— Ну что же, теперь мне, по крайней мере, понятно, откуда у тебя чувство стиля.
Я засмеялась.
— Да уж, не от папы точно. С него станется надеть к зеленым штанам коричневые ботинки.
— Расскажи мне еще про тот магазин и про его хозяйку, — приказал Остин.
— Если я через минуту не появлюсь, меня убьют, — сказала я, но на самом деле эта тема была мне приятна. Мне приятно было вспоминать о том, как радовалась мама, оформляя эти витрины. Ей по-настоящему нравилось этим заниматься. Она могла работать часами, приносила из дома заготовки, красила задники, устанавливала освещение. А потом мы еще по нескольку раз проезжали мимо магазина разными маршрутами, чтобы мама могла убедиться, что даже из машины и из любой точки витрина производит должное впечатление.
— Хозяйка, мисс Грэм, разрешала маме покупать одежду со скидкой, причем даже эксклюзивные образцы. Это потому, что у мамы был абсолютно стандартный восьмой размер. Я помню, как она откладывала для мамы одежду — уже после того, как мама уволилась и родила меня. Однажды она подобрала нам наряды специально, чтобы мама и дочка были одеты в одном стиле.
— Что с ней произошло после того, как магазин закрыли? — тревожно спросил Остин. — Только, пожалуйста, не говори мне, что она умерла или переехала в Северную Каролину.
— Нет, — сказала я. — Она живет здесь, в Мэдисоне. И работает на Кэтлин Харбин в антикварном магазине. Кэтлин ее племянница.
Глава 32
Ужин у папы проходил, как обычно, без происшествий. Мы говорили о его бизнесе, о погоде и о спорте.
— «Храбрецы» в этом году непременно выйдут в следующую серию, — сказал отец, когда мы убрали посуду в посудомоечную машину. — Точно выйдут.
— Ты каждый год это говоришь, — поддразнила его я. — А выиграли они только однажды. Ты вообще никогда не сдаешься?
— Никогда, — сказал отец, протягивая мне сковородку из-под рыбы. — У них есть и талант, и желание. И потом, надо же мне во что-то верить. Почему бы не верить в «Храбрецов»?
Я вытерла сковородку и аккуратно убрала ее на нижнюю полку буфета, где она всегда хранилась. Все то время, пока мы ели, обсуждая ход продаж автомобилей и успехи «Храбрецов», у меня на кончике языка вертелся вопрос: где она? куда уехала мама? и почему?
— Ты что-то сегодня слишком тихая, — сказал папа, вытирая кухонную стойку. Он подошел к холодильнику, вытащил банку пива и протянул мне. Я отрицательно покачала головой.
— Тебя что-то гнетет? На работе что-то не так?
— Все в порядке, — сказала я. — Да благословит Бог Уилла Махони. Если бы не он и не Малберри-Хилл, мне бы, возможно, пришлось идти торговать бакалеей.
Отец глотнул пива и нахмурился.
— Может, мне поговорить с Дрю Джерниганом начистоту? То, что произошло между тобой и Эй-Джи, конечно, никуда не годится. Но твоей вины в том нет.
— Не думаю, что Джерниганы разделяют твою точку зрения, — сказала я.
— Дрю всегда был сукиным сыном, — сказал папа. Он помолчал. — Знаешь, я больше не завтракаю в «Старом колонисте». Я как-то вошел, а Дрю увидел меня, встал, бросил деньги на стол и вышел. Мне было очень неловко. И не только мне. Так что я просто стал ходить в кондитерскую. И потом, булочки у них мне все равно нравятся больше.
— Папочка! — Я обняла отца за шею. — В кондитерской не делают такого печенья, и все твои друзья ходят в «Старый колонист». Я каждое утро, когда иду на работу, вижу, как они сидят за столиком у окна.
— Ну, не все, — сказал отец и усмехнулся, может, сам того не желая. — И потом, я, кажется, становлюсь старым занудой. Надо немного встряхнуться, а для этого полезно поменять обстановку.
Я взяла влажную салфетку и повесила ее на металлический крючок, прикрепленный к двери кухни. Я делала так каждую среду после ужина.
— Это все моя вина, — сказала я. — Надо было мне держать рот на замке в тот раз и выйти за Эй-Джи замуж.
— Нет, мэм, — решительно воспротивился папа. — Ты правильно сделала, что отменила свадьбу. Ты сделала то единственное, что могла сделать.
— Возможно, но не стоило устраивать спектакль, — сказала я. — Именно поэтому, я думаю, Джерниганы так бесятся. Я их унизила. И себя заодно.
Я поцеловала отца в щеку. Ему не мешало бы побриться.
— К тому же подставила под удар тебя и Глорию, и теперь их семейка ополчилась на нас. Я заварила очень нехорошую кашу.
Папа не очень ловко похлопал меня по макушке.
— Насчет меня не беспокойся, и насчет Глории тоже. Мы уже взрослые. И нас не так-то просто выбить из седла. Каким-то там Джерниганам это не под силу. Позаботься лучше о себе. Ты всегда это умела.
— Ко мне приходил Эй-Джи, — сказала я. — Когда вернулся из Франции.
Папа нахмурился и хотел было что-то сказать.
— Он вел себя очень любезно. Тихо и смирно, — продолжала я. — Сказал, что ему меня не хватает, что он виноват. Он говорит…
Я прикусила губу, спрашивая себя, до какой степени откровенности мне следует доходить.
Отец скрестил руки на груди.
— Я хочу слышать все, — сказал он.
— Он сказал, что это Пейдж во всем виновата. Он сказал, что был пьян, что они просто валяли дурака, и что он потерял контроль. И он клянется, что это был первый и последний раз, и все в этом духе.
— И ты ему поверила?
— Я вышвырнула его из салона, сказав, что не верю ни одному слову. Но я не знаю… — На глаза накатили слезы. — Я его любила. И он любил меня… Я просто знаю это. Но если Эй-Джи меня любил… как мог он сделать такое со мной?
Папа вздохнул и протянул мне сухое кухонное полотенце:
— Возьми и успокойся. Как насчет того, чтобы покататься? Когда мы последний раз вместе ездили кататься?
Я промокнула мокрое лицо.
— Не помню. Мы же любили кататься, верно?
Он кивнул, взял ключи, и я пошла следом за отцом к его большому белому «шеви-тахо».
Отец завел машину, и мы поехали. Ему не обязательно было говорить мне, куда мы едем. Я и так знала.
По воскресеньям после церкви делать в таком городке, как Мэдисон, было особенно нечего. Когда мы возвращались домой, мы переодевались в одежду попроще, мама ставила запекать мясо в духовку, папа шел возиться в гараж, а потом мы отправлялись на воскресную прогулку на машине.
Папа обычно привозил из салона новую модель на пробу. Сиденья были покрыты пластиком, на полу картонные коврики, и запах новой машины бывал сильнее, чем «Джой» — мамины духи.
Место назначения наших поездок никогда не менялось. Мы выезжали на старую дорогу на Ратледж, 12-е шоссе, и перед въездом в Ратледж сворачивали направо. Там была бензозаправка, которая работала по воскресеньям, и мы с папой забегали в магазин купить на всех кока-колы. Затем ехали в парк Хард-Лейбор-Крик.
Я пила коку мелкими глотками, стараясь сберечь главное для пикника. Папа припарковывал машину в тени, как можно дальше от других машин, и тогда мы вытаскивали напитки и бутерброды и пировали у старой мельницы. Если дело было летом, я переодевалась в купальник и плавала в речке, больше похожей на ручей, а мои родители усаживались на раскладные алюминиевые стулья и смотрели, как я плещусь. Иногда папа тоже ходил плавать со мной, но мама не плавала, она не хотела мочить волосы, поэтому всегда оставалась на берегу и звала меня, если ей казалось, что я заплыла далеко. Домой я ехала, завернувшись в большое махровое полотенце, и засыпала под тихие голоса родителей, о чем-то по-приятельски болтавших друг с другом.
Я проезжала мимо этого парка несчетное число раз, но с тех пор, как внезапно прекратились эти воскресные поездки, я ехала туда впервые.
Въезд в парк перегораживала цепь, а вывеска у входа указывала на то, что после девяти вечера парк закрыт.
— Это мы еще посмотрим, — сказал отец. Он вышел из машины, наклонился над цепью и, повозившись немного, расцепил ее.
— Ты нарушитель закона! — заявила я ему, когда он сел обратно в машину. — Ты хочешь, чтобы нас кто-то увидел и вышвырнул отсюда?
— Нет, — сказал папа. — Я играю в гольф со смотрителем этого парка. В это время, да еще с учетом того, что «Храбрецы» уже закончили игру, старина Джо уже давно в постели.
Папа направил «тахо» к кромке озера.
— Знаешь, старой мельницы больше нет, — сказал он спустя какое-то время. — Снесли ее, когда строили площадку для гольфа.
Я выглянула в окно.
— Здесь все изменилось, — сказала я.
— Озеро осталось таким же красивым, — сказал отец. — Тебе когда-то тут нравилось. Для нас это место было чем-то вроде Французской Ривьеры.
— Да, мне здесь нравилось, — сказала я, вспоминая. — Пап, почему мы перестали сюда приезжать, после того как мама ушла?
Отец ответил не сразу:
— Не знаю. Все изменилось. После того, как она уехала, сами воскресенья стали другими. Я продолжал работать по субботам, поэтому воскресенье было тем единственным днем, когда я мог что-то поделать по дому, купить еды на неделю вперед и сделать все то, что она обычно делала в течение недели. На долгие поездки к озеру просто не оставалось времени.
Отец засмеялся.
— Я даже представить себе не мог, как много работала Джейни, пока она не ушла и не оставила всю эту работу на меня.
Я пристально поглядела на отца. У него была такая смешная кривая усмешка на губах.
— Мама заставляла нас думать, что все это легко, — сказала я. — Даже сейчас я задаю себе вопрос о том, чем же она занималась весь день. Конечно, я знаю, что она убирала дом, обслуживала тебя и меня и…
Мы припарковались под ореховым деревом на краю стоянки и вышли. Трава уже была влажной от росы, так что, поколебавшись минутку, я сняла босоножки в машине и ступила на землю босиком.
Мы нашли деревянный стол для пикника перед озером.
— Это тоже что-то новое, — сказала я.
Отец присел рядом со мной. Мы смотрели на воду.
— Джаннин никогда не жаловалась, — сказал он внезапно. — Мы никогда не ссорились. Я думал, что счастливее нас во всем Мэдисоне никого нет. — Отец погладил мою руку. — Нас троих. Ты ведь была счастлива, да, дочка?
Я кивнула.
— Люди не все говорят друг другу, — сказал папа. — Иногда, когда дела идут не очень хорошо, вместо того чтобы что-то сказать, чтобы все разложить по полочкам, они продолжают вариться в своем котле, и так далее, и так далее. Но это неправильно. Он повернулся ко мне.
— Ты ведь не хочешь быть замужем за человеком, которому ты не веришь?
— А что, если я люблю его? Что, если я хочу ему верить? Может, стоит дать ему еще один шанс? Вот о чем я все время думаю. Может, мне стоило дать Эй-Джи еще один шанс? Людям свойственно ошибаться.
— Заводить шашни с подружкой невесты накануне свадьбы — это не просто ошибка, — сказал отец. — Это изъян характера. И серьезный изъян, скажу тебе.
Я погрузила пальцы в мокрый песок.
— Глория говорит, что все Джерниганы такие. Она говорит, что Дрю и Чаб тоже любили ходить налево, когда были моложе.
— Ей не стоило тебе этого говорить, — медленно проговорил отец.
— Но ведь это правда? Папа отвернулся.
— Об этом поговаривали. Но я не люблю сплетен. Никогда не любил. И после того, как твоя мама ушла, я… я знаю, что все в городе только об этом и говорили, и я ничего не мог с этим поделать. Но я не стану одним из них. Я не стану говорить о Джерниганах.
Я положила локти на стол и опустила голову на руки. Я слушала, как воркуют голуби, как квакают лягушки у самой кромки воды. Луна была почти полной, и ее отражение, казалось, покрывало собой всю поверхность озера.
— Ты говорил о том, что люди держат многое в себе, — осторожно подбирая слова, начала я. — Ты и себя при этом в виду имел?
Отец молча кивнул, ожидая продолжения.
— Выходит, что ты до сих пор не смирился с тем, что она ушла?
— Иногда. А ты? Я рассмеялась.
— Остин говорит, что у меня синдром брошенной. Он говорит, что у меня никогда не установятся нормальные отношения с мужчинами до тех пор, пока я не разберусь в своих чувствах к маме. Он говорит, что мне надо закрыть эту тему.
Отец прихлопнул комара, севшего ему на предплечье. — Остин что, практикующий психиатр?
— Я думаю, что он насмотрелся тех программ, что идут по телику днем, — согласилась я. — Но даже маститые психиатры время от времени говорят о том же. Я ведь действительно хочу знать, что же на самом деле случилось с мамой. Почему она нас оставила? Куда она поехала?
— И почему она не послала за тобой? — Папа смотрел мне прямо в глаза.
Я почувствовала, как у меня расширились зрачки.
— Так ты знал?
— О чемодане у тебя под кроватью? Да. Я нашел его в тот первый и последний раз, когда я делал настоящую генеральную уборку перед Пасхой. Я вытащил его и открыл. И нашел твою маленькую пижаму, твои голубые джинсы, и тенниску, и твою любимую куклу Барби. И у меня чуть сердце не разорвалось оттого, что я понял, зачем ты его там прятала.
— Я хотела быть готовой, — сказала я тихо. — Я думала, что мама однажды подкатит на своем «малибу» и нажмет на сигнал. И я выскочу за дверь и увижу ее. «Давай, Кили, живее; минута — доллар!» — крикнет она мне. И ей не придется меня ждать, потому что мой чемодан уже собран.
— Что случилось с тем чемоданом? — спросил отец. — Я проверял потом, но его там не было.
— Я выросла. — Я взяла отца под руку. — И до меня дошли сплетни. Я знала, что мама уехала с тем мужчиной… с Дарвисом Кейном. Я знала, что она разбила не только мое сердце, но и твое. Я ее возненавидела. И сказала себе, что, если она когда-нибудь позвонит или напишет, я ей не отвечу. Не напишу в ответ. И если она появится, я прямо в лицо скажу ей, чтобы убиралась к черту.
Отец покачал головой.
— Мы слишком многое держали в себе слишком долгое время, ты согласна?
— Да.
—Я помню тот день, когда я заглянул к тебе под кровать и увидел, что чемодана нет. В ту ночь я впервые спал спокойно.
— Почему?
— Потому что ты была всем, что у меня осталось, — сказал он и снова отвернулся. — И я думал о том же, о чем думала ты. Я думал, что Джаннин вернется за тобой. И тогда у меня совсем ничего не останется.
Я снова просунула руку под руку отца и пожала его большую мозолистую ладонь. И он пожал мою.
Глава 33
Мы сидели в темноте за грубо сколоченным деревянным столом и смотрели на озеро. Сидели, пока нас не прогнали комары. И тогда мы вернулись к машине.
Отчего-то здесь нам было как-то легче говорить о ней — вдали от дома и от воспоминаний, с ней связанных.
— Глория говорит, что ты много расспрашивала ее о Джаннин, — сказал папа. — Это ее расстраивает.
— Я знаю. И я знаю, что вы оба старались меня защитить. Вы просто молодцы, смотрите, какую большую и умную девочку вырастили. Я — не совершенство, но я не натворила столько глупостей, сколько подчас совершают дети из семей, где родители развелись. Но теперь я уже взрослая, и есть вещи, которые я бы хотела узнать о маме.
— Ладно, — устало сказал отец. — Я расскажу тебе столько, сколько смогу.
Я сглотнула вязкую слюну.
— Остин навел кое-какие справки. В Интернете. Покопался в статистических данных штата; он сказал, что, по его сведениям, вы до сих пор не разведены. Это так?
— Справки он навел! — Голос отца звучал несколько раздраженно. — Он прав. Я не получал развод.
— Почему?
— Я не знаю, куда она уехала.
— Ты никогда не пытался выяснить?
Впервые за всю жизнь отец бросил на меня неприязненный взгляд. И голос его был почти злым.
— Черт возьми, я пытался. Разумеется, я заявил в полицию. И они провели расследование. Вначале они заподозрили меня. Решили, что это я с ней что-то сделал. Они всегда так думают, когда муж заявляет о пропаже жены. Но через некоторое время шериф прекратил поиски. В тот день, когда она пропала, я целый день был на работе. И человек десять подтвердили мое алиби. И никаких признаков двойной игры или фальши они не обнаружили. И Дарвис Кейн тоже исчез. Об этом много было разговоров в городе. Он тоже оставил жену и маленьких детей. Ты понимаешь, как это все выглядело. Но меня это не смущало. Я не хотел сдаваться. Я хотел знать, почему это случилось. Поэтому я нанял частного детектива. Потратил тысячи долларов, чтобы найти одни тупики. И в конце его расследования я знал едва ли больше того, что знал в тот день, когда она ушла.
— Не могла же мама просто взять и исчезнуть?
Папа развел руки. Обручальное кольцо на его пальце тускло блеснуло.
— Получается так, Кили. Она просто ушла. Не оставила ни записки, ничего. Поверь, я все перерыл. Я весь дом перевернул в поисках чего-то, что могло бы дать намек, направить поиск. Но ничего не нашел.
— Она с собой много вещей взяла? Отец поморщился.
— Маленькая дорожная сумка пропала. У нее было много вещей, так что я не могу сказать с уверенностью, что именно она с собой забрала. Шкаф ее был полон одежды — не вычищен подчистую, когда жена заранее готовится к уходу.
— Как насчет ее машины? Той самой красной «малибу»?
— Вот то единственное, что нашел детектив за свое жалованье. Он нашел ее в Алабаме, там, где продавались подержанные машины. Она продала ее за восемьсот долларов наличными.
— Как насчет Дарвиса Кейна? Отец побагровел.
— Если бы я смог его отыскать, то убил бы. Я держал ружье заряженным у себя в машине несколько месяцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44