Керри может быть где угодно.– Где угодно? Это Штасслер так сказал?– Да. Что бы там с ней ни произошло, это произошло именно там. Сами знаете, бывает, такое чувствуешь нутром.Лорен кивнула. То же самое сделал и Рай. Все трое молча стояли и смотрели вдаль.Во время обратного спуска Лорен чуть было не перелетела через двухметровую трещину. Именно это сделал Джаред, который пролетел все семь метров и приземлился на оба колеса, даже не качнувшись.Лорен затормозила, свернула и сумела последовать за Раем, который выбрал более ровный путь. Они так и не смогли догнать Джареда, пока тот не остановился у тропинки, ведущей к водоему.– Думаю, вы захотите окунуться. Я поеду обратно, а вы можете отдохнуть у озера, пока есть такая возможность.– А как нам попасть обратно в город? – спросила Лорен.– Очень просто. Выезжаете обратно на шоссе тем же путем и поворачиваете направо. Это займет у вас не более пятнадцати минут. Вся дорога идет под гору. Поверьте мне, это того стоит.«Он ухмыляется или улыбается»? – задумалась Лорен.– Как ты считаешь? – спросил ее Рай. – Полагаю, искупаться будет великолепно.– Я тоже так думаю, – убежденно сказала она. Она пожала руку Джареда и поблагодарила его за поездку. – И за то, что поговорили с нами, – добавила она.– Вы все еще думаете, что я в чем-то виноват? Рай отрицательно покачал головой.– А вы? – обратился он к Лорен.– Присяжные еще заседают...Но при этом она улыбалась и считала, что молодой человек понимает, о чем она думает. Она чувствовала это нутром.
Пока они ехали к водоему, Лорен все время смотрела по сторонам, пытаясь обнаружить следы велосипедистов, туристов и вообще кого-нибудь, кто мог бы нарушить их уединение. Никого.Они поставили велосипеды между двумя валунами и поспешили на журчащие звуки воды, стекавшей с висящего мха. Рай скинул одежду так же естественно, как это делала в студии Джой. Лорен глубоко вздохнула и тоже сбросила одежду.Вода оказалась холоднее воздуха, но не такая уж холодная. Лорен с удовольствием ощутила невесомость.Сначала они плыли рядом, но вот его нога коснулась ее. Случайно? Она так не думала. Когда она открыла глаза, то увидела на его лице улыбку.– Даю пенни за то, чтобы узнать твои мысли, – объявил он.– Они стоят гораздо больше, – поддразнила она его.Он подплыл к ней, и она легко, игриво нырнула под воду и увидела, как глупо и свободно болтается его пенис.Ей пришлось сдержать себя, чтобы не ухватиться за него. Она вынырнула прямо в его объятия и поцеловала его. И тут, когда ее руки скользнули вниз, она заметила, что его пенис уже не болтается так безвольно, как несколько секунд назад.Он обнял ее за талию и притянул к себе. Это произошло так же естественно, как и то, что ее собственные руки легли на его бедра. Все волнения, которые она испытывала этой ночью, растворились где-то в промежутке между началом поездки и этим моментом. Ей следовало бы поблагодарить Джареда за то, что он настоял на их купании, если, конечно, она узнает его достаточно хорошо для столь доверительной беседы.Теперь настала очередь Рая нырнуть. Он поцеловал ее живот и груди, после чего мягко и нежно, но с жадностью, удивившей ее, пососал по очереди каждый сосок.Когда он вынырнул, хватая ртом воздух, его лицо представляло великолепную картину. Лорен теснее прижалась к нему. Она испытывала возбуждение, очень сильное возбуждение. Но когда она последний раз попробовала проделать такое с Чэдом, эксперимент оказался очень болезненным. Им обоим пришлось ковылять на берег.Однако Рай сразу же вошел в нее.Она обняла его ногами, испытывая наслаждение, крепче прижалась к нему, чувствуя его мужскую силу. Их руки скользили, искали наслаждения, а потом снова скользили в поисках чего-то большего.Ее спина уперлась в покрытый мокрым мхом камень, и она выгнула спину, чтобы еще глубже прочувствовать его...Рядом журчал ручеек водопада.Рай целовал ее, а ее губы жадно ловили каждый поцелуй.Его пальцы скользили по ее лицу, а она целовала его мокрые нос и глаза, ощущая на губах его мягкие ресницы. Потом она провела кончиком языка по контуру его ушной раковины, прислушиваясь, как он стонет, и сама еще больше возбудилась от того наслаждения, которое дарила ему. Она крепче обняла его, когда он начал ритмичные движения – движения, которые становились все более быстрыми, все более страстными.– Не могу остановиться. – признался он ей.Это еще больше возбудило ее. Выражение беспомощности на его лице. Ощущение, что он теряет контроль над собой, осознание того, что это она творит с ним такое. Лорен прижалась к нему еще сильнее. И тут вдруг почувствовала, как он наполнил ее всю. Рай прижался к ней, по телу пробежала сладкая дрожь. Она наслаждалась его страстью, его желанием унести ее подальше от всего мира. Глава семнадцатая О, маловерные! Я уставился на монитор и повторил эти радостные кадры, потому что недооценивал Бриллиантовую девочку. Теперь же я не мог придумать большего удовольствия.Вот она обнимает, ласкает, целует Ее Светлость. Они как два тайных любовника, спрятавшихся за кустиком. Их вид почти парализовал меня от удовольствия.Это открытие я сделал после долгих утомительных двадцати четырех часов. Я перемотал запись на шесть часов утра, на тот момент, когда я вытащил из клетки сынишку и впервые оставил их одних. Неужели они начали целоваться, как только я повернулся к ним спиной? А я-то тем временем изо всех сил старался заставить мальчика повзрослеть, расстаться со своим нарцистическим комплексом детства...Я должен был это предвидеть. Я включил воспроизведение, как только увидел, что Бриллиантовая девочка начала что-то нашептывать на ухо Ее Светлости. Я не мог расслышать ни единого слова. Ее Светлость что-то шепчет в ответ. Какую-нибудь милую чепуху? Глядя на них, нельзя думать ни о чем другом. И вот на экране появился первый, по-настоящему интимный момент: Бриллиантовая девочка смотрит в глаза своей возлюбленной, ласкает ее плечи, а Ее Светлость, и это меня очень удивляет, не оказывает никакого сопротивления. Даже в самом начале. Вместо этого она с улыбкой идет навстречу желаниям Бриллиантовой девочки, которая скользит пальцами по ее груди, бедрам, твердым круглым ягодицам.Это тронуло меня. Бриллиантовая девочка! Именно она вдохновитель действа, склонила Ее Светлость на совершение такого в высшей степени восхитительного и развратного поступка, как получение сексуального удовольствия при непосредственном присутствии убийцы. Снова она смогла угадать мои фантазии, наполнить их страстью, заставить их расцвести в грубых, неподдельных картинах.Пальцы... Да... Ее подвижные, жадные пальцы находились в ее собственных трусиках. Костяшки ясно выделялись на шелковистой ткани. Она, должно быть, знает, что если я это вижу, то не могу оторвать глаз. Я буду парализован этим зрелищем. И в самом деле, я сидел перед дисплеем, как тот легион мужей, которые могут возбудить себя только при виде своих консервативных жен, стоящих на коленях и держащих губами дерзко стоящий член незнакомца. Или когда незнакомец задирает их приличные юбки и собирается грубо взять их сзади. Я читал на эту тему научные исследования и знаю, что таких любителей распутных грязных сцен очень много. Они представляют себе, что их жены от такого грубого обращения становятся более игривыми и необузданными.И вот эта моя Бриллиантовая девочка, шлюха и проститутка, соблазнительница и распутница, вызывает во мне такие же сильные ощущения. Сгораю от желания увидеть, как ее возьмут, подомнут под себя. Пусть даже это будет делать Ее Светлость. Ее Светлость! У нее футболка задрана к самому горлу. Висит там, как ожерелье, обнажив груди. Я не мог оторвать взгляд от нее. Твердые и остроконечные груди, как у всех молодых женщин, которые разъезжают по округе на велосипедах, пока их задница не становится твердой, круглой и похотливой.Мой эксперимент с Вандерсонами дошел до того, что я боюсь, что у меня начнутся галлюцинации. Общаясь с Веселым Роджером, мне пришлось изображать из себя Франкенштейна. После того, как я покончил с Джун, он стал неуправляемым. Ямы, которые он выбил в земле кулаками, можно было бы наполнить его слезами. Он тронулся с горя. Он еще раз напомнил мне, какими непредсказуемыми могут быть животные под названием «люди». Я обращался с ним как с ничтожеством, с полной никчемностью. Однако в последние часы я понял, что он относится к тем созданиям, которые не верят в темноту, пока не наступит ночь. И тут они изменяются так кардинально, что становится страшно. Весь его идиотский оптимизм, все его терпение, вера в безопасность его семьи и его самого, или в мою безграничную доброту, как я полагаю, покинули его. Я, естественно, говоря фигурально, вбил кровавый кол в его сердце. Тут-то он и превратился в зверя. Он метался по клетке так, словно хотел проломить пол. Его ярость была так сильна, что я не могу выразить это словами. Теперь только я начинаю понимать, что в последние его секунды мне не надо будет провоцировать его на борьбу, как я делал это с Джун и многими другими. Он впервые в жизни ощутил настоящую неподдельную ярость. Вместе с другими недавними открытиями он понял, что все цепи и путы надо смести с лица земли.Перемена в Веселом Роджере привела его на стол, в хватку крепких ремней. Он не поверил в ту ложь, что его сыночек выживет в обмен на его шкуру. Держал сынишку перед грудью как щит, а тот вцепился в папочку мертвой хваткой.А я усталый, полный нетерпения, озабоченный той большой работой, которая ждала меня впереди, всеми мелочами, которые следовало предусмотреть, стоял и ждал. А Бриллиантовая девочка и Ее Светлость наблюдали за происходящим. Первая с явным интересом, а вторая – с ужасом. Однако после того как я просмотрел на экране фильм про лесбос, я начал сомневаться.Мне пришлось пригрозить Веселому Роджеру страшными пытками для его сынишки, навести пистолет прямо в пах ребенку. Только тогда он подошел к двери клетки и повернулся спиной, подставив мне руки.Оставалась еще проблема с сынишкой, который вцепился ему в левую ногу, как пиявка. Я даже был готов пристрелить его. Но дыра от пули, черт бы ее побрал!.. Бриллиантовая девочка сумела его увести. Мальчик, возможно, был потрясен не меньше меня добротой старшей сестры. Однако он позволил себя успокоить. Спрятал лицо у нее на груди и начал завывать. А я надел наручники и кандалы – я не мог рисковать – на Веселого Роджера и закрыл за ним клетку. Разговаривая с ним, я видел, как Бриллиантовая девочка что-то нашептывала на ухо мальчишке.– Мне не нужны ваши дети, – заверил я Веселого Роджера, привязывая его к столу. – Они – залог. Я ведь должен договориться с тобой и Джун.Я не стал разочаровывать его, пока крепко не привязал к стальному столу и не запихал ему в рот черный шарик. Только тогда я сказал ему, что собираюсь сделать с сыночком, с его гордостью и радостью.
Когда дошла очередь до сыночка, он не сопротивлялся. Я ничего не мог поделать, чтобы зажечь огонь в его плоти. Только отражение боли. Бледное подобие ужаса. Если это все, то зачем беспокоиться? В этом проблема с детьми: у них недостаточно жизненного опыта, чтобы принять действительно ужасную смерть. Ужас сотрясает бездонный колодец воображения, но воображение развивается с возрастом. Время – его виноторговец, а семья – его плодородное поле. Только когда ребенок вырастет, созреет в половом отношении, он сможет посмотреть на боль через призму ужаса. Только тогда тени на коже обретут жизнь. А она, в свою очередь, всколыхнет слои подсознания зрителя и заставит его прочувствовать каждый сантиметр скульптуры, дрожа от страха. Моя серия Семейное планирование заставляет зрителя проделать незабываемое путешествие в мир страха.
Их «кожи» лежат в литейке. В один ряд. Джун, Веселый Роджер, сынишка. Эти зеленые ленты кажутся мне лучшими моими работами на этот день. Но я не могу быть в этом уверен, пока не отолью их в бронзе. Когда я смотрю на вывернутый таз Джун или на руки Веселого Роджера, получивших новую форму, с крупными венами и грубыми мышцами, меня переполняет надежда. Что же касается жалкой внешности сынишки, то он не лучше и не хуже других детей из этой серии. Вполне достаточно показать боль взрослых. Хотя я пока не сдаюсь. Я прочитал множество работ на тему «Дети и ужас». Многие авторы описывают детей времен войны... Надеюсь, что со временем сумею совершить прорыв в этой области.Я отделил головы от зеленых фигур большим зазубренным кухонным ножом, который прекрасно режет хрустящий французский хлеб и альгинатовые шеи. Аккуратно отложил их в сторону. Мне бы очень хотелось показать их Пустозвону. Все детали совершенны. Я даже думаю попросить его помочь мне в изготовлении форм. Меня захватила идея о том, чтобы репортер, пусть даже и бывший, посмотрел и дотронулся до самого великого события в истории искусства, пусть даже и не зная того. Но это слишком рискованно. Должен отказаться от этого соблазна, какое бы большое вознаграждение не ожидало меня. Еще более соблазнительно отлить при нем их лица. Он ведь заявил, что какой-то остряк сказал: «Штасслер не умеет делать лица».Только несколько второсортных писателей придрались к этому. Но я знаю, что должен позволить им врать. Хотя их скулеж очень раздражает меня. Лица для всей серии отлиты моими руками. Это порождение моего воображения. Необычайные создания, рожденные моим художественным вкусом. Те, кто получил необычайную честь... А они критикуют меня, нанося незаживающую рану.Настоящие слепки, те, которые я снял с моих героев, пополнили мою великую коллекцию масок. Они будут скрыты от посторонних глаз до самой моей смерти. Но я готов сделать исключение для Пустозвона. Собираюсь показать ему настоящие лица, охваченные неподдельным ужасом. Боюсь, что если я этого не сделаю, он напишет какую-нибудь чепуху.Исключение не составит никакого риска. Я воспользуюсь реальными лицами из Семейного планирования №2. Семья из Дувра, штат Мэриленд. Никто их уже не помнит. Да их никогда и не вспоминали. Не было ни одной заметки. И, во всяком случае, никто, кроме этого Пустозвона, этого не увидит. Ведь не было ни одного сообщения об их исчезновении, так что можно быть уверенным, он ничего не поймет. Вы только можете это себе представить? Словно их никогда и не существовало. Но во многом такой результат можно было предсказать заранее. Причина тому очень проста. Самая очевидная причина. Почему их никто не хватился? Услышать ответ все равно, что разгадать загадку. Они были черными! Черные, которые с готовностью согласились показать мне «обожаемый мною дом моего детства». Я подозревал, что они, обнаружив на пороге своего дома белого человека, явившегося к ним с такой просьбой, решили, что поднялись намного выше своих знакомых ниггеров.Несмотря на мою полную неопытность в те годы, я получил очень много от этих черных ребят из Дувра. Правда, они оказались не такими стойкими, как это можно было предположить. Но №2 – это все, что я покажу Пустозвону. Я не собираюсь спускаться в катакомбы, чтобы продемонстрировать ему мою полную коллекцию. Увидев лица двух взрослых и трех детей, он поймет, насколько неправы были мои критики. Возможно, я даже намекну ему, что лица из Дувра будут использованы в одном из следующих произведений серии Семейного планирования. Он никогда не узнает, что эти лица взяты от тел, которые давно уже отлиты и выставлены на обозрение миллионам.Лица к моим скульптурам, что наброски Рембрандта. Я скажу Пустозвону, что лица вдохновляют меня ваять всю семью. Не могу же я ваять тела, не представляя лиц. В этом намного больше правды, чем он сможет понять. Лица – мои наброски. Или можно сказать и по-другому. Я, как романист, не могу создать очередной сюжет, пока не представлю себе своих героев, не узнаю их самые сокровенные мысли и желания, не изучу досконально их прошлое. Только после этого я смогу приступить к созданию их будущего.
Теперь надо прерваться, пока есть возможность немного отдохнуть. Но я все стоял перед монитором и смотрел, как Бриллиантовая девочка замирала в потоке оргазма. Она дрожала, играя со своим телом. Дрожала оттого, что нашла нового друга.Вот она убрала руку с расщелины, которой многие женщины так дорожат, и стянула до колен свои трусики. Ее Светлость отодвинулась, перевернулась на спину, но без видимых признаков наслаждения. И все же она улыбается, ласкает Бриллиантовую девочку. Тут я задумался. Это очень опасная мысль! Опасная для моей веры в порочность Бриллиантовой девочки. «А не игра ли это?» Не расставлен ли тут капкан? Если они задумали вдвоем соблазнить меня, устроить веселенький menage a trois Семья на троих (фр.).
. Тут сразу же вставил слово мой мужской орган. Опасность всегда связана с возбуждением. Смертельная игра, оказаться между двумя телами, оказаться начинкой в этом сладком сандвиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Пока они ехали к водоему, Лорен все время смотрела по сторонам, пытаясь обнаружить следы велосипедистов, туристов и вообще кого-нибудь, кто мог бы нарушить их уединение. Никого.Они поставили велосипеды между двумя валунами и поспешили на журчащие звуки воды, стекавшей с висящего мха. Рай скинул одежду так же естественно, как это делала в студии Джой. Лорен глубоко вздохнула и тоже сбросила одежду.Вода оказалась холоднее воздуха, но не такая уж холодная. Лорен с удовольствием ощутила невесомость.Сначала они плыли рядом, но вот его нога коснулась ее. Случайно? Она так не думала. Когда она открыла глаза, то увидела на его лице улыбку.– Даю пенни за то, чтобы узнать твои мысли, – объявил он.– Они стоят гораздо больше, – поддразнила она его.Он подплыл к ней, и она легко, игриво нырнула под воду и увидела, как глупо и свободно болтается его пенис.Ей пришлось сдержать себя, чтобы не ухватиться за него. Она вынырнула прямо в его объятия и поцеловала его. И тут, когда ее руки скользнули вниз, она заметила, что его пенис уже не болтается так безвольно, как несколько секунд назад.Он обнял ее за талию и притянул к себе. Это произошло так же естественно, как и то, что ее собственные руки легли на его бедра. Все волнения, которые она испытывала этой ночью, растворились где-то в промежутке между началом поездки и этим моментом. Ей следовало бы поблагодарить Джареда за то, что он настоял на их купании, если, конечно, она узнает его достаточно хорошо для столь доверительной беседы.Теперь настала очередь Рая нырнуть. Он поцеловал ее живот и груди, после чего мягко и нежно, но с жадностью, удивившей ее, пососал по очереди каждый сосок.Когда он вынырнул, хватая ртом воздух, его лицо представляло великолепную картину. Лорен теснее прижалась к нему. Она испытывала возбуждение, очень сильное возбуждение. Но когда она последний раз попробовала проделать такое с Чэдом, эксперимент оказался очень болезненным. Им обоим пришлось ковылять на берег.Однако Рай сразу же вошел в нее.Она обняла его ногами, испытывая наслаждение, крепче прижалась к нему, чувствуя его мужскую силу. Их руки скользили, искали наслаждения, а потом снова скользили в поисках чего-то большего.Ее спина уперлась в покрытый мокрым мхом камень, и она выгнула спину, чтобы еще глубже прочувствовать его...Рядом журчал ручеек водопада.Рай целовал ее, а ее губы жадно ловили каждый поцелуй.Его пальцы скользили по ее лицу, а она целовала его мокрые нос и глаза, ощущая на губах его мягкие ресницы. Потом она провела кончиком языка по контуру его ушной раковины, прислушиваясь, как он стонет, и сама еще больше возбудилась от того наслаждения, которое дарила ему. Она крепче обняла его, когда он начал ритмичные движения – движения, которые становились все более быстрыми, все более страстными.– Не могу остановиться. – признался он ей.Это еще больше возбудило ее. Выражение беспомощности на его лице. Ощущение, что он теряет контроль над собой, осознание того, что это она творит с ним такое. Лорен прижалась к нему еще сильнее. И тут вдруг почувствовала, как он наполнил ее всю. Рай прижался к ней, по телу пробежала сладкая дрожь. Она наслаждалась его страстью, его желанием унести ее подальше от всего мира. Глава семнадцатая О, маловерные! Я уставился на монитор и повторил эти радостные кадры, потому что недооценивал Бриллиантовую девочку. Теперь же я не мог придумать большего удовольствия.Вот она обнимает, ласкает, целует Ее Светлость. Они как два тайных любовника, спрятавшихся за кустиком. Их вид почти парализовал меня от удовольствия.Это открытие я сделал после долгих утомительных двадцати четырех часов. Я перемотал запись на шесть часов утра, на тот момент, когда я вытащил из клетки сынишку и впервые оставил их одних. Неужели они начали целоваться, как только я повернулся к ним спиной? А я-то тем временем изо всех сил старался заставить мальчика повзрослеть, расстаться со своим нарцистическим комплексом детства...Я должен был это предвидеть. Я включил воспроизведение, как только увидел, что Бриллиантовая девочка начала что-то нашептывать на ухо Ее Светлости. Я не мог расслышать ни единого слова. Ее Светлость что-то шепчет в ответ. Какую-нибудь милую чепуху? Глядя на них, нельзя думать ни о чем другом. И вот на экране появился первый, по-настоящему интимный момент: Бриллиантовая девочка смотрит в глаза своей возлюбленной, ласкает ее плечи, а Ее Светлость, и это меня очень удивляет, не оказывает никакого сопротивления. Даже в самом начале. Вместо этого она с улыбкой идет навстречу желаниям Бриллиантовой девочки, которая скользит пальцами по ее груди, бедрам, твердым круглым ягодицам.Это тронуло меня. Бриллиантовая девочка! Именно она вдохновитель действа, склонила Ее Светлость на совершение такого в высшей степени восхитительного и развратного поступка, как получение сексуального удовольствия при непосредственном присутствии убийцы. Снова она смогла угадать мои фантазии, наполнить их страстью, заставить их расцвести в грубых, неподдельных картинах.Пальцы... Да... Ее подвижные, жадные пальцы находились в ее собственных трусиках. Костяшки ясно выделялись на шелковистой ткани. Она, должно быть, знает, что если я это вижу, то не могу оторвать глаз. Я буду парализован этим зрелищем. И в самом деле, я сидел перед дисплеем, как тот легион мужей, которые могут возбудить себя только при виде своих консервативных жен, стоящих на коленях и держащих губами дерзко стоящий член незнакомца. Или когда незнакомец задирает их приличные юбки и собирается грубо взять их сзади. Я читал на эту тему научные исследования и знаю, что таких любителей распутных грязных сцен очень много. Они представляют себе, что их жены от такого грубого обращения становятся более игривыми и необузданными.И вот эта моя Бриллиантовая девочка, шлюха и проститутка, соблазнительница и распутница, вызывает во мне такие же сильные ощущения. Сгораю от желания увидеть, как ее возьмут, подомнут под себя. Пусть даже это будет делать Ее Светлость. Ее Светлость! У нее футболка задрана к самому горлу. Висит там, как ожерелье, обнажив груди. Я не мог оторвать взгляд от нее. Твердые и остроконечные груди, как у всех молодых женщин, которые разъезжают по округе на велосипедах, пока их задница не становится твердой, круглой и похотливой.Мой эксперимент с Вандерсонами дошел до того, что я боюсь, что у меня начнутся галлюцинации. Общаясь с Веселым Роджером, мне пришлось изображать из себя Франкенштейна. После того, как я покончил с Джун, он стал неуправляемым. Ямы, которые он выбил в земле кулаками, можно было бы наполнить его слезами. Он тронулся с горя. Он еще раз напомнил мне, какими непредсказуемыми могут быть животные под названием «люди». Я обращался с ним как с ничтожеством, с полной никчемностью. Однако в последние часы я понял, что он относится к тем созданиям, которые не верят в темноту, пока не наступит ночь. И тут они изменяются так кардинально, что становится страшно. Весь его идиотский оптимизм, все его терпение, вера в безопасность его семьи и его самого, или в мою безграничную доброту, как я полагаю, покинули его. Я, естественно, говоря фигурально, вбил кровавый кол в его сердце. Тут-то он и превратился в зверя. Он метался по клетке так, словно хотел проломить пол. Его ярость была так сильна, что я не могу выразить это словами. Теперь только я начинаю понимать, что в последние его секунды мне не надо будет провоцировать его на борьбу, как я делал это с Джун и многими другими. Он впервые в жизни ощутил настоящую неподдельную ярость. Вместе с другими недавними открытиями он понял, что все цепи и путы надо смести с лица земли.Перемена в Веселом Роджере привела его на стол, в хватку крепких ремней. Он не поверил в ту ложь, что его сыночек выживет в обмен на его шкуру. Держал сынишку перед грудью как щит, а тот вцепился в папочку мертвой хваткой.А я усталый, полный нетерпения, озабоченный той большой работой, которая ждала меня впереди, всеми мелочами, которые следовало предусмотреть, стоял и ждал. А Бриллиантовая девочка и Ее Светлость наблюдали за происходящим. Первая с явным интересом, а вторая – с ужасом. Однако после того как я просмотрел на экране фильм про лесбос, я начал сомневаться.Мне пришлось пригрозить Веселому Роджеру страшными пытками для его сынишки, навести пистолет прямо в пах ребенку. Только тогда он подошел к двери клетки и повернулся спиной, подставив мне руки.Оставалась еще проблема с сынишкой, который вцепился ему в левую ногу, как пиявка. Я даже был готов пристрелить его. Но дыра от пули, черт бы ее побрал!.. Бриллиантовая девочка сумела его увести. Мальчик, возможно, был потрясен не меньше меня добротой старшей сестры. Однако он позволил себя успокоить. Спрятал лицо у нее на груди и начал завывать. А я надел наручники и кандалы – я не мог рисковать – на Веселого Роджера и закрыл за ним клетку. Разговаривая с ним, я видел, как Бриллиантовая девочка что-то нашептывала на ухо мальчишке.– Мне не нужны ваши дети, – заверил я Веселого Роджера, привязывая его к столу. – Они – залог. Я ведь должен договориться с тобой и Джун.Я не стал разочаровывать его, пока крепко не привязал к стальному столу и не запихал ему в рот черный шарик. Только тогда я сказал ему, что собираюсь сделать с сыночком, с его гордостью и радостью.
Когда дошла очередь до сыночка, он не сопротивлялся. Я ничего не мог поделать, чтобы зажечь огонь в его плоти. Только отражение боли. Бледное подобие ужаса. Если это все, то зачем беспокоиться? В этом проблема с детьми: у них недостаточно жизненного опыта, чтобы принять действительно ужасную смерть. Ужас сотрясает бездонный колодец воображения, но воображение развивается с возрастом. Время – его виноторговец, а семья – его плодородное поле. Только когда ребенок вырастет, созреет в половом отношении, он сможет посмотреть на боль через призму ужаса. Только тогда тени на коже обретут жизнь. А она, в свою очередь, всколыхнет слои подсознания зрителя и заставит его прочувствовать каждый сантиметр скульптуры, дрожа от страха. Моя серия Семейное планирование заставляет зрителя проделать незабываемое путешествие в мир страха.
Их «кожи» лежат в литейке. В один ряд. Джун, Веселый Роджер, сынишка. Эти зеленые ленты кажутся мне лучшими моими работами на этот день. Но я не могу быть в этом уверен, пока не отолью их в бронзе. Когда я смотрю на вывернутый таз Джун или на руки Веселого Роджера, получивших новую форму, с крупными венами и грубыми мышцами, меня переполняет надежда. Что же касается жалкой внешности сынишки, то он не лучше и не хуже других детей из этой серии. Вполне достаточно показать боль взрослых. Хотя я пока не сдаюсь. Я прочитал множество работ на тему «Дети и ужас». Многие авторы описывают детей времен войны... Надеюсь, что со временем сумею совершить прорыв в этой области.Я отделил головы от зеленых фигур большим зазубренным кухонным ножом, который прекрасно режет хрустящий французский хлеб и альгинатовые шеи. Аккуратно отложил их в сторону. Мне бы очень хотелось показать их Пустозвону. Все детали совершенны. Я даже думаю попросить его помочь мне в изготовлении форм. Меня захватила идея о том, чтобы репортер, пусть даже и бывший, посмотрел и дотронулся до самого великого события в истории искусства, пусть даже и не зная того. Но это слишком рискованно. Должен отказаться от этого соблазна, какое бы большое вознаграждение не ожидало меня. Еще более соблазнительно отлить при нем их лица. Он ведь заявил, что какой-то остряк сказал: «Штасслер не умеет делать лица».Только несколько второсортных писателей придрались к этому. Но я знаю, что должен позволить им врать. Хотя их скулеж очень раздражает меня. Лица для всей серии отлиты моими руками. Это порождение моего воображения. Необычайные создания, рожденные моим художественным вкусом. Те, кто получил необычайную честь... А они критикуют меня, нанося незаживающую рану.Настоящие слепки, те, которые я снял с моих героев, пополнили мою великую коллекцию масок. Они будут скрыты от посторонних глаз до самой моей смерти. Но я готов сделать исключение для Пустозвона. Собираюсь показать ему настоящие лица, охваченные неподдельным ужасом. Боюсь, что если я этого не сделаю, он напишет какую-нибудь чепуху.Исключение не составит никакого риска. Я воспользуюсь реальными лицами из Семейного планирования №2. Семья из Дувра, штат Мэриленд. Никто их уже не помнит. Да их никогда и не вспоминали. Не было ни одной заметки. И, во всяком случае, никто, кроме этого Пустозвона, этого не увидит. Ведь не было ни одного сообщения об их исчезновении, так что можно быть уверенным, он ничего не поймет. Вы только можете это себе представить? Словно их никогда и не существовало. Но во многом такой результат можно было предсказать заранее. Причина тому очень проста. Самая очевидная причина. Почему их никто не хватился? Услышать ответ все равно, что разгадать загадку. Они были черными! Черные, которые с готовностью согласились показать мне «обожаемый мною дом моего детства». Я подозревал, что они, обнаружив на пороге своего дома белого человека, явившегося к ним с такой просьбой, решили, что поднялись намного выше своих знакомых ниггеров.Несмотря на мою полную неопытность в те годы, я получил очень много от этих черных ребят из Дувра. Правда, они оказались не такими стойкими, как это можно было предположить. Но №2 – это все, что я покажу Пустозвону. Я не собираюсь спускаться в катакомбы, чтобы продемонстрировать ему мою полную коллекцию. Увидев лица двух взрослых и трех детей, он поймет, насколько неправы были мои критики. Возможно, я даже намекну ему, что лица из Дувра будут использованы в одном из следующих произведений серии Семейного планирования. Он никогда не узнает, что эти лица взяты от тел, которые давно уже отлиты и выставлены на обозрение миллионам.Лица к моим скульптурам, что наброски Рембрандта. Я скажу Пустозвону, что лица вдохновляют меня ваять всю семью. Не могу же я ваять тела, не представляя лиц. В этом намного больше правды, чем он сможет понять. Лица – мои наброски. Или можно сказать и по-другому. Я, как романист, не могу создать очередной сюжет, пока не представлю себе своих героев, не узнаю их самые сокровенные мысли и желания, не изучу досконально их прошлое. Только после этого я смогу приступить к созданию их будущего.
Теперь надо прерваться, пока есть возможность немного отдохнуть. Но я все стоял перед монитором и смотрел, как Бриллиантовая девочка замирала в потоке оргазма. Она дрожала, играя со своим телом. Дрожала оттого, что нашла нового друга.Вот она убрала руку с расщелины, которой многие женщины так дорожат, и стянула до колен свои трусики. Ее Светлость отодвинулась, перевернулась на спину, но без видимых признаков наслаждения. И все же она улыбается, ласкает Бриллиантовую девочку. Тут я задумался. Это очень опасная мысль! Опасная для моей веры в порочность Бриллиантовой девочки. «А не игра ли это?» Не расставлен ли тут капкан? Если они задумали вдвоем соблазнить меня, устроить веселенький menage a trois Семья на троих (фр.).
. Тут сразу же вставил слово мой мужской орган. Опасность всегда связана с возбуждением. Смертельная игра, оказаться между двумя телами, оказаться начинкой в этом сладком сандвиче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37