– Оливер совсем другой!
Белое лицо Розы бесстрастно маячило перед ней, словно луна, вылепленная из теста.
– О, у Оливера, конечно, есть деньги. Не так уж и много, но вполне достаточно даже для такого мота, как он. У Джерри этого никогда не было. Ну, и потом есть Монткалм, герцогский титул и вся прочая аристократическая дребедень. Но отними у него все это, и ты увидишь в них обоих одно и то же – страсть к саморазрушению.
Элен вспомнила про другого, скрытого от посторонних глаз Оливера, в которого ей отчаянно хотелось верить. Может быть, его надменная холодность маскировала это? Тогда это не тенденция к саморазрушению, а способ самозащиты.
– Я уверена, что вы ошибаетесь, – сказала она Розе, стараясь говорить как можно смиренней.
На губах Розы промелькнула улыбка.
– Может быть. Скажи мне, солнышко, ты к нему очень серьезно относишься?
– Д-да… Нет… А это что, важно?
– Только для тебя, моя милая, – Роза разгладила вязанье, давая понять, что разговор окончен. – Ты пришла сюда, надеясь его увидеть, да?
– Нет, – уныло пробормотала Элен.
– Как ты видишь, его здесь нет. Он приходит сюда только, когда ему что-нибудь нужно. Он сейчас на репетиции. Если тебе хочется его увидеть, пойди и повидайся с ним. Как он поступает по отношению к тебе.
«Да, – подумала Элен. – Она права».
Роза сидела не шевелясь и молча смотрела, как Элен поворачивается и выходит из кухни. Затем медленно покачала головой и снова принялась за вязанье.
На улице оказалось еще холоднее, чем думала Элен, глядя в окно. Она задрожала от холода и поскорее пошла вперед. В голове у нее была пустота, Элен даже не представляла, что ее ждет там, куда направила ее Роза; ей было лишь понятно, что там она застанет Оливера.
Она совсем запыхалась, дойдя до склада, который давно не использовался по прямому назначению, а служил комнатой для репетиций. На стене рядом с серой дверью виднелась размытая надпись «Театр». Ни звонка, ни дверного молотка не было, но когда она толкнула дверь, та поддалась. Внутри оказался маленький холл без окон, Элен заметила тяжелую стальную дверь. Перед ней оказались каменные ступеньки, и, взбегая по ним, она по-прежнему не могла ни о чем и ни о ком думать, кроме Оливера. Поднявшись по ступенькам, Элен попала в какое-то душное, темное помещение, но затем почувствовала приток свежего воздуха. Следуя за ним, она попала на галерею, с которой видно было основное помещение бывшего склада.
В центре, на голом цементном полу, стоял ветхий стол, на котором лежало очень много бумаг. В помещении горела только настольная лампа. На стульях с деревянными сиденьями сидели лицом друг к другу Пэнси и Оливер.
Сперва Элен услышала голос Пэнси. Он был тихим, но очень звучным и проникал в самый дальний уголок склада. Пэнси читала свою реплику, а Оливер следил по тексту, ожидая своей очереди.
Элен хотела окликнуть их, но передумала. Не надо их прерывать. Пусть закончат репетировать сцену. Она прислонилась к стене и скрестила руки на груди, терпеливо наблюдая за происходящим.
Оливер и Пэнси не подозревали, что за ними следят. Пэнси снова начала монолог и остановилась, пытаясь найти новые интонации. Оливер внимательно вглядывался в ее лицо, и когда Пэнси встретилась с ним глазами, они расхохотались.
– Надо же, как ты стремишься к совершенству! – пробормотал Оливер.
– Это будет верх совершенства, – прошептала в ответ Пэнси. – Обязательно! Когда мы стоим там…
– Если ты так хочешь, то обязательно будет. Пэнси серьезно посмотрела на Оливера.
– А чего ты хочешь, Оливер?
В помещении воцарилась тишина. По спине Элен пробежали мурашки, она вдруг похолодела от ужаса.
Элен стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как Оливер протягивает руку к Пэнси. Рука Пэнси лежала на столе, Оливер взял ее и перебрал по очереди каждый пальчик. Затем нарисовал на ее ладони кружок.
– Тебя, – просто ответил он.
Раздался резкий стук опрокидываемого стула, и Оливер вскочил со своего места. Схватив Пэнси обеими руками, он приподнял ее и поставил на пол лицом к себе. Медленно-медленно, словно рука у нее закоченела и не двигалась, Элен поднесла ко рту сомкнутый кулак. Впившись зубами в костяшки пальцев, она пыталась заставить себя закрыть глаза, но страшная сцена никак не желала исчезать. Теперь они стояли совсем рядом, золотистая голова склонилась над серебристо-пепельной… Оливер и Пэнси по-прежнему держались за руки. Никто из них не произносил ни слова, но они напряженно смотрели друг на друга и ждали…
Затем Пэнси улыбнулась. Ошибиться тут было невозможно: в ее улыбке читался призыв и вызов. Оливер сразу отпустил ее руки. Потянувшись к лицу девушки, он отвел ее волосы назад, и в нем появилась какая-то беззащитность. Затем взял это ослепительно-прекрасное лицо в свои ладони и потянулся губами к ее губам… Секунду они застыли в неподвижности, а затем Пэнси притянула его к себе. Поцелуй был откровенным, жадным, в нем сквозила всепожирающая страсть. Тела Оливера и Пэнси слились воедино, разъединить их теперь было невозможно.
Элен захлестнула такая волна ревности, что она едва не задохнулась. Вместе с ревностью пришло еще и отвращение к самой себе.
«Я хочу, чтобы он так обнимал меня»! – властно требовало ее тело.
И в то же время она думала: «Ну, почему я скрываюсь и шпионю за ними. Я должна уйти отсюда. Хватит унижаться»!
Подумав об этом, она вдруг почувствовала, что ее онемевшие руки и ноги снова начала ей повиноваться. Отвернувшись, чтобы не видеть, как Пэнси поднимается на цыпочки, пытаясь дотянуться до лица Оливера, Элен попятилась в поисках выхода. Но в этот момент наступила на какую-то железку, и та, грохоча, откатилась в сторону.
Стоявшие на островке света Пэнси и Оливер вскинули головы.
– Кто здесь? – голос Оливера звучал сердито и резко. Хотя на галерее было темно, он почти сразу увидел ее. – Элен? О господи! Что ты там, черт побери, делаешь?
– Прости меня… прости… – неестественно-высокий голосок Элен прерывался. – Я не хотела… Я просто пришла, чтобы увидеть тебя.
Дрожа от потрясения и чувствуя, как панический ужас тисками сжимает ее грудь, Элен нащупала дверь, открыла ее и выскочила вон. Она успела увидеть лицо Пэнси, ее округлившиеся глаза и рот, выражавшие удивление и тревогу.
Выбежав на улицу, где рано стемнело и теперь стояли унылые сумерки, Элен почувствовала, что за ней кто-то бежит. У нее мелькнула дикая надежда, что это Оливер, что он сейчас ей все объяснит и все будет по-старому, но тут же чья-то другая рука схватила ее за плечо и повернула к себе. Это оказался Том.
– Подождите, – сказал он.
Его лицо еще больше потемнело, в нем читалась злоба, губы сжались в тонкую ниточку. Он быстро поглядел по сторонам и завел ее за угол здания, где они были скрыты от посторонних глаз. Прислонившись к стене, Элен почувствовала под руками известку и мелкий мох, кое-где покрывавший здание.
– У вас ужасный вид, – сказал ей Том. – Не уходите и… не делайте глупостей, о'кей? Я тоже это видел. Мы оба шпионили и получили по заслугам. Ладно… Забудьте об этом.
Элен пыталась сосредоточиться на том, что он говорит. Что он делает, зачем вмешивается в это?
– Я не глупая, – машинально ответила она.
Затем ее вдруг пронзила мысль, что Том, вероятно, испытывает по отношению к Пэнси те же самые чувства, что она по отношению к Оливеру. Ну конечно же, Том любит ее! Даже этот умный, независимый человек не устоял перед ней. Должно быть, увиденное причинило ему такую же боль, как и ей.
На мгновение в душе Элен пробудилась симпатия, она невольно потянулась к Тому. Он уже не был сердитым. Глаза его смотрели непроницаемо в вечернем полумраке, но лицо расслабилось, и у губ залегли ироничные складки. Элен подумала:
«Наверное, он находит забавным, что мы оба оказались тут лишними… Какой же он хладнокровный! И при этом великодушный, ему небезразлично, что с ней станется… Том Харт может стать очень надежным другом», – вспомнила Элен.
И почувствовала, что ей никогда в жизни не нужен был друг так, как теперь. Том стоял между ней и унылой улицей, и его грудь казалась надежным прибежищем…
Но потом Элен съежилась. Никакое это не прибежище. От его сочувствия и понимания ей все равно нет никакого проку, ведь он влюблен в Пэнси. А значит, как и Оливер, принадлежит ей. И это отгородило Тома от Элен, словно стальной стеной.
Перед глазами снова всплывала сцена, увиденная в репетиционном зале: податливое тело Пэнси изогнуто дугой, а Оливер прижимает его к себе.
Никто не сможет прогнать это видение! Ей хотелось только остаться одной и оказаться далеко, как можно дальше отсюда…
– Пойдемте ко мне домой, – ласково предложил Том. – Сделаем что-нибудь типично английское… например, выпьем чаю. А затем, может быть, и по рюмке бурбона. Если разобраться, все это очень даже смешно.
Элен покачала головой. Его насмешливость и даже доброта неожиданно начали ее раздражать. Она собрала все свои силы и шагнула мимо Тома, решительно глядя поверх его плеча.
– Нет, лучше я буду одна. Я не хочу чаю, не хочу бурбона.
Подступившие к горлу рыдания мешали ей говорить, и ее голос прозвучал резче, чем она хотела. Том немедленно уступил ей дорогу, и она побрела прочь.
Полуулыбка, с которой Том глядел на Элен, исчезла. Когда она ушла, он поднял с земли камешек и с силой бросил его, угодив в угол стены. Камешек уныло звякнул и укатился в кучу опавших листьев.
По дороге домой она старалась совершать как можно меньше движений, словно боялась расплескать свое горе на виду у прохожих.
Наконец Элен добралась до дому. Там никого не было, и стояла мертвая тишина. Поднимаясь по лестнице, она принялась считать ступеньки, пытаясь вытеснить все остальные мысли. И только открыв дверь в свою комнату, а потом заперев ее за собой, Элен почувствовала себя в безопасности.
Она рухнула на кровать и почти радостно дала волю слезам. Элен редко плакала, но сейчас она не сдерживалась. Она рыдала не только из-за Оливера… Нет, она вообще оплакивала свою жизнь. В ее голове проносились несвязанные между собой образы и обрывки фраз. Внезапно перед ней предстало лицо Оливера, освещенное пламенем камина, горевшего тогда в домике, неподалеку от Монткалмского замка. Он был тогда такой красивый и ласковый! Элен вспомнила, как ее охватил восторг от быстрой езды в его «ягуаре» и ощутила вкус шампанского во рту.
Со мной никогда ничего подобного не случалось. И никогда не случится!
Она до сих пор была взволнована тем, что видела его так близко.
Я же от него ничего не требовала!
Но она была недостаточно шикарной, чтобы надолго удержать его возле себя.
Разве это было возможно после того, как он увидел Пэнси?
И опять…
Это несправедливо!
Лежа одна в темноте, Элен плакала так, словно она больше никогда не утешится. Но потом слезы иссякли. Все так же лежа на кровати, съежившись и окоченев, Элен невидящим взором уставилась в потолок и заставила себя задуматься.
Она знала, что сама, добровольно пошла на эти муки. Ей вспомнилось, как она говорила себе: «Мне все равно, что случится. Я хочу его – все! Сейчас!» И как она замирала от восторга при этих мыслях.
Что ж, вот и случилось, вот и случилось…
Теперь Элен было понятно, что с самого начала, едва лишь Пэнси явилась на просмотр, ничего уже нельзя было избежать. Тут можно было удивляться только тому, что сцена, которую наблюдала Элен, не разыгралась гораздо раньше.
Хотя вряд ли, с горечью подумала Элен, они сдерживались из-за нее.
Элен обреченно передернула плечами.
И что теперь? Но ведь все-таки жизнь продолжается… пусть и такая безрадостная!
Внезапно она с жуткой отчетливостью увидела перед собой лицо своего отца.
«Если это самое страшное, что может с тобой произойти, – услышала негромкий, знакомый голос, по которому она так тосковала, – то ты очень счастливая девочка».
– Бедный папа! – прошептала вслух Элен. – Бедные мы все…
И вдруг ей словно удалось покинуть свою телесную оболочку, и образ Оливера, за секунда до этого заслонявший собой весь мир, уменьшился и исчез. Она посмотрела на него другими глазами и увидела незнакомого светловолосого юношу с лицом средневекового рыцаря и беспечной улыбкой избалованного ребенка.
Элен смогла отстраниться от него всего на миг, а потом боль утраты вновь захлестнула ее, но даже такая малость ей помогла. Глаза ее высохли, а взгляд, устремленный в темноту, посуровел. Она знала, что ей нужно сделать. Элен мрачно представила себе, чем ей предстоит заняться в ближайшем будущем. Во-первых, она должна вернуться к работе, которую совсем было забросила. Нужно переписать несколько лекций, наверстать упущенное. Работа подействует на нее успокаивающе, это будет болеутоляющее средство.
Может быть, ей удастся подыскать другое жилье, и тогда она больше не будет сталкиваться с Оливером и Пэнси. До лета не так уж и далеко. А там она получит диплом, найдет работу и сможет достойно позаботится о своей матери и брате.
Через несколько недель, решительно сказала себе Элен, сцена объяснения Пэнси и Оливера, терзавшая сейчас ее взор, позабудется.
И все будет так, словно Оливер Мортимор никогда не врывался в ее жизнь.
Важно только продержаться некоторое время, пока все не встанет на место.
«Я больше не буду себя жалеть, – пообещала Элен. – У меня на самом деле нет для этого оснований».
Приняв такое решение, она испытала чувство усталого облегчения.
До Элен донеслись тихие звонки телефона, стоявшего в коридоре, который вел в кухню. Наконец звонки прекратились, и после длительной паузы она услышала чьи-то шаги: в дверь Элен легонько постучались.
– Элен? – это был хрипловатый голос Хлои. – Элен, ты дома?
Элен замерла, лежа на кровати. Она не могла сейчас никого видеть, даже Хлою. Завтра – другое дело, но сейчас – нет! Хлоя немного постояла у двери и ушла.
Элен облегченно вздохнула, но буквально через мгновение вновь услышала шаги. На этот раз ей под дверь просунули записку.
«Оставьте меня в покое!» – пронеслось в голове у Элен. Наконец Хлоя ушла, и теперь Элен действительно осталась одна.
По мере приближения вечера дом начал постепенно оживать, двери открывались и закрывались, откуда-то издалека доносились музыка и смех. Мало-помалу Элен перестала обращать внимание на время, которое отбивали башенные оксфордские часы, и забылась тяжелым сном. Она понятия не имела, сколько проспала и что разбудило ее, но вдруг сна вмиг как не бывало. Элен услышала в полной тишине сперва один звук, потом другой. Она мгновенно поняла, что это такое. Вначале раздался тихий стон Оливера, который вырывался из потаенных глубин его существа в минуты наслаждения и память о котором Элен хранила, словно сокровище, и ответный крик Пэнси, отчетливый, словно звоночек в ночи. В ее комнате на первом этаже они занимались любовью!
Элен уткнулась лицом в подушку и так крепко стиснула зубы, что челюсть едва не хрустнула. Она вцепилась руками в простыню и подогнула колени, мучаясь от резкой боли. А затем еще долго лежала, подслушивая и ненавидя себя за это. Она ждала, повторятся ли крики. Но все было тихо. Она не знала, действительно ли она слышала эти звуки или они ей померещились. Во всяком случае больше никаких звуков не раздавалось.
Элен провела остаток ночи без сна. Когда совсем рассвело, она встала, морщась от резкой головной боли. Глаза ее болели, словно под веки попал песок, и так распухли, что с трудом открывались. Потянувшись за платьем, Элен заметила на ковре сложенный листочек белой бумаги и вспомнила про записку Хлои. Она раскрыла листок отекшими, непослушными пальцами.
«Звонила твоя мать, – говорилось в записке. – Позвони ей, как только сможешь. Она явно была встревожена. X.»
Элен кинулась вниз по лестнице, на ходу застегивая платье. К головной боли присоединилось еще и беспокойство.
Хотя было еще рано, мама сразу же взяла трубку.
– Элен, это ты? Почему ты не позвонила вчера вечером?
– Я… я не могла. Мама, что случилось?
– О, дорогая! Я не знаю даже, как тебе и сказать… Вчера администрация школы прислала мне уведомление. Они увольняют почасовиков. Их часы перейдут к тем, кто в штате. Элен, через неделю я останусь без работы! Вообще! Я не знаю, что делать! В этом месяце я заплатила по закладной, но…
– Подожди, мама! Дай мне подумать.
Элен откинулась назад и прислонилась головой к лакированным дощатым стенам. Пахло лаком, серый телефон-автомат казался единственным знакомым предметом в мире, который вот-вот грозил перевернуться вверх дном.
– Я приеду домой, – наконец произнесла Элен и сама удивилась тому, как твердо звучит ее голос. – Мне вообще не нужно было сюда возвращаться. Не волнуйся. Я найду работу.
– Нет, Элен! Твой отец…
Элен постаралась как можно ласковей остановить запротестовавшую мать. Она уловила в ее голосе нотку облегчения, и ей захотелось плакать…
– Я хочу домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Белое лицо Розы бесстрастно маячило перед ней, словно луна, вылепленная из теста.
– О, у Оливера, конечно, есть деньги. Не так уж и много, но вполне достаточно даже для такого мота, как он. У Джерри этого никогда не было. Ну, и потом есть Монткалм, герцогский титул и вся прочая аристократическая дребедень. Но отними у него все это, и ты увидишь в них обоих одно и то же – страсть к саморазрушению.
Элен вспомнила про другого, скрытого от посторонних глаз Оливера, в которого ей отчаянно хотелось верить. Может быть, его надменная холодность маскировала это? Тогда это не тенденция к саморазрушению, а способ самозащиты.
– Я уверена, что вы ошибаетесь, – сказала она Розе, стараясь говорить как можно смиренней.
На губах Розы промелькнула улыбка.
– Может быть. Скажи мне, солнышко, ты к нему очень серьезно относишься?
– Д-да… Нет… А это что, важно?
– Только для тебя, моя милая, – Роза разгладила вязанье, давая понять, что разговор окончен. – Ты пришла сюда, надеясь его увидеть, да?
– Нет, – уныло пробормотала Элен.
– Как ты видишь, его здесь нет. Он приходит сюда только, когда ему что-нибудь нужно. Он сейчас на репетиции. Если тебе хочется его увидеть, пойди и повидайся с ним. Как он поступает по отношению к тебе.
«Да, – подумала Элен. – Она права».
Роза сидела не шевелясь и молча смотрела, как Элен поворачивается и выходит из кухни. Затем медленно покачала головой и снова принялась за вязанье.
На улице оказалось еще холоднее, чем думала Элен, глядя в окно. Она задрожала от холода и поскорее пошла вперед. В голове у нее была пустота, Элен даже не представляла, что ее ждет там, куда направила ее Роза; ей было лишь понятно, что там она застанет Оливера.
Она совсем запыхалась, дойдя до склада, который давно не использовался по прямому назначению, а служил комнатой для репетиций. На стене рядом с серой дверью виднелась размытая надпись «Театр». Ни звонка, ни дверного молотка не было, но когда она толкнула дверь, та поддалась. Внутри оказался маленький холл без окон, Элен заметила тяжелую стальную дверь. Перед ней оказались каменные ступеньки, и, взбегая по ним, она по-прежнему не могла ни о чем и ни о ком думать, кроме Оливера. Поднявшись по ступенькам, Элен попала в какое-то душное, темное помещение, но затем почувствовала приток свежего воздуха. Следуя за ним, она попала на галерею, с которой видно было основное помещение бывшего склада.
В центре, на голом цементном полу, стоял ветхий стол, на котором лежало очень много бумаг. В помещении горела только настольная лампа. На стульях с деревянными сиденьями сидели лицом друг к другу Пэнси и Оливер.
Сперва Элен услышала голос Пэнси. Он был тихим, но очень звучным и проникал в самый дальний уголок склада. Пэнси читала свою реплику, а Оливер следил по тексту, ожидая своей очереди.
Элен хотела окликнуть их, но передумала. Не надо их прерывать. Пусть закончат репетировать сцену. Она прислонилась к стене и скрестила руки на груди, терпеливо наблюдая за происходящим.
Оливер и Пэнси не подозревали, что за ними следят. Пэнси снова начала монолог и остановилась, пытаясь найти новые интонации. Оливер внимательно вглядывался в ее лицо, и когда Пэнси встретилась с ним глазами, они расхохотались.
– Надо же, как ты стремишься к совершенству! – пробормотал Оливер.
– Это будет верх совершенства, – прошептала в ответ Пэнси. – Обязательно! Когда мы стоим там…
– Если ты так хочешь, то обязательно будет. Пэнси серьезно посмотрела на Оливера.
– А чего ты хочешь, Оливер?
В помещении воцарилась тишина. По спине Элен пробежали мурашки, она вдруг похолодела от ужаса.
Элен стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как Оливер протягивает руку к Пэнси. Рука Пэнси лежала на столе, Оливер взял ее и перебрал по очереди каждый пальчик. Затем нарисовал на ее ладони кружок.
– Тебя, – просто ответил он.
Раздался резкий стук опрокидываемого стула, и Оливер вскочил со своего места. Схватив Пэнси обеими руками, он приподнял ее и поставил на пол лицом к себе. Медленно-медленно, словно рука у нее закоченела и не двигалась, Элен поднесла ко рту сомкнутый кулак. Впившись зубами в костяшки пальцев, она пыталась заставить себя закрыть глаза, но страшная сцена никак не желала исчезать. Теперь они стояли совсем рядом, золотистая голова склонилась над серебристо-пепельной… Оливер и Пэнси по-прежнему держались за руки. Никто из них не произносил ни слова, но они напряженно смотрели друг на друга и ждали…
Затем Пэнси улыбнулась. Ошибиться тут было невозможно: в ее улыбке читался призыв и вызов. Оливер сразу отпустил ее руки. Потянувшись к лицу девушки, он отвел ее волосы назад, и в нем появилась какая-то беззащитность. Затем взял это ослепительно-прекрасное лицо в свои ладони и потянулся губами к ее губам… Секунду они застыли в неподвижности, а затем Пэнси притянула его к себе. Поцелуй был откровенным, жадным, в нем сквозила всепожирающая страсть. Тела Оливера и Пэнси слились воедино, разъединить их теперь было невозможно.
Элен захлестнула такая волна ревности, что она едва не задохнулась. Вместе с ревностью пришло еще и отвращение к самой себе.
«Я хочу, чтобы он так обнимал меня»! – властно требовало ее тело.
И в то же время она думала: «Ну, почему я скрываюсь и шпионю за ними. Я должна уйти отсюда. Хватит унижаться»!
Подумав об этом, она вдруг почувствовала, что ее онемевшие руки и ноги снова начала ей повиноваться. Отвернувшись, чтобы не видеть, как Пэнси поднимается на цыпочки, пытаясь дотянуться до лица Оливера, Элен попятилась в поисках выхода. Но в этот момент наступила на какую-то железку, и та, грохоча, откатилась в сторону.
Стоявшие на островке света Пэнси и Оливер вскинули головы.
– Кто здесь? – голос Оливера звучал сердито и резко. Хотя на галерее было темно, он почти сразу увидел ее. – Элен? О господи! Что ты там, черт побери, делаешь?
– Прости меня… прости… – неестественно-высокий голосок Элен прерывался. – Я не хотела… Я просто пришла, чтобы увидеть тебя.
Дрожа от потрясения и чувствуя, как панический ужас тисками сжимает ее грудь, Элен нащупала дверь, открыла ее и выскочила вон. Она успела увидеть лицо Пэнси, ее округлившиеся глаза и рот, выражавшие удивление и тревогу.
Выбежав на улицу, где рано стемнело и теперь стояли унылые сумерки, Элен почувствовала, что за ней кто-то бежит. У нее мелькнула дикая надежда, что это Оливер, что он сейчас ей все объяснит и все будет по-старому, но тут же чья-то другая рука схватила ее за плечо и повернула к себе. Это оказался Том.
– Подождите, – сказал он.
Его лицо еще больше потемнело, в нем читалась злоба, губы сжались в тонкую ниточку. Он быстро поглядел по сторонам и завел ее за угол здания, где они были скрыты от посторонних глаз. Прислонившись к стене, Элен почувствовала под руками известку и мелкий мох, кое-где покрывавший здание.
– У вас ужасный вид, – сказал ей Том. – Не уходите и… не делайте глупостей, о'кей? Я тоже это видел. Мы оба шпионили и получили по заслугам. Ладно… Забудьте об этом.
Элен пыталась сосредоточиться на том, что он говорит. Что он делает, зачем вмешивается в это?
– Я не глупая, – машинально ответила она.
Затем ее вдруг пронзила мысль, что Том, вероятно, испытывает по отношению к Пэнси те же самые чувства, что она по отношению к Оливеру. Ну конечно же, Том любит ее! Даже этот умный, независимый человек не устоял перед ней. Должно быть, увиденное причинило ему такую же боль, как и ей.
На мгновение в душе Элен пробудилась симпатия, она невольно потянулась к Тому. Он уже не был сердитым. Глаза его смотрели непроницаемо в вечернем полумраке, но лицо расслабилось, и у губ залегли ироничные складки. Элен подумала:
«Наверное, он находит забавным, что мы оба оказались тут лишними… Какой же он хладнокровный! И при этом великодушный, ему небезразлично, что с ней станется… Том Харт может стать очень надежным другом», – вспомнила Элен.
И почувствовала, что ей никогда в жизни не нужен был друг так, как теперь. Том стоял между ней и унылой улицей, и его грудь казалась надежным прибежищем…
Но потом Элен съежилась. Никакое это не прибежище. От его сочувствия и понимания ей все равно нет никакого проку, ведь он влюблен в Пэнси. А значит, как и Оливер, принадлежит ей. И это отгородило Тома от Элен, словно стальной стеной.
Перед глазами снова всплывала сцена, увиденная в репетиционном зале: податливое тело Пэнси изогнуто дугой, а Оливер прижимает его к себе.
Никто не сможет прогнать это видение! Ей хотелось только остаться одной и оказаться далеко, как можно дальше отсюда…
– Пойдемте ко мне домой, – ласково предложил Том. – Сделаем что-нибудь типично английское… например, выпьем чаю. А затем, может быть, и по рюмке бурбона. Если разобраться, все это очень даже смешно.
Элен покачала головой. Его насмешливость и даже доброта неожиданно начали ее раздражать. Она собрала все свои силы и шагнула мимо Тома, решительно глядя поверх его плеча.
– Нет, лучше я буду одна. Я не хочу чаю, не хочу бурбона.
Подступившие к горлу рыдания мешали ей говорить, и ее голос прозвучал резче, чем она хотела. Том немедленно уступил ей дорогу, и она побрела прочь.
Полуулыбка, с которой Том глядел на Элен, исчезла. Когда она ушла, он поднял с земли камешек и с силой бросил его, угодив в угол стены. Камешек уныло звякнул и укатился в кучу опавших листьев.
По дороге домой она старалась совершать как можно меньше движений, словно боялась расплескать свое горе на виду у прохожих.
Наконец Элен добралась до дому. Там никого не было, и стояла мертвая тишина. Поднимаясь по лестнице, она принялась считать ступеньки, пытаясь вытеснить все остальные мысли. И только открыв дверь в свою комнату, а потом заперев ее за собой, Элен почувствовала себя в безопасности.
Она рухнула на кровать и почти радостно дала волю слезам. Элен редко плакала, но сейчас она не сдерживалась. Она рыдала не только из-за Оливера… Нет, она вообще оплакивала свою жизнь. В ее голове проносились несвязанные между собой образы и обрывки фраз. Внезапно перед ней предстало лицо Оливера, освещенное пламенем камина, горевшего тогда в домике, неподалеку от Монткалмского замка. Он был тогда такой красивый и ласковый! Элен вспомнила, как ее охватил восторг от быстрой езды в его «ягуаре» и ощутила вкус шампанского во рту.
Со мной никогда ничего подобного не случалось. И никогда не случится!
Она до сих пор была взволнована тем, что видела его так близко.
Я же от него ничего не требовала!
Но она была недостаточно шикарной, чтобы надолго удержать его возле себя.
Разве это было возможно после того, как он увидел Пэнси?
И опять…
Это несправедливо!
Лежа одна в темноте, Элен плакала так, словно она больше никогда не утешится. Но потом слезы иссякли. Все так же лежа на кровати, съежившись и окоченев, Элен невидящим взором уставилась в потолок и заставила себя задуматься.
Она знала, что сама, добровольно пошла на эти муки. Ей вспомнилось, как она говорила себе: «Мне все равно, что случится. Я хочу его – все! Сейчас!» И как она замирала от восторга при этих мыслях.
Что ж, вот и случилось, вот и случилось…
Теперь Элен было понятно, что с самого начала, едва лишь Пэнси явилась на просмотр, ничего уже нельзя было избежать. Тут можно было удивляться только тому, что сцена, которую наблюдала Элен, не разыгралась гораздо раньше.
Хотя вряд ли, с горечью подумала Элен, они сдерживались из-за нее.
Элен обреченно передернула плечами.
И что теперь? Но ведь все-таки жизнь продолжается… пусть и такая безрадостная!
Внезапно она с жуткой отчетливостью увидела перед собой лицо своего отца.
«Если это самое страшное, что может с тобой произойти, – услышала негромкий, знакомый голос, по которому она так тосковала, – то ты очень счастливая девочка».
– Бедный папа! – прошептала вслух Элен. – Бедные мы все…
И вдруг ей словно удалось покинуть свою телесную оболочку, и образ Оливера, за секунда до этого заслонявший собой весь мир, уменьшился и исчез. Она посмотрела на него другими глазами и увидела незнакомого светловолосого юношу с лицом средневекового рыцаря и беспечной улыбкой избалованного ребенка.
Элен смогла отстраниться от него всего на миг, а потом боль утраты вновь захлестнула ее, но даже такая малость ей помогла. Глаза ее высохли, а взгляд, устремленный в темноту, посуровел. Она знала, что ей нужно сделать. Элен мрачно представила себе, чем ей предстоит заняться в ближайшем будущем. Во-первых, она должна вернуться к работе, которую совсем было забросила. Нужно переписать несколько лекций, наверстать упущенное. Работа подействует на нее успокаивающе, это будет болеутоляющее средство.
Может быть, ей удастся подыскать другое жилье, и тогда она больше не будет сталкиваться с Оливером и Пэнси. До лета не так уж и далеко. А там она получит диплом, найдет работу и сможет достойно позаботится о своей матери и брате.
Через несколько недель, решительно сказала себе Элен, сцена объяснения Пэнси и Оливера, терзавшая сейчас ее взор, позабудется.
И все будет так, словно Оливер Мортимор никогда не врывался в ее жизнь.
Важно только продержаться некоторое время, пока все не встанет на место.
«Я больше не буду себя жалеть, – пообещала Элен. – У меня на самом деле нет для этого оснований».
Приняв такое решение, она испытала чувство усталого облегчения.
До Элен донеслись тихие звонки телефона, стоявшего в коридоре, который вел в кухню. Наконец звонки прекратились, и после длительной паузы она услышала чьи-то шаги: в дверь Элен легонько постучались.
– Элен? – это был хрипловатый голос Хлои. – Элен, ты дома?
Элен замерла, лежа на кровати. Она не могла сейчас никого видеть, даже Хлою. Завтра – другое дело, но сейчас – нет! Хлоя немного постояла у двери и ушла.
Элен облегченно вздохнула, но буквально через мгновение вновь услышала шаги. На этот раз ей под дверь просунули записку.
«Оставьте меня в покое!» – пронеслось в голове у Элен. Наконец Хлоя ушла, и теперь Элен действительно осталась одна.
По мере приближения вечера дом начал постепенно оживать, двери открывались и закрывались, откуда-то издалека доносились музыка и смех. Мало-помалу Элен перестала обращать внимание на время, которое отбивали башенные оксфордские часы, и забылась тяжелым сном. Она понятия не имела, сколько проспала и что разбудило ее, но вдруг сна вмиг как не бывало. Элен услышала в полной тишине сперва один звук, потом другой. Она мгновенно поняла, что это такое. Вначале раздался тихий стон Оливера, который вырывался из потаенных глубин его существа в минуты наслаждения и память о котором Элен хранила, словно сокровище, и ответный крик Пэнси, отчетливый, словно звоночек в ночи. В ее комнате на первом этаже они занимались любовью!
Элен уткнулась лицом в подушку и так крепко стиснула зубы, что челюсть едва не хрустнула. Она вцепилась руками в простыню и подогнула колени, мучаясь от резкой боли. А затем еще долго лежала, подслушивая и ненавидя себя за это. Она ждала, повторятся ли крики. Но все было тихо. Она не знала, действительно ли она слышала эти звуки или они ей померещились. Во всяком случае больше никаких звуков не раздавалось.
Элен провела остаток ночи без сна. Когда совсем рассвело, она встала, морщась от резкой головной боли. Глаза ее болели, словно под веки попал песок, и так распухли, что с трудом открывались. Потянувшись за платьем, Элен заметила на ковре сложенный листочек белой бумаги и вспомнила про записку Хлои. Она раскрыла листок отекшими, непослушными пальцами.
«Звонила твоя мать, – говорилось в записке. – Позвони ей, как только сможешь. Она явно была встревожена. X.»
Элен кинулась вниз по лестнице, на ходу застегивая платье. К головной боли присоединилось еще и беспокойство.
Хотя было еще рано, мама сразу же взяла трубку.
– Элен, это ты? Почему ты не позвонила вчера вечером?
– Я… я не могла. Мама, что случилось?
– О, дорогая! Я не знаю даже, как тебе и сказать… Вчера администрация школы прислала мне уведомление. Они увольняют почасовиков. Их часы перейдут к тем, кто в штате. Элен, через неделю я останусь без работы! Вообще! Я не знаю, что делать! В этом месяце я заплатила по закладной, но…
– Подожди, мама! Дай мне подумать.
Элен откинулась назад и прислонилась головой к лакированным дощатым стенам. Пахло лаком, серый телефон-автомат казался единственным знакомым предметом в мире, который вот-вот грозил перевернуться вверх дном.
– Я приеду домой, – наконец произнесла Элен и сама удивилась тому, как твердо звучит ее голос. – Мне вообще не нужно было сюда возвращаться. Не волнуйся. Я найду работу.
– Нет, Элен! Твой отец…
Элен постаралась как можно ласковей остановить запротестовавшую мать. Она уловила в ее голосе нотку облегчения, и ей захотелось плакать…
– Я хочу домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50