А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Согласен. — Шон не знал, откуда нашлись в нем силы ответить. И не только ответить — подняться с места и вежливо-безразличным жестом указать ей на дверь кабинета. — Звони, пожалуйста.
Глава 11
— Слава Богу, пятнадцать минут шестого! Еще четверть часа, и конец работе!
С этими словами Мелани откинулась в кресле и с наслаждением потянулась. Лия сочувственно улыбнулась подруге.
— Ну и денек сегодня выдался! — заметила она.
Мелани энергично закивала в ответ. Едва ли она понимала, насколько тяжел был для подруги этот день — да и все предыдущие.
— Похоже, весь Лондон снялся с места! Должно быть, это из-за погоды. — Мелани покосилась в сторону окна, где уныло барабанил по стеклу холодный дождь. — Неудивительно, что люди готовы стоять в очереди в агентстве и платить большие деньги, лишь бы оказаться где-нибудь подальше отсюда!
В этот миг громко загудел зуммер, возвещая о прибытии еще одного любителя теплых краев.
Неохотно поднявшись на ноги, Мелани вышла из кабинета, а Лия снова склонилась над документами.
Из приемной, мешая сосредоточиться, доносился профессионально-приветливый щебет подруги. Лия потерла лоб, поморгала, встряхнула головой — все тщетно. Строчки прыгали перед глазами, и она не понимала ни слова. И усталость тут ни при чем. В таком состоянии она была с самого утра. А точнее — с того дня, как вернулась в Лондон.
Глаза, обведенные темными кругами, упрямо слипались. Пока что Лии удавалось скрывать свое состояние от коллег; если же кто-то приставал с вопросами, она ссылалась на чересчур бурное празднование Нового года. Но после праздника прошла уже неделя, а «похмелье» только усиливалось. Рано или поздно придется признать правду.
Правда же состояла в том, что сердце ее осталось в Йоркшире, с Шоном. И теперь даже радостная весть от матери не в силах была рассеять черный туман, окутавший ее душу.
— Он хочет поговорить с тобой! Мелани стояла в дверях: глаза ее горели восторгом и жгучим любопытством. Угадав по лицу Лии, что та не расположена ни с кем разговаривать, Мелани торопливо продолжала:
— Он сказал, что не уйдет, пока с тобой не увидится! Говорит, что это не по работе, а…
— Совершенно верно, я по личному делу.
При звуках этого холодного голоса, за обманчивым бархатом которого скрывались зловещие стальные нотки, Лия застыла на месте. Ей не нужно было поднимать голову, чтобы догадаться, кто стоит позади Мелани, широкими плечами загораживая дверной проем и едва не упираясь темноволосой головой в потолок тесного кабинетика.
Тело налилось леденящей слабостью. Лия с трудом подняла взгляд и встретилась со слишком памятными ей синими глазами.
Сколько раз видела она эти глаза! Не было ночи, когда бы их взгляд не преследовал ее в беспокойных эротических снах. Во сне они светились ласковой нежностью и горели желанием. В них темнела страсть, сияла необоримая любовная жажда. А порой, когда жестокая реальность брала верх над воображением, они становились холодны как лед и пронзительный взгляд их, казалось, проникал прямо в душу… Совсем как сейчас.
— Здравствуй, Шон, — выдавила она, сама поразившись тому, как холодно, почти враждебно звучит ее голос.
— Здравствуй, Лия.
Он отстранил Мелани и решительным шагом вошел в кабинет. Лия вскочила, вдруг почувствовав, что не может оставаться на месте. Торопливо одернула белую блузку и строгую синюю юбку.
— Что я могу для тебя сделать?
Трудно — да что там, невозможно! — поверить, что злая насмешница-судьба случайно привела его именно в это агентство. Но лучше верить в невозможное, чем позволить безумной надежде воскреснуть и овладеть душой.
Усилием воли подавив дурацкие мечты, Лия надела на лицо профессиональную улыбку — так она обычно встречала посетителей.
— Хочешь отдохнуть на юге? Мы можем предложить…
Ответ Шона был короток и ясен. Даже слишком. Мелани ахнула и распахнула глаза еще шире, должно быть, не ожидала от своего телевизионного кумира таких выражений.
— Мелани, ты можешь идти домой, — поспешно сказала Лия. — Рабочий день уже почти закончен. Офис я закрою сама.
— Ну, если ты так хочешь…
Бросив на Шона последний восторженно-опасливый взгляд, девушка выскользнула из кабинета. Несколько секунд спустя за ней захлопнулась входная дверь.
Наступившее молчание было прервано циничным смешком Шона.
— Бедная девочка! Сама не знает, чего ей больше хочется — выяснить, зачем я здесь, или удрать от меня подальше!
"Как я ее понимаю!» — мысленно добавила Лия. Шон в точности описал ее собственные чувства — смесь изумления, любопытства и страха. Впрочем, нет, было и еще одно…
Она уже не надеялась когда-нибудь увидеть его вновь. Можно ли отрицать, что для нее счастье — просто видеть его, блаженство — скользить взглядом по мощной фигуре, облаченной в синюю рубашку, черные джинсы и кожаную куртку? Можно ли оторвать взгляд от его чеканного лица, от растрепанных ветром волос, на которых блестят капельки дождя?
Но Лия понимала, что за это недолгое счастье предстоит заплатить непомерную цену. В последние дни она, казалось, начала потихоньку возвращаться к жизни, но новая встреча с Шоном лишила ее самообладания. Он уйдет, и короткая горькая радость сменится невыносимой болью. Ей придется снова пережить муку потери — череду долгих одиноких дней и бессонных ночей.
— Так зачем ты пришел?
Но вопрос прозвучал в пустоту: Шон уже повернулся и пошел прочь из кабинета. Лия беспомощно поспешила за ним. Расширенными от изумления глазами она следила, как он задергивает шторы на окнах.
— Шон! Рабочий день еще не кончился…
— Уже почти половина шестого, — ответил он, выключив свет и поворачиваясь к ней. — И незаметно, чтобы в двери к вам ломились толпы туристов. В такую погоду все здравомыслящие люди сидят по домам и пережидают дождь. Где твое пальто?
— Ты с ума сошел! — воскликнула она, вздернув подбородок. — Я никуда с тобой не пойду!
— Нам надо поговорить, — коротко ответил он.
— О чем?
Глупая, бессмысленная надежда вспыхнула в сердце, пронзив каждую клеточку ее существа, но мгновенно погасла, едва Шон достал из кармана и бросил на стол смятую газету.
Не стоило спрашивать, что он имел в виду:
Лия все поняла, едва взглянула на раскрытую страницу.
Она прикусила губу, сдерживая рвущийся крик. На огромной — во весь разворот — фотографии перед ней предстало лицо Шона, изуродованное отчетливо видимым шрамом; над ним красовался издевательский заголовок: «КРАСАВЧИК ПРЕВРАТИЛСЯ В ЧУДОВИЩЕ».
Пораженная, Лия открывала и закрывала рот, словно рыба, выброшенная на сушу.
— Пальто! — с тихой яростью в голосе повторил Шон.
Двигаясь, словно на автопилоте, Лия накинула пальто, проверила, заперты ли двери, и включила сигнализацию. Неужели он подозревает ее… Нет, не может же он в самом деле так думать!
Способность мыслить и говорить вернулась к ней лишь несколько минут спустя — Шон успел довести ее до машины, усадить на переднее сиденье и отъехать от офиса.
В полном молчании они въехали в подземный гараж; Шон остановил машину, вышел и открыл дверцу для Лии.
Но та застыла на месте, скованная ужасом. Глядя в ледяную синеву его глаз, снова и снова вспоминала она его циничные слова о деньгах, которых никогда не бывает слишком много.
— Шон, подумай сам, как я могла это сделать? У меня даже не было с собой фотоаппарата. Я никогда никому не стала бы рассказывать… — Она запиналась и глотала слова, спеша его убедить. — Неужели ты не понимаешь? Я не могла этого сделать! Просто не могла, потому что…
Она оборвала себя на полуслове, сообразив, как близка к тому, чтобы произнести роковые слова: «Потому что я тебя люблю». Шон слушал молча, с холодным, непроницаемым лицом.
— Так ты выйдешь из машины, или мне тебя…
Но внезапно настроение его изменилось. Испустив глубокий вздох, он погрузил обе руки в спутанные темные волосы.
— Лия! — начал он снова совершенно другим тоном. — Пожалуйста, поднимись со мной наверх и, поговорим, как цивилизованные люди!
— Цивилизованные?! — фыркнула Лия. — Твое поведение можно назвать как угодно, только не «цивилизованным»! — И все же просьба Шона возымела действие: Лия вышла из машины и пошла за ним следом, чего он никогда не добился бы силой.
В лифте они молчали. Шон угрюмо смотрел в сторону; как видно, ему не давали покоя какие-то невеселые мысли.
Войдя в квартиру, Лия ахнула: после спартанской обстановки коттеджа она не ожидала такой роскоши и изысканности. Гостиная, отделанная в бежево-кремовых тонах, обставленная дорогой антикварной мебелью, болезненно напомнила ей, что Шон Галлахер богат и знаменит — не чета скромной служащей. В этот миг недолгая йоркширская идиллия показалась Лии нереальной, словно волшебный сон.
— Выпьешь чего-нибудь?
Лия помотала головой. У нее и так голова шла кругом. Ни к чему, подумала она, еще и одурманивать себя алкоголем.
Когда Шон налил себе бренди и сел в кресло, Лия вновь попыталась воззвать к его разуму:
— Шон, пойми, я ни за что на свете не стала бы продавать твою историю газете. Такой поступок для меня попросту немыслим!
Он отхлебнул бренди, рассматривая ее поверх стакана.
— И ты ждешь, что я этому поверю?
— Почему бы и нет? Это же правда!
— Вот как?
— Да, правда! Если хочешь знать, я вообще не замечаю твоего шрама! Для меня это часть тебя, такая же, как глаза или волосы! И если твои продюсеры думают…
— Нет, не думают, — прервал ее Шон. — Продюсеры «Инспектора Каллендера» полагают, что шрам придаст герою особую изюминку. Сценарист уже разработал сюжет о том, как инспектор получил эту отметину, и я с нетерпением жду следующего сезона съемок.
— Шон, как я рада…
— Конечно, «Божьим даром для женщин» мне больше не бывать. — Лия поморщилась, услышав из его уст собственные необдуманные слова. — Но, пожалуй, это и к лучшему. Я освободился от ярлыка «секс-символа», и теперь передо мной открыт путь к серьезным ролям. Так что, если ты хотела заработать на сенсации…
— Да нет же! — Как, ну как его убедить? — Пойми, я никому о тебе не рассказывала и не расскажу! Даже в страшном сне мне не пришло бы в голову делиться своей историей с журналистами из бульварной газеты!
— А почему бы и нет?
"Потому что я тебя люблю!» Но этих слов Лия произнести не могла. Только не сейчас, когда он сверлит ее глазами, угрожающе сдвинув густые черные брови.
— Потому что я… ты… ты мне… дорог.
— «Дорог»?! — Это слово прозвучало, словно раскат грома, заставив ее вздрогнуть. — И сколько же я стою, по-твоему?
— Нет!!
Силы Лии были на исходе. Сколько продлится эта мука? Сперва он вышвырнул ее вон, словно надоевшую игрушку; теперь вернулся, но лишь затем, чтобы бросить ей в лицо жестокое и несправедливое обвинение!
— Нет?
Он шагнул к ней. Лия отшатнулась, выронив сумочку: от удара об пол та раскрылась, и все ее содержимое оказалось на ковре. Лия поспешно опустилась на колени.
— Позволь мне!
В мгновение ока Шон оказался рядом. Руки их одновременно потянулись к одному предмету — белоснежному запечатанному конверту. Но Шон успел первым.
— Отдай!
Напрасно Лия не сдержала крик — по ее испуганному возгласу Шон догадался, что в письме заключено что-то важное, С болью в сердце она следила, как он переворачивает конверт и читает адрес — свой собственный.
— Что это?
— Поздравительная открытка. — Что толку отрицать? — С днем рождения, Шон.
Лицо его омрачилось каким-то непонятным для Лии чувством.
— Но ты ее не отослала.
— Передумала. — Эта открытка стоила ей бессонной ночи. — Решила, что это будет неразумно.
— Неразумно… — пробормотал он, не отрывая взгляда от собственного имени на конверте. — И все же ты хотела мне написать. Почему?
Внезапно резким движением он поднялся на ноги и, взяв Лию за обе руки, помог ей встать.
— Лия, ты здорова? — спросил он резко, со сдержанным волнением в голосе.
— Да, вполне, — ответила она, не понимая, с чего Шон вдруг обеспокоился ее здоровьем.
— Я вел себя безответственно. Поверь, мне не присуще такое…
После этих неловких слов Лия поняла, что он имеет в виду. Тогда, в коттедже, Шон взял заботу о предохранении на себя, но лишь начиная со второго раза. В первый раз оба они были так захвачены страстью, что не вспомнили о мерах предосторожности.
— Ребенка у меня не будет, если ты об этом! «Он боится скандала», — с горечью подумала она.
— А с Энди ты поговорила?
— Да, — с трудом выдавила Лия.
— Сказала, что не выйдешь за него замуж? — Лия молча кивнула, и Шон мягко задал следующий вопрос:
— Нелегко тебе пришлось?
Его сочувствие застало Лию врасплох, и она ответила прямо:
— Еще как! Не хотела бы я пережить такое дважды. Но что мне оставалось? Я ведь знаю, что никогда не смогла бы сделать его счастливым.
— А ты сама?
— И сама я никогда не была бы с ним счастлива.
О каком счастье может идти речь, если ее любимый, единственный человек, с которым она могла бы счастливо жить до конца дней своих, стоит перед ней мрачный, как туча, и сверлит ее хмурым, подозрительным взглядом?
— Так ты точно не беременна?
— Совершенно точно! Не беспокойся, очередная бульварная сенсация тебе не грозит.
Что за чувство промелькнуло в его потемневших глазах? Почему туго натянулась кожа на скулах?
— А жаль, — пробормотал он.
— Что ты сказал?..
— Жаль, что ты не беременна, — повторил Шон, на этот раз так отчетливо, что не расслышать было невозможно.
— П-почему?
Грустная улыбка тронула уголки его губ и пропала.
— Потому что тогда, быть может, у меня появился бы шанс привести тебя к алтарю.
— К алтарю? Шон, что такое ты говоришь? Не хочешь же ты сказать…
На этот раз в усмешке его явственно сквозила печальная ирония.
— Что хочет сказать мужчина, когда делает женщине предложение? Что любит ее и хочет разделить с ней жизнь…
— Ты же не веришь в любовь на всю жизнь!
— Раньше не верил.
Угрюмость и мрачность его как рукой сняло: перед Лией стоял открытый, взволнованный, уязвимый человек. Никогда еще она не видела Шона таким… таким безоружным.
— До сих пор я полагал, что вечная любовь — сказка, фантазия. Но ты перевернула мою жизнь вверх дном, и теперь я не знаю, что думать и чему верить.
— Но ты прогнал меня!
Она хотела добавить еще что-то, но умолкла, заметив в его глазах глубокое страдание.
— Я был напуган. До смерти напуган тем, что со мной происходит. Я не узнавал сам себя — ни поступков своих, ни мыслей. Мне было страшно смириться с этим, страшно признать, что близость, которой ты требовала, мне и самому нужна как воздух.
— Я никогда не согласилась бы на меньшее. — Лия сжала его руку, подбирая нужные слова. — Ты знаешь, о чем я мечтала? Выйти замуж так же счастливо, как мама. Я верила, что люблю Энди, пока не встретилась с тобой. Это было… что-то невероятное. Словно атомный взрыв. И я поняла, что мы с тобой предназначены друг другу, что никогда я не полюблю другого и не смогу прожить жизнь ни с кем, кроме тебя!
— Лия! — начал Шон.
Но Лия не дала ему продолжать. Она спешила договорить до конца, чтобы между ними не осталось полуправд и недосказанностей. Пусть не думает, что она променяла одну выдуманную любовь на другую!
— Сравнивая свои чувства к тебе и к Энди, я поняла, что значит любить по-настоящему. И поняла, что ты должен испытывать ко мне то же самое, иначе я не останусь с тобой, как бы ни хотела. Довольствоваться «вторым сортом», следить за тем, как твои чувства вянут и умирают у меня на глазах…
— Мои чувства не увянут и не умрут, — твердо ответил Шон. Лия хотела возразить, но он прикрыл ей рот ладонью. — А теперь позволь, я кое-что тебе объясню.
Несколько мгновений он молчал, не сводя с нее темных, словно зимняя полночь, глаз. Затем глубоко вздохнул и начал рассказ:
— Я не верил в любовь и в клятвы вечной верности. Жизнь научила меня, что такие обещания нарушаются сплошь и рядом. Я был убежден, что никогда в жизни ни с одной женщиной не захочу остаться навсегда. Но ты уехала — и каждый день, прожитый без тебя, стал для меня вечностью. Я не мог есть, не мог спать. Думал только о тебе и о том, как мне тебя не хватает. Ты снилась мне по ночам, и, просыпаясь, я с новой силой осознавал свое одиночество.
— Понимаю! Я сама переживала то же самое! — с чувством воскликнула Лия. — Что же заставило тебя решиться?
— Свадьба брата.
Заметив ее удивление, он улыбнулся — на этот раз удивительно теплой и доброй улыбкой.
— Да, Пит женился наконец на своей беглой невесте. Венчание состоялось вчера…
Он бросил на нее вопросительный взгляд.
— Тебя ведь там не было?
— Нет, я… я была занята… на работе. — Лии не хватило духу признаться, что она попросту струсила. Не решилась пойти на праздник, зная, что непременно увидит там Шона.
— Так вот, едва разошлись гости, я сел за руль и помчался в Лондон, чтобы отыскать тебя.
— Но почему?
— Почему? Потому что понял, в чем моя ошибка. Я был шафером Пита:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14