После одного дня без табака они визжали и орали друг на друга по малейшему поводу, а на второй день колотили друг друга вообще без всякого повода.Мне пришлось отлить их намного раньше, чем я этого хотел, поэтому номер 5 получился самым слабым из всей серии. Даже критики согласились с этим. Если бы они только догадывались, через что мне пришлось пройти, то, наверное, были бы более снисходительны в своих статьях.Заставить людей худеть – это такой труд, за который я бы и не взялся, если бы истощенный, голодный взгляд не усиливал бы проявление ужаса. Мускулы выдерживают дольше. То же можно сказать про вены. Но в тот самый момент, когда они уже видят лицо смерти, в их телах появляется такая... отчетливость.Для этого одной диеты и добавок мало. Требуется планомерное внедрение ужаса. Именно таким образом вы заставляете их напрячься, делаете их дергаными и нервными. Их железы насыщены адреналином.Я вкатил в клетку телевизор и видеомагнитофон. Экран большой. Мощные громкоговорители на стене лицом к ним.– Время просмотра, – объявил я.Бриллиантовая девочка с удивлением уставилась на экран.– И что сейчас будет? – спросила она с большим добродушием, чем я того заслуживаю. – « Генри: Портрет серийного убийцы» или вы остановились на чем-то более остром, например, «Кровавое расчленение бензопилой в Техасе» Два знаменитых фильма ужасов, про убийц-канибалов.
?– Не провоцируй его, – тихо пробормотал Роджер, но я-то все слышал.– Что? – фыркнула в сторону отца девушка. – Думаешь, если ты будешь паинькой, он покажет тебе «Голубую лагуну» Знаменитая мелодрама, эталон слащавого кино про любовь.
?– А как насчет Терминатора? – спросил я.– Заткнись! – заорала Джун. Мне пришлось приказать им замолчать и успокоиться.– Ну, а теперь вот что. Я не могу заставить вас смотреть, но на вашем месте я бы все же посмотрел эту запись. Вы сейчас увидите свое будущее, которое вас ждет, если не будете слушаться меня, если не будете следовать всем моим инструкциям. И кто знает... – добавил я жизнерадостно, – ...может быть, вы сообразите, как можно отсюда выбраться? Может, я что-то упустил?– Ага, а может быть она – рабыня Изаура, – кивнула Бриллиантовая девочка в сторону матери. – Только я так не думаю.Хорошо, посмотрим, как ей это понравится. Посмотрим, как всем им это понравится.Я уменьшил освещение и запустил запись.Но тут произошла накладочка, и послышался визг, такой, что вызывает озноб по коже, визг молоденькой девушки. Чтобы быть точнее, Планирование семьи №8. Девочка немного моложе, чем Бриллиантовая девочка. Она привязана к столу и уставилась куда-то в сторону. Она вырывается из кожаных ремней, и каждый рывок открывает мускулы, которые, как я подозреваю, замечаю только я. Хотя сыночек смотрел на голую женщину широко раскрытыми глазами. Возможно, он еще никогда не видел обнаженную девушку, разве что на картинках у своих одноклассников. И, судя по всему, обнаженная плоть фей любви не очень-то интересовала его, хотя с этой семейкой нельзя сказать ничего определенного.Камера была напралена вниз, прямо на нее. Освещение слабовато – я не кинематографист. А вот с резкостью все в порядке. Теперь камера начинает поворачиваться в ту сторону, куда смотрит девушка. Под чем-то вроде зеленоватой глины корчится на столе из нержавеющей стали другая женская фигура. Зеленая масса – альгинат, материал, который дантисты используют для снятия отпечатков зубов. Женщина задыхается. Ее хрипы действуют на нервы.– Есть и другие фильмы, – внушительно и зловеще пообещал я.А Бриллиантовая девочка не смутилась ни на йоту.– У-у-у, – заворковала она. – Какие ужасы, пижон. Можно, я буду первой, – добавила она скучающим голосом. – Так я, наконец-то, смогу слинять отсюда.Но она единственная, кто заговорил. Джун, например, потеряла дар речи. Веселый Роджер уставился на меня, а сынишка потерял всякий интерес к женской натуре и снова начал хныкать.– Это была ее мамочка? Та, которая хрипела?– Очень наблюдательно с твоей стороны, Бриллиантовая девочка.Я чувствовал, что стараюсь тщательно подбирать слова. Это она со мной такое сделала, заставила меня быть осторожным. Мне это не понравилось. Ни капельки не понравилось, но она меня заинтриговала.– Значит, я тоже увижу нечто подобное? – она улыбнулась своей матери, которая этого не видела. Она прислонилась к клетке, опустив голову.– Может, я сделаю тебя первой, а она будет наблюдать, – высказал я предположение.– Нет, – фыркнула Бриллиантовая девочка, наклонив голову, словно одноглазая проститутка в стране слепых. – Этого ты не сделаешь. Сначала ты убьешь ее, потом папочку, потом моего братца, и только потом меня.Она права, но откуда она это узнала? На самом деле, мне очень хотелось спросить ее об этом. А она продолжала:– Я это знаю, потому что на твоем месте сделала бы именно так.
Часами наблюдаю за ними на мониторе в моей спальне. У меня установлены три камеры, две на стенах и одна в потолке, как раз над ними. Уверен, они этого не заметили. Там нечего особо замечать; глазки камеры очень маленькие, а стены и потолок не закончены, не обработаны.Но я очень многое увидел. Джун только что закончила один из нескончаемых раундов игры в крестики-нолики на грязном полу со своим сынишкой. Сегодняшний раунд продолжался более двух часов. Они стирали мел ладонями и играли, не говоря ни слова. Неделями занимались этим.Веселый Роджер большую часть времени сидел, прислонившись к стене, а когда двигался, то держался за нижнюю часть спины так, словно у него вышиблены диски. Он не жаловался, днями почти ничего не говорил.Бриллиантовая девочка внимательно, не хуже меня, наблюдала за своей семьей. Когда вчера Веселый Роджер попробовал заговорить с ней, она сказала ему, чтобы он «отвалил».Я заметил, что она внимательно смотрит на потолок и стены, словно подозревает, что я наблюдаю за ними.У меня также зародилась уверенность, что она соблазняет меня. Подозреваю, такое утверждения вызовет у нее только усмешку, но это очевидно. Особенно после инцидента с ее языком и моими пальцами в микроавтобусе, и после того, как она продемонстрировала свои прелести в «коробке для котят», когда мы только сюда приехали. Но даже в те часы, когда меня нет в подвале, она пытается соблазнить меня. Иногда она потягивается, проделывает целую серию очень женственных движений, при этом всегда позирует, максимально открывая что-нибудь для обозрения: то ли это ее приподнятый зад, когда стоит на четвереньках, то ли грудь, выставленную в профиль, когда расправляет плечи.Прошла первая неделя. Меня сильно заинтриговало ее позирование, и я принес им всем ведра с теплой водой, мыло и салфетки для лица. Принес и полотенца. Я поставил все это в пределах их досягаемости и поднялся в спальню к своему монитору.Сначала Джун и Веселый Роджер помогли вымыться сынишке. Затем они занялись собой. Веселый Роджер делал это заученными отрывистыми движениями, как человек, которому наплевать, как от него пахнет. А Джун яростно терла себя, как раскаивающаяся грешница – женщина, ненавидящая свое тело. Это напомнило мне тех, кто хочет от ванны только одного – содрать собственную шкуру.Дочь подождала, пока они все отойдут в сторону, затем скинула одежды и машинально вымылась.С этого момента я давал им ведра и мыльные принадлежности через день, только для того, чтобы наблюдать за Бриллиантовой девочкой. Проделал это во второй раз и удобно устроился перед своим монитором.Бриллиантовая девочка стянула с себя весь верх, затем штанишки. Очень по-деловому. Но на этот раз она стягивала свои штанишки так, словно резинка оказалась очень тугой. Она меня дразнила. Определенно это отличалось от того, что я видел раньше. Может, она действительно подозревала, что я за ней наблюдаю, и пыталась играть на моих желаниях? Я сел ровнее, прекрасно понимая, что при желании могу в любой момент спуститься в подвал.Когда ее трусики скользнули по бугорку Венеры, она остановилась, чтобы лениво почесать открывшийся темный уголок. Провокационно. Ее локти с каждым движением сжимали грудь, заставляя ту вылезать из бюстгальтера. Все это меня очень возбудило. Я не смог бы оторвать от нее взгляда, даже если бы весь сарай сейчас вспыхнул.Оставаясь лицом ко мне, она наклонилась и сняла трусики. Ее волосы упали на лоб. На какое-то мгновение она стала воплощением самой скромности, но тут она резко выпрямилась, и трусики полетели у нее через голову за спину. Она расстегнула бюстгальтер. И опять-таки, она двигалась очень медленно. Ее пальцы многообещающе задерживались то тут, то там.Все это заметил не только я один. Неряха Веселый Роджер тоже проявил горячий интерес, хотя Джун велела ему отвернуться. Он поднял руки в знак того, что подчиняется, словно был пойман на месте преступления. Отвернувшись, он заставил то же самое сделать и сынишку, думаю, по принципу того, что раз уж он не может смотреть на это, то справедливость требует того же и от его сына.– Ты думаешь, что ты делаешь? – прошипела Джун дочери. Бриллиантовая девочка не обратила на нее никакого внимания и высвободила сначала одну грудь, затем другую.Джун оглянулась, словно подозревала, что у девушки имеется аудитория, затем злобно уставилась на нее. Я тоже уставился на нее. Мне казалось, что я вижу ее груди в первый раз. Они такие во всех отношениях девичьи, такие упругие, так выступают вперед. Они еще не страдали от детей или времени, ожирения или потери веса, качающаяся часть женской плоти. Они... великолепные... непорочно белые с маленькими сосками. Темная полоска между ними образует почти правильную «V», соответствующую «V», расположенной ниже, на такой привлекательной, такой заманчивой белизне, что я не могу оторвать взгляд. Я обнаружил, что умоляю ее повернуться так, чтобы я мог лицезреть ее попку, которую до этого видел только мельком. И вот она сделала именно то, что я хотел. Но ее чертова мамочка взяла полотенце. Я проклинал эту женщину. Я убил бы ее, если бы она закрыла прекрасный образ, но Джун подняла полотенце между дочерью и мужской половиной семьи.Я очарован бледным отпечатком трусиков на попке Бриллиантовой девочки. Мое дыхание – настоящая буря. Она с такой простотой исполняла самое великое мое желание, словно знала, чего я хочу.Она подошла к краю клетки. Ее мать все время держала полотенце рядом с ней. А она взяла остатки воды в ведре и начала тщательно и без спешки мыться. Не торопясь? Да, я в этом несомненно уверен. Сегодня она не такая деловая. Она сегодня дерзкая. Бесстыдная. Знает, что делает... знает. Она порождает во мне все более и более богатые фантазии, и мне приходится сдерживаться, чтобы не вытащить ее из клетки. Я и так уже провел слишком много времени, наблюдая за ней, думая о ней. Прошлой ночью она даже мне приснилась. Она везла ребенка в коляске, назвала его Персик.– Персик, – прошептала она мне в ухо.Даже во сне я чувствовал ее горячее и влажное дыхание. Персик? Я только подумал об этом, но ничего не сказал.Теперь она снова повернулась ко мне попкой и терла себя, терла, терла. Пробежала мочалкой по всему позвоночнику, потом вылила грязную воду и снова начала мыться. Ее кожа из бледной стала розовой.Мечтать о ней? Никогда не мечтаю о них. Никогда. Мои мечты не отягощены такими трюками. Сейчас мне хочется встать на колени позади нее, положить руки на ее бедра, почувствовать их упругость, те волны тепла, которые они испускают, когда я их широко раздвигаю. Я хочу, чтобы мой язык прочувствовал тот жар, который она может предложить, одновременно вдыхая ее запах.Она довела меня до этого. Она должна умереть, но, конечно, она права: она уйдет последней.Я отвернулся от экрана, когда она снова нагнулась, подставляя моему взору все то, что меня так воспламенило. Теперь мне и самому надо обтереть себя, но когда я взял полотенце, я понял, то, что продемонстрировала Бриллиантовая девочка, полностью меня не удовлетворило. Глава шестая Свет мягко сгущался, словно чехол надели на пустой автомобиль. Лорен отступила на шаг назад, рассматривая законченный постер: земляные розовые с коричневым пигментные пятна. Все это совсем не походило на краски за окном ее студии, которые выходили на Лос-Анджелесский национальный лесной заказник, строгий пейзаж, совсем не заслуживающий такого названия. Там она видела только зелень. Одинокие кустики, которые сумели высосать достаточно влаги для выживания, да зеленые холмы, поднимающиеся за грядой сосен – жалким подобием своих собратьев с северо-запада. Пригретые солнцем деревья казались хрупкими – чахлые побеги – порождения сухой земли со строгими запросами.Лорен вытерла перепачканные руки о джинсы, глубоко вздохнула и отвернулась. Окно между студенческими занятиями она провела очень продуктивно. Она закончила последнюю работу из серии с забавным французским названием. Теперь можно уезжать. Она задумалась, что скажут критики об этой работе. Ей бы хотелось быть к этому равнодушной, но у нее не получалось. Большинство критиков к ее работам относились снисходительно, хотя ярлыки, которые они к ним приклеивали, порой бывали довольно странными. Например, «Артвик» назвала ее последнюю выставку «постмодернистской... минималистской... и феминистской», и все это в одном предложении. Другой критик нанес меткий удар в ее эго, сравнив ее творчество с творениями Генри Мура, одного из наиболее уважаемых скульпторов прошлого столетия, сказав, что ее вазы «с их внешней первобытной простотой и богатым внутренним содержанием являются эхом образов мастера, который для своих работ подыскивает чувственный язык, подходящий для менее пресыщенных времен». Это оказалось настоящим шоком.Ух ты! Ей даже потребовалось время, чтобы перевести дух после того, как она прочитала эту статью. Тут же ей пришлось напомнить самой себе, что смерть художника начинается тогда, когда он начинает верить в то, что говорит о нем пресса. Но чувственный язык? Ей пришлось признаться самой себе, что это ей понравилось.
Лорен не мешало бы пробежаться, но она прекрасно знала, что в этот час выходить не стоит. После десяти часов процент озона в воздухе в долине среди гор Сан-Габриела Горный массив на юге штата Калифорния, расположен к востоку и северо-востоку от г. Лос-Анджелеса. Высшая точка – гора Сан-Антонио (3074 м).
поднимался до нездоровой величины, но она ни на минуту больше не могла оставаться дома. После завершения скульптуры она становилась беспокойной, суетливой, готовой в любой момент расхохотаться. А небо выглядело ясным. Когда она насыпала корм птицам, то чувствовала освежающий бриз. Возможно, смог частично и рассеялся. Можно надеяться, что они разминутся с Чэдом, взявшим в привычку возвращаться домой с работы в неурочные часы и проверять ее студию. Ей совершенно не нужен его контроль. Лорен просто не хотела, чтобы он заходил, а он взял в привычку каждый день после работы заходить к ней в надежде, что она передумает и решит возобновить их отношения, что означало физическую близость без будущего.Быстренько, до того как появится Чэд, она стянула джинсы, испытав удовольствие от того, как они свободно теперь на ней сидят. Все эти километры, которые она пробежала, принесли свои плоды. Лорен натянула шорты для пробежек, носки, кроссовки и спортивный бюстгальтер, наполнила бутылочку для воды и запихнула ее за ремень на поясе. На выходе она захватила солнечные очки и не торопясь пошла вдоль квартала по направлению к входу в лесопарк.Металлические ворота оказались приоткрыты, оставляя пространство, которого едва хватило бы для велосипедиста.Лорен подошла к забору и, ухватившись за металлические прутья, начала растягивать мышцы спины и плеч, чувствуя, как они расслабляются, как уходит напряжение, которое скопилось за несколько часов работы в студии. Еще несколько минут она посвятила работе над связками и сухожилиями, после чего пошла по асфальтовой дорожке, уводящей от ворот в глубь леса. Стена каньона слева от нее становилась все выше и выше, скрывая лощины и высохшие устья ручьев тенью, принося прохладу рассыпанным здесь камням, песку и чахлым кустарникам.Асфальт закончился перед бетонным мостиком, казавшимся таким же старинным, как сам город. Прислушиваясь к своим шагам, Лорен задумалась о том, как город сумел пережить недавнее землетрясение.Грунтовая дорожка повернула направо, побежала вверх по склону холма. Слева темно-желтая стена становилась выше и круче. Наконец Лорен выбежала к тому месту, где несколько лет назад грязевой поток залил дорогу. Она перебралась через груду камней и снова вышла на ровную дорожку.От увеличившейся нагрузки и палящего солнца дыхание ее участилось. Пять километров вверх, пять – вниз. Это займет около часа. Она не торопилась, зная, что ей никогда не выиграть ни одного забега, хотела лишь оставаться стройной. Несмотря на голубые глаза и мягкость черт лица, Лорен следила за своей спиной, ногами и ягодицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
?– Не провоцируй его, – тихо пробормотал Роджер, но я-то все слышал.– Что? – фыркнула в сторону отца девушка. – Думаешь, если ты будешь паинькой, он покажет тебе «Голубую лагуну» Знаменитая мелодрама, эталон слащавого кино про любовь.
?– А как насчет Терминатора? – спросил я.– Заткнись! – заорала Джун. Мне пришлось приказать им замолчать и успокоиться.– Ну, а теперь вот что. Я не могу заставить вас смотреть, но на вашем месте я бы все же посмотрел эту запись. Вы сейчас увидите свое будущее, которое вас ждет, если не будете слушаться меня, если не будете следовать всем моим инструкциям. И кто знает... – добавил я жизнерадостно, – ...может быть, вы сообразите, как можно отсюда выбраться? Может, я что-то упустил?– Ага, а может быть она – рабыня Изаура, – кивнула Бриллиантовая девочка в сторону матери. – Только я так не думаю.Хорошо, посмотрим, как ей это понравится. Посмотрим, как всем им это понравится.Я уменьшил освещение и запустил запись.Но тут произошла накладочка, и послышался визг, такой, что вызывает озноб по коже, визг молоденькой девушки. Чтобы быть точнее, Планирование семьи №8. Девочка немного моложе, чем Бриллиантовая девочка. Она привязана к столу и уставилась куда-то в сторону. Она вырывается из кожаных ремней, и каждый рывок открывает мускулы, которые, как я подозреваю, замечаю только я. Хотя сыночек смотрел на голую женщину широко раскрытыми глазами. Возможно, он еще никогда не видел обнаженную девушку, разве что на картинках у своих одноклассников. И, судя по всему, обнаженная плоть фей любви не очень-то интересовала его, хотя с этой семейкой нельзя сказать ничего определенного.Камера была напралена вниз, прямо на нее. Освещение слабовато – я не кинематографист. А вот с резкостью все в порядке. Теперь камера начинает поворачиваться в ту сторону, куда смотрит девушка. Под чем-то вроде зеленоватой глины корчится на столе из нержавеющей стали другая женская фигура. Зеленая масса – альгинат, материал, который дантисты используют для снятия отпечатков зубов. Женщина задыхается. Ее хрипы действуют на нервы.– Есть и другие фильмы, – внушительно и зловеще пообещал я.А Бриллиантовая девочка не смутилась ни на йоту.– У-у-у, – заворковала она. – Какие ужасы, пижон. Можно, я буду первой, – добавила она скучающим голосом. – Так я, наконец-то, смогу слинять отсюда.Но она единственная, кто заговорил. Джун, например, потеряла дар речи. Веселый Роджер уставился на меня, а сынишка потерял всякий интерес к женской натуре и снова начал хныкать.– Это была ее мамочка? Та, которая хрипела?– Очень наблюдательно с твоей стороны, Бриллиантовая девочка.Я чувствовал, что стараюсь тщательно подбирать слова. Это она со мной такое сделала, заставила меня быть осторожным. Мне это не понравилось. Ни капельки не понравилось, но она меня заинтриговала.– Значит, я тоже увижу нечто подобное? – она улыбнулась своей матери, которая этого не видела. Она прислонилась к клетке, опустив голову.– Может, я сделаю тебя первой, а она будет наблюдать, – высказал я предположение.– Нет, – фыркнула Бриллиантовая девочка, наклонив голову, словно одноглазая проститутка в стране слепых. – Этого ты не сделаешь. Сначала ты убьешь ее, потом папочку, потом моего братца, и только потом меня.Она права, но откуда она это узнала? На самом деле, мне очень хотелось спросить ее об этом. А она продолжала:– Я это знаю, потому что на твоем месте сделала бы именно так.
Часами наблюдаю за ними на мониторе в моей спальне. У меня установлены три камеры, две на стенах и одна в потолке, как раз над ними. Уверен, они этого не заметили. Там нечего особо замечать; глазки камеры очень маленькие, а стены и потолок не закончены, не обработаны.Но я очень многое увидел. Джун только что закончила один из нескончаемых раундов игры в крестики-нолики на грязном полу со своим сынишкой. Сегодняшний раунд продолжался более двух часов. Они стирали мел ладонями и играли, не говоря ни слова. Неделями занимались этим.Веселый Роджер большую часть времени сидел, прислонившись к стене, а когда двигался, то держался за нижнюю часть спины так, словно у него вышиблены диски. Он не жаловался, днями почти ничего не говорил.Бриллиантовая девочка внимательно, не хуже меня, наблюдала за своей семьей. Когда вчера Веселый Роджер попробовал заговорить с ней, она сказала ему, чтобы он «отвалил».Я заметил, что она внимательно смотрит на потолок и стены, словно подозревает, что я наблюдаю за ними.У меня также зародилась уверенность, что она соблазняет меня. Подозреваю, такое утверждения вызовет у нее только усмешку, но это очевидно. Особенно после инцидента с ее языком и моими пальцами в микроавтобусе, и после того, как она продемонстрировала свои прелести в «коробке для котят», когда мы только сюда приехали. Но даже в те часы, когда меня нет в подвале, она пытается соблазнить меня. Иногда она потягивается, проделывает целую серию очень женственных движений, при этом всегда позирует, максимально открывая что-нибудь для обозрения: то ли это ее приподнятый зад, когда стоит на четвереньках, то ли грудь, выставленную в профиль, когда расправляет плечи.Прошла первая неделя. Меня сильно заинтриговало ее позирование, и я принес им всем ведра с теплой водой, мыло и салфетки для лица. Принес и полотенца. Я поставил все это в пределах их досягаемости и поднялся в спальню к своему монитору.Сначала Джун и Веселый Роджер помогли вымыться сынишке. Затем они занялись собой. Веселый Роджер делал это заученными отрывистыми движениями, как человек, которому наплевать, как от него пахнет. А Джун яростно терла себя, как раскаивающаяся грешница – женщина, ненавидящая свое тело. Это напомнило мне тех, кто хочет от ванны только одного – содрать собственную шкуру.Дочь подождала, пока они все отойдут в сторону, затем скинула одежды и машинально вымылась.С этого момента я давал им ведра и мыльные принадлежности через день, только для того, чтобы наблюдать за Бриллиантовой девочкой. Проделал это во второй раз и удобно устроился перед своим монитором.Бриллиантовая девочка стянула с себя весь верх, затем штанишки. Очень по-деловому. Но на этот раз она стягивала свои штанишки так, словно резинка оказалась очень тугой. Она меня дразнила. Определенно это отличалось от того, что я видел раньше. Может, она действительно подозревала, что я за ней наблюдаю, и пыталась играть на моих желаниях? Я сел ровнее, прекрасно понимая, что при желании могу в любой момент спуститься в подвал.Когда ее трусики скользнули по бугорку Венеры, она остановилась, чтобы лениво почесать открывшийся темный уголок. Провокационно. Ее локти с каждым движением сжимали грудь, заставляя ту вылезать из бюстгальтера. Все это меня очень возбудило. Я не смог бы оторвать от нее взгляда, даже если бы весь сарай сейчас вспыхнул.Оставаясь лицом ко мне, она наклонилась и сняла трусики. Ее волосы упали на лоб. На какое-то мгновение она стала воплощением самой скромности, но тут она резко выпрямилась, и трусики полетели у нее через голову за спину. Она расстегнула бюстгальтер. И опять-таки, она двигалась очень медленно. Ее пальцы многообещающе задерживались то тут, то там.Все это заметил не только я один. Неряха Веселый Роджер тоже проявил горячий интерес, хотя Джун велела ему отвернуться. Он поднял руки в знак того, что подчиняется, словно был пойман на месте преступления. Отвернувшись, он заставил то же самое сделать и сынишку, думаю, по принципу того, что раз уж он не может смотреть на это, то справедливость требует того же и от его сына.– Ты думаешь, что ты делаешь? – прошипела Джун дочери. Бриллиантовая девочка не обратила на нее никакого внимания и высвободила сначала одну грудь, затем другую.Джун оглянулась, словно подозревала, что у девушки имеется аудитория, затем злобно уставилась на нее. Я тоже уставился на нее. Мне казалось, что я вижу ее груди в первый раз. Они такие во всех отношениях девичьи, такие упругие, так выступают вперед. Они еще не страдали от детей или времени, ожирения или потери веса, качающаяся часть женской плоти. Они... великолепные... непорочно белые с маленькими сосками. Темная полоска между ними образует почти правильную «V», соответствующую «V», расположенной ниже, на такой привлекательной, такой заманчивой белизне, что я не могу оторвать взгляд. Я обнаружил, что умоляю ее повернуться так, чтобы я мог лицезреть ее попку, которую до этого видел только мельком. И вот она сделала именно то, что я хотел. Но ее чертова мамочка взяла полотенце. Я проклинал эту женщину. Я убил бы ее, если бы она закрыла прекрасный образ, но Джун подняла полотенце между дочерью и мужской половиной семьи.Я очарован бледным отпечатком трусиков на попке Бриллиантовой девочки. Мое дыхание – настоящая буря. Она с такой простотой исполняла самое великое мое желание, словно знала, чего я хочу.Она подошла к краю клетки. Ее мать все время держала полотенце рядом с ней. А она взяла остатки воды в ведре и начала тщательно и без спешки мыться. Не торопясь? Да, я в этом несомненно уверен. Сегодня она не такая деловая. Она сегодня дерзкая. Бесстыдная. Знает, что делает... знает. Она порождает во мне все более и более богатые фантазии, и мне приходится сдерживаться, чтобы не вытащить ее из клетки. Я и так уже провел слишком много времени, наблюдая за ней, думая о ней. Прошлой ночью она даже мне приснилась. Она везла ребенка в коляске, назвала его Персик.– Персик, – прошептала она мне в ухо.Даже во сне я чувствовал ее горячее и влажное дыхание. Персик? Я только подумал об этом, но ничего не сказал.Теперь она снова повернулась ко мне попкой и терла себя, терла, терла. Пробежала мочалкой по всему позвоночнику, потом вылила грязную воду и снова начала мыться. Ее кожа из бледной стала розовой.Мечтать о ней? Никогда не мечтаю о них. Никогда. Мои мечты не отягощены такими трюками. Сейчас мне хочется встать на колени позади нее, положить руки на ее бедра, почувствовать их упругость, те волны тепла, которые они испускают, когда я их широко раздвигаю. Я хочу, чтобы мой язык прочувствовал тот жар, который она может предложить, одновременно вдыхая ее запах.Она довела меня до этого. Она должна умереть, но, конечно, она права: она уйдет последней.Я отвернулся от экрана, когда она снова нагнулась, подставляя моему взору все то, что меня так воспламенило. Теперь мне и самому надо обтереть себя, но когда я взял полотенце, я понял, то, что продемонстрировала Бриллиантовая девочка, полностью меня не удовлетворило. Глава шестая Свет мягко сгущался, словно чехол надели на пустой автомобиль. Лорен отступила на шаг назад, рассматривая законченный постер: земляные розовые с коричневым пигментные пятна. Все это совсем не походило на краски за окном ее студии, которые выходили на Лос-Анджелесский национальный лесной заказник, строгий пейзаж, совсем не заслуживающий такого названия. Там она видела только зелень. Одинокие кустики, которые сумели высосать достаточно влаги для выживания, да зеленые холмы, поднимающиеся за грядой сосен – жалким подобием своих собратьев с северо-запада. Пригретые солнцем деревья казались хрупкими – чахлые побеги – порождения сухой земли со строгими запросами.Лорен вытерла перепачканные руки о джинсы, глубоко вздохнула и отвернулась. Окно между студенческими занятиями она провела очень продуктивно. Она закончила последнюю работу из серии с забавным французским названием. Теперь можно уезжать. Она задумалась, что скажут критики об этой работе. Ей бы хотелось быть к этому равнодушной, но у нее не получалось. Большинство критиков к ее работам относились снисходительно, хотя ярлыки, которые они к ним приклеивали, порой бывали довольно странными. Например, «Артвик» назвала ее последнюю выставку «постмодернистской... минималистской... и феминистской», и все это в одном предложении. Другой критик нанес меткий удар в ее эго, сравнив ее творчество с творениями Генри Мура, одного из наиболее уважаемых скульпторов прошлого столетия, сказав, что ее вазы «с их внешней первобытной простотой и богатым внутренним содержанием являются эхом образов мастера, который для своих работ подыскивает чувственный язык, подходящий для менее пресыщенных времен». Это оказалось настоящим шоком.Ух ты! Ей даже потребовалось время, чтобы перевести дух после того, как она прочитала эту статью. Тут же ей пришлось напомнить самой себе, что смерть художника начинается тогда, когда он начинает верить в то, что говорит о нем пресса. Но чувственный язык? Ей пришлось признаться самой себе, что это ей понравилось.
Лорен не мешало бы пробежаться, но она прекрасно знала, что в этот час выходить не стоит. После десяти часов процент озона в воздухе в долине среди гор Сан-Габриела Горный массив на юге штата Калифорния, расположен к востоку и северо-востоку от г. Лос-Анджелеса. Высшая точка – гора Сан-Антонио (3074 м).
поднимался до нездоровой величины, но она ни на минуту больше не могла оставаться дома. После завершения скульптуры она становилась беспокойной, суетливой, готовой в любой момент расхохотаться. А небо выглядело ясным. Когда она насыпала корм птицам, то чувствовала освежающий бриз. Возможно, смог частично и рассеялся. Можно надеяться, что они разминутся с Чэдом, взявшим в привычку возвращаться домой с работы в неурочные часы и проверять ее студию. Ей совершенно не нужен его контроль. Лорен просто не хотела, чтобы он заходил, а он взял в привычку каждый день после работы заходить к ней в надежде, что она передумает и решит возобновить их отношения, что означало физическую близость без будущего.Быстренько, до того как появится Чэд, она стянула джинсы, испытав удовольствие от того, как они свободно теперь на ней сидят. Все эти километры, которые она пробежала, принесли свои плоды. Лорен натянула шорты для пробежек, носки, кроссовки и спортивный бюстгальтер, наполнила бутылочку для воды и запихнула ее за ремень на поясе. На выходе она захватила солнечные очки и не торопясь пошла вдоль квартала по направлению к входу в лесопарк.Металлические ворота оказались приоткрыты, оставляя пространство, которого едва хватило бы для велосипедиста.Лорен подошла к забору и, ухватившись за металлические прутья, начала растягивать мышцы спины и плеч, чувствуя, как они расслабляются, как уходит напряжение, которое скопилось за несколько часов работы в студии. Еще несколько минут она посвятила работе над связками и сухожилиями, после чего пошла по асфальтовой дорожке, уводящей от ворот в глубь леса. Стена каньона слева от нее становилась все выше и выше, скрывая лощины и высохшие устья ручьев тенью, принося прохладу рассыпанным здесь камням, песку и чахлым кустарникам.Асфальт закончился перед бетонным мостиком, казавшимся таким же старинным, как сам город. Прислушиваясь к своим шагам, Лорен задумалась о том, как город сумел пережить недавнее землетрясение.Грунтовая дорожка повернула направо, побежала вверх по склону холма. Слева темно-желтая стена становилась выше и круче. Наконец Лорен выбежала к тому месту, где несколько лет назад грязевой поток залил дорогу. Она перебралась через груду камней и снова вышла на ровную дорожку.От увеличившейся нагрузки и палящего солнца дыхание ее участилось. Пять километров вверх, пять – вниз. Это займет около часа. Она не торопилась, зная, что ей никогда не выиграть ни одного забега, хотела лишь оставаться стройной. Несмотря на голубые глаза и мягкость черт лица, Лорен следила за своей спиной, ногами и ягодицами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37