В конечном итоге Глория у меня его отобрала и отнесла к себе домой. Она знала, что я задумал. Даже теперь, когда мне приходится бывать в Атланте или Бирмингеме, я думаю о том, что могу увидеть Кейна идущим по улице или за рулем встречной машины.
— Он был женат на тете Пейдж Алисе, верно?
— Верно.
— Она хоть какие-то вести от него получала за эти годы?
— Лиза Кейн перестала разговаривать со мной с того самого времени — спустя несколько дней после исчезновения твоей мамы, — как для всех стало очевидно, что Джаннин и Кейн сбежали вместе. Она распространяла по городу довольно мерзкие слухи о Джаннин. Глория поехала к ней — к тому вагончику, где она жила, попыталась с ней поговорить, но она прогнала Глорию. Она переехала в Афины к другой сестре, а потом я не знаю, что с ней стало.
— Ты ведь думаешь, что мама убежала с Кейном, верно?
Отец поднял руки, повернул ладонями к себе, будто там мог быть какой-то намек, какая-то подсказка.
— Не знаю, что еще можно думать.
— А ты догадывался, что… что она может встречаться с кем-нибудь?
— В то время нет.
— А потом?
— А потом Глория призналась мне, что о Джаннин ходили кое-какие слухи. Что у нее были сомнительные знакомства. В то время Глория сама не хотела в это верить. Твоя мама была Глории как сестра.
— И ты ничего не замечал? Не замечал, что она была несчастна? Что ей хотелось вырваться?
— Она казалась… беспокойной. Она любила ездить на машине. Далеко. Как-то она оставила тебя с няней и уехала на несколько дней. Сказала, что хочет побыть одна. Она ведь была так молода, когда мы поженились, когда тебя родила. Со мной все было по-другому. Я успел отслужить в армии, закончил колледж, посмотрел немного мир. Я всегда знал, что вернусь домой, начну свой бизнес, заведу семью. Твоя мама, как я теперь понимаю, еще только пыталась понять, кто она и чего хочет в жизни.
— И чего не хочет, — добавила я, не скрывая горечи. Отец взъерошил мне волосы.
— Не думай так. Она всегда тебя хотела. В тот день, когда она узнала, что беременна, она поехала в Атланту и накупила всяких вещей для будущей матери. Ей приходилось скалывать булавками эту одежду, так велика она была для нее, но она гордилась тем, что беременна, и была так радостно возбуждена. Она хотела, чтобы все как можно быстрее узнали о том, что она ждет ребенка.
— Это поэтому она меня оставила?
— Хотел бы я знать, — сказал отец. — Я бы все отдал за то, чтобы мог рассказать тебе, почему она так поступила, но я не могу. Она очень умело все скрывала. Как выяснилось, Джаннин была в этом смысле не хуже меня.
— Я часто думала, не умерла ли она, — сказала я ровным, бесцветным тоном. — Иногда я даже на это надеялась. Потому что ее смерть могла бы означать, что она не хотела меня бросать. Отец явно был шокирован моим признанием.
— Насколько нам удалось выяснить, она не умерла. Остин и на этот счет провел изыскания. Свидетельство о смерти на ее имя выдано не было.
— Компьютеры и это умеют? — спросил папа.
— И больше того. Если бы у нас была дата рождения Дарвиса Кейна или номер его страхового свидетельства, мы смогли бы узнать, жив ли он. Или даже его место жительства.
И Джаннин, подумала я. Мы могли бы узнать, живут ли они до сих пор вместе. Но я этого не сказала. Не было надобности. Отец крутил обручальное кольцо, обдумывая мои слова.
— Некоторые вещи, возможно, лучше не узнавать, — сказал он.
— Для тебя лучше. Но не для меня. Он кивнул:
— Ладно. Если ты уверена в том, что хочешь этим заняться, не буду стоять у тебя на пути. Все старые папки «Мердок моторс» я храню дома в подвале. Ты можешь их просмотреть, может, и найдешь данные на Кейна. Там есть все, что тебе надо.
— Спасибо.
— Но я ничего не хочу о нем знать. Ничего. Слышишь? Я верю тебе, когда ты говоришь, что тебе нужны ответы. Я не понимаю твоего желания, если честно, но я тебе верю. Я лично получил ответы на все вопросы, которые хотел бы задать. И я не хочу бередить прошлое. Делай то, что должна делать, Кили. Но только меня не впутывай.
Я согласилась. Что еще я могла сказать? Но я не поверила отцу. Ему тоже надо было знать не меньше, чем мне.
Мы уже подъехали к дому, когда до меня дошло, что я задала далеко не все вопросы. Но было уже слишком поздно. Настроение у отца переменилось. Словно бы, развернув свою «тахо» от въезда в парк, он сделал точно такой же разворот в отношении того прошлого, о котором мы только что вели беседу. Мимо нас проносились машины. Отец настроил радио погромче и пытался поймать станцию, которая передавала бы последние результаты бейсбольных матчей. Зубы у него были крепко сжаты, и он держал руль так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Сегодня я расшевелила в нем нечто такое, о существовании чего успела забыть. Потом, сказала я себе. Потом еще будет время поговорить.
Он вывел машину на дорожку перед домом и выключил двигатель.
— Вот это ночка, — сказал он, грубовато мне улыбнувшись.
— Пожалуй, ты не знал, на что нарываешься, пригласив меня на запеченную лососину, — сказала я. — Боюсь, на следующей неделе мне самой придется готовить.
— Никогда, — сказал мой папа. — Ты — самое лучшее, что у меня есть. Кроме того, кто еще сможет есть мою стряпню?
Я вышла из машины и поискала в сумочке ключи от своего «вольво». Отец открыл дверь, но не спешил заходить, смотрел на меня.
— Ты поедешь прямо домой или все же заглянешь в подвал и покопаешься в папках?
Я заморгала. На самом деле, осознав, насколько ему неприятно говорить о Кейне Дарвисе, я начала подумывать о том, чтобы пробраться к нему домой днем, когда папа будет на работе. Но отец оставался отцом. Больно ему или нет, он приглашал меня.
— Сегодня был долгий день, — сказала я, наконец. — Нет нужды торопиться.
Глава 34
В пятницу после полудня у меня страшно разболелась голова. Скорее всего, эта головная боль была результатом тех сил, что незримо влияли на мою жизнь. Я должна была понять, что то был знак свыше. Я должна была отправиться домой и лечь в постель и не вставать с нее все сорок восемь часов. К несчастью, я решила, что голова у меня болит после слишком долгого междугороднего разговора с Нью-Йорком, во время которого я все пыталась понять, но так и не поняла, почему мой заказ на ткани для штор в гостиной отложили и в течение трех месяцев так и не удосужились сообщить, что исполнение заказа мне придется ждать еще три месяца.
К тому времени как я закончила говорить с Нью-Йорком, Глория уже со своего телефона приняла звонок на мое имя и держала трубку наготове, чтобы передать ее мне.
— Это Нэнси Рокмор из «Лавинг кап». В Малберри-Хилл что-то не то происходит.
— Нет, — сказала я, повесив трубку. — На сегодня с меня хватит кризисов. Мои мозги вот-вот взорвутся.
Глория нажала на телефонной панели кнопку ожидания. После чего вытащила из стола склянку с лекарством.
— Давай сюда ладонь, — сказала она. Я подчинилась. Она высыпала мне на ладонь три капсулы, подошла к маленькому холодильнику в нашей «кухонной» зоне и вернулась с диетической колой. — Тебе нужен кофеин, — заявила она.
Я проглотила три капсулы, запив их глотком колы, деликатно подавив отрыжку.
— Голова все еще болит, — заныла я. — Ты не можешь сама разобраться с тем, что происходит в Малберри-Хилл?
— Нет, — сказала Глория и тоже положила в рот три капсулы из той же склянки, после чего запила колой. — У меня у самой голова болит. Только что звонил парень, который устанавливает кухонную мебель у Аннабелл. Ее новый холодильник на дюйм шире, чем тот проем, куда его надо было устанавливать. И еще Аннабелл решила, что ее шкафчик для специй должен иметь стеклянные дверцы, а не деревянные, как мы договаривались. Она вот-вот шлепнется в обморок, так он говорит.
— Сочувствую, — вздохнула я, глотнула еще колы и взяла трубку. — Мисс Нэнси, — сказала я вкрадчиво, — Глория говорит, что у вас там какие-то неприятности в Малберри-Хилл?
— У меня лично никаких неприятностей нет. Сегодня пятница, и уже половина пятого. Через тридцать минут мой рабочий день заканчивается. Через сорок минут у меня будет в одной руке банка газировки, а в другой пульт. Но мой босс, а теперь ваш клиент Уилл Махони действительно в затруднительном положении. Он хочет знать, на чем он должен подавать сегодня вечером ужин, — протянула Нэнси. — И я, кажется, не слишком подхожу для того, чтобы решить эту его проблему.
— Ужин? — Я вообще не понимала, о чем она говорит.
— Да, ужин. Он сегодня весь день когти рвал по поводу этого ужина. С какой-то женщиной из Атланты, которую он изо всех сил хочет очаровать. Отправил меня в Афины за цветами, дорогим вином и ликером и стейками. Ты знаешь, сколько они там берут за какое-то чертово филе «особой нежности»? Семь девяносто девять за фунт! По мне так это просто ужас какой-то. За такие цены в тюрьму сажать надо.
— Ужин! Теперь до меня дошло. Уилл планировал показать свой новый дом Стефани Скофилд — женщине его мечты. Мужчины! — воскликнула я, потирая виски кончиками пальцев. — Я купила для него фарфоровый сервиз на восемь персон, столовое серебро и хрустальные бокалы. Скажите ему, что все это стоит у него в буфетах. Пусть не боится, посуда не кусается. И там же есть столовое белье и кухонная утварь.
— Похоже, он нашел посуду. Вот чего он не может найти, так это стола и стульев. Я видела, как он осматривал что-то, похожее на кухонные ножи и стаканы, но он здорово бесится по поводу отсутствия нормального стола.
— О Боже, — пробормотала я, и тут мой взгляд упал на сосновый, грубовато сколоченный кухонный стол и на два стула во французском стиле с изогнутой спинкой. На столе валялись образцы тканей и старые блокноты с рисунками. Я насупила брови. Я купила этот стол и стулья в антикварном магазине в Атланте три месяца назад для того, чтобы устроить настоящую маленькую кухоньку в студии, но, получив от Уилла заказ на Малберри-Хилл, решила, что они будут стоять у него в бывшей котельной. Как-то так получилось, что эти предметы мебели так и не попали в фургон, на котором завозились прочие детали обстановки.
— Мебель здесь, — упавшим голосом сообщила я. — Я забыла погрузить стол со стульями в фургон. Скажите Уиллу, что я сейчас ему все привезу.
— Хорошо, — сказала Нэнси. — А то он вот-вот взорвется. Я никогда его еще таким не видела.
Я опустила трубку и застонала, после чего обвела взглядом комнату. Увы, машина Глории уже мчалась к перекрестку, прочь от меня и моих новых проблем.
Я снова взяла телефон и принялась набирать номер Мэнни Ортица. Про себя я молилась, что застану его дома. Трубку взяла Изабель Салдана, сестра его жены.
— Перевозки Мэнни, — с едва заметным кубинским акцентом сказала она.
— Изабель? Это Кили Мердок, — сказала я. — Мэнни там рядом? У меня для него срочная работа.
— Кили! — с теплыми нотками ответила Изабель. — Тот цвет, что ты выбрала для оформления офиса, просто чудесен! Не знаю, как тебе удалось уломать Мэнни на лимонно-зеленый, но ты гениальна. Этот цвет все изменил. Здесь стало так солнечно. Я даже теперь не имею ничего против того, чтобы приходить на работу по утрам.
— Спасибо, Изабель, — сказала я. — Я рада, что вам понравилось. Но мне надо поговорить с Мэнни.
— Но его тут нет. Твоя тетя послала его в Атланту забрать туалетный столик и еще кое-какую мебель для миссис Уэйтс.
— Когда он вернется? — спросила я, скрестив на удачу пальцы.
— Он только в три уехал, — сказала она. — Но им придется по дороге еще в пару мест заскочить. Я думаю, до восьми его ждать не стоит.
— О нет! — воскликнула я. — Мне надо отвезти в Малберри-Хилл стол и стулья прямо сейчас. Как насчет других ребят? Например, Билли? Я думаю, мы могли бы поместить его в багажник моего «вольво», если бы он приехал и помог мне.
— О, Кили, Мэнни взял Джорджа и Тима с собой в Атланту. А Билли играет в футбол сегодня. Он только что ушел. Я тут одна сижу, да и то, когда ты позвонила, уже взяла сумочку, чтобы уходить. Может, подождать до завтра? А еще лучше — до понедельника?
— Нет, — сказала я. — Ничего. Это мои проблемы. Я их как-нибудь решу.
— Я бы помогла тебе, Кили, но мне надо Марию из сада забрать, а я и так опаздываю.
— Ладно, — сказала я. — Не надорвусь.
Но стол оказался тяжелее, чем я думала. Он был сколочен из твердой сосны, но вес у него был такой, словно его из свинца отлили. Как только я его освободила, мне удалось перевернуть его и по ковру протащить к двери. Но теперь стояла проблема порога, а через порог перетащить его тем же способом я не могла. А впереди был еще добрый кусок тротуара, что отделял мою машину от «Интерьеров от Глории».
Я оставила стол в двери, а сама направилась в цветочный магазин. Пяти еще не было, но свет был уже выключен. Я подергала дверь. Заперта. Чертов Остин! Тоже мне, лучший друг. Когда надо, его никогда нет на месте.
Я немного покипятилась, а потом попробовала дозвониться до папиного салона. Секретарша сказала, что он занят с покупателем. Я знала, что его лучше не отрывать.
Ладно. Придется самой справляться. Нет ничего невозможного. Я всю свою жизнь двигаю мебель. И я молодая и сильная.
Ошибка. Молодая и слабая. Мне понадобилось полчаса, чтобы вытащить стол из студии и дюйм за дюймом дотащить его до машины. Как только я открыла багажник, выяснилось, что вначале его нужно очистить от всякой всячины, которая неизбежно накапливается в багажнике каждого дизайнера по интерьерам. Я сняла босоножки на высоком каблуке, набрала в грудь воздуха, согнула колени и, схватив стол за задние ножки, подняла его и протолкнула в багажник.
Тут я услышала шум рвущейся ткани и посмотрела на свою юбку. Так и есть, она пошла по шву — дюйма на четыре прореха. Лиф моей белой шелковой блузки без рукавов был весь в пыли. Бретелька бюстгальтера спадала с плеча… Не важно. Зато стол был в багажнике. Я поправила бретельку и бедром пропихнула стол внутрь. Снова послышался треск. Теперь у меня и слева была такая же прореха по шву. Переодеваться было некогда. Время подходило к шести.
Пододвинув водительское сиденье чуть ли не вплотную к рулю, я выгадала пространство для двух стульев и запихнула в машину и их. Вернувшись в студию, я схватила сумку и ключи и заперла магазин.
С коленками, поджатыми чуть ли не к подбородку, со скоростью шестьдесят миль в час я добралась до Малберри-Хилл. Где-то на середине пути до меня дошло, что я забыла захватить туфли, что они так и остались на тротуаре перед офисом. Я решила, что добавлю их стоимость к счету, который предъявлю Уиллу Махони. Это он виноват. За милю до съезда на Малберри-Хилл, там, где 441-е шоссе пересекает старую дорогу на Ратледж, я увидела впереди желтые огни. Зазвенел звонок. И как раз в тот момент, когда я подъехала к перекрестку, черно-белый шлагбаум опустился прямо перед моим носом.
Я почувствовала приближение поезда по вибрации раньше, чем увидела его.
— Нет! — закричала я, в отчаянии ударив по рулю.
Мне кажется, что наши южные товарные поезда давно пора записать в Книгу рекордов Гиннесса за их немыслимую протяженность. Бесконечные вагоны для скота, потом танкеры с нефтью, потом бесчисленные товарные вагоны и — о да! — еще с полдюжины открытых платформ для автомобилей.
Я смотрела на свой мобильный. Мне бы надо было позвонить Уиллу, что я еду к нему с мебелью, но я не имела представления о том, какой у него номер мобильного и какой номер телефона у него в бывшей котельной. У меня был только один номер — его офиса. По нему я и позвонила и услышала, как автоответчик предложил мне оставить сообщение.
— Уилл, — с легким придыханием сообщила я, — это Кили. Если ты проверяешь свою голосовую почту на работе, я просто хочу дать тебе знать, что я еду со столом и стульями. Я буду у тебя вот-вот, как только проедет этот проклятый поезд.
Наконец, спустя целую вечность, колокольчик зазвонил снова и шлагбаум поднялся. Не дожидаясь, пока он поднимется до конца, лишь бы машина проскочила, я рванула через переезд.
И гнала до самого Малберри-Хилл, ни разу не остановившись. Я едва заметила наличие ворот и то, как изменился пейзаж при подъезде.
Уилл Махони стоял у входа в бывшую котельную, зло уставившись на свой мобильник. Похоже, он только что проверял свою голосовую почту.
Я подвела машину к самой кирпичной дорожке.
— Я здесь! — крикнула я, остановив машину. Не дожидаясь ответа, я выскочила и кинулась к багажнику.
— Вот ваши стол и стулья, — сказала я, задыхаясь. — Простите за опоздание. Я бы приехала раньше, но не могла найти грузовик. И грузчиков тоже. А потом этот поезд…
Уилл закрыл телефон и убрал его в карман своих спортивных брюк цвета хаки. Еще на нем была приятного зеленого цвета спортивная рубашка с короткими рукавами. Все это неплохо смотрелось в сочетании с его рыжими волосами. И вообще рыжие волосы ему шли. Лицо его пылало.
— Ничего, — сказал он, останавливая мой поток извинений. — Стефани будет тут через пятнадцать минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
— Он был женат на тете Пейдж Алисе, верно?
— Верно.
— Она хоть какие-то вести от него получала за эти годы?
— Лиза Кейн перестала разговаривать со мной с того самого времени — спустя несколько дней после исчезновения твоей мамы, — как для всех стало очевидно, что Джаннин и Кейн сбежали вместе. Она распространяла по городу довольно мерзкие слухи о Джаннин. Глория поехала к ней — к тому вагончику, где она жила, попыталась с ней поговорить, но она прогнала Глорию. Она переехала в Афины к другой сестре, а потом я не знаю, что с ней стало.
— Ты ведь думаешь, что мама убежала с Кейном, верно?
Отец поднял руки, повернул ладонями к себе, будто там мог быть какой-то намек, какая-то подсказка.
— Не знаю, что еще можно думать.
— А ты догадывался, что… что она может встречаться с кем-нибудь?
— В то время нет.
— А потом?
— А потом Глория призналась мне, что о Джаннин ходили кое-какие слухи. Что у нее были сомнительные знакомства. В то время Глория сама не хотела в это верить. Твоя мама была Глории как сестра.
— И ты ничего не замечал? Не замечал, что она была несчастна? Что ей хотелось вырваться?
— Она казалась… беспокойной. Она любила ездить на машине. Далеко. Как-то она оставила тебя с няней и уехала на несколько дней. Сказала, что хочет побыть одна. Она ведь была так молода, когда мы поженились, когда тебя родила. Со мной все было по-другому. Я успел отслужить в армии, закончил колледж, посмотрел немного мир. Я всегда знал, что вернусь домой, начну свой бизнес, заведу семью. Твоя мама, как я теперь понимаю, еще только пыталась понять, кто она и чего хочет в жизни.
— И чего не хочет, — добавила я, не скрывая горечи. Отец взъерошил мне волосы.
— Не думай так. Она всегда тебя хотела. В тот день, когда она узнала, что беременна, она поехала в Атланту и накупила всяких вещей для будущей матери. Ей приходилось скалывать булавками эту одежду, так велика она была для нее, но она гордилась тем, что беременна, и была так радостно возбуждена. Она хотела, чтобы все как можно быстрее узнали о том, что она ждет ребенка.
— Это поэтому она меня оставила?
— Хотел бы я знать, — сказал отец. — Я бы все отдал за то, чтобы мог рассказать тебе, почему она так поступила, но я не могу. Она очень умело все скрывала. Как выяснилось, Джаннин была в этом смысле не хуже меня.
— Я часто думала, не умерла ли она, — сказала я ровным, бесцветным тоном. — Иногда я даже на это надеялась. Потому что ее смерть могла бы означать, что она не хотела меня бросать. Отец явно был шокирован моим признанием.
— Насколько нам удалось выяснить, она не умерла. Остин и на этот счет провел изыскания. Свидетельство о смерти на ее имя выдано не было.
— Компьютеры и это умеют? — спросил папа.
— И больше того. Если бы у нас была дата рождения Дарвиса Кейна или номер его страхового свидетельства, мы смогли бы узнать, жив ли он. Или даже его место жительства.
И Джаннин, подумала я. Мы могли бы узнать, живут ли они до сих пор вместе. Но я этого не сказала. Не было надобности. Отец крутил обручальное кольцо, обдумывая мои слова.
— Некоторые вещи, возможно, лучше не узнавать, — сказал он.
— Для тебя лучше. Но не для меня. Он кивнул:
— Ладно. Если ты уверена в том, что хочешь этим заняться, не буду стоять у тебя на пути. Все старые папки «Мердок моторс» я храню дома в подвале. Ты можешь их просмотреть, может, и найдешь данные на Кейна. Там есть все, что тебе надо.
— Спасибо.
— Но я ничего не хочу о нем знать. Ничего. Слышишь? Я верю тебе, когда ты говоришь, что тебе нужны ответы. Я не понимаю твоего желания, если честно, но я тебе верю. Я лично получил ответы на все вопросы, которые хотел бы задать. И я не хочу бередить прошлое. Делай то, что должна делать, Кили. Но только меня не впутывай.
Я согласилась. Что еще я могла сказать? Но я не поверила отцу. Ему тоже надо было знать не меньше, чем мне.
Мы уже подъехали к дому, когда до меня дошло, что я задала далеко не все вопросы. Но было уже слишком поздно. Настроение у отца переменилось. Словно бы, развернув свою «тахо» от въезда в парк, он сделал точно такой же разворот в отношении того прошлого, о котором мы только что вели беседу. Мимо нас проносились машины. Отец настроил радио погромче и пытался поймать станцию, которая передавала бы последние результаты бейсбольных матчей. Зубы у него были крепко сжаты, и он держал руль так, что костяшки пальцев побелели от напряжения. Сегодня я расшевелила в нем нечто такое, о существовании чего успела забыть. Потом, сказала я себе. Потом еще будет время поговорить.
Он вывел машину на дорожку перед домом и выключил двигатель.
— Вот это ночка, — сказал он, грубовато мне улыбнувшись.
— Пожалуй, ты не знал, на что нарываешься, пригласив меня на запеченную лососину, — сказала я. — Боюсь, на следующей неделе мне самой придется готовить.
— Никогда, — сказал мой папа. — Ты — самое лучшее, что у меня есть. Кроме того, кто еще сможет есть мою стряпню?
Я вышла из машины и поискала в сумочке ключи от своего «вольво». Отец открыл дверь, но не спешил заходить, смотрел на меня.
— Ты поедешь прямо домой или все же заглянешь в подвал и покопаешься в папках?
Я заморгала. На самом деле, осознав, насколько ему неприятно говорить о Кейне Дарвисе, я начала подумывать о том, чтобы пробраться к нему домой днем, когда папа будет на работе. Но отец оставался отцом. Больно ему или нет, он приглашал меня.
— Сегодня был долгий день, — сказала я, наконец. — Нет нужды торопиться.
Глава 34
В пятницу после полудня у меня страшно разболелась голова. Скорее всего, эта головная боль была результатом тех сил, что незримо влияли на мою жизнь. Я должна была понять, что то был знак свыше. Я должна была отправиться домой и лечь в постель и не вставать с нее все сорок восемь часов. К несчастью, я решила, что голова у меня болит после слишком долгого междугороднего разговора с Нью-Йорком, во время которого я все пыталась понять, но так и не поняла, почему мой заказ на ткани для штор в гостиной отложили и в течение трех месяцев так и не удосужились сообщить, что исполнение заказа мне придется ждать еще три месяца.
К тому времени как я закончила говорить с Нью-Йорком, Глория уже со своего телефона приняла звонок на мое имя и держала трубку наготове, чтобы передать ее мне.
— Это Нэнси Рокмор из «Лавинг кап». В Малберри-Хилл что-то не то происходит.
— Нет, — сказала я, повесив трубку. — На сегодня с меня хватит кризисов. Мои мозги вот-вот взорвутся.
Глория нажала на телефонной панели кнопку ожидания. После чего вытащила из стола склянку с лекарством.
— Давай сюда ладонь, — сказала она. Я подчинилась. Она высыпала мне на ладонь три капсулы, подошла к маленькому холодильнику в нашей «кухонной» зоне и вернулась с диетической колой. — Тебе нужен кофеин, — заявила она.
Я проглотила три капсулы, запив их глотком колы, деликатно подавив отрыжку.
— Голова все еще болит, — заныла я. — Ты не можешь сама разобраться с тем, что происходит в Малберри-Хилл?
— Нет, — сказала Глория и тоже положила в рот три капсулы из той же склянки, после чего запила колой. — У меня у самой голова болит. Только что звонил парень, который устанавливает кухонную мебель у Аннабелл. Ее новый холодильник на дюйм шире, чем тот проем, куда его надо было устанавливать. И еще Аннабелл решила, что ее шкафчик для специй должен иметь стеклянные дверцы, а не деревянные, как мы договаривались. Она вот-вот шлепнется в обморок, так он говорит.
— Сочувствую, — вздохнула я, глотнула еще колы и взяла трубку. — Мисс Нэнси, — сказала я вкрадчиво, — Глория говорит, что у вас там какие-то неприятности в Малберри-Хилл?
— У меня лично никаких неприятностей нет. Сегодня пятница, и уже половина пятого. Через тридцать минут мой рабочий день заканчивается. Через сорок минут у меня будет в одной руке банка газировки, а в другой пульт. Но мой босс, а теперь ваш клиент Уилл Махони действительно в затруднительном положении. Он хочет знать, на чем он должен подавать сегодня вечером ужин, — протянула Нэнси. — И я, кажется, не слишком подхожу для того, чтобы решить эту его проблему.
— Ужин? — Я вообще не понимала, о чем она говорит.
— Да, ужин. Он сегодня весь день когти рвал по поводу этого ужина. С какой-то женщиной из Атланты, которую он изо всех сил хочет очаровать. Отправил меня в Афины за цветами, дорогим вином и ликером и стейками. Ты знаешь, сколько они там берут за какое-то чертово филе «особой нежности»? Семь девяносто девять за фунт! По мне так это просто ужас какой-то. За такие цены в тюрьму сажать надо.
— Ужин! Теперь до меня дошло. Уилл планировал показать свой новый дом Стефани Скофилд — женщине его мечты. Мужчины! — воскликнула я, потирая виски кончиками пальцев. — Я купила для него фарфоровый сервиз на восемь персон, столовое серебро и хрустальные бокалы. Скажите ему, что все это стоит у него в буфетах. Пусть не боится, посуда не кусается. И там же есть столовое белье и кухонная утварь.
— Похоже, он нашел посуду. Вот чего он не может найти, так это стола и стульев. Я видела, как он осматривал что-то, похожее на кухонные ножи и стаканы, но он здорово бесится по поводу отсутствия нормального стола.
— О Боже, — пробормотала я, и тут мой взгляд упал на сосновый, грубовато сколоченный кухонный стол и на два стула во французском стиле с изогнутой спинкой. На столе валялись образцы тканей и старые блокноты с рисунками. Я насупила брови. Я купила этот стол и стулья в антикварном магазине в Атланте три месяца назад для того, чтобы устроить настоящую маленькую кухоньку в студии, но, получив от Уилла заказ на Малберри-Хилл, решила, что они будут стоять у него в бывшей котельной. Как-то так получилось, что эти предметы мебели так и не попали в фургон, на котором завозились прочие детали обстановки.
— Мебель здесь, — упавшим голосом сообщила я. — Я забыла погрузить стол со стульями в фургон. Скажите Уиллу, что я сейчас ему все привезу.
— Хорошо, — сказала Нэнси. — А то он вот-вот взорвется. Я никогда его еще таким не видела.
Я опустила трубку и застонала, после чего обвела взглядом комнату. Увы, машина Глории уже мчалась к перекрестку, прочь от меня и моих новых проблем.
Я снова взяла телефон и принялась набирать номер Мэнни Ортица. Про себя я молилась, что застану его дома. Трубку взяла Изабель Салдана, сестра его жены.
— Перевозки Мэнни, — с едва заметным кубинским акцентом сказала она.
— Изабель? Это Кили Мердок, — сказала я. — Мэнни там рядом? У меня для него срочная работа.
— Кили! — с теплыми нотками ответила Изабель. — Тот цвет, что ты выбрала для оформления офиса, просто чудесен! Не знаю, как тебе удалось уломать Мэнни на лимонно-зеленый, но ты гениальна. Этот цвет все изменил. Здесь стало так солнечно. Я даже теперь не имею ничего против того, чтобы приходить на работу по утрам.
— Спасибо, Изабель, — сказала я. — Я рада, что вам понравилось. Но мне надо поговорить с Мэнни.
— Но его тут нет. Твоя тетя послала его в Атланту забрать туалетный столик и еще кое-какую мебель для миссис Уэйтс.
— Когда он вернется? — спросила я, скрестив на удачу пальцы.
— Он только в три уехал, — сказала она. — Но им придется по дороге еще в пару мест заскочить. Я думаю, до восьми его ждать не стоит.
— О нет! — воскликнула я. — Мне надо отвезти в Малберри-Хилл стол и стулья прямо сейчас. Как насчет других ребят? Например, Билли? Я думаю, мы могли бы поместить его в багажник моего «вольво», если бы он приехал и помог мне.
— О, Кили, Мэнни взял Джорджа и Тима с собой в Атланту. А Билли играет в футбол сегодня. Он только что ушел. Я тут одна сижу, да и то, когда ты позвонила, уже взяла сумочку, чтобы уходить. Может, подождать до завтра? А еще лучше — до понедельника?
— Нет, — сказала я. — Ничего. Это мои проблемы. Я их как-нибудь решу.
— Я бы помогла тебе, Кили, но мне надо Марию из сада забрать, а я и так опаздываю.
— Ладно, — сказала я. — Не надорвусь.
Но стол оказался тяжелее, чем я думала. Он был сколочен из твердой сосны, но вес у него был такой, словно его из свинца отлили. Как только я его освободила, мне удалось перевернуть его и по ковру протащить к двери. Но теперь стояла проблема порога, а через порог перетащить его тем же способом я не могла. А впереди был еще добрый кусок тротуара, что отделял мою машину от «Интерьеров от Глории».
Я оставила стол в двери, а сама направилась в цветочный магазин. Пяти еще не было, но свет был уже выключен. Я подергала дверь. Заперта. Чертов Остин! Тоже мне, лучший друг. Когда надо, его никогда нет на месте.
Я немного покипятилась, а потом попробовала дозвониться до папиного салона. Секретарша сказала, что он занят с покупателем. Я знала, что его лучше не отрывать.
Ладно. Придется самой справляться. Нет ничего невозможного. Я всю свою жизнь двигаю мебель. И я молодая и сильная.
Ошибка. Молодая и слабая. Мне понадобилось полчаса, чтобы вытащить стол из студии и дюйм за дюймом дотащить его до машины. Как только я открыла багажник, выяснилось, что вначале его нужно очистить от всякой всячины, которая неизбежно накапливается в багажнике каждого дизайнера по интерьерам. Я сняла босоножки на высоком каблуке, набрала в грудь воздуха, согнула колени и, схватив стол за задние ножки, подняла его и протолкнула в багажник.
Тут я услышала шум рвущейся ткани и посмотрела на свою юбку. Так и есть, она пошла по шву — дюйма на четыре прореха. Лиф моей белой шелковой блузки без рукавов был весь в пыли. Бретелька бюстгальтера спадала с плеча… Не важно. Зато стол был в багажнике. Я поправила бретельку и бедром пропихнула стол внутрь. Снова послышался треск. Теперь у меня и слева была такая же прореха по шву. Переодеваться было некогда. Время подходило к шести.
Пододвинув водительское сиденье чуть ли не вплотную к рулю, я выгадала пространство для двух стульев и запихнула в машину и их. Вернувшись в студию, я схватила сумку и ключи и заперла магазин.
С коленками, поджатыми чуть ли не к подбородку, со скоростью шестьдесят миль в час я добралась до Малберри-Хилл. Где-то на середине пути до меня дошло, что я забыла захватить туфли, что они так и остались на тротуаре перед офисом. Я решила, что добавлю их стоимость к счету, который предъявлю Уиллу Махони. Это он виноват. За милю до съезда на Малберри-Хилл, там, где 441-е шоссе пересекает старую дорогу на Ратледж, я увидела впереди желтые огни. Зазвенел звонок. И как раз в тот момент, когда я подъехала к перекрестку, черно-белый шлагбаум опустился прямо перед моим носом.
Я почувствовала приближение поезда по вибрации раньше, чем увидела его.
— Нет! — закричала я, в отчаянии ударив по рулю.
Мне кажется, что наши южные товарные поезда давно пора записать в Книгу рекордов Гиннесса за их немыслимую протяженность. Бесконечные вагоны для скота, потом танкеры с нефтью, потом бесчисленные товарные вагоны и — о да! — еще с полдюжины открытых платформ для автомобилей.
Я смотрела на свой мобильный. Мне бы надо было позвонить Уиллу, что я еду к нему с мебелью, но я не имела представления о том, какой у него номер мобильного и какой номер телефона у него в бывшей котельной. У меня был только один номер — его офиса. По нему я и позвонила и услышала, как автоответчик предложил мне оставить сообщение.
— Уилл, — с легким придыханием сообщила я, — это Кили. Если ты проверяешь свою голосовую почту на работе, я просто хочу дать тебе знать, что я еду со столом и стульями. Я буду у тебя вот-вот, как только проедет этот проклятый поезд.
Наконец, спустя целую вечность, колокольчик зазвонил снова и шлагбаум поднялся. Не дожидаясь, пока он поднимется до конца, лишь бы машина проскочила, я рванула через переезд.
И гнала до самого Малберри-Хилл, ни разу не остановившись. Я едва заметила наличие ворот и то, как изменился пейзаж при подъезде.
Уилл Махони стоял у входа в бывшую котельную, зло уставившись на свой мобильник. Похоже, он только что проверял свою голосовую почту.
Я подвела машину к самой кирпичной дорожке.
— Я здесь! — крикнула я, остановив машину. Не дожидаясь ответа, я выскочила и кинулась к багажнику.
— Вот ваши стол и стулья, — сказала я, задыхаясь. — Простите за опоздание. Я бы приехала раньше, но не могла найти грузовик. И грузчиков тоже. А потом этот поезд…
Уилл закрыл телефон и убрал его в карман своих спортивных брюк цвета хаки. Еще на нем была приятного зеленого цвета спортивная рубашка с короткими рукавами. Все это неплохо смотрелось в сочетании с его рыжими волосами. И вообще рыжие волосы ему шли. Лицо его пылало.
— Ничего, — сказал он, останавливая мой поток извинений. — Стефани будет тут через пятнадцать минут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44