Ты же ее первый раз видишь.
– У меня такое ощущение, что я знаю ее всю жизнь. И всю жизнь она стоит между нами, – прошептала Лена.
Лиханов поднес ее руку к губам и молча поцеловал.
– Никто не будет стоять между нами. Никогда.
Эти несколько фраз вдруг очень сблизили их. Лиханов был поражен, как точно Лена угадала, какие сложные отношения связывали его и Ольгу, но еще больше был поражен тем, что Лена не рассердилась, не упрекала его. Не сердилась, не упрекала, но тихо и по-настоящему сильно горевала, будто встретилась с большим несчастьем.
Лена почувствовала, что между ними внезапно произошло что-то очень серьезное. Будто эта вздорная Ольга Сергеевна, пытаясь их поссорить, помогла им открыть в их отношениях нечто важное и неподдающееся логике. Они были знакомы второй день, но именно ревность знойной красавицы подсказали Лене, что та воспринимает ее всерьез.
Андрей больше не отвлекался от сцены, но был странно напряжен. Лена чувствовала это всем своим существом. Он не выпускал ее руки, иногда нервно сжимая ее ладонь своей горячей сухой ладонью. Лена боялась дышать. Сердце громко – ей казалось на весь зал – колотилось в груди. Она боялась, что потеряет сознание. Такого с ней прежде не бывало, и девушка понимала, что дело совсем не в той неприятной сцене, которую устроила Ольга, а в том, что Лиханов рядом. Это его присутствие сводило ее с ума, лишило самообладания и превратило в комок нервов. Она молила Бога, чтобы второй акт быстрее закончился и Андрей увез ее из театра. Куда угодно, только бы увез ее отсюда. Оказаться с ним наедине, в машине, без свидетелей, без любопытных посторонних глаз – вот чего она хотела сейчас больше всего на свете.
Но, оставшись с ним наедине в машине, Лена вдруг почувствовала, что ей не стало проще и спокойнее. Ей казалось, что она состоит из натянутых звенящих нервов. Она не могла смотреть на Андрея: приступы сумасшедшей нежности к нему не давали покоя. Он должен сегодня же забрать ее к себе домой, ведь теперь не существовало на земле другого места, где она могла жить! Если жить, то только рядом с ним! Но, взглянув на спокойное сосредоточенное лицо Андрея, она вздрогнула: он не ощущает ничего похожего! И считает вполне естественным увезти ее сейчас в Отрадное, сдать Натке и снова на день погрузиться в свою обычную жизнь, возможно, и не вспоминая о ней до самого вечера. Ну конечно, не вспоминая! Лена пыталась привести себя в чувство. Как же он может думать о ней, когда у него такая работа! Нельзя быть эгоисткой и желать все сразу. Лена мысленно погладила его по щеке, произнеся про себя: «Андрюша! Родной мой», – и тихо вздохнула. Когда «вольво» остановился у ее подъезда, Андрей не спешил выходить из автомобиля. Повернувшись к Лене, он внимательно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь прочитать ее мысли. Лена молчала, боясь произнести слово, чтобы не выдать себя дрожащим голосом и не кинуться ему на шею. Она услышала совсем не то, что ожидала:
– Боюсь, завтра нам не удастся встретиться, – сообщил Лиханов. Лена мучительно сдвинула брови. Завтра вечером она его не увидит? Но как же так? – А в субботу я приглашаю тебя к себе на дачу! У меня в Подмосковье, в сосновом бору, есть маленький уютный домик. Там замечательно, тебе понравится. Согласна? – Лиханов выжидательно смотрел на девушку. – Лена! Ау-у! Ты слышишь меня?
– Да, конечно. В субботу мы едем на дачу. Там соберется компания телевизионщиков?
– Нет, никого не будет, только мы. А тебе хотелось бы повеселиться с моими друзьями?
– Ты не подумай, что мне нравится шумное веселье, вовсе нет. Мне только хочется быть с тобой, – сказала она и в ту же секунду поняла, что выдала себя с головой. «Наверное, не следует так быстро признаваться мужчине в любви! – с отчаянием думала Лена. – Но что же делать, если я хочу быть с ним и если я совсем не умею играть и притворяться?! Наташка права, он скоро потеряет ко мне всякий интерес. После поездки на дачу. Я ведь на смогу ему отказать… В чем отказать? В том, для чего он меня пригласил на дачу. Боже, я не доживу до субботы!»
Андрей поцеловал ее, и этот поцелуй был красноречивее всяких слов. Конечно, он понял ее, понял, что она сгорает от нетерпения, что уже принадлежит ему. Лиханову было приятно чувствовать, как его воля целиком подчинила себе очаровательную девушку. Он устал от сильных женщин, которые умеют вести тонкую любовную игру и стремятся сделать своим рабом даже незаурядного мужчину. Лена же казалась другой. Лицо ее светилось радостью – никакого притворства. Ну конечно, если ей хочется побыть с ним, то почему она должна это скрывать.
– Я рад, что тебе понравилась моя идея. Мы с тобой посидим ночью у камина, попьем замечательный коньяк, о котором я расскажу тебе чудесную романтическую историю.
– Камин, коньяк и сказки всю ночь! – счастливо засмеялась Лена. – А днем прогулка в сосновом бору? – Он кивнул. – Я люблю осенний лес, очень люблю! – И в этих словах было столько чувства, что Андрей воспринял их как признание в любви. Он снова поцеловал ее, вложив в поцелуй не страсть еще, но обещание настоящей страсти, и Лена инстинктивно почувствовала, что мужчина хотел сказать ей своим поцелуем: главное впереди и надо подождать еще немного… И она согласна была ждать сколько угодно, лишь бы он сдержал свои обещания. Девушка едва держалась на ногах, когда оторвалась от его губ, и медленно, словно нехотя, направилась к подъезду.
Дома Лена сразу прошла в ванную, надеясь, что Наташа проявит такт и займется своими собственными делами. Но не тут-то было! Верная подруга караулила ее в комнате, потом двинулась вслед за Леной на кухню и, усевшись пить с ней кофе, приступила к делу:
– Ты можешь молчать сколько угодно, но я по твоему лицу вижу, что ты влюбилась без памяти! – начала Натка. – Значит, поход в театр прошел на высшем уровне? – Лена кивнула. – Отлично! И каков следующий номер вашей культурной программы? Музей, выставка или цирк? Может быть, куклачевские киски? – Лена вежливо улыбнулась, отдавая дань остроумию подружки. – А не слишком ли затянута прелюдия, а? – Лена нахмурилась, ей не нравились наташкины намеки.
– И совсем не смешно, – подала она реплику.
– Ах, не смешно, говоришь? Да уж действительно, какой тут смех! Боюсь, как бы не вышли одни слезы.
– А тебе-то что бояться? Тебя, что ли, в театры приглашают? – Лена понимала, что нужно молчать, что подруга ее провоцирует, что о даче лучше и не заикаться – но удержаться не могла и втянулась в бессмысленный спор.
– Что, опять театр? – приподняв брови и выражая крайнее изумление, пробормотала Натка.
– Конечно нет! – гордо заявила Лена. И почему, собственно, она должна умалчивать о приглашении Андрея поехать на его дачу? Рано или поздно сказать все равно придется. – Нет, в субботу мы посетим его дачу!
– Дачу! – Наталья торжествовала так, будто поймала вора с поличным. – Этого и следовало ожидать, – голос ее стал насмешливо-издевательским, глаза сощурились. «Ну совсем как моя мама! – подумала Лена. – Наверное, именно поэтому я иду у нее на поводу». Между тем Наталья изрекла сакраментальную фразу:
– Вы едете вдвоем?
– Разумеется.
– Ну как же, как же… И чем вы там будете заниматься? Какова культурная программа?
– Прогулка на свежем воздухе в сосновом бору – раз, камин с коньяком – два, ну и все остальное… Тебе объяснить или сама все понимаешь?
– Что такое «все остальное», я понимаю, но вот ты, мне кажется, не отдаешь себе отчета…
Не дослушав подругу, Ленка встала и вышла из кухни. Нравоучения подружки ей до чертиков надоели. И чего она из себя корчит! Вздумала меня воспитывать, а сама то и дело просит: «Лен, ты не можешь завтра вечером пойти в кино? Ко мне Коля придет». И Лена всегда, ни слова не говоря, уходила и бродила по городу допоздна, чтобы не мешать милым голубкам. Почему-то Натка считала, что вполне может заниматься с Николаем чем угодно, но при этом следить за нравственным обликом подруги.
Засыпая, Лена слышала, как Натка гремит посудой на кухне. Она явно была вне себя. Ну еще бы, сорвалось очередное педагогическое мероприятие с проработкой потенциальной преступницы. Потом мысли ее вернулись к приятному, и она вспомнила, как Андреи поцеловал ее на прощание, обещая нечто фантастическое, что должно случится в субботу на его даче.
Глава 4
Петр Алексеевич курил трубку, рассеянно глядя в окно. Он не хотел признаться даже самому себе, что надеется увидеть, как Маруся стремительно бежит через двор, высоко поднимая юбки, как быстро мелькают ее тонкие щиколотки. Но двор был пустынен и скушен. Вот неторопливо прошел кучер, вот крестьянка принесла молоко. Ничего интересного. Петр хотел уже отправиться в кабинет, как вдруг увидел в глубине аллеи карету, запряженную шестеркой лошадей. Лошади шли неторопясь, словно их нарочно сдерживали. Наконец роскошный экипаж подкатил к крыльцу и остановился. Петр понял, в чем дело: одно колесо кое-как держалось на оси, и карета едва не заваливалась набок. Поэтому они и ехали так осторожно, подумал молодой барин. Кто бы это мог быть? Между тем кучер в расшитой золотом ливрее помог почтенному господину выйти на посыпанные гравием дорожки и пошел докладывать дворецкому. Господин между тем подавал руку пожилой даме, потом молодой.
«А, это Трубецкие с дочкой! – узнал Петр знатных и богатых соседей.' – Однако у них же две дочери. Любопытно, это старшая или младшая?»
Но хотя Петру было интересно, он не спешил спускаться, зная, что родители отдыхают. Он отнюдь не горел желанием принимать гостей. Эти восклицания, общие фразы – «Какими судьбами?» и «Сколько лет!», комплименты дамам, – нет, Петр Алексеевич не переносил подобную суматоху.
Да, в усадьбе Колчиных гостей сегодня не ждали и хозяева спокойно отдыхали после обеда. Дворецкий решился разбудить барина.
– Веди их в гостиную, предупреди, что мы сейчас выйдем, – распорядился седовласый, но еще довольно стройный и моложавый граф.
Дворецкий бросился исполнять приказание, а барин вызвал слугу и начал быстро одеваться. Потом постучал в комнату жены, предупредил ее и вышел к гостям.
– Александр Степанович! – приветствовал Колчин соседа, от души радуясь неожиданному визиту. – Какими судьбами?
– Простите, Бога ради, Алексей Павлович, за столь внезапное вторжение. Кучер сказал, что до дому не доедем – колесо вот-вот соскочит с оси. Решили не рисковать, благо ваше имение было уже рядом. Вот и решились вас побеспокоить.
– Какое беспокойство! Да для нас великая честь принимать у себя ваше сиятельство Марию Николаевну и мадемуазель Катрин, – он поцеловал дамам Ручки. – Ольга Сергеевна сейчас будет. Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь как дома.
– О, какая честь! – с этими словами в гостиной появилась хозяйка. – Княгиня Мария Николаевна! Князь! Мы так рады! – она поздоровалась с князем и княгиней Трубецкими и подошла к княжне. – О Катрин, как вы повзрослели и похорошели. Да просто красавица!
Катрин довольно холодно поздоровалась с хозяйкой, сохраняя надменное и капризное выражение лица. На ней был безукоризненный дорожный костюм, шляпка с вуалью, перчатки.
– Присаживайтесь, княжна. – Ольга Сергеевна, казалось, не замечала недовольной гримасы гостьи, безупречно исполняя роль радушной хозяйки и поглядывая на мужа. У того все шло значительно лучше. Князь и княгиня были просты и без церемоний расположились на диване, оживленно разговаривая с Алексеем Павловичем. Ольга Сергеевна с досадой подумала, что пропустит самые последние столичные сплетни, но тут вспомнила о сыне. «Негодный мальчишка, опять хочет отсидеться в своей комнате/ До чего же несветский человек, – негодовала Ольга Сергеевна. – Нужно немедленно заставить его спуститься».
Графиня распорядилась, чтобы позвали Петра Алексеевича и завела разговор о свадьбе старшей княжны Трубецкой, Мари.
– Я слышала, брак вашей сестры оказался на редкость удачным. Ее свадьба, говорят, затмила все званые обеды.
– А, вы о Мари? До чего же долго в провинции помнят такие вещи. Мари ждет ребенка, – без всякого выражения сообщила графиня.
– Как замечательно/ – слишком уж обрадовалась Ольга Сергеевна. Тем временем в гостиную спустился Петр.
После церемонии приветствий, Ольга Сергеевна подвела Петра к Катрин.
– Представляешь, Петенька, сестра Катрин Мари ждет ребенка. Она составила очень выгодную партию.
– Поздравляю, княжна, – Петр церемонно поклонился.
– А меня-то с чем поздравляете, граф? – усмехнулась княжна.
«Вот остолоп! – рассердилась Ольга Сергеевна на сына. – Не мог придумать ничего лучше. Бедняжка, похоже, совсем и не рада, что у сестры все устроилось. Должно быть, с женихами ей не везет, вот потому она такая надутая!» Графиня поспешила загладить неловкость сына:
– Нукак же, дорогая Катрин, у вас скоро будет племянник, это так чудесно! Петенька любит детей, вот он вам и позавидовал.
– В самом деле, Петр Алексеевич? – надменно подняла брови Катрин. – Вы любите детей?
– Да, наверное. Раз маман так считает, – он бросил насмешливый взгляд на гостью и отвел глаза.
Разговор у молодых не клеился, и Ольга Сергеевна страдала, в душе проклиная сына, не желающего быть галантным и остроумным. Наконец она не выдержала:
– Петр, развлекай княжну, а я пойду к Марии Николаевне. – И Ольга Сергеевна увлеклась беседою с княгиней Трубецкой.
Каково же было ее удивление, когда она через полчаса посмотрела на «детей». Она не узнала Катрин. Княжна улыбалась и оживленно разговаривала с Петей, а тот хотя и молчал, но внимательно и почтительно слушал княжну.
Мария Николаевна проследила за взглядом хозяйки и довольно произнесла:
– Похоже, наши дети понравились друг другу.
– Дай-то Бог, дай-то Бог, – вздохнула графиня.
Вечером Петр и Катрин гуляли в саду. Уже смеркалось, в пруду отражался багряный закат и над водой поднимался легкий парок. От клумб и кустов роз шел одурманивающий аромат, над дорожками сада с сухим шелестом носились стрекозы.
Казалось, молодые люди уже обо всем переговорили, и Катрин лихорадочно искала тему для продолжения беседы. Она рассказала все петербуржские новости, вспомнила, кто за кого вышел замуж, кто умер, а кто справил именины. Не забыла и о последнем бале у императора, о новой постановке в театре. В конце концов новости петербуржского света иссякли, а Петр упорно не хотел ей помочь.
– У вас красивый сад. А вот – то дерево я вижу впервые в жизни. Как оно называется?
– Не знаю, – пожал плечами Петр. – Отец занимается садом. Он выписал много экзотических видов растений, но не все прижились. Климат слишком суров для фиников и магнолий. Но кое-что интересное все-таки удалось вырастить. Вот розы, например, и орхидеи. Много яблонь, но есть и груши, и сливы. Иногда, в жаркое лето, даже вызревают.
– Вот как? – удивилась Катрин. – А вот эти яблоки, похоже, уже поспели.
– Да, это ранний сорт. Хотите попробовать? – Петр снял яблоко и подал девушке.
– Красивое, – сказала она, но пробовать не стала. – Петя, я вам нравлюсь? – вдруг порывисто спросила она, взяв его руку двумя руками, затянутыми в перчатки. Петр замер.
– Но, княжна… – замялся он, краснея. – Конечно, нравитесь, как можно сомневаться…
– А я вот сомневаюсь, – вздохнула Катрин, глядя ему в глаза прекрасными грустными глазами. – Вы весь вечер такой скучный… Мне кажется, вы едва терпите мое общество.
– Полноте, Катрин, – возразил Петр. – – Это у меня такой характер. Я тихий от природы. Тихий и застенчивый. Вы меня просто ослепили, вот я и заробел!
– Ах, Петя, оказывается, вы умеете говорить комплименты.
– Нет, это не комплимент, а правда, княжна. Вы ослепительны!
– Что же вы такой хмурый весь вечер?
– Да я же говорю, я всегда такой. Вот и маман вечно на меня сердится за то, что я не умею ухаживать за дамами, не умею развлекать барышень.
– Тогда чем же вы заняты?
– Читаю. Занимаюсь науками. Хочу стать образованным помещиком.
– Но чтобы вести хозяйство, немного нужно знаний. А вы могли бы служить в министерстве или блистать при дворе.
– Служить?! Красоваться на балах?! Я?! Помилуйте, княжна, это не для меня. Я там со скуки умру.
– Да почему вы так решили, Петр? В Петербурге совсем не скучно, наоборот… Молодой человек должен стремиться занять достойное место в обществе.
– Другими словами, получать чины и награды за переписывание бумаг?
– Если хотите, можно сказать и так. Но не только служба может дать положение. Есть более простой и приятный путь, – Катрин бросила на Петю красноречивый и откровенный взгляд.
Он давно догадался, к чему она клонит, но разговор этот был Петру неприятен. Он сделал вид, что не понял намека и спокойно сказал:
– Холодает. Пойдемте в дом, Катрин. А вы сыграете мне что-нибудь, княжна? – вспомнив об этикете и пытаясь загладить неловкость от того, что невежливо прервал опасный разговор, спросил Петр, ведя гостью по аллее к крыльцу дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– У меня такое ощущение, что я знаю ее всю жизнь. И всю жизнь она стоит между нами, – прошептала Лена.
Лиханов поднес ее руку к губам и молча поцеловал.
– Никто не будет стоять между нами. Никогда.
Эти несколько фраз вдруг очень сблизили их. Лиханов был поражен, как точно Лена угадала, какие сложные отношения связывали его и Ольгу, но еще больше был поражен тем, что Лена не рассердилась, не упрекала его. Не сердилась, не упрекала, но тихо и по-настоящему сильно горевала, будто встретилась с большим несчастьем.
Лена почувствовала, что между ними внезапно произошло что-то очень серьезное. Будто эта вздорная Ольга Сергеевна, пытаясь их поссорить, помогла им открыть в их отношениях нечто важное и неподдающееся логике. Они были знакомы второй день, но именно ревность знойной красавицы подсказали Лене, что та воспринимает ее всерьез.
Андрей больше не отвлекался от сцены, но был странно напряжен. Лена чувствовала это всем своим существом. Он не выпускал ее руки, иногда нервно сжимая ее ладонь своей горячей сухой ладонью. Лена боялась дышать. Сердце громко – ей казалось на весь зал – колотилось в груди. Она боялась, что потеряет сознание. Такого с ней прежде не бывало, и девушка понимала, что дело совсем не в той неприятной сцене, которую устроила Ольга, а в том, что Лиханов рядом. Это его присутствие сводило ее с ума, лишило самообладания и превратило в комок нервов. Она молила Бога, чтобы второй акт быстрее закончился и Андрей увез ее из театра. Куда угодно, только бы увез ее отсюда. Оказаться с ним наедине, в машине, без свидетелей, без любопытных посторонних глаз – вот чего она хотела сейчас больше всего на свете.
Но, оставшись с ним наедине в машине, Лена вдруг почувствовала, что ей не стало проще и спокойнее. Ей казалось, что она состоит из натянутых звенящих нервов. Она не могла смотреть на Андрея: приступы сумасшедшей нежности к нему не давали покоя. Он должен сегодня же забрать ее к себе домой, ведь теперь не существовало на земле другого места, где она могла жить! Если жить, то только рядом с ним! Но, взглянув на спокойное сосредоточенное лицо Андрея, она вздрогнула: он не ощущает ничего похожего! И считает вполне естественным увезти ее сейчас в Отрадное, сдать Натке и снова на день погрузиться в свою обычную жизнь, возможно, и не вспоминая о ней до самого вечера. Ну конечно, не вспоминая! Лена пыталась привести себя в чувство. Как же он может думать о ней, когда у него такая работа! Нельзя быть эгоисткой и желать все сразу. Лена мысленно погладила его по щеке, произнеся про себя: «Андрюша! Родной мой», – и тихо вздохнула. Когда «вольво» остановился у ее подъезда, Андрей не спешил выходить из автомобиля. Повернувшись к Лене, он внимательно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь прочитать ее мысли. Лена молчала, боясь произнести слово, чтобы не выдать себя дрожащим голосом и не кинуться ему на шею. Она услышала совсем не то, что ожидала:
– Боюсь, завтра нам не удастся встретиться, – сообщил Лиханов. Лена мучительно сдвинула брови. Завтра вечером она его не увидит? Но как же так? – А в субботу я приглашаю тебя к себе на дачу! У меня в Подмосковье, в сосновом бору, есть маленький уютный домик. Там замечательно, тебе понравится. Согласна? – Лиханов выжидательно смотрел на девушку. – Лена! Ау-у! Ты слышишь меня?
– Да, конечно. В субботу мы едем на дачу. Там соберется компания телевизионщиков?
– Нет, никого не будет, только мы. А тебе хотелось бы повеселиться с моими друзьями?
– Ты не подумай, что мне нравится шумное веселье, вовсе нет. Мне только хочется быть с тобой, – сказала она и в ту же секунду поняла, что выдала себя с головой. «Наверное, не следует так быстро признаваться мужчине в любви! – с отчаянием думала Лена. – Но что же делать, если я хочу быть с ним и если я совсем не умею играть и притворяться?! Наташка права, он скоро потеряет ко мне всякий интерес. После поездки на дачу. Я ведь на смогу ему отказать… В чем отказать? В том, для чего он меня пригласил на дачу. Боже, я не доживу до субботы!»
Андрей поцеловал ее, и этот поцелуй был красноречивее всяких слов. Конечно, он понял ее, понял, что она сгорает от нетерпения, что уже принадлежит ему. Лиханову было приятно чувствовать, как его воля целиком подчинила себе очаровательную девушку. Он устал от сильных женщин, которые умеют вести тонкую любовную игру и стремятся сделать своим рабом даже незаурядного мужчину. Лена же казалась другой. Лицо ее светилось радостью – никакого притворства. Ну конечно, если ей хочется побыть с ним, то почему она должна это скрывать.
– Я рад, что тебе понравилась моя идея. Мы с тобой посидим ночью у камина, попьем замечательный коньяк, о котором я расскажу тебе чудесную романтическую историю.
– Камин, коньяк и сказки всю ночь! – счастливо засмеялась Лена. – А днем прогулка в сосновом бору? – Он кивнул. – Я люблю осенний лес, очень люблю! – И в этих словах было столько чувства, что Андрей воспринял их как признание в любви. Он снова поцеловал ее, вложив в поцелуй не страсть еще, но обещание настоящей страсти, и Лена инстинктивно почувствовала, что мужчина хотел сказать ей своим поцелуем: главное впереди и надо подождать еще немного… И она согласна была ждать сколько угодно, лишь бы он сдержал свои обещания. Девушка едва держалась на ногах, когда оторвалась от его губ, и медленно, словно нехотя, направилась к подъезду.
Дома Лена сразу прошла в ванную, надеясь, что Наташа проявит такт и займется своими собственными делами. Но не тут-то было! Верная подруга караулила ее в комнате, потом двинулась вслед за Леной на кухню и, усевшись пить с ней кофе, приступила к делу:
– Ты можешь молчать сколько угодно, но я по твоему лицу вижу, что ты влюбилась без памяти! – начала Натка. – Значит, поход в театр прошел на высшем уровне? – Лена кивнула. – Отлично! И каков следующий номер вашей культурной программы? Музей, выставка или цирк? Может быть, куклачевские киски? – Лена вежливо улыбнулась, отдавая дань остроумию подружки. – А не слишком ли затянута прелюдия, а? – Лена нахмурилась, ей не нравились наташкины намеки.
– И совсем не смешно, – подала она реплику.
– Ах, не смешно, говоришь? Да уж действительно, какой тут смех! Боюсь, как бы не вышли одни слезы.
– А тебе-то что бояться? Тебя, что ли, в театры приглашают? – Лена понимала, что нужно молчать, что подруга ее провоцирует, что о даче лучше и не заикаться – но удержаться не могла и втянулась в бессмысленный спор.
– Что, опять театр? – приподняв брови и выражая крайнее изумление, пробормотала Натка.
– Конечно нет! – гордо заявила Лена. И почему, собственно, она должна умалчивать о приглашении Андрея поехать на его дачу? Рано или поздно сказать все равно придется. – Нет, в субботу мы посетим его дачу!
– Дачу! – Наталья торжествовала так, будто поймала вора с поличным. – Этого и следовало ожидать, – голос ее стал насмешливо-издевательским, глаза сощурились. «Ну совсем как моя мама! – подумала Лена. – Наверное, именно поэтому я иду у нее на поводу». Между тем Наталья изрекла сакраментальную фразу:
– Вы едете вдвоем?
– Разумеется.
– Ну как же, как же… И чем вы там будете заниматься? Какова культурная программа?
– Прогулка на свежем воздухе в сосновом бору – раз, камин с коньяком – два, ну и все остальное… Тебе объяснить или сама все понимаешь?
– Что такое «все остальное», я понимаю, но вот ты, мне кажется, не отдаешь себе отчета…
Не дослушав подругу, Ленка встала и вышла из кухни. Нравоучения подружки ей до чертиков надоели. И чего она из себя корчит! Вздумала меня воспитывать, а сама то и дело просит: «Лен, ты не можешь завтра вечером пойти в кино? Ко мне Коля придет». И Лена всегда, ни слова не говоря, уходила и бродила по городу допоздна, чтобы не мешать милым голубкам. Почему-то Натка считала, что вполне может заниматься с Николаем чем угодно, но при этом следить за нравственным обликом подруги.
Засыпая, Лена слышала, как Натка гремит посудой на кухне. Она явно была вне себя. Ну еще бы, сорвалось очередное педагогическое мероприятие с проработкой потенциальной преступницы. Потом мысли ее вернулись к приятному, и она вспомнила, как Андреи поцеловал ее на прощание, обещая нечто фантастическое, что должно случится в субботу на его даче.
Глава 4
Петр Алексеевич курил трубку, рассеянно глядя в окно. Он не хотел признаться даже самому себе, что надеется увидеть, как Маруся стремительно бежит через двор, высоко поднимая юбки, как быстро мелькают ее тонкие щиколотки. Но двор был пустынен и скушен. Вот неторопливо прошел кучер, вот крестьянка принесла молоко. Ничего интересного. Петр хотел уже отправиться в кабинет, как вдруг увидел в глубине аллеи карету, запряженную шестеркой лошадей. Лошади шли неторопясь, словно их нарочно сдерживали. Наконец роскошный экипаж подкатил к крыльцу и остановился. Петр понял, в чем дело: одно колесо кое-как держалось на оси, и карета едва не заваливалась набок. Поэтому они и ехали так осторожно, подумал молодой барин. Кто бы это мог быть? Между тем кучер в расшитой золотом ливрее помог почтенному господину выйти на посыпанные гравием дорожки и пошел докладывать дворецкому. Господин между тем подавал руку пожилой даме, потом молодой.
«А, это Трубецкие с дочкой! – узнал Петр знатных и богатых соседей.' – Однако у них же две дочери. Любопытно, это старшая или младшая?»
Но хотя Петру было интересно, он не спешил спускаться, зная, что родители отдыхают. Он отнюдь не горел желанием принимать гостей. Эти восклицания, общие фразы – «Какими судьбами?» и «Сколько лет!», комплименты дамам, – нет, Петр Алексеевич не переносил подобную суматоху.
Да, в усадьбе Колчиных гостей сегодня не ждали и хозяева спокойно отдыхали после обеда. Дворецкий решился разбудить барина.
– Веди их в гостиную, предупреди, что мы сейчас выйдем, – распорядился седовласый, но еще довольно стройный и моложавый граф.
Дворецкий бросился исполнять приказание, а барин вызвал слугу и начал быстро одеваться. Потом постучал в комнату жены, предупредил ее и вышел к гостям.
– Александр Степанович! – приветствовал Колчин соседа, от души радуясь неожиданному визиту. – Какими судьбами?
– Простите, Бога ради, Алексей Павлович, за столь внезапное вторжение. Кучер сказал, что до дому не доедем – колесо вот-вот соскочит с оси. Решили не рисковать, благо ваше имение было уже рядом. Вот и решились вас побеспокоить.
– Какое беспокойство! Да для нас великая честь принимать у себя ваше сиятельство Марию Николаевну и мадемуазель Катрин, – он поцеловал дамам Ручки. – Ольга Сергеевна сейчас будет. Присаживайтесь, пожалуйста, располагайтесь как дома.
– О, какая честь! – с этими словами в гостиной появилась хозяйка. – Княгиня Мария Николаевна! Князь! Мы так рады! – она поздоровалась с князем и княгиней Трубецкими и подошла к княжне. – О Катрин, как вы повзрослели и похорошели. Да просто красавица!
Катрин довольно холодно поздоровалась с хозяйкой, сохраняя надменное и капризное выражение лица. На ней был безукоризненный дорожный костюм, шляпка с вуалью, перчатки.
– Присаживайтесь, княжна. – Ольга Сергеевна, казалось, не замечала недовольной гримасы гостьи, безупречно исполняя роль радушной хозяйки и поглядывая на мужа. У того все шло значительно лучше. Князь и княгиня были просты и без церемоний расположились на диване, оживленно разговаривая с Алексеем Павловичем. Ольга Сергеевна с досадой подумала, что пропустит самые последние столичные сплетни, но тут вспомнила о сыне. «Негодный мальчишка, опять хочет отсидеться в своей комнате/ До чего же несветский человек, – негодовала Ольга Сергеевна. – Нужно немедленно заставить его спуститься».
Графиня распорядилась, чтобы позвали Петра Алексеевича и завела разговор о свадьбе старшей княжны Трубецкой, Мари.
– Я слышала, брак вашей сестры оказался на редкость удачным. Ее свадьба, говорят, затмила все званые обеды.
– А, вы о Мари? До чего же долго в провинции помнят такие вещи. Мари ждет ребенка, – без всякого выражения сообщила графиня.
– Как замечательно/ – слишком уж обрадовалась Ольга Сергеевна. Тем временем в гостиную спустился Петр.
После церемонии приветствий, Ольга Сергеевна подвела Петра к Катрин.
– Представляешь, Петенька, сестра Катрин Мари ждет ребенка. Она составила очень выгодную партию.
– Поздравляю, княжна, – Петр церемонно поклонился.
– А меня-то с чем поздравляете, граф? – усмехнулась княжна.
«Вот остолоп! – рассердилась Ольга Сергеевна на сына. – Не мог придумать ничего лучше. Бедняжка, похоже, совсем и не рада, что у сестры все устроилось. Должно быть, с женихами ей не везет, вот потому она такая надутая!» Графиня поспешила загладить неловкость сына:
– Нукак же, дорогая Катрин, у вас скоро будет племянник, это так чудесно! Петенька любит детей, вот он вам и позавидовал.
– В самом деле, Петр Алексеевич? – надменно подняла брови Катрин. – Вы любите детей?
– Да, наверное. Раз маман так считает, – он бросил насмешливый взгляд на гостью и отвел глаза.
Разговор у молодых не клеился, и Ольга Сергеевна страдала, в душе проклиная сына, не желающего быть галантным и остроумным. Наконец она не выдержала:
– Петр, развлекай княжну, а я пойду к Марии Николаевне. – И Ольга Сергеевна увлеклась беседою с княгиней Трубецкой.
Каково же было ее удивление, когда она через полчаса посмотрела на «детей». Она не узнала Катрин. Княжна улыбалась и оживленно разговаривала с Петей, а тот хотя и молчал, но внимательно и почтительно слушал княжну.
Мария Николаевна проследила за взглядом хозяйки и довольно произнесла:
– Похоже, наши дети понравились друг другу.
– Дай-то Бог, дай-то Бог, – вздохнула графиня.
Вечером Петр и Катрин гуляли в саду. Уже смеркалось, в пруду отражался багряный закат и над водой поднимался легкий парок. От клумб и кустов роз шел одурманивающий аромат, над дорожками сада с сухим шелестом носились стрекозы.
Казалось, молодые люди уже обо всем переговорили, и Катрин лихорадочно искала тему для продолжения беседы. Она рассказала все петербуржские новости, вспомнила, кто за кого вышел замуж, кто умер, а кто справил именины. Не забыла и о последнем бале у императора, о новой постановке в театре. В конце концов новости петербуржского света иссякли, а Петр упорно не хотел ей помочь.
– У вас красивый сад. А вот – то дерево я вижу впервые в жизни. Как оно называется?
– Не знаю, – пожал плечами Петр. – Отец занимается садом. Он выписал много экзотических видов растений, но не все прижились. Климат слишком суров для фиников и магнолий. Но кое-что интересное все-таки удалось вырастить. Вот розы, например, и орхидеи. Много яблонь, но есть и груши, и сливы. Иногда, в жаркое лето, даже вызревают.
– Вот как? – удивилась Катрин. – А вот эти яблоки, похоже, уже поспели.
– Да, это ранний сорт. Хотите попробовать? – Петр снял яблоко и подал девушке.
– Красивое, – сказала она, но пробовать не стала. – Петя, я вам нравлюсь? – вдруг порывисто спросила она, взяв его руку двумя руками, затянутыми в перчатки. Петр замер.
– Но, княжна… – замялся он, краснея. – Конечно, нравитесь, как можно сомневаться…
– А я вот сомневаюсь, – вздохнула Катрин, глядя ему в глаза прекрасными грустными глазами. – Вы весь вечер такой скучный… Мне кажется, вы едва терпите мое общество.
– Полноте, Катрин, – возразил Петр. – – Это у меня такой характер. Я тихий от природы. Тихий и застенчивый. Вы меня просто ослепили, вот я и заробел!
– Ах, Петя, оказывается, вы умеете говорить комплименты.
– Нет, это не комплимент, а правда, княжна. Вы ослепительны!
– Что же вы такой хмурый весь вечер?
– Да я же говорю, я всегда такой. Вот и маман вечно на меня сердится за то, что я не умею ухаживать за дамами, не умею развлекать барышень.
– Тогда чем же вы заняты?
– Читаю. Занимаюсь науками. Хочу стать образованным помещиком.
– Но чтобы вести хозяйство, немного нужно знаний. А вы могли бы служить в министерстве или блистать при дворе.
– Служить?! Красоваться на балах?! Я?! Помилуйте, княжна, это не для меня. Я там со скуки умру.
– Да почему вы так решили, Петр? В Петербурге совсем не скучно, наоборот… Молодой человек должен стремиться занять достойное место в обществе.
– Другими словами, получать чины и награды за переписывание бумаг?
– Если хотите, можно сказать и так. Но не только служба может дать положение. Есть более простой и приятный путь, – Катрин бросила на Петю красноречивый и откровенный взгляд.
Он давно догадался, к чему она клонит, но разговор этот был Петру неприятен. Он сделал вид, что не понял намека и спокойно сказал:
– Холодает. Пойдемте в дом, Катрин. А вы сыграете мне что-нибудь, княжна? – вспомнив об этикете и пытаясь загладить неловкость от того, что невежливо прервал опасный разговор, спросил Петр, ведя гостью по аллее к крыльцу дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22