем ее.
… Настала пора описать гаянский футбол.
Судьи не было. Его обязанности выполняли всевозможные датчики, встроенные в пушистое пластмассовое поле, и автоматические телевизионные наблюдатели, подчиненные анализирующей машине.
Самый же мяч, таких же размеров и веса как у нас, гаянцы начинили маленькими механизмами-киберами и антигравитационным устройством.
Если кто-то сыграл не по правилам или переговаривался с игроками — со всех динамиков стадиона несся судейский свист, а мяч мгновенно выходил из игры сам и занимал ту точку, с которой надлежало бить по нему вновь. Если по ошибке его хотел ввести в игру футболист не той команды — мяч ловко избегал удара и, как ни в чем не бывало, становился на место.
Как-то Шелест шутя внес предложение, рассмешившее нас до слез. Никто, разумеется, не принял его всерьез. Никто, я хотел сказать, кроме Хоутона и… самих Гаянцев — величайших шутников из всех, каких я только встречал.
Шальная мысль командира могла найти сторонников только на Гаяне. Случись это на Земле — ее тотчас предали бы анафеме футболисты и болельщики, чьи нервы и страсти и без того накалены самой игрой.
Короче говоря, гаянцы превратили мяч из средства игры в ее радиокомментатора. Внутрь впихнули легонький кристалл, и теперь, если мяч в благоприятных для гола условиях пролетал над штангой ворот, он (мяч!) принимался весело орать: «Мазила!..», «Сапожник!» и другие слова, подчас совсем безобидные. Но в таких обстоятельствах эти слова приводили в ярость неудачника. А динамики на стадионе услужливо доносили до всех комментарии мяча.
Можно представить, с каким упорством гонялся за ним после этого обиженный. А так как в ходе игры мазил набиралось несколько с обеих сторон — проклятый же мяч отличался идеальным бесстрастием, — игра накалялась быстрее, и по мячу били, как по кровному врагу.
Узнав о присутствии Хоутона — Главного тренера планеты по футболу (такого пышного титула еще никто не удостаивался на Гаяне за всю ее историю), — игроки столицы попросили его сыграть правым нападающим в своей команде против космонавтов Уэла.
Они приехали с собственным мячом — «воспитанником» Боба, начинившего его самыми пронимающими эпитетами на трех языках: русском, английском и гаянском. Глянув на этого старого приятеля, Боб усмехнулся и — с одобрения Ле — пошел в раздевалку.
Немного погодя игроки выстроились на поле и метнули: ворота слева от нашей трибуны достались космонавтам, справа — тиунэльцам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19