Халат сохранял его запах, Элен сладострастно потянулась, сияя от счастья; оно было таким огромным, она прямо-таки купалась в нем, и ей даже казалось, что оно осязаемо. Том лежал сзади, облокотившись и глядел на ее лицо, повернутое к нему.
Это было так чудесно, что Элен даже испугалась.
– Ты ведь никуда не уйдешь, правда? – прошептала она.
– Никуда и никогда.
Элен отвернулась от окна и присела на кровать рядом с Томом.
– Знаешь, чем бы мне хотелось заняться сегодня вечером?
– Нет, но я готов на что угодно.
– Я хочу, чтобы мы поехали куда-нибудь, где любил бывать Оливер. Пусть с нами поедут Пэнси и Хлоя, мы будем пить его любимое вино, до отвала наедимся его любимых блюд. Я хочу, чтобы мы говорили о нем так, будто он не… ушел от нас. Это будет мое прощание с Оливером. Сегодня меня не покидало чувство, что горе и все эти траурные церемонии не имеют к нему никакого отношения.
Том наклонился и поцеловал Элен; в его лице вдруг появилась какая-то завершенность, которой раньше никогда не было.
– Да, – ласково сказал он. – Именно это мы и сделаем. Оливеру бы это понравилось.
Часть шестая
ЛЕТО
15
Они поехали в старый ресторанчик в поселке Котсвулд, куда Оливер однажды возил Элен перекусить. Она увидела вывеску, на которой была нарисована шелковица, и сразу все живо вспомнила.
В скромном зале было много посетителей, но Тому все же удалось получить столик. Хлоя с сомнением поглядела на тяжелую дубовую мебель, на темные стены и пожилых посетителей.
– И это любимый ресторан Оливера?
Том улыбнулся, посмотрев на нее при пламени свечи.
– Один из его любимых ресторанов. Ты только взгляни на список вин!
Они вместе склонились над списком и тут же нашли общий язык.
– М-м… Да! Я понимаю! Умный парень. Том решительно заявил:
– Выбирать нам вообще-то не приходится. Мы должны заказать «Краг». Оливер любил это шампанское. А потом – бургундское. «Жеври-Шамбертен».
«„Кло Сен-Жак", – вспомнила Элен. – Не самое изысканное, но лучше тут все равно не найти».
Голос Оливера звучал так явственно, словно он сидел сейчас рядом. Она откинулась на спинку стула и обвела взглядом друзей. Хлоя была в розовой гофрированной кофточке, с декольте, ее великолепные рыжие волосы были убраны назад и заколоты гребнем. В ушах яркие длинные серьги из того же набора, что и гребень. Пэнси надела неброскую, но очень дорогую шелковую маечку. Даже самый яркий василек не мог сравниться с ее васильково-синими глазами. Рядом с Пэнси сидел Том. На него Элен даже смотреть не нужно было, она и так его чувствовала, словно он был частью ее собственного тела. Наполняя бокал Элен, Том дотронулся до ее руки, и Пэнси с Хлоей заметили, что они невольно улыбнулись. Лица их сияли от счастья, так что любые объяснения выглядели бы занудством.
Хлоя с Пэнси радостно ухватились за мысль по-своему попрощаться с Оливером. Для них – всех без исключения – похороны были чисто ритуальным действом. Теперь, собравшись за столом и ощущая, как пузырьки шампанского, так часто служившего Оливеру своеобразным топливом, которым он заправлялся на ночь глядя, покалывают язык, они гораздо острее переживали утрату друга. Но, несмотря на грусть, они не чувствовали себя несчастными. Они сплотились, стали как бы единой семьей.
Они говорили о прошедшем годе, который прожили вместе, и о том, что теперь у каждого из них свой, отдельный путь.
Пэнси веселила их, потешаясь над своей ролью кинозвезды. Она здорово наловчилась при этом пародировать акцент Скота Скотни, который упорно старался говорить именно так, как принято в его родном Глазго.
– Ты многого добьешься, крошка, но для этого нужно упорно трудиться и держаться за меня.
Том накрыл ее руки своей ладонью.
– Пэнси, дорогая, ты прирожденная комедиантка. Может, ты когда-нибудь приедешь ко мне в Нью-Йорк, и я тебе дам еще одну роль?
– Ну, конечно, если мы с тобой столкуемся, – Пэнси насмешливо сузила глаза.
– Ты это сделаешь не только в память о прошлом?
– Нет, конечно! Ты меня за кого держишь, за дилетантку?
Элен смеялась вместе со всеми, но говорила мало. Она просто наслаждалась этим вечером, когда все ощущали такую душевную близость, от шампанского по ее телу разливалось приятное тепло, она не думала о том, что будет завтра. Многое еще оставалось невыясненным… Элен представляла себе, как смутит ее мать известие о том, что прежняя помолвка расстроилась, но Элен тут же обручилась с другим молодым человеком. При мысли об этом лицо Элен невольно озарилось улыбкой. Ее будущее тоже пока оставалось в тумане. У Элен не было никакого желания быть просто придатком Тома, неважно где – в Нью-Йорке или еще где-нибудь. Но сегодня она не желала размышлять на эти темы. Оказавшись после необычайно бурного дня в окружении дорогих лиц, она не хотела задавать вопросов.
– Ну, а ты, Хлоя, что будешь делать? – спросил Том.
Трения, которые были между ними даже, несмотря на успех совместной работы, теперь канули в прошлое. Хлоя подняла свой бокал и по очереди встретилась глазами с каждым.
– О, мне предстоит долгое трудное лето, я буду писать тексты для каких-нибудь рекламных агентств. А потом, в октябре… – Хлоя заговорщически улыбнулась, – я приеду в Оксфорд. Представляете, мне ничего так не хочется, как учиться в Оксфорде! Мне кажется, я наконец нашла работу по душе. Теперь. Элен, когда Том увозит тебя отсюда куда глаза глядят, я буду играть в Оксфорде твою роль.
Хлоя говорила, а Элен с Томом повернулись друг к другу, и их пальцы встретились под белой скатертью. Окружающие тоже воспринимали их как единое целое, а раз так, то не нужно было тратить лишних слов.
Хлоя рассмеялась.
– Я с головой уйду в учебу, потом получу диплом с отличием и останусь здесь, буду старой девой, постепенно старея, начну чудить и публиковать в ученых, серьезных журналах ужасно умные статьи. Ищите мои работы в «Ноут энд Куэрис», договорились?
Они посмотрели на экзотическую красавицу Хлою, чем-то напоминавшую великолепную тигрицу, и нарисованная ею картина показалась им такой нелепой, что все снова расхохотались.
Когда подали еду, все обнаружили, что умирают от голода. Дичи не было, поэтому они взяли в качестве ближайшего ее заменителя слегка зажаренную, нежную говядину, на гарнир заказали без всяких затей летние овощи. Вкусное, благородное бургундское вино горячило кровь. Когда принесли вторую бутылку, Элен вспомнила, как однажды Оливер пошутил насчет того, что ланч с одной бутылкой вина для него – это уже далекое прошлое, и как потом он поцеловал ее и на его губах ощущался привкус бургундского…
«Прощай! – простилась она с ним в душе. – Прощай!»
После мяса подали летний пудинг, политый малиновым соком, никто из друзей его в этом году еще не пробовал.
– Как прекрасно! – вздохнула Пэнси, доедая последнюю ложку.
Позднее, смакуя бренди, именно Пэнси сказала вслух то, что было на уме у каждого:
– Как бы Нол был рад! Только он непременно начал бы настаивать: «Ну, возьмем еще хоть одну бутылочку!»
Она обвела глазами стол, словно пытаясь понять, можно ли поместить за ним еще один стул.
– Мне кажется, он сидит сейчас с нами. Сегодня у могилы я не могла о нем думать. А сейчас мне кажется, что он здесь. Сидит, откинувшись на спинку стула и смотрит сквозь поднятый бокал на пламя свечи.
Ее мелодичный голосок охрип и был еле слышен, но они все равно услышали и запомнили каждое слово.
Пэнси слегка опьянела, и ее броня немного ослабла, они ее такой еще не видели.
– Уметь себя прощать очень сложно, правда? Нол этого не умел. Он не мог делать себе поблажек. Даже забавно: внешне он казался таким неуязвимым, а на самом деле был удивительно хрупким, я никого чувствительнее его не знала.
«Хрупким, – подумала Элен. – Да, что верно – то верно. Его мир зиждился на слишком хрупкой реальности, а он еще больше искажал ее алкоголем и наркотиками».
– Как вы думаете, он хотел умереть? – прошептала Пэнси.
Том поежился.
– Ну, может быть, только пару раз, когда ему было особенно худо. Но не тогда, когда это случилось. Тогда он был полон жизни. Это самая настоящая злая судьба.
Голос Тома прервался, Элен потянулась к нему и взяла его за руку. Они посидели в тишине, думая об Оливере и пустоте, которая осталась после его ухода.
– Выпьем за него, – сказала Пэнси и одним медленным глотком осушила свою рюмку. Сидя тесным кругом при свете свечи, они все выпили за Оливера. – Пока мы с вами будем вот так встречаться, он будет с нами. Мы ведь еще встретимся, да?
– Да, – ответили ей друзья. – Так или иначе наша встреча непременно состоится.
– Я хочу предложить еще один тост, – заявила Пэнси. – За вас двоих.
Элен и Том торопливо обменялись заговорщическими взглядами, которыми всегда обмениваются влюбленные.
– А как же Дарси? – тихо спросила Хлоя. Сегодня вечером они так сблизились, что им уже не нужно было обходить некоторые темы тактичным молчанием.
– Я думаю, с Дарси все будет в порядке. Понимаешь, мы с ним не подходим друг другу. Я пыталась поверить, что мы подходим, еще там, в Венеции, пыталась, но это была неправда.
Пэнси снова заговорила:
– Сегодня днем я внимательно следила за ним. Я думаю, раньше Оливер всегда заслонял его. Дарси, конечно, будет горевать о нем, но при этом он повзрослеет.
«Надеюсь, что ты права, – подумала Элен. – Если когда-нибудь в нашей компании появится пятый человек, я бы хотела, чтобы это был Дарси».
Вечер закончился.
Они тихо смотрели, как за окном автомобиля мелькают оксфордские просторы, но это было спокойное, а не печальное молчание.
В последний раз вернувшись в Фоллиз-Хаус, они спустились по ступенькам моста, отвернувшись от бурной реки.
Хоббс уже отвез объемистый багаж Пэнси в Лондон. Хлоины книги были перевязаны веревочкой и ждали в полутемном коридоре прихода носильщика.
Элен нерешительно замерла у подножия лестницы. Все понимали, что настало время расставаться, но пытались оттянуть эту минуту.
Молчание нарушила Пэнси. Она торопливо чмокнула Элен в щеку.
– Au revoir, – сказала она и поднялась на галерею.
Ее светлые волосы какое-то время белели в темноте, а там, где она проходила, оставался аромат летнего сада. Хлоя повернулась к Элен и Тому и молча обняла их.
Элен хотелось сказать:
«Подожди! Не уходи еще немножко!»
Но рядом стоял Том, и она знала, что больше всего на свете ей хочется снова остаться с ним наедине.
Ушедший год промелькнул в ее памяти, и на мгновение она почувствовала связь с собой прежней.
«Неужели я та же самая Элен? – спросила себя Элен и ответила. – Нет».
За год, прожитый в Фоллиз-Хаусе, она изменилась до неузнаваемости и обрела Тома. Ее пальцы благодарно сжали его руку.
Наступила пора покинуть Фоллиз-Хаус и Оксфорд, и Элен была к этому готова. А вот Пэнси и Хлою она не оставляла, потому что была уверена: они всегда будут с ней.
Элен широко улыбнулась и так сильно стиснула Хлою в объятиях, что они обе чуть не задохнулись.
– Не надо слишком много работать, – приказала она Хлое. – Помнишь, как говорится, «за упорным ученьем не забудь про развлеченья»?
– О, не волнуйся! – засмеялась гортанным смехом Хлоя. – Я думаю, мне это не грозит. Я слишком люблю развлечения. Но надеюсь, что в конце мне тоже повезет, как и тебе!
Они не стали прощаться. Хлоя послала им воздушный поцелуй, перегнувшись через резные перила, и тишина вновь окутала их своим покрывалом.
Элен слегка содрогнулась и сказала:
– Теперь мой дом не здесь. Том, я живу теперь с тобой, да?
Том засмеялся.
– Только попробуй пожить где-нибудь еще! Пошли. Я хочу, чтобы мы снова остались вдвоем.
Уютная анонимность маленького домика, который снимал Том, была им очень по душе.
«Мне неважно, где мы с ним будем, – поняла Элен. – Мой дом там, где живет Том… вот как сейчас… главное – это быть с ним, разливать чай в две чашки с полосками…»
Она вновь испытала восторг освобождения, и он был вдвойне сладостен, потому что теперь она не чувствовала себя одинокой.
«Мы можем поехать куда угодно, – думала Элен. – Нам любое дело по плечу!.. А вот Монткалм раздавил бы меня, так мне в нем было тяжело».
Том почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза, его смуглое лицо неожиданно посерьезнело.
– Ты не раскаиваешься?
– Ни капельки!
– А у тебя нет ощущения, что ты расстаешься слишком со многим? Помнишь, как мы с тобой однажды встретились на аллее Эддисона? Ты сказала, что прощаешься с Оксфордом, и у тебя был такой печальный и такой мужественный вид, что я готов был отдать все на свете, лишь бы это изменилось. Может быть, именно тогда я, сам того не подозревая, и влюбился в тебя?
– Нет, ты тогда думал о Пэнси, – весело откликнулась Элен. – Но для меня это все неважно, главное – быть с тобой. А здесь я сделала все, что мне хотелось сделать. Мне столько всего хочется повидать, но без тебя это все не в радость.
– Спасибо, – просто сказал Том. – Обещаю тебе, что мы везде побываем вместе, – он подошел к ней и прижался щекой к ее голове. – Как хорошо, что ты больше не живешь в Фоллиз-Хаусе! – пробормотал Том. – Пока ты была там, я постоянно боялся тебя потерять. Не так, как Оливера, да и дурное влияние Розы на тебя не распространялось, но я все равно чего-то боялся.
– Дурное влияние Розы? – удивленно переспросила Элен.
– А ты не знала? – ласково сказал Том. – Это ведь Роза снабжала его кокаином и другими наркотиками, которыми она приторговывает. Вот почему она имела на него такое влияние. И на него, и на твою несчастную подружку Франс Пейдж, которая не выдала Розу, осталась ей верна, хотя старая ведьма этого не заслуживала.
Элен снова припала головой к его надежному плечу. Она вдруг явственно увидела грязную, неприбранную кухню, где Роза, словно паук, ткала свою гибельную паутину, и вся эта маленькая история стала ей ясна, как божий день.
– Нет, – робко произнесла она. – Я ничего этого не знала. Мне просто было ее жалко.
Том обнял Элен еще крепче.
– Не меняйся! – пылко воскликнул он. – Никогда не меняйся!
– Надеюсь, что я не изменюсь, – пробормотала Элен, говоря больше сама с собой. – Не изменюсь, если у нас с тобой все будет, как сейчас. Если мы с тобой будем счастливы… Том! Пойдем в постель. Прямо сейчас! Ты мне так нужен!
Он почти грубо схватил ее и понес в спальню.
Элен стояла у большого окна и глядела на улицу, все еще не веря своим глазам. Нью-йоркские небоскребы оказались точно такими, как на открытках, виденных-перевиденных тысячу раз, но ни одна из этих открыток не могла передать того великолепия, которое предстало сейчас перед ней. Солнце ослепительно сияло и переливалось на стеклах, здания отбрасывали четкие тени, кварталы домов уходили вдаль и манили Элен.
– Удивительно, как я быстро все это полюбила! – сказала она когда-то Тому. – Почему ты мне не говорил, что тут так красиво?
– А ты бы мне разве поверила? Нью-Йорк можно или полюбить или возненавидеть люто. Слава богу, ты полюбила. Надо же! – поддразнил он ее. – Ты святее самого Папы: любишь Нью-Йорк больше, чем коренные жители.
Это была правда. Энергия, бурлившая в этом городе, придавала Элен гораздо больше жизненных сил, чем томная Венеция. И при этом не меньше возбуждала чувственность. Они жадно изучали друг друга, и неуемная энергия, которую излучал этот город, придавал Элен сил. Она никогда еще не была такой уверенной и сильной и теперь понимала, почему Том вел себя в Оксфорде как сторонний наблюдатель и смотрел на все отстраненно и иронически. Теперь ничего этого не было и в помине, Том с головой ушел в работу. Элен думала, что если бы она не увидела Тома здесь, в его родном городе, она никогда не смогла бы понять его по-настоящему и не полюбила бы так, как любила сейчас.
Целый месяц отделял их от того вечера под шелковицей, когда они по-своему прощались с Оливером.
Боль в душе Элен еще не стихла, но все уже начало затягиваться патиной, и дело тут было не только в том, что прошел месяц и их отделял от Англии Атлантический океан. Здесь была другая жизнь. Жизнь с Томом в Нью-Йорке.
Элен зябко поежилась. Она еще не привыкла к такому полному, безграничному счастью. Она тревожно прислушалась, наклонив голову набок, к тишине, царившей в квартире, потом услышала всплеск душа. И пение моющегося Тома.
Элен улыбнулась, пройдя по большому, светлому помещению и посмотрев в окно, выходившее на юг, на высотные здания банков, располагавшиеся в деловом районе города. Высунувшись из окна и поглядев вниз, она могла увидеть тихую улочку, на которой находился дом, где обитал Том.
– Грин-стрит, Сохо, Нью-Йорк, – повторяла про себя Элен. – Я здесь. И я могу оставаться здесь с Томом вечно.
Высоко над их постелью висела на стене маленькая картина с полевыми цветами на фоне бирюзового моря. Казалось, она висела здесь вечно.
Том вышел из-под душа в купальном халате, он усердно вытирал волосы полотенцем, пока они не встали торчком, как у какого-нибудь панка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Это было так чудесно, что Элен даже испугалась.
– Ты ведь никуда не уйдешь, правда? – прошептала она.
– Никуда и никогда.
Элен отвернулась от окна и присела на кровать рядом с Томом.
– Знаешь, чем бы мне хотелось заняться сегодня вечером?
– Нет, но я готов на что угодно.
– Я хочу, чтобы мы поехали куда-нибудь, где любил бывать Оливер. Пусть с нами поедут Пэнси и Хлоя, мы будем пить его любимое вино, до отвала наедимся его любимых блюд. Я хочу, чтобы мы говорили о нем так, будто он не… ушел от нас. Это будет мое прощание с Оливером. Сегодня меня не покидало чувство, что горе и все эти траурные церемонии не имеют к нему никакого отношения.
Том наклонился и поцеловал Элен; в его лице вдруг появилась какая-то завершенность, которой раньше никогда не было.
– Да, – ласково сказал он. – Именно это мы и сделаем. Оливеру бы это понравилось.
Часть шестая
ЛЕТО
15
Они поехали в старый ресторанчик в поселке Котсвулд, куда Оливер однажды возил Элен перекусить. Она увидела вывеску, на которой была нарисована шелковица, и сразу все живо вспомнила.
В скромном зале было много посетителей, но Тому все же удалось получить столик. Хлоя с сомнением поглядела на тяжелую дубовую мебель, на темные стены и пожилых посетителей.
– И это любимый ресторан Оливера?
Том улыбнулся, посмотрев на нее при пламени свечи.
– Один из его любимых ресторанов. Ты только взгляни на список вин!
Они вместе склонились над списком и тут же нашли общий язык.
– М-м… Да! Я понимаю! Умный парень. Том решительно заявил:
– Выбирать нам вообще-то не приходится. Мы должны заказать «Краг». Оливер любил это шампанское. А потом – бургундское. «Жеври-Шамбертен».
«„Кло Сен-Жак", – вспомнила Элен. – Не самое изысканное, но лучше тут все равно не найти».
Голос Оливера звучал так явственно, словно он сидел сейчас рядом. Она откинулась на спинку стула и обвела взглядом друзей. Хлоя была в розовой гофрированной кофточке, с декольте, ее великолепные рыжие волосы были убраны назад и заколоты гребнем. В ушах яркие длинные серьги из того же набора, что и гребень. Пэнси надела неброскую, но очень дорогую шелковую маечку. Даже самый яркий василек не мог сравниться с ее васильково-синими глазами. Рядом с Пэнси сидел Том. На него Элен даже смотреть не нужно было, она и так его чувствовала, словно он был частью ее собственного тела. Наполняя бокал Элен, Том дотронулся до ее руки, и Пэнси с Хлоей заметили, что они невольно улыбнулись. Лица их сияли от счастья, так что любые объяснения выглядели бы занудством.
Хлоя с Пэнси радостно ухватились за мысль по-своему попрощаться с Оливером. Для них – всех без исключения – похороны были чисто ритуальным действом. Теперь, собравшись за столом и ощущая, как пузырьки шампанского, так часто служившего Оливеру своеобразным топливом, которым он заправлялся на ночь глядя, покалывают язык, они гораздо острее переживали утрату друга. Но, несмотря на грусть, они не чувствовали себя несчастными. Они сплотились, стали как бы единой семьей.
Они говорили о прошедшем годе, который прожили вместе, и о том, что теперь у каждого из них свой, отдельный путь.
Пэнси веселила их, потешаясь над своей ролью кинозвезды. Она здорово наловчилась при этом пародировать акцент Скота Скотни, который упорно старался говорить именно так, как принято в его родном Глазго.
– Ты многого добьешься, крошка, но для этого нужно упорно трудиться и держаться за меня.
Том накрыл ее руки своей ладонью.
– Пэнси, дорогая, ты прирожденная комедиантка. Может, ты когда-нибудь приедешь ко мне в Нью-Йорк, и я тебе дам еще одну роль?
– Ну, конечно, если мы с тобой столкуемся, – Пэнси насмешливо сузила глаза.
– Ты это сделаешь не только в память о прошлом?
– Нет, конечно! Ты меня за кого держишь, за дилетантку?
Элен смеялась вместе со всеми, но говорила мало. Она просто наслаждалась этим вечером, когда все ощущали такую душевную близость, от шампанского по ее телу разливалось приятное тепло, она не думала о том, что будет завтра. Многое еще оставалось невыясненным… Элен представляла себе, как смутит ее мать известие о том, что прежняя помолвка расстроилась, но Элен тут же обручилась с другим молодым человеком. При мысли об этом лицо Элен невольно озарилось улыбкой. Ее будущее тоже пока оставалось в тумане. У Элен не было никакого желания быть просто придатком Тома, неважно где – в Нью-Йорке или еще где-нибудь. Но сегодня она не желала размышлять на эти темы. Оказавшись после необычайно бурного дня в окружении дорогих лиц, она не хотела задавать вопросов.
– Ну, а ты, Хлоя, что будешь делать? – спросил Том.
Трения, которые были между ними даже, несмотря на успех совместной работы, теперь канули в прошлое. Хлоя подняла свой бокал и по очереди встретилась глазами с каждым.
– О, мне предстоит долгое трудное лето, я буду писать тексты для каких-нибудь рекламных агентств. А потом, в октябре… – Хлоя заговорщически улыбнулась, – я приеду в Оксфорд. Представляете, мне ничего так не хочется, как учиться в Оксфорде! Мне кажется, я наконец нашла работу по душе. Теперь. Элен, когда Том увозит тебя отсюда куда глаза глядят, я буду играть в Оксфорде твою роль.
Хлоя говорила, а Элен с Томом повернулись друг к другу, и их пальцы встретились под белой скатертью. Окружающие тоже воспринимали их как единое целое, а раз так, то не нужно было тратить лишних слов.
Хлоя рассмеялась.
– Я с головой уйду в учебу, потом получу диплом с отличием и останусь здесь, буду старой девой, постепенно старея, начну чудить и публиковать в ученых, серьезных журналах ужасно умные статьи. Ищите мои работы в «Ноут энд Куэрис», договорились?
Они посмотрели на экзотическую красавицу Хлою, чем-то напоминавшую великолепную тигрицу, и нарисованная ею картина показалась им такой нелепой, что все снова расхохотались.
Когда подали еду, все обнаружили, что умирают от голода. Дичи не было, поэтому они взяли в качестве ближайшего ее заменителя слегка зажаренную, нежную говядину, на гарнир заказали без всяких затей летние овощи. Вкусное, благородное бургундское вино горячило кровь. Когда принесли вторую бутылку, Элен вспомнила, как однажды Оливер пошутил насчет того, что ланч с одной бутылкой вина для него – это уже далекое прошлое, и как потом он поцеловал ее и на его губах ощущался привкус бургундского…
«Прощай! – простилась она с ним в душе. – Прощай!»
После мяса подали летний пудинг, политый малиновым соком, никто из друзей его в этом году еще не пробовал.
– Как прекрасно! – вздохнула Пэнси, доедая последнюю ложку.
Позднее, смакуя бренди, именно Пэнси сказала вслух то, что было на уме у каждого:
– Как бы Нол был рад! Только он непременно начал бы настаивать: «Ну, возьмем еще хоть одну бутылочку!»
Она обвела глазами стол, словно пытаясь понять, можно ли поместить за ним еще один стул.
– Мне кажется, он сидит сейчас с нами. Сегодня у могилы я не могла о нем думать. А сейчас мне кажется, что он здесь. Сидит, откинувшись на спинку стула и смотрит сквозь поднятый бокал на пламя свечи.
Ее мелодичный голосок охрип и был еле слышен, но они все равно услышали и запомнили каждое слово.
Пэнси слегка опьянела, и ее броня немного ослабла, они ее такой еще не видели.
– Уметь себя прощать очень сложно, правда? Нол этого не умел. Он не мог делать себе поблажек. Даже забавно: внешне он казался таким неуязвимым, а на самом деле был удивительно хрупким, я никого чувствительнее его не знала.
«Хрупким, – подумала Элен. – Да, что верно – то верно. Его мир зиждился на слишком хрупкой реальности, а он еще больше искажал ее алкоголем и наркотиками».
– Как вы думаете, он хотел умереть? – прошептала Пэнси.
Том поежился.
– Ну, может быть, только пару раз, когда ему было особенно худо. Но не тогда, когда это случилось. Тогда он был полон жизни. Это самая настоящая злая судьба.
Голос Тома прервался, Элен потянулась к нему и взяла его за руку. Они посидели в тишине, думая об Оливере и пустоте, которая осталась после его ухода.
– Выпьем за него, – сказала Пэнси и одним медленным глотком осушила свою рюмку. Сидя тесным кругом при свете свечи, они все выпили за Оливера. – Пока мы с вами будем вот так встречаться, он будет с нами. Мы ведь еще встретимся, да?
– Да, – ответили ей друзья. – Так или иначе наша встреча непременно состоится.
– Я хочу предложить еще один тост, – заявила Пэнси. – За вас двоих.
Элен и Том торопливо обменялись заговорщическими взглядами, которыми всегда обмениваются влюбленные.
– А как же Дарси? – тихо спросила Хлоя. Сегодня вечером они так сблизились, что им уже не нужно было обходить некоторые темы тактичным молчанием.
– Я думаю, с Дарси все будет в порядке. Понимаешь, мы с ним не подходим друг другу. Я пыталась поверить, что мы подходим, еще там, в Венеции, пыталась, но это была неправда.
Пэнси снова заговорила:
– Сегодня днем я внимательно следила за ним. Я думаю, раньше Оливер всегда заслонял его. Дарси, конечно, будет горевать о нем, но при этом он повзрослеет.
«Надеюсь, что ты права, – подумала Элен. – Если когда-нибудь в нашей компании появится пятый человек, я бы хотела, чтобы это был Дарси».
Вечер закончился.
Они тихо смотрели, как за окном автомобиля мелькают оксфордские просторы, но это было спокойное, а не печальное молчание.
В последний раз вернувшись в Фоллиз-Хаус, они спустились по ступенькам моста, отвернувшись от бурной реки.
Хоббс уже отвез объемистый багаж Пэнси в Лондон. Хлоины книги были перевязаны веревочкой и ждали в полутемном коридоре прихода носильщика.
Элен нерешительно замерла у подножия лестницы. Все понимали, что настало время расставаться, но пытались оттянуть эту минуту.
Молчание нарушила Пэнси. Она торопливо чмокнула Элен в щеку.
– Au revoir, – сказала она и поднялась на галерею.
Ее светлые волосы какое-то время белели в темноте, а там, где она проходила, оставался аромат летнего сада. Хлоя повернулась к Элен и Тому и молча обняла их.
Элен хотелось сказать:
«Подожди! Не уходи еще немножко!»
Но рядом стоял Том, и она знала, что больше всего на свете ей хочется снова остаться с ним наедине.
Ушедший год промелькнул в ее памяти, и на мгновение она почувствовала связь с собой прежней.
«Неужели я та же самая Элен? – спросила себя Элен и ответила. – Нет».
За год, прожитый в Фоллиз-Хаусе, она изменилась до неузнаваемости и обрела Тома. Ее пальцы благодарно сжали его руку.
Наступила пора покинуть Фоллиз-Хаус и Оксфорд, и Элен была к этому готова. А вот Пэнси и Хлою она не оставляла, потому что была уверена: они всегда будут с ней.
Элен широко улыбнулась и так сильно стиснула Хлою в объятиях, что они обе чуть не задохнулись.
– Не надо слишком много работать, – приказала она Хлое. – Помнишь, как говорится, «за упорным ученьем не забудь про развлеченья»?
– О, не волнуйся! – засмеялась гортанным смехом Хлоя. – Я думаю, мне это не грозит. Я слишком люблю развлечения. Но надеюсь, что в конце мне тоже повезет, как и тебе!
Они не стали прощаться. Хлоя послала им воздушный поцелуй, перегнувшись через резные перила, и тишина вновь окутала их своим покрывалом.
Элен слегка содрогнулась и сказала:
– Теперь мой дом не здесь. Том, я живу теперь с тобой, да?
Том засмеялся.
– Только попробуй пожить где-нибудь еще! Пошли. Я хочу, чтобы мы снова остались вдвоем.
Уютная анонимность маленького домика, который снимал Том, была им очень по душе.
«Мне неважно, где мы с ним будем, – поняла Элен. – Мой дом там, где живет Том… вот как сейчас… главное – это быть с ним, разливать чай в две чашки с полосками…»
Она вновь испытала восторг освобождения, и он был вдвойне сладостен, потому что теперь она не чувствовала себя одинокой.
«Мы можем поехать куда угодно, – думала Элен. – Нам любое дело по плечу!.. А вот Монткалм раздавил бы меня, так мне в нем было тяжело».
Том почувствовал на себе ее взгляд и поднял глаза, его смуглое лицо неожиданно посерьезнело.
– Ты не раскаиваешься?
– Ни капельки!
– А у тебя нет ощущения, что ты расстаешься слишком со многим? Помнишь, как мы с тобой однажды встретились на аллее Эддисона? Ты сказала, что прощаешься с Оксфордом, и у тебя был такой печальный и такой мужественный вид, что я готов был отдать все на свете, лишь бы это изменилось. Может быть, именно тогда я, сам того не подозревая, и влюбился в тебя?
– Нет, ты тогда думал о Пэнси, – весело откликнулась Элен. – Но для меня это все неважно, главное – быть с тобой. А здесь я сделала все, что мне хотелось сделать. Мне столько всего хочется повидать, но без тебя это все не в радость.
– Спасибо, – просто сказал Том. – Обещаю тебе, что мы везде побываем вместе, – он подошел к ней и прижался щекой к ее голове. – Как хорошо, что ты больше не живешь в Фоллиз-Хаусе! – пробормотал Том. – Пока ты была там, я постоянно боялся тебя потерять. Не так, как Оливера, да и дурное влияние Розы на тебя не распространялось, но я все равно чего-то боялся.
– Дурное влияние Розы? – удивленно переспросила Элен.
– А ты не знала? – ласково сказал Том. – Это ведь Роза снабжала его кокаином и другими наркотиками, которыми она приторговывает. Вот почему она имела на него такое влияние. И на него, и на твою несчастную подружку Франс Пейдж, которая не выдала Розу, осталась ей верна, хотя старая ведьма этого не заслуживала.
Элен снова припала головой к его надежному плечу. Она вдруг явственно увидела грязную, неприбранную кухню, где Роза, словно паук, ткала свою гибельную паутину, и вся эта маленькая история стала ей ясна, как божий день.
– Нет, – робко произнесла она. – Я ничего этого не знала. Мне просто было ее жалко.
Том обнял Элен еще крепче.
– Не меняйся! – пылко воскликнул он. – Никогда не меняйся!
– Надеюсь, что я не изменюсь, – пробормотала Элен, говоря больше сама с собой. – Не изменюсь, если у нас с тобой все будет, как сейчас. Если мы с тобой будем счастливы… Том! Пойдем в постель. Прямо сейчас! Ты мне так нужен!
Он почти грубо схватил ее и понес в спальню.
Элен стояла у большого окна и глядела на улицу, все еще не веря своим глазам. Нью-йоркские небоскребы оказались точно такими, как на открытках, виденных-перевиденных тысячу раз, но ни одна из этих открыток не могла передать того великолепия, которое предстало сейчас перед ней. Солнце ослепительно сияло и переливалось на стеклах, здания отбрасывали четкие тени, кварталы домов уходили вдаль и манили Элен.
– Удивительно, как я быстро все это полюбила! – сказала она когда-то Тому. – Почему ты мне не говорил, что тут так красиво?
– А ты бы мне разве поверила? Нью-Йорк можно или полюбить или возненавидеть люто. Слава богу, ты полюбила. Надо же! – поддразнил он ее. – Ты святее самого Папы: любишь Нью-Йорк больше, чем коренные жители.
Это была правда. Энергия, бурлившая в этом городе, придавала Элен гораздо больше жизненных сил, чем томная Венеция. И при этом не меньше возбуждала чувственность. Они жадно изучали друг друга, и неуемная энергия, которую излучал этот город, придавал Элен сил. Она никогда еще не была такой уверенной и сильной и теперь понимала, почему Том вел себя в Оксфорде как сторонний наблюдатель и смотрел на все отстраненно и иронически. Теперь ничего этого не было и в помине, Том с головой ушел в работу. Элен думала, что если бы она не увидела Тома здесь, в его родном городе, она никогда не смогла бы понять его по-настоящему и не полюбила бы так, как любила сейчас.
Целый месяц отделял их от того вечера под шелковицей, когда они по-своему прощались с Оливером.
Боль в душе Элен еще не стихла, но все уже начало затягиваться патиной, и дело тут было не только в том, что прошел месяц и их отделял от Англии Атлантический океан. Здесь была другая жизнь. Жизнь с Томом в Нью-Йорке.
Элен зябко поежилась. Она еще не привыкла к такому полному, безграничному счастью. Она тревожно прислушалась, наклонив голову набок, к тишине, царившей в квартире, потом услышала всплеск душа. И пение моющегося Тома.
Элен улыбнулась, пройдя по большому, светлому помещению и посмотрев в окно, выходившее на юг, на высотные здания банков, располагавшиеся в деловом районе города. Высунувшись из окна и поглядев вниз, она могла увидеть тихую улочку, на которой находился дом, где обитал Том.
– Грин-стрит, Сохо, Нью-Йорк, – повторяла про себя Элен. – Я здесь. И я могу оставаться здесь с Томом вечно.
Высоко над их постелью висела на стене маленькая картина с полевыми цветами на фоне бирюзового моря. Казалось, она висела здесь вечно.
Том вышел из-под душа в купальном халате, он усердно вытирал волосы полотенцем, пока они не встали торчком, как у какого-нибудь панка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50