– Почему ты выбрала пурпур? – спросила Керри, которая уже пережила свои восемь минут, выказав при этом минимум благодарности. Видимо, теперь она возомнила, что может высказаться. На факультете ее считали талантливой девушкой с острым язычком.– Пурпур? – художница оторвала прядь руна, намотала его на палец, а потом посмотрела на свою работу так, словно до этого и не задумывалась над такими мелочами. Лорен надеялась, что у студентки найдется ответ на этот вопрос, так как он явно был одним из основополагающих. Она решила помочь. Но девушка вновь поправила волосы и просто пожала плечами. Относя это поражение в какой-то мере и на свой счет, Лорен высказала предположение, что пурпур считается цветом богов.– А я думала о детях, – объявила студентка, словно не слыша того, что сказала Лорен, и указала на самую маленькую из трех фигур, дрожащего жалкого детеныша, отпрыска пурпурных родителей, которые казались намного больше его и без сомнения могли разорвать его на мелкие кусочки.Они прошли дальше, где их ждал самый неприятный экспонат. Его представляла тощая девица в черном нейлоновом поясе с подвязками и шелковых трусиках. Неубедительно обмотав себя веревками, она привязала себя шнуром к душевой кабинке. Рядом лежал хлыст и подробно расписанная инструкция вместе с тщательно подобранными отрывками, восхваляющими достоинства извращенного секса. После этого «Скульптура Барни», как ее окрестила Лорен, выглядела творением большого Искусства.К счастью, они закончили на двух высоких нотах. В предпоследней из представленных работ из пленки видеокассеты студентка сделала оболочку в виде женского тела. Художница, сев на простой деревянный стул, создала свое произведение, обмотав себя серебристой видеолентой. Позади на стене мрачно маячил плакат, показывающий процесс мумификации. Лорен видела: художница смело отошла от шаблонов.Последняя работа, созданная Мелани, порадовала еще больше. На первый взгляд Мелани была обычной студенткой. Ее хрупкое тело то дергалось, то подпрыгивало под плохо сидящими вельветовыми джинсами и поношенным розовым свитером, которые она предпочитала. Да и внешне она выглядела очень оригинально – все эти хвостики и браслеты из бисера. Но сейчас теплая погода заставила ее раздеться до топика, обнажив почти черную от татуировки спину.Лорен увидела, что работа Мелани сделана в том же духе. Она сделала три пары трусиков из кожуры апельсинов и грейпфрутов. Кожура засохла и съежилась. Теперь «трусики» и в самом деле напоминали нижнее белье молоденькой девушки. Кроме того, Мелани сплела плеть из волокон кроваво-красного апельсина, а затем подвесила все «предметы туалета» на белые вешалки, как это делают с их шелковыми и атласными сородичами в роскошных дорогих бутиках. Лорен понравилась эта работа, и по замыслу, и по композиции. На первый взгляд эксцентричная, она пугала намеками на грубую эротику и излишнюю сексуальность детей.Рай вместе с Лорен поднялся в ее кабинет, чтобы забрать свой летний пиджак, оставленный на спинке стула. Обходя желтые заграждения, они спокойно обсуждали землетрясение. Лорен открыла дверь, и они зашли в кабинет.– Вот он, – объявил Рай, забирая свой пиджак, хотя этого вполне можно было и не говорить.Она впервые заметила в нем какую-то неловкость.– Итак, значит, в среду в восемь часов? Это вас устраивает? – спросил он.– Да, я буду здесь. И обещаю вам, что на этот раз закажу вам пропуск на стоянку автомашин. Сама лично схожу туда.Рай поблагодарил ее за беспокойство, и, когда он надевал пиджак, Лорен отметила очертания его торса и сразу же представила его обнаженным, сидящим на стуле, приятное, но слишком кратковременное ощущение, так как в кабинет ворвалась Керри, размахивая письмом.– Получила! Получила!– Что получила? – Лорен усиленно пыталась сообразить, что могло вызвать такой горячий восторг у ее студентки.– Стажировку у Штасслера.– Великолепно! Прими мои поздравления. Когда поедешь?– В начале следующего месяца.– Штасслер? – переспросил Рай. – Вы собираетесь стажироваться у Эшли Штасслера?Керри только тут обратила на него внимание и кивнула. Лорен заметила, что в глазах девушки вновь сверкнул огонек. Керри проявила нескрываемый интерес, расточала улыбки и была слишком уж сексуальна для своего возраста.– Угу. У самого Эшли Штасслера.– Очень интересно, так как я договорился с ним об интервью и в конце мая поеду к нему. Мы говорим о местечке как раз напротив Моаба, так?– Угу! – Керри снова замахала письмом в воздухе, и ее улыбка стала еще шире.Лорен отнесла такое оживление в основном к возможности стажироваться у известного скульптора из пустыни Юта, хотя не сбрасывала со счетов и Рая.– Послушайте, – продолжала Керри, с нескрываемым интересом рассматривая Рая, – вам никто не говорил, что вы очень похожи на этого парня, журналиста Себастьяна... Никак не могу запомнить его фамилию... который написал «Прекрасный шторм».– Угу, – беззлобно передразнил он ее. – Мне это уже не раз говорили.Брови Керри поднялись и опустились, в то время как взгляд оставался неподвижен. Тогда Лорен задумалась о том, что, возможно, иногда мужчины находят женщин привлекательными за полное отсутствие утонченности. Похоже на то, что в телах таких женщин праздник жажды плоти не прекращается ни на миг.Наконец Керри повернулась к Лорен.– Я уеду на два месяца. Большое вам спасибо за рекомендацию.«Ах, да, я же отправляла рекомендательное письмо», – вспомнила Лорен.– Не стоит благодарности.– Это просто немыслимо! Просто чудо!«И в самом деле чудо», – подумала Лорен, когда Керри уже неслась по коридору, а Рай выходил из ее кабинета. Стажировка у одного из ведущих скульпторов. Хотя его работы уже и не производили на саму Лорен должного впечатления. Слишком уж претенциозные. Семьи – дети, матери, отцы, даже домашние животные – замерли в полном ужасе, бронзовые фигурки, несущие «постоянное ожидание нескончаемой боли», как выразился прошлой зимой один из известных критиков после большой выставки Штасслера в Гуггенхайме. Музей Гуггенхайма – нью-йоркский музей современной живописи и скульптуры. Основан Р. Гуггенхаймом в 1937 г.
Но самым слабым местом в работах Штасслера, как полагала Лорен, были лица. Просто клише. Глаза застывшие, слишком изломаны линии бровей, щеки и подбородки слишком напряжены. А со ртами еще хуже. Даже у детей они бесформенно искривлены, губы никогда полностью не сомкнуты. При взгляде на них, складывалось впечатление агонии. Каждое лицо уникально в своем выражении глубокого страдания, и в то же время все это – стереотип портретной галереи лиц, отражающих непомерную боль.Однако то, что она считала слабым местом, большинство влиятельных художественных критиков рассматривали как силу. В прошлом году редактор одного из самых уважаемых европейских художественных журналов в обзоре о выставке в Гуггенхайме написал о Штасслере: «Метафорическое использование ртов , которые под давлением грубых правил издают беззвучный вопль , который никто не может услышать». Когда Лорен читала этот обзор, ее передернуло, потому что она сама, хотя и не так красноречиво, восхваляла Штасслера, когда написала, что рты его фигур «кричат миру слова, о которых никто никогда не узнает». Но это было более двадцати лет назад, когда она была еще только студенткой. Тогда на нее производило большое впечатление любое произведение искусства и не удивительно, что работы Штасслера, выставленные на лужайке перед университетом, очаровали ее. Очарована бронзой, которая обещала бессмертие. Тогда она послала копию своей статьи Штасслеру. Но никакого ответа так и не получила. Глава третья Они очень устали. Страх утомляет. Я мог заметить это по их лицам. И не только устали. Они оказались сломлены, мучались от голода и жажды. Надо дать им поесть, предоставить помещение и почистить их одежду. После этого они сосредоточат все свое внимание только на том, что находится в их малюсеньком внутреннем мирке. А я аккуратно и постепенно верну их в царство ужаса.Ни одного писка. За все двенадцать часов езды в микроавтобусе. Можно было подумать, что они мертвы, как и собака. С того момента, как я вырубил старушку, прошло много времени. Она начала вонять. Когда же я открыл двери микроавтобуса, на меня уставились пять пар глаз. Моргнул ли кто-нибудь из них хоть раз? Думаю, нет. И уж конечно не милая дохлая овчарка. Она уже окоченела. Я поставил ее на задние лапы, а переднюю подогнул, будто она машет на прощанье остальным. Маленькая девочка рассмеялась. Сначала я не был уверен. У нее рот был заклеен скотчем, но мать взглянула на нее так, словно хотела сказать: «прекрати!», и это меня убедило. Она засмеялась еще раз, когда я протанцевал собакой в ногах ее матери, цепляя когтями за колготки...Надо бы приоткрыть занавес, которым закрыт грузовой отсек, пустить немного свежего воздуха. Там слишком душно. И надо дать им воды. Я видел вывеску. Через несколько километров будет закусочная. Вполне подходит. Подъехать, залезть в кузов и дать им попить. Только надо приготовиться к жалобам: «Я хочу в туалет», «Я голоден», «Что вам надо?» (скорее «Что, черт тебя подери, тебе надо?»), «Куда мы едем?» Так что для начала я их предупрежу: если кто-нибудь скажет хоть единое слово, то воды не получит никто. Ни капли.Вот и закусочная. Она оказалась много ближе, чем я предполагал. Не задремал ли я за рулем? Я остановил машину не слишком далеко и не слишком близко от других машин, откинулся на спинку сиденья и огляделся. Никаких патрульных машин, никаких широких лимузинов, которыми так любят пользоваться детективы в этих краях. Никого, кроме кучки откормленных мормонов.Я съел две плитки шоколада с орешками. Это поможет мне продержаться большую часть ночи. Я близок к цели. Шоколад, кофеин и вода. Надо помочиться, однако я не мог оставить их одних, поэтому для этой цели заранее подготовил в грузовом отсеке бутылку.Это своего рода пытка: наблюдать, как я мочусь, когда их мочевые пузыри на грани разрыва. Прошло уже не менее двенадцати часов, как каждый из них имел шанс сходить в туалет, и мне интересно, кто из них не выдержит первым. Я заставлю их намочить штаны. Джун отвернулась, то же самое сделали Веселый Роджер, ее надежда и опора, и их сынок. Зато их дорогая доченька уставилась на меня, прямо на мой член. Смелая, что ли? Не заметно никакого беспокойства. Не то, что ее мамочка в тот момент, когда я снимал с нее платье.Я почувствовал, что случилось, по запаху, еще до того, как увидел, в чем дело. А когда я включил верхний свет в грузовом отсеке, то убедился: мальчонка обделался. С его сестричкой такого не произошло. Похоже, она проклинала его, хотя из-за скотча ничего не слышно. Только Джун снова стрельнула в ее сторону глазами. Роджер выглядел совсем опущенным – чувствовал себя виноватым за то, что пустил меня в дом. Да вы только посмотрите на них после того, как они провели в моем обществе всего лишь полдня! Связанные, голодные, страдающие от жажды, наделавшие в штаны. И вы уже думаете, что Гаррисберг плох, не так ли, Веселый Роджер?– Ну, хорошо. Слушайте меня, – это привлекло их внимание. Я не разговаривал с ними с самого начала пути. – Настало время утолить жажду. Кто из вас хочет попить первым?Я знал, что последует. Дорогая доченька подняла голову и задвигала ногами. Взглянув на нее, я подумал, что она не так молода, как мне показалось вначале. Ей было лет шестнадцать. Или семнадцать.Когда я описал им условия, все закивали. Все, кроме сыночка, которому, похоже, было стыдно.Я отодрал скотч от рта дочери и обратил внимание на ее губы, резные, как стакан для шампанского, и полные. Помог ей сесть и ощутил ее напряженный позвоночник. Провел ладонью по ее спине, прочувствовал каждую малюсенькую косточку и ее кожу, такую упругую, ее шею, тонкую и гладкую. Я держал руку на ее шее, пока она пила, и чувствовал, как у нее по гортани протекает жидкость.– Не так много, – мягко сказал я ей. – Тебе надо будет удержать все это в себе.– Не обоссаться, как он? – прошептала она с таким отвращением, что это заставило меня в восхищении склониться перед ней. Но и только. Она ведь нарушила соглашение.– Еще одно слово, и они не получат ни капли.– Правда? – весело переспросила она. – А что вы сделаете, если я буду кричать? Убьете их?Я закрыл ей рот ладонью, хотя мое тело сотрясалось от смеха. И она понимала это, судя по выражению ее глаз. Тут, я даже в первый миг не поверил, она скользнула язычком по моим пальцам. Ну и шлюха. Какая же она грязная развратная шлюха. Она мне понравилась.А вот Джун на наш разговор реагировала иначе. Она пыталась пнуть, да, именно пнуть свою доченьку. Я начал подозревать, что здесь кроются серьезные семейные проблемы.– Прекрати, – рыкнул я на ее мать. – Держи себя в руках.– Уумпф, уумпф.– Вот именно, «уумпф, уумпф»!Даже ее колготки перестали меня возбуждать.Она уйдет первой, это я уже понял. Приходится приносить жертвы искусству. Конечно, каждому нужно чем-то жертвовать, но Джун Кливер действовала мне на нервы с того самого момента, как я проделал с ее платьем трюк Сары Бернар. Настоящая королева драмы. Позвольте мне сказать, что когда занимаешься таким делом, как я, то встречаешься с самыми разнообразными типами.Я заклеил рот дочке и перешел к сыночку. Он никак не ответил на мое предложение, и я повернулся к Веселому Роджеру, его отцу, и терпеливо объяснил ему условия еще раз.Возможно, он слушал. Хотя я не уверен. Вид у него был измученный, глаза усталые и полузакрытые. С некоторыми мужчинами трудно говорить, особенно со здоровяками, которые хотят показать себя еще более здоровыми, делая разные глупости.– Ей, – я указал пальцем на девочку, – это сошло ей с рук, потому что она миленькая, а ты старый и противный, Роджер... – он несколько сконфузился, услышав свое новое имя. – Так что без выдумок.Он закивал, как будто хотел сказать: «Конечно, конечно, дай мне попить», и, прежде чем я отобрал у него бутылку, успел заглотить целую кварту.Джун отвернулась от меня и легла на бок, несомненно, надувшись. Я щелкнул ее бюстгальтером, оттянул резинку на спине, как на рогатке, и отпустил. Не делал такого со студенческой скамьи, мне это понравилось. Она повернулась ко мне. Но к «уумпф, уумпф» прибавилось какое-то рычание, и я объявил:– Ты проиграла.Я стал лить воду тонкой струйкой над ее головой, а потом закрыл бутылку.Теперь она начала дрыгаться. Истеричный приступ гнева. Пришлось отреагировать. Я вытащил нож – хороший выкидной нож, который купил пять лет назад в Мексике, в Соноре. Перевал Сопора находится в горах Сьерра-Невада на высоте 2934 метра над уровнем моря. Расположен на востоке штата Калифорния
Воистину прекрасный клинок с бирюзовой инкрустацией на ручке и с золотыми колечками по краям. А лезвие из нержавеющей стали такое острое, что мне достаточно было только кольнуть щеку сынишки, и там расцвел алый цветок. Я выбрал его, так как уже начал подозревать, что если порезать дочку, мать и не подумала бы перестать брыкаться. Обычная несовместимость матери и дочурки.Царапина у сынишки это пустяк, но дрыгаться мать прекратила.Я вытер лезвие о ее колготки в том месте, где должны быть трусики. Но теперь не почувствовал никакого возбуждения. Необычно, тем более если интимность вызывает враждебность.Когда я снова взглянул на девушку, та кивнула. Насколько я мог догадаться, а давайте смотреть правде в глаза, я именно это и делал, она одобряла мои действия. Но что было по-настоящему странным, чего никогда не случалось раньше, так это то, что она оказалась мне подстать.
Еще четыре часа пути. Самая прекрасная часть поездки. Путешествие по высокогорной пустыне на северо-востоке Юты. Мимо проплывают скалы из красного камня, прекрасные горы, огромные открытые пространства. Но летом здесь, как в печке, и даже в такой час температура уже начала подниматься. Я понял, что мне стоит включить кондиционер и приоткрыть щель в багажное отделение, а то они там поджарятся.Я продолжал думать о дочери. Она выглядела просто изумительно. Уже вполне созрела. Когда я притрагивался к ее коже, то мне хотелось делать это снова и снова. Мне хотелось пробежать рукой по каждому сантиметру ее крепкого тела. Она в том возрасте, когда кожа максимально натянута, тверже уже некуда, когда монета, упавшая ей на живот, действительно от него отскочит. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не залезть в багажный отсек и не потрогать ее грудь. У нее она такая прекрасная, высокая и гордая. Она, конечно, еще несовершеннолетняя, а я не хочу нарушать никакие законы, не так ли?Какое же должно быть детство, чтобы взрастить такую ненависть. «Если я закричу, вы их убьете?» Полагаю, она интересовалась вполне серьезно. Не думаю, что она будет протестовать, если я их всех укокошу прямо сейчас. А издали все они казались такими нормальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Но самым слабым местом в работах Штасслера, как полагала Лорен, были лица. Просто клише. Глаза застывшие, слишком изломаны линии бровей, щеки и подбородки слишком напряжены. А со ртами еще хуже. Даже у детей они бесформенно искривлены, губы никогда полностью не сомкнуты. При взгляде на них, складывалось впечатление агонии. Каждое лицо уникально в своем выражении глубокого страдания, и в то же время все это – стереотип портретной галереи лиц, отражающих непомерную боль.Однако то, что она считала слабым местом, большинство влиятельных художественных критиков рассматривали как силу. В прошлом году редактор одного из самых уважаемых европейских художественных журналов в обзоре о выставке в Гуггенхайме написал о Штасслере: «Метафорическое использование ртов , которые под давлением грубых правил издают беззвучный вопль , который никто не может услышать». Когда Лорен читала этот обзор, ее передернуло, потому что она сама, хотя и не так красноречиво, восхваляла Штасслера, когда написала, что рты его фигур «кричат миру слова, о которых никто никогда не узнает». Но это было более двадцати лет назад, когда она была еще только студенткой. Тогда на нее производило большое впечатление любое произведение искусства и не удивительно, что работы Штасслера, выставленные на лужайке перед университетом, очаровали ее. Очарована бронзой, которая обещала бессмертие. Тогда она послала копию своей статьи Штасслеру. Но никакого ответа так и не получила. Глава третья Они очень устали. Страх утомляет. Я мог заметить это по их лицам. И не только устали. Они оказались сломлены, мучались от голода и жажды. Надо дать им поесть, предоставить помещение и почистить их одежду. После этого они сосредоточат все свое внимание только на том, что находится в их малюсеньком внутреннем мирке. А я аккуратно и постепенно верну их в царство ужаса.Ни одного писка. За все двенадцать часов езды в микроавтобусе. Можно было подумать, что они мертвы, как и собака. С того момента, как я вырубил старушку, прошло много времени. Она начала вонять. Когда же я открыл двери микроавтобуса, на меня уставились пять пар глаз. Моргнул ли кто-нибудь из них хоть раз? Думаю, нет. И уж конечно не милая дохлая овчарка. Она уже окоченела. Я поставил ее на задние лапы, а переднюю подогнул, будто она машет на прощанье остальным. Маленькая девочка рассмеялась. Сначала я не был уверен. У нее рот был заклеен скотчем, но мать взглянула на нее так, словно хотела сказать: «прекрати!», и это меня убедило. Она засмеялась еще раз, когда я протанцевал собакой в ногах ее матери, цепляя когтями за колготки...Надо бы приоткрыть занавес, которым закрыт грузовой отсек, пустить немного свежего воздуха. Там слишком душно. И надо дать им воды. Я видел вывеску. Через несколько километров будет закусочная. Вполне подходит. Подъехать, залезть в кузов и дать им попить. Только надо приготовиться к жалобам: «Я хочу в туалет», «Я голоден», «Что вам надо?» (скорее «Что, черт тебя подери, тебе надо?»), «Куда мы едем?» Так что для начала я их предупрежу: если кто-нибудь скажет хоть единое слово, то воды не получит никто. Ни капли.Вот и закусочная. Она оказалась много ближе, чем я предполагал. Не задремал ли я за рулем? Я остановил машину не слишком далеко и не слишком близко от других машин, откинулся на спинку сиденья и огляделся. Никаких патрульных машин, никаких широких лимузинов, которыми так любят пользоваться детективы в этих краях. Никого, кроме кучки откормленных мормонов.Я съел две плитки шоколада с орешками. Это поможет мне продержаться большую часть ночи. Я близок к цели. Шоколад, кофеин и вода. Надо помочиться, однако я не мог оставить их одних, поэтому для этой цели заранее подготовил в грузовом отсеке бутылку.Это своего рода пытка: наблюдать, как я мочусь, когда их мочевые пузыри на грани разрыва. Прошло уже не менее двенадцати часов, как каждый из них имел шанс сходить в туалет, и мне интересно, кто из них не выдержит первым. Я заставлю их намочить штаны. Джун отвернулась, то же самое сделали Веселый Роджер, ее надежда и опора, и их сынок. Зато их дорогая доченька уставилась на меня, прямо на мой член. Смелая, что ли? Не заметно никакого беспокойства. Не то, что ее мамочка в тот момент, когда я снимал с нее платье.Я почувствовал, что случилось, по запаху, еще до того, как увидел, в чем дело. А когда я включил верхний свет в грузовом отсеке, то убедился: мальчонка обделался. С его сестричкой такого не произошло. Похоже, она проклинала его, хотя из-за скотча ничего не слышно. Только Джун снова стрельнула в ее сторону глазами. Роджер выглядел совсем опущенным – чувствовал себя виноватым за то, что пустил меня в дом. Да вы только посмотрите на них после того, как они провели в моем обществе всего лишь полдня! Связанные, голодные, страдающие от жажды, наделавшие в штаны. И вы уже думаете, что Гаррисберг плох, не так ли, Веселый Роджер?– Ну, хорошо. Слушайте меня, – это привлекло их внимание. Я не разговаривал с ними с самого начала пути. – Настало время утолить жажду. Кто из вас хочет попить первым?Я знал, что последует. Дорогая доченька подняла голову и задвигала ногами. Взглянув на нее, я подумал, что она не так молода, как мне показалось вначале. Ей было лет шестнадцать. Или семнадцать.Когда я описал им условия, все закивали. Все, кроме сыночка, которому, похоже, было стыдно.Я отодрал скотч от рта дочери и обратил внимание на ее губы, резные, как стакан для шампанского, и полные. Помог ей сесть и ощутил ее напряженный позвоночник. Провел ладонью по ее спине, прочувствовал каждую малюсенькую косточку и ее кожу, такую упругую, ее шею, тонкую и гладкую. Я держал руку на ее шее, пока она пила, и чувствовал, как у нее по гортани протекает жидкость.– Не так много, – мягко сказал я ей. – Тебе надо будет удержать все это в себе.– Не обоссаться, как он? – прошептала она с таким отвращением, что это заставило меня в восхищении склониться перед ней. Но и только. Она ведь нарушила соглашение.– Еще одно слово, и они не получат ни капли.– Правда? – весело переспросила она. – А что вы сделаете, если я буду кричать? Убьете их?Я закрыл ей рот ладонью, хотя мое тело сотрясалось от смеха. И она понимала это, судя по выражению ее глаз. Тут, я даже в первый миг не поверил, она скользнула язычком по моим пальцам. Ну и шлюха. Какая же она грязная развратная шлюха. Она мне понравилась.А вот Джун на наш разговор реагировала иначе. Она пыталась пнуть, да, именно пнуть свою доченьку. Я начал подозревать, что здесь кроются серьезные семейные проблемы.– Прекрати, – рыкнул я на ее мать. – Держи себя в руках.– Уумпф, уумпф.– Вот именно, «уумпф, уумпф»!Даже ее колготки перестали меня возбуждать.Она уйдет первой, это я уже понял. Приходится приносить жертвы искусству. Конечно, каждому нужно чем-то жертвовать, но Джун Кливер действовала мне на нервы с того самого момента, как я проделал с ее платьем трюк Сары Бернар. Настоящая королева драмы. Позвольте мне сказать, что когда занимаешься таким делом, как я, то встречаешься с самыми разнообразными типами.Я заклеил рот дочке и перешел к сыночку. Он никак не ответил на мое предложение, и я повернулся к Веселому Роджеру, его отцу, и терпеливо объяснил ему условия еще раз.Возможно, он слушал. Хотя я не уверен. Вид у него был измученный, глаза усталые и полузакрытые. С некоторыми мужчинами трудно говорить, особенно со здоровяками, которые хотят показать себя еще более здоровыми, делая разные глупости.– Ей, – я указал пальцем на девочку, – это сошло ей с рук, потому что она миленькая, а ты старый и противный, Роджер... – он несколько сконфузился, услышав свое новое имя. – Так что без выдумок.Он закивал, как будто хотел сказать: «Конечно, конечно, дай мне попить», и, прежде чем я отобрал у него бутылку, успел заглотить целую кварту.Джун отвернулась от меня и легла на бок, несомненно, надувшись. Я щелкнул ее бюстгальтером, оттянул резинку на спине, как на рогатке, и отпустил. Не делал такого со студенческой скамьи, мне это понравилось. Она повернулась ко мне. Но к «уумпф, уумпф» прибавилось какое-то рычание, и я объявил:– Ты проиграла.Я стал лить воду тонкой струйкой над ее головой, а потом закрыл бутылку.Теперь она начала дрыгаться. Истеричный приступ гнева. Пришлось отреагировать. Я вытащил нож – хороший выкидной нож, который купил пять лет назад в Мексике, в Соноре. Перевал Сопора находится в горах Сьерра-Невада на высоте 2934 метра над уровнем моря. Расположен на востоке штата Калифорния
Воистину прекрасный клинок с бирюзовой инкрустацией на ручке и с золотыми колечками по краям. А лезвие из нержавеющей стали такое острое, что мне достаточно было только кольнуть щеку сынишки, и там расцвел алый цветок. Я выбрал его, так как уже начал подозревать, что если порезать дочку, мать и не подумала бы перестать брыкаться. Обычная несовместимость матери и дочурки.Царапина у сынишки это пустяк, но дрыгаться мать прекратила.Я вытер лезвие о ее колготки в том месте, где должны быть трусики. Но теперь не почувствовал никакого возбуждения. Необычно, тем более если интимность вызывает враждебность.Когда я снова взглянул на девушку, та кивнула. Насколько я мог догадаться, а давайте смотреть правде в глаза, я именно это и делал, она одобряла мои действия. Но что было по-настоящему странным, чего никогда не случалось раньше, так это то, что она оказалась мне подстать.
Еще четыре часа пути. Самая прекрасная часть поездки. Путешествие по высокогорной пустыне на северо-востоке Юты. Мимо проплывают скалы из красного камня, прекрасные горы, огромные открытые пространства. Но летом здесь, как в печке, и даже в такой час температура уже начала подниматься. Я понял, что мне стоит включить кондиционер и приоткрыть щель в багажное отделение, а то они там поджарятся.Я продолжал думать о дочери. Она выглядела просто изумительно. Уже вполне созрела. Когда я притрагивался к ее коже, то мне хотелось делать это снова и снова. Мне хотелось пробежать рукой по каждому сантиметру ее крепкого тела. Она в том возрасте, когда кожа максимально натянута, тверже уже некуда, когда монета, упавшая ей на живот, действительно от него отскочит. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы не залезть в багажный отсек и не потрогать ее грудь. У нее она такая прекрасная, высокая и гордая. Она, конечно, еще несовершеннолетняя, а я не хочу нарушать никакие законы, не так ли?Какое же должно быть детство, чтобы взрастить такую ненависть. «Если я закричу, вы их убьете?» Полагаю, она интересовалась вполне серьезно. Не думаю, что она будет протестовать, если я их всех укокошу прямо сейчас. А издали все они казались такими нормальными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37